Красная Армия

ПЯТЬ

Капитан Кришинин никогда не сталкивался со столь подавляющей проблемой. Его задачей, как командира передового охранения было быстро перемещаться, находить и уничтожать врага либо сковывать его своими действиями до подхода основных сил, одновременно ища способ обойти вражеские позиции. Задачи из учебника. Тем не менее, противник уже отошел. А его подразделение было блокировано огромной воронкой на дороге и неизвестным количеством мин в окружающих лугах.

Он понятия не имел, куда делся разведывательный дозор, и что с ними сейчас. Ведь они должны были предупредить его об этом. А теперь Кришинин застрял. Инженерный взвод отбился от основных сил в неразберихе первых столкновений с противником. Возможности провести разминирование без них не было.

Он рассудил, что его подразделение, представляющее собой авангард наступающих сил, оторвалось от своих не больше, чем на двадцать пять минут, если, конечно, они не увязли в боях. Передовые полки их дивизии, возглавлявшей наступление второй гвардейской танковой армии ударили по слабеньким позициям противника с такой силой, что он сомневался, что придется долго ждать подхода своих. Кришинин не потерял ни одной машины в ходе боев. Он потерял только связь с инженерным взводом. Передовая боевая машина пехоты попыталась объехать воронку на дороге и подорвалась на мине. Экипаж погиб.

Подразделение Кришинина стояло. Тринадцать боевых машин пехоты, три танка, батарея 122-миллиметровых самоходных орудий, а также более десятка машин с радарными установками, системами управления артиллерийским огнем, противотанковыми и легкими зенитными ракетными комплексами были блокированы на единственной в этом районе дороге. Это было мобильное и мощное подразделение, идеально подходящее для выполнения поставленных задач и местного ландшафта. Но теперь, без инженерной техники, оно было беспомощно.

Кришинин спешился и быстро пошел к головной части остановленной колонны. Но прежде, чем он достиг ее, он заметил, как один из лейтенантов приказал солдатам покинуть машину. Затем лейтенант сел на место механика-водителя и рывком тронувшись с места, осторожно двинулся в сторону подорвавшейся ранее машины.

Лейтенант направил свою машину носом в остов, и начал толкать его вперед. Кришинин в удивлении остановился. Потом рявкнул на мотострелков, столпившихся вокруг и глазевших так, как будто это было заранее подготовленным номером. Он вернулся в реальность, как будто проснулся, и вдохновился примером лейтенанта. Он скомандовал приготовиться к движению. Вдруг ему стало стыдно. Он позволил подразделению стоять на дороге, представляя собой отличную цель и ждать, пока его посетит идея.

У лейтенанта не получалось толкать остов своей машиной. Тогда он просто столкнул его в сторону, громко лязгнув металлом о металл. Остатки подорвавшейся машины освободили дорогу, сдвинувшись влево. Оставшиеся без гусениц катки зарылись в дерн.

Лейтенант медленно ехал вперед в поисках безопасного пути на другую сторону воронки. Он прибыл в подразделение недавно, и Кришинин совсем не знал его. Обычный лейтенант. Но этот мальчишка проявил инициативу, в то время как его командир не знал, что делать.

Кришинин стоял под нудным немецким дождем, болезненно переживая свою неудачу. Он сожалел, что не смог подготовиться и подготовить командный состав, не смог лучше узнать своих подчиненных.

Звук двигателя боевой машины пехоты, двигавшегося вперед на самой низкой передаче, был похож на девичий плач. Кришинин, сжав кулаки, смотрел, как машина продвигается к месту назначения.

Вдруг левый борт машины взлетел в воздух на столбе огня. Кришинин инстинктивно бросился к ближайшей БМП. Подняв глаза он увидел, что машину лейтенанта охватило пламя.

Даже не глядя вокруг, Кришинин мог ощутить сильнейшее разочарование солдат. Они были едины в своих надеждах на успех лейтенанта. Теперь надежда рухнула в пустоту.

Пока Кришинин сокрушенно оглядывался, один из сержантов выгнал солдат из еще одной машины и медленно поехал вперед по колее, оставленной подорвавшейся бронемашиной лейтенанта, пока не уперся носом в ее горящие задние двери. Затем он добавил газу

Пока сержант сдвигал с пути горящую машину, один из танков покинул строй и двинулся вдоль колонны в готовности, если потребуется, пойти следующим.

