Красная Армия

ТРИНАДЦАТЬ

Подполковник Шилко терпеливо ждал уже час, но колонна не трогалась с места. Сейчас с ним были две самоходные батареи, транспортно-заряжающие машины, а также командная машина дивизиона и машины управления артиллерийским огнем. Где была третья батарея, он понятия не имел. Все попытки связать с ней обернулись только хрипами рации и пропавшими без вести курьерами. А еще он получил приказ отправить несколько офицеров, в том числе одного командира батареи, чтобы восполнить потери среди артиллерийских корректировщиков на передовой. Из этого следовало, что потери в офицерском составе были очень велики. Но Шилко смирился. Его устраивало то, что большая часть дивизиона была вместе и под его непосредственным командованием. Он хотел двигаться быстрее, чтобы добраться до следующей позиции, вернуться в бой. Но он не видел смысла во включении в непрекращающиеся перебранки на дорогах. Колонна продолжит движение, когда это будет возможно.

Звуки боя стали настолько привычны, что он почти перестал их слышать. Грохот орудий расшатал его и без того изношенные уши. Он попытался отвлечься, закурив еще одну сигарету. Ночь была удивительно свежей, дождь прекратился и крестьянское чутье подсказывало, что через несколько часов наступит прекрасное утро.

Шилко убедился, что солдаты получили небольшие порции каши из старых полевых кухонь и смогли сделать глоток-два чая перед тем, как они ушли со старых позиций. Шилко никогда не понимал, почему некоторые офицеры стремились сделать жизнь для себя и своих солдат как можно более невыносимой. Превратиться в изможденных типов в сидящей как на чучеле форме. Солдатская жизнь и так была тяжела, подумал Шилко. Но если вам предстояло встретить свою судьбу, вы не хотели бы напоследок поесть? В конце концов, это привело к совсем мизерной задержке движения, которая, на взгляд Шилко не имела никакого значения. Графики и организация движения сейчас вообще были ничем иным, как фантазиями штабных офицеров.

Какой-то офицер побежал к их машинам. Он пробежал мимо командной машины Шилко, и тот почти забыл об этом, как вдруг офицер внезапно появился рядом, стуча по борту, чтобы привлечь внимание Шилко.

Он высунулся из люка. Сигарета в его рту была похожа на пучок соломы.

— Вы командир? — Крикнул офицер. Его лицо, похожее на морду хорька, выражало все волнение, на которое был способен майор комендантской службы.

— Да, это мои ребята, товарищ майор, — как ни в чем небывало ответил Шилко, пытаясь понять, что тому было надо. Он уже решил, что не будет сходить с дороги и терять еще больше времени, если вся эта суета была из-за очередной проблемы с движением.

Но майор обращался совсем по другому делу.

— Товарищ подполковник, — сказал он, почти крича. — Вы должны что-то сделать. Противник впереди. Мотострелки не могут их сдержать.

— Впереди? Где именно? — Спросил Шилко, спешно доставая планшет.

Майор взял карту, и начал рассматривать ее в свете фонарика.

— Вот. Я думаю, это здесь. В этом районе. Вы сможете открыть по ним огонь?

Шилко тщательно осмотрел карту.

— Вы говорите, это здесь?

Майор спешно кивнул. Но Шилко видел, что указанный им район был не впереди, а в нескольких километрах южнее, вдоль дороги, которая пересекалась с той, на которой сейчас стояли они.

— Что вы знаете о силах противника? — Потребовал объяснений Шилко.

— Товарищ подполковник, я видел их своими глазами. Я поехал туда разбираться с очередным затором. Машины мотострелкового полка шли на юг, напрочь заблокировав всю дорогу на запад. А я отвечаю за движение транспорта по этому маршруту. Поэтому я поехал посмотреть, что там твориться. А там бой идет, мотострелки держаться буквально зубами. Похоже, там контратакует целая немецкая дивизия.

Шилко выбросил потухшую сигарету, размышляя над картой. Было понятно, что ландшафт не благоприятствовал наступлению противника. Учитывая природную склонность офицеров комендантской службы к преувеличениям, самое большее, с чем он столкнулись — усиленный батальон, возможно, составляющий передовые силы контратакующей бригады. Если там действительно была дивизия, то она наступала по нескольким дорогам. Но, в любом случае, через лес. Противник должен был захватить контроль над этой дорогой. Местность была чрезвычайно тяжелой для ведения боевых действий. Дальше было несколько небольших городков, которые также затрудняли маневр.