Но Кришинин знал, что теперь все будет в порядке. Они смогут пройти. Он начал выкрикивать слова поддержки. Его поддержали и солдаты.

Горящий остов, наконец, был убран с пути, и сержант выехал на дорогу с другой сторону воронки.

Кришинину показалось, что он был способен выиграть всю войну с горсткой таких солдат, как эти. Ему вдруг захотелось продолжить движение, чтобы найти врага.

— Может ли это быть дезинформацией? — Сказал Трименко, обращаясь больше к себе, чем к собравшимся. Он запустил руку в кожаный кисет, в котором обычно хранил запас фисташек. Их щелканье было привычкой, приобретенной за годы службы в Закавказском военном округе. В Германии приходилось прилагать немалые усилия, чтобы пополнять их запасы. Часто он думал, что ему не так уж и нравиться их вкус, однако щелканье скорлупок успокаивало, подобно тому, как мусульмане успокаивали нервы, перебирая четки.

— Документы выглядят подлинными — сказал начальник оперативного отдела. — Они были найдены на уничтоженном командном пункте противника.

— Вы видели эти документы? Вообще кто-нибудь их видел?

— Сейчас их пересылают из штаба дивизии. Мы знаем только то, что сообщил их начальник разведки. Но это имеет большое значение, — сказал заместитель начальник оперативного отдела, указывая на карту. — Это означает, что брешь между их силами находится здесь, впрочем, недалеко от того места, где мы предполагали.

— Вообще-то достаточно далеко, — сказал Трименко. — Это очень важно. Мы должны изменить план наступления, сдвинув полосу наступления дивизии Малышева к центру, где наступает дивизия Хренова. Их удары нужно свести в один. — Он сжевал очищенную фисташку.

— Товарищ генерал-полковник, это может замедлить захват Люнебурга.

При упоминании о Люнебурге внутри Трименко опять закипело. Но его лицо не выражало никаких изменений. Ему по-прежнему не давала покоя эта задача. Он не имел права раскрывать подчиненным истинный смысл операции; насколько он понимал, они считали, что это имеет какое-то значение с чисто военной точки зрения. Но Трименко раздражало, что никто даже не попытался спросить, зачем это было нужно. Он считал это глупой растратой сил и средств. Но подчиненные безропотно приняли план операции. Он посмотрел на начальника оперативного отдела. Человеческий ум работал слишком медленно, ему всегда нужно было разжевывать очевидное. Трименко испытывал отвращение оттого, что мог думать как минимум вдвое быстрее, и в несколько раз более ясно, чем любой из его подчиненных. Он потянулся за еще одной фисташкой.

— Если мы прорвем оборону их корпуса, — голос Трименко явно выражал нежелание вести дальнейшие дискуссии. — То мы охватим Люнебург с юга. — Ему казалось, что он читал лекцию курсантам заштатной академии. — Я собираюсь разрубить их, как дыню топором.

Трименко повернулся к начальнику штаба.

— Бабрышкин, передайте Малышеву и Хренову приказ нанести сходящийся удар. Границу зон наступления определите соответственно…

Внезапно он встал, не желая доверять штабистам план, требующий точности и быстроты исполнения, необходимой в данной ситуации.

— Укажите участок наступления здесь. Вдоль шоссе 71. Малышеву начать выдвигаться немедленно. Если он ответит, что не готов, отстраню от командования. Что Хренов доложил о ходе форсировании канала?

— Товарищ командующий армией, в настоящее время его дивизия ведет форсирование…

Трименко понял, что начальник оперативного отдела не знал обстановку в деталях. Он испытал жгучее желание дать ему по морде, но сумел сдержаться. Пальцы ломали очередную скорлупку.

— Хорошо. Всем приступить к исполнению. Бабрышкин, соедините меня с командующим фронтом. Если его нет, то с генерал-лейтенантом Чибисовым. И подготовьте мой вертолет. Я лечу на фронт. Убедитесь, что пилот сможет найти командный пункт Хренова. Если его там не будет, я сам приму командование его дивизией.