Шилко не верил, что майор дал ему точную оценку численности противника. Но было ясно, что какие-то силы врага, где-то там определенно были. И он принял решение.

Шилко степенно вылез из машины и направился на поиски Ромилинского. Приказал приготовиться открыть огонь. Батареи пришли в готовность и ждали конкретных указаний. Ромилинский взялся за решение задачи. Тем временем, Шилко рассматривал разложенную на капоте машины карту, подсвечивая ее фонариком. Он полагал, что если дивизион обстреляет длинный прямой участок идущей через лес дороги, по которой, согласно сведениям майора, наступал противник, они смогут сравнительно легко отсечь его силы от тех, что уже вошли в столкновение с советскими войсками. Те оказались бы отрезаны и не смогли бы получать подкрепления. Дорога означала плотное скопление вражеских целей, и, если его орудия сейчас откроют огонь, противник окажется в ловушке. По крайней мере, если они накроют дорогу, то замедлят продвижение противника. Шилко быстро выучил важность дорог в современной войне, особенно здесь, на болотистом севере Германии. Инстинкты подсказывали, что дорога была оптимальной целью.

Офицеры дивизиона собрались вокруг него большой крестьянской семьей, привыкшей сообща решать все проблемы, и все делать правильно. Шилко приказал занять огневые позиции, подняв длинные стволы орудий до упора вверх, чтобы не врезаться ими в обрамлявшие дорогу деревья. Тяжелые стволы поднялись, как слоновьи хоботы, готовые по команде фыркнуть снопами огня. Заспанные офицеры терли глаза и колдовали над оборудованием, пытаясь что-то сделать в темноте. Шилко сомневался, что его подчиненные во время марша сверялись с картами, так как все устали и просто следовали за идущей впереди машиной. Он по-отечески напоминал им, где они находятся.

Лейтенанты и сержанты с криками размахивали маленькими фонариками, направляя огромные орудия на позиции в узком пространстве. Гусеницы грохотали по дорожному покрытию, двигатели рычали, будто злясь оттого, что их разбудили посреди ночи. Орудия напоминали Шилко больших, едва управляемых зверей.

К нему подошел Ромилинский.

— Товарищ подполковник, первая батарея готова и ждет огневой задачи.

Шилко кивнул. Он взял Ромилинского за руку, указывая ему направление стрельбы.

— Товарищ командир, разве мы не должны вызвать штаб дивизии и запросить разрешение на внеплановое открытие огня?

Шилко усмехнулся. При всех своих замечательных талантах штабного офицера, Ромилинский явно плохо представлял себе, как действовать в критической ситуации.

— Вы размышляете, как прусак, — сказал Шилко, с улыбкой глядя на молодого офицера. — Посмотрите вокруг. Я не смог понять, что за подразделение проходило здесь последний час. Я не знаю, где находится штаб дивизии, и не собираюсь тратить на это время, вместо того, чтобы решать стоящую перед нами задачу. Это все равно, что пытаться получить квартиру в Москве за час хождения по инстанциям.

— Но могут быть непредвиденные осложнения…

Шилко нравился Ромилинский. Капитан был жутко серьезным молодым человеком, всегда до болезненности искренним и ответственным. Шилко считал, что когда-нибудь он станет отличным командиром дивизиона, если не исчезнет в водовороте офицерской программы генерального штаба.

— Колебания… нежелание брать на себя ответственность… это, до некоторой степени наша русская болезнь, — сказал Шилко. — Сам я никогда от нее не страдал. Возможно, поэтому я до сих пор подполковник. Но я всегда был убежден, что если дела идут плохо, всегда должны найтись те, кто скажет: «черт с ними, с правилами, сделаем то, что нужно». И сейчас я собираюсь извлечь максимальную пользу из тех лет прекрасных уроков, которые мне преподала Советская Армия. В конце концов, что нужно хорошему артиллеристу? Цель и правильная позиция. — Шилко отпустил руку Ромилинского. — Разве Ленин спрашивал у кого-то разрешения на Революцию? В любом случае, вы останетесь здесь и будете вести огонь, а я собираюсь двинуться вперед и выручить тех ребят из мотострелковых войск. Поддерживайте связь по рации. И покажите им, где раки зимуют!

Майор Коловец не был уверен в правильности принятого решения. Его усиленный танковый батальон, выступавший в роли передового отряда, просто катился через тыл противника после небольшой стычки. Звуки боя остались в десятках километров позади. Ситуация казалась Коловцу настолько нелепой, что он размышлял, не ловушка ли это. Он вел свои танки по хорошим второстепенным дорогам, не встречая сопротивления. Время от времени за деревьями в полях просматривались какие-то огни, но по ним никто не стрелял. Он приказал своим подчиненным не стрелять, если он не будут атакованы первыми. Коловец обратил внимание на то, что окружающие дорогу сельские пейзажи менялись очень мало, и его это волновало. Он опасался, что колонна потеряется в темноте, и это может отразиться на его послужном списке. Но батальон двигался по шоссе с севера на юг, и казалось, что все шло весьма неплохо.

Коловец попытался связаться со штабом и доложить о своем местоположении. Но эфир был переполнен статическими помехами и треском. Он не знал, стали ли они жертвой направленного радиоэлектронного противодействия, или помехи были случайными. Он только знал, что не может связаться ни с кем из вышестоящего начальства, и ощущал неуверенность в соответствии своих приказов реальному положению дел.

Они двигались по узкой, незащищенной полосе автобана, обвитого цепью проселочных дорог. Этот путь наименьшего сопротивления вел колонну на юго-запад. Несколько раз фланговое охранение сообщало о технике противника, двигавшейся по параллельным проселкам. Коловец боялся потери связи с собственным охранением, как и со штабом. Но связь более-менее пробивалась сквозь заполнявший эфир белый шум. Он был в ужасе от мысли, что его могут обнаружить, а уж тем более поймать в засаду в лесу. Картина напоминала ему сказки, которые мама рассказывала в детстве, когда все плохое случалось в ночном лесу.

Коловец повторил всем подчиненным указание не стрелять, если они не будут атакованы. Когда его попытки выйти на связь со штабом не дали никакого результата, он скомандовал колонне оставить шоссе и перейти на вспомогательные дороги в лесу. Он приказал танковым ротам двигаться широким фронтом, за исключением арьергарда, который должен был оставаться на шоссе и, в случае чего, двигаться к цели по назначенному маршруту. Затем он положил микрофон, и подумал, что рация была полным барахлом. Почему бы Советскому Союзу не научиться производить нормальные рации, которыми хотя бы иногда можно было бы пользоваться? Коловец был уверен, что противник не испытывал подобных проблем. Нет, у них была самая новая, чудесная техника. Он решил, что должен при случае высказать все, что думал начальнику связи батальона.

Коловец высунулся из башни, глядя в темноту, как будто пытаясь найти ответы. К его изумлению, прямо к колонне ехал автомобиль с горящими фарами.

Это была гражданская машина, ехавшая, как на прогулку. Внезапно, водитель нажал на тормоза. Автомобиль ехал довольно быстро, и было забавно наблюдать, как он пытается затормозить и не врезаться ни в танки, ни в обрамляющие дорогу деревья. Водитель, наконец, справился с управлением и, развернувшись, помчался обратно. Когда он уже почти скрылся, судорожно переключая передачи в попытке поскорее набрать скорость, его настигла пулеметная очередь. Автомобиль врезался в деревья на обочине.

Коловец потянулся к микрофону, собираясь отчитать того, кто, не подчинившись его приказу, открыл огонь. Но вовремя остановился. В самом деле, выбора не было. Водитель мог сообщить о них. Возможно, он даже был шпионом.

Его вызвал лейтенант, командующий группой охранения на левом фланге. Коловец помедлил с ответом, думая больше о том, что стрельбу мог услышать противник. Маленький автомобиль запоздало загорелся.

Коловец откинулся на крышку люка. Нужно было двигаться. Он ответил на вызов лейтенанта, надеясь, что тот не столкнулся с серьезными проблемами. Он просто хотел, чтобы все прошло гладко.