Трименко испытывал знакомый прилив ярости. Он не мог заставить их работать в таком темпе, который считал необходимым. Но в то же время он понимал, что если будет сильнее давить на них, то это создаст только суетливую небрежность в работе. Он держал руку на пульсе штаба, стремясь максимально эффективно управлять подчиненными, заставлять их прилагать все силы, работать с максимальным профессионализмом и эффективностью. Успокоившись, он подумал, что его подчиненные были неплохими специалистами. Но человек по своей природе был слишком нерасторопен. Нужно было дрессировать их, умело причиняя боль, так, чтобы не нанести травм, а заставить работать быстрее. Иногда «животное» было слишком слабым, чтобы справиться с работой и подлежало уничтожению. Другие научились игнорировать дрессировку. Но потребность в ней никуда не исчезала. Требовалось лишь сменить ее форму.

Трименко был полог решимости провести наступление так, что Малинскому придется пересмотреть план наступления фронта, сократив роль армии Старухина. Он считал важным иметь в союзниках Чибисова, этого маленького умного еврея, приближенного к Малинскому, и прилагал для этого все силы. Трименко считал Старухина пережитком другой, более разгильдяйской эпохи. Он считал, что современная война — не для «казаков». По крайней мере, не на оперативном уровне. Теперь это работа компьютеров. А пока компьютеры не могли делать все сами — для людей, чей разум напоминал компьютер — точный, лишенный чувств, и очень, очень быстрый.

Капитан Кришинин наконец получил известие от пропавшего передового дозора. Они столкнулись с сопротивлением противника и отклонились на юг от города Бад Бевензен. Судя по карте, они вышли за пределы установленного района поиска. Но хорошая новость состояла в том, что они захватили переправу через Эльбский обводной канал.

Подразделение Кришинина возобновило движение. Минное поле и пожертвовавший собой лейтенант остались в нескольких километрах позади. Кришинин считал, что должен отличиться сейчас, чтобы искупить оплошность с минным полем. Он задавался вопросом, что другие офицеры думали о нем.

Он пытался связаться по радио со штабом дивизии, но это ему не удалось. Тогда он попытался связаться с передовыми силами, которые должны были следовать прямо за ними. Нужно было согласовать с кем-то из командования план дальнейшего наступления и определить границы продвижения. Но сейчас колонна проходила по низине, и он слышал в динамиках только статический шум, похожий на играющую вдали музыку. Он не был уверен, была ли рация повреждена, или попросту не было связи. Скорее всего, второе, потому что раньше они перехватили несколько радиосообщений на иностранных языках.

Кришинину отчаянно хотелось доложить о захвате переправы. Он полагал, что в таком случае ему бы приказали срочно выдвигаться туда для поддержки крошечного передового дозора, несмотря на то, что переправа лежала за пределами установленного района наступления.

Командир дозора сообщил, что они достигли туннеля, по которому проселочная дорога проходила под каналом, и туннель был достаточно широк для прохода танков. Он охранялся несколькими голландскими солдатами с легким вооружением, и дозор сумел застать их врасплох. Теперь лейтенант отчаянно запрашивал помощи.

Кришинин снова попробовал выйти на связь.

Ничего.

Он приказал колонне остановиться, затем вызвал к себе командующего артиллерийской батареей и авиационного корректировщика, приданного его подразделению ВВС. Его легкая разведывательная машина, модифицированный БТР, располагалась сразу за командной машиной Кришинина, а артиллерист находился в хвосте колонны со своими орудиями, но так, чтобы быть готовым присоединиться к командиру, как только орудия были бы развернуты. Кришинин стоял под слабым дождем, махая рукой бегущему к нему командиру батареи.

— Кто-нибудь из вас может связаться с вышестоящим командованием?

Командир батареи пожал плечами.

— Аппаратура в порядке. Но я не пытался с кем-либо связаться.

— У меня есть связь с командованием дивизии и штабом армии. — Заявил капитан Былов, авиационный корректировщик, с такой интонацией, как будто это было самой очевидной в мире вещью.

— В таком случае, — сказал Кришинин. — Я хочу, чтобы вы оба попытались связаться с любой нашей станцией. Передайте мой позывной и скажите, что моя рация неисправна. Теперь слушайте внимательно. — Кришинин развернул карту, пытаясь прикрыть ее от мелкого дождя, который никак не хотел прекращаться. — Мы меняем план наступления, и продвигаемся дальше на юг. Прямо туда. Передовой дозор занял переправу, но если их попытаются оттуда выбить, они и пяти минут не продержатся.

Командир батареи капитан Ликидзе посмотрел на Кришинина так, будто тот сошел с ума.

— Это за пределами нашего участка наступления. Я не смогу запросить дополнительную огневую поддержку.