Но не судьба. Командир танковой роты на левом фланге обнаружил вспомогательную колонну противника к югу от них. Там были артиллерийские установки, саперная техника и километровая колонна грузовиков. Но никто из них не подавал никакого беспокойства, свидетельствовавшего о том, что они рассчитывали столкнуться с врагом. Они просто стояли между перекрестком двух автобанов и небольшим городом. Некоторые водители даже вышли из машин без оружия. Лейтенант утверждал, что колонна была беззащитна.

Коловец не был в этом уверен. Он никогда не был в бою. Как офицер танковых войск он всегда мог держаться подальше от Афганистана, так как в советском контингенте было не слишком много танковых подразделений и всегда находилось достаточно восторженных добровольцев. Кроме того, Коловец никогда не командовал передовым отрядом, даже на учениях. Он получил это задание только из-за неразберихи на марше, потому, что его батальон можно было быстрее всего отправить вперед.

Коловец взвесил альтернативы. Ему хотелось, чтобы у него был один их тех удивительных компьютеров, которыми пользовались для принятия решений верхние эшелоны командования. Тогда, если бы что-то пошло не так, виновата была бы машина. Сейчас же он ощущал себя попавшим в ловушку. Он мог атаковать колонну. Конечно, это может плохо кончиться. Что, если где-то там были танки? С другой стороны, если бы он не атаковал, лейтенант мог бы доложить об этом. Безынициативность могла выйти ему боком. Можно было бы даже представить дело как трусость или неисполнение поставленной задачи. Конечно, думал Коловец, он мог сказать, что просто двигался на полной скорости к Везеру. Что не хотел терять времени и отвлекаться от основной задачи. Однако, если бы он столкнулся с противником у Везера, он был бы еще дальше от своих.

Коловцу казалось, что происходящее было к нему очень несправедливо. Он считал себя весьма неплохим офицером, конечно, он не был фанатиком, над которыми пускали нюни газеты или дико скучная литература, выпускаемая военными издательствами. Он был очень добросовестным и осторожным в плане расхищения военного имущества. Он никогда не был слишком жадным и не стремился взять то, что разумнее было не трогать. Немного бензина для личного автомобиля было не в счет, иначе ему было трудно свести концы с концами. Коловец не противился всей ерунде, которую обрушивала на человека система. Но он не думал, что она могла взвалить на него принятие ответственных решений. Он был просто хорошим офицером, который всегда следовал приказам.

Лейтенант снова вызвал его, практически упрашивая его атаковать остановившуюся колонну противника.

В ответ Коловец попытался еще раз связаться с вышестоящим командованием. Попытка не удалась, как и все предыдущие.

Коловец проклинал лейтенанта за то, что он поставил его в такое неловкое положение. Наверное, это был очередной малоприятный привет от комсомола. Этот лейтенантик был из таких, которые обязательно доложат о малейшей ошибке своего командира. Армия сейчас была не та, что раньше. Глупые реформы сгубили ее. Сейчас правило бал доносительство, и карьера могла в любой момент оборваться по совершенно тривиальной причине. Дело дошло до того, что лейтенанты могли критиковать старших офицеров на страницах «Красной звезды», главной военной газеты. Никто, казалось, не сохранял уважение к проверенным, проверенными годами способам продвижения по служебной лестнице.

Коловец ощущал себя проклятым. Насколько он мог понимать, выбора у него не было.

Возможно, рядом с остановившейся колонной действительно не было вражеских танков. Ведь у противника не могли быть танки повсюду, не правда ли? И даже если бы все плохо кончилось, никто не накажет его за вступление в бой.

Неохотно, ощущая, как судьба выбивается из-под контроля, Коловец приказал колоннам выйти из леса и сформировать боевое построение на большом поле на юге. У него был лучший командир роты на левом фланге. Парень был мастером ориентирования по карте, а вот Коловец не хотел доверять своим навыкам в такой момент. Он передал ротному очень простой приказ: никакой самодеятельности, просто обрушиться на врага под косым углом. Коловец очень тщательно произносил приказ, чтобы все слышали и поняли, что если атака не удастся, то вина падет на командира роты.