— Для этого у нас есть ваша батарея. Послушайте, наша задача состоит в том, чтобы найти дорогу на запад. Мы значительно продвинулись вперед, и, похоже, план обороны противника провалился. Но сложность состоит в форсировании этого чертового канала. А у нас есть переправа. И я не собираюсь терять такое преимущество только потому, что она на несколько километров дальше, чем нам приказано продвинуться. Но от вас требуется сообщить наверх о наших действиях.

— Вы понимаете, что вы делаете? — Сказал Ликидзе. — У нас нет разрешения выходить за установленную границу наступления. Место, о котором вы говорите, может входить в список целей для артиллерии других подразделений.

Кришинину сильно захотелось хорошенько встряхнуть его.

Но он испытывал те же страхи и сомнения. Он понимал, что вся ответственность ляжет на него. Но потом он опять вспомнил, как не знал, что делать с минным полем и лейтенанта, который оказался храбрее и находчивее командира. Теперь другой лейтенант, которому удалось найти путь через канал, остро нуждался в его помощи. Кришинин с отвращением посмотрел на артиллериста, видя в нем отражение себя и сотен других офицеров, которых он знал.

— Понимаю, — сказал Кришинин. — Я делаю то, что нужно. Теперь вперед.

Время сейчас давило на Кришинина сильнее, чем когда-либо. Командир дозора передал, что артиллерия противника начала обстрел его позиции. Кришинин понимал, что захват переправы оправдает его. В конце концов, эта задача соответствовала целям наступления. Но если он примет неверное решение или не сможет захватить ее, то понесет всю ответственность за самоуправство.

Связь с дозором пропала.

Кришинин приказал колонне двигаться с максимально возможной скоростью. Он подумал, что им странным образом повезло потерять инженерный взвод, потому что их тяжелые мостоукладчики на танковом шасси никогда бы не смогли двигаться с требуемой скоростью. Когда одна из машин вышла из строя, он оставил ее и приказал ждать подхода своих. Танки задавали темп, гремя гусеницами по мокрой дороге.

На пересечении дорог они столкнулись с ошарашенным военным полицейским противника. Вскинув пистолет-пулемет, тот направился к мчащейся колонне, но, разглядев ее, бросился к ближайшим деревьям. Чуть дальше во дворе фермы стоял полевой госпиталь, очевидно, предназначенный для приема раненых с фронта. Колонна, не обратив на него никакого внимания, проследовала дальше по грязной дороге. Кришинин подумал, что противник утратил управление войсками на линии фронта, и о его продвижении сообщить будет некому. Он бы не удивился, узнай, что советская армия давно прорвала основную линию обороны противника. Ничего не было известно. В отличие от учений, где вы всегда знали, что нужно делать, и постоянно можно было связаться со штабом и получить необходимую информацию, реальная война казалась сплошным недоразумением. Кришинину хотелось вступить в бой, потому что тот был более формален, имел четкие законы и был более понятен.

Заметив полевую артиллерийскую батарею противника, расположившуюся под маскировочными сетями на краю сада, он приказал стрелять с ходу, без развертывания в боевой порядок. Он не хотел завязнуть. Было критически важно сосредоточиться на главной цели и двигаться к ней максимально быстро.

Колонна поднялась на вершину небольшого холма, и Кришинин увидел величественную линию канала, протянувшуюся с севера на юг. Он не мог понять, почему расположенные ниже земли не были затоплены. Дивным произведением инженерного искусства канал проходил через окрестные поля и фермы, как средневековая крепостная стена с большими открытыми воротами. У свода «ворот» — основательного бетонного тоннеля, стояла прикрывающая подходы к переправе одинокая советская боевая машина пехоты.

Кришинин не мог понять, почему противник не взорвал тоннель сразу. Он поспешно взялся за рацию и приказал артиллеристам занять позиции на поле с этой стороны канала. Одному взводу мотострелков он приказал остаться на этом берегу и защищать орудия. Все остальные силы следовали во главе с Кришининым на другую сторону канала.

Одновременно с тем, как он закончил раздавать команды, вражеская артиллерия открыла огонь. Снаряды рвались на небольшой веренице холмов, идущих параллельно каналу на другом его берегу. Машина разведывательного дозора была хорошо укрыта и, похоже, противник вел огонь по площадям, пытаясь выкурить советских разведчиков на открытую местность. Стоявшая на обстреливаемом хребте справа от дороги обнесенная толстой каменной стеной ферма представлялась очевидной целью обеим сторонам.