Когда стрельба частично успокоилась и переместилась дальше, Серега предложил Леониду спрятаться в подвале. Отдельные выстрелы, напоминавшие разрывы петард, подчеркивали необходимость двигаться. Леонид чувствовал себя несчастным, лежа в мокрой гимнастерке и ощущая, как осколки кассет в карманах штанов впиваются ему в бедра и пах.

— А если они еще там, внизу? — Сказал он. — Может, просто посидим здесь тихо и подождем?

Серега подумал об этом.

— Я ничего не слышу, — нервно ответил он. — А ты?

— Я тоже.

— Если они вернутся, они точно найдут нас здесь. Да и от артиллерии там лучшее укрытие.

— Думаешь, мы туда доберемся?

— Думаю, да.

Леониду не очень нравилась идея оказаться запертым в темном подвале в чужой стране. Но он понимал, что Серега был прав. В ходе боя пол под ними так трясся, что казалось, дом может обрушиться в любой момент.

Ребята одновременно поднялись.

— Не шуми, — сказал ему Серега. — Что там у тебя в карманах?

Леонид подтолкнул товарища.

— Давай иди.

Серега двинулся вперед, осторожно ступая по захламленной лестнице. На ней было навалено столько стекла и штукатурки, что было невозможно двигаться тихо. Серега останавливался после каждого шага, а Леонид повторял все за ним, останавливаясь на каждой ступеньке, каждый раз ожидая выстрела в ответ.

Осколки штукатурки хрустели под сапогами Леонида. Но в целом, дом казался невредимым. Он явно ощущал пустоту. Спустились, наконец, по лестнице, они смогли ясно видеть друг друга в розово-оранжевом отсвете пожаров за разбитым окном.

— На кухне была дверь, — сказал Серега. — Наверное, это там.

Но когда они двинулись по коридору, путь им преградило тело убитого. Судя по темному контуру шлема, убитый был советским солдатом.

Леонид и Серега обошли тело, осторожно избегая любого прикосновения, как будто убитый мог передать им какую-нибудь заразу.

Наконец, они нашли кухню. Зарево освещало комнату, где они всего несколько часов назад счастливо набивали животы. Теперь комната была разгромлена.

— Дверь была там, — сказал Серега, указывая направление длинным стволом пулемета. Он остановился, и Леонид понял, что настала его очередь идти первым.

Ну ладно, подумал Леонид, пытаясь взять себя в руки. Теперь он знал, что не был храбрым человеком. Он чувствовал себя ужасно и явно боялся. Он заставил ноги перенести его в угол комнаты. Дверь в подвал заскрипела, когда он открыл ее, и звук показался таким громким, что он подумал, что каждый вражеский солдат в округе слышал его. Он застыл в нерешительности на краю черного обрыва.

— Ничего не вижу. Черно, как в кочегарке.

— Вот, возьми, — Серега сунул ему в руку небольшой цилиндр. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это присвоенная где-то зажигалка.

— Нормально, — подался вперед Серега. — У меня есть еще одна.

Леонид взял зажженную зажигалку левой рукой, держа автомат наизготовку правой.

— Опусти ниже, чтоб не слепила, — напомнил ему Серега.

Леонид осторожно двинулся в темноту. Он услышал обнадеживающие шаги Сереги следом. Лестница была очень узкой, и у нее не было перил. Он осторожно ступал на очередную ступеньку, только потом перенося на нее весь вес. Слабый свет зажигалки был не в состоянии осветить глубину подвала.

Леониду показалось, что его пальцы горят. Он погасил зажигалку и резко остановился.

— Что такое?

— Просто перегрелась, — шепотом ответил Леонид. — Подождем минуту.

Ребята стояли посреди лестницы, балансируя в темноте. Звук собственного дыхания показался Леониду завыванием вьюги. Как только он счел возможным, он вновь зажег огонь.

Какое-то движение.

Леонид выстрелил из автомата туда и, спотыкаясь, скатился по последним ступенькам, упав лицом вниз. Он откатился в сторону, стреляя наугад, пока не достиг стены, у которой мог укрыться. Шум выстрелов в замкнутом пространстве отражался от стен и вызывал звон в ушах. Ему показалось, что кто-то сильно ударил ему по ушам ладонями.

Серега вскинул пулемет. Его выстрелы загрохотали, как пушечные. Леонид снова выстрелил, опустошая магазин в правильном, как ему казалось, направлении.

Кто-то закричал. Другой голос выкрикнул несколько слов на чужом языке. Серега молотил из пулемета в темноту. Но никто не стрелял в ответ. Трассеры безумно плясали в темноте, рикошетя от стен.

— Стой, — закричал Леонид. — Прекрати огонь! — Он вдруг понял, что рикошеты могли убить их так же быстро, как огонь противника.

Серега прекратил стрельбу.

— Сдавайся! — Крикнул Леонид призрачному противнику.

Женский голос закричал в ответ, заглушая стоны, издаваемые мужским.

— Сдавайся! — Снова крикнул Леонид, ощущая, как его голос дрожит. — Сдавайся!

Женщина что-то заголосила на чужом языке.

— Что за хрень там происходит? — спросил Серега. Его голос свидетельствовал о том, что он был близок к панике.

Леонид поднялся с пола, ощущая, что локти и колени были в синяках и жгущих царапинах. Он бросился в сторону, откуда кричали.

— Сдавайся! — Приказал он, путаясь с мыслями, упорно пытаясь не сложить их в пугающий ответ. Он щелкнул зажигалкой.

Полная девушка стояла, прижавшись спиной к стене и закрыв руками лицо. Она закричала в панике, Леонид не мог понять, почему. Ему никогда не приходило в голову, что его кто-то может бояться.

В нескольких шагах от девушки лежали два тела, полные мужчина и женщина. Стоны прекратились, и два тела просто лежали, как будто мужчина все еще пытался заслонить собой женщину.

Леонид вдруг подумал, что разбитые кассеты в карманах, наверное, принадлежали этой девушке, и ему стало стыдно, что он стал вором.

Девушка перестала кричать, зайдясь в рыданиях. Леонид выключил зажигалку, тряся опаленными пальцами в попытке охладить их. Серега зажег свою. Девушка снова закричала. Он бессмысленно колотила руками по шлакоблочной стене, как будто пытаясь закопаться в нее.

— О нет, — внезапно сказал Леонид, до которого, наконец, дошло, что случилось. — Нет… я не хотел этого. — Он хотел, чтобы девушка могла его понять. Он посмотрел на нее, неосмотрительно направив на нее дымящийся автомат. — Я не хотел, — повторил он. — Это было случайно.

Девушка снова зарыдала.

Серега подался вперед, ударив девушку рукой, которой он держал зажигалку. Она погасла и Леонид снова зажег свою, крутанув кремень большим пальцем.

— Заткнись! — Приказал Серега. — Просто заткнись.

Он снова ударил девушку. В голосе Сереги звучал совершенно незнакомый оттенок.

Девушка притихла, как будто поняла его. Но Леонид видел, что она вообще ничего не понимала.

— Я сожалею, — он снова сказал ей, на всякий случай.

— Да перестань ты сожалеть, — сердито сказал ему Серега. Затем он ударил девушку. — Заткнись!

— Прекрати!

— Что «прекрати»?! — Спросил Серега. — Ты о чем? Ты убил их. Ты понимаешь, что с нами будет, если кто-то услышит ее и заявится сюда? Они пристрелят нас!

Такая мысль не приходила Леониду в голову. Сейчас она навалилась на него во всей полноте, парализуя его своей силой.

Девушка рыдала у стены. С ее нижней губы текли капли крови. Она сейчас потеряла дар речи и просто плакала, отвернувшись в сторону. Это были скулеж раненого животного.

Серега размахнулся пулеметом, ударив ее стволом в грудь, словно копьем. Затем, крутанув оружием, в том же замахе ударив прикладом в лицо. Леонид ошарашено смотрел на это. Серега повалил девушку на землю, ударив пулеметом так, что она потеряла способность сопротивляться. Она бестолково пыталась отразить пухлой рукой удар сверху вниз. Потом Серега нанес ей удар прикладом в основание черепа, налегая всем весом. Потом еще раз. И еще.

Наконец, он выпрямился, тяжело дыша.

— Вот теперь она никому не расскажет, — сказал он.