Кришинин приказал механику покинуть строй. Его машина стремительно спустилась вниз и затормозила юзом около машины дозора, охраняющей подходы к тоннелю. На мокрой земле возле дороги были сложены в ряд тела четырех вражеских солдат. Старший сержант из разведывательной группы подошел к Кришинину, морщась от далеких разрывов.

— Товарищ капитан, — закричал он. — Наш лейтенант в том деревенском доме.

Кришинин запрыгнул назад в машину.

— Вперед, — приказал он механику. — Вверх по дороге. К тем постройкам.

На той стороне тоннеля взорванная вражеская боевая машина лежала как туша животного там, где была застигнута атакой разведдозора. Кришинин крикнул в микрофон:

— Танковому взводу занять позиции на гребне. Второй мотострелковый взвод — к северу от дороги. Третий взвод — к югу. Окопаться, как только возможно. Противотанковому взводу рассредоточиться, чтобы прикрыть всю линию обороны. Всем остальным машинам укрыться за постройками. Выполнять. Конец связи.

За беспорядочными разрывами вражеских снарядов, Кришинин, наконец, смог увидеть две боевые машины пехоты, расположившиеся на небольшом ровном участке около фермы. Одна из них укрывалась за кучей удобрений, другая расположилась в рытвине между двумя яблонями.

Кришинин приказал водителю остановиться в пятидесяти метрах за этими машинами, на участке дороги, скрытом возвышенностью. Спешившаяся цепь солдат бежала к постройкам. Кришинин выбрался из машины, держа в руках автомат и мокрую карту. Он уже мог ощутить ударные волны от разрывов вражеских снарядов ближе к каналу.

Он достиг аккуратного дворика фермы. Солдат направил на его автомат, но опознав, опустил его.

— Сюда, товарищ капитан. Вверх по лестнице.

Кришинин запрыгнул в дверь. Прихожая была усеяна стеклом и остатками цветов в горшках, разбитых ударной волной от близких взрывов. Он перепрыгивал через две ступеньки.

Лейтенант стоял, преклонив колени, у разбитого окна на лестнице, чуть ниже второго этажа. Он смотрел на что-то в бинокль. Рядом стоял радист, неуклюже высунув в оконный проем согнутую антенну рации. Лейтенант внезапно обернулся.

— Товарищ капитан, наконец-то вы здесь!

Голос мальчишки звучал так, будто он получил путевку в Ленинград. Загруженный собственными мыслями и эмоциями, Кришинин понял, что лейтенант воспринимал его появление как спасение и избавление от всех свалившихся на него бед. Но Кришинин мог только сожалеть о том, что он привел так мало сил. Теперь им придется держаться до подхода передовых сил дивизии. Если они вообще подойдут.

— Смотрите, — сказал лейтенант. — В дальнем конце вон той долины, у леса. Ориентируйтесь на одиночный дом. Он собираются идти сюда. — Он передал бинокль Кришинину.

Одного быстрого взгляда хватило. Танки. Большие, современные западные танки. Примерно в трех с половиной километрах от них.

Артиллерия возобновила обстрел, сотрясая дом.

— Они заметили нас около двадцати минут назад, — кричал лейтенант. — Они просто шли по дороге, как на параде. Нам пришлось обстрелять их, чтобы они держались подальше от тоннеля. Через несколько минут артиллерия открыла огонь.

Кришинин посмотрел на детское лицо лейтенанта. Кто-то любит его. Он похлопал юношу по плечу.

— Все правильно, хорошая работа, лейтенант. Теперь я посмотрю, что можно сделать с этими танками.

Близкий разрыв снаряда чуть не сбил его с ног. Кто-то закричал.

— В сарае немцы, — сказал лейтенант. — Семья. Они все еще укрываются здесь. Я не знаю, что с ними делать.

Кришинин и сам не никогда не думал, что на войне придется решать такие вопросы. Он думал пару долгих секунд. Кричала явно женщина.

— Они сами о себе позаботятся, — сказал Кришинин, отвернувшись, чтобы организовать оборону.

Он вызвал командира артиллерийской батареи, приказав ему либо прибыть сюда в качестве корректировщика, или прислать кого-то еще. Он был готов прибегнуть к более весомым аргументам, но настроение Ликидзе сильно изменилось. Теперь он тоже был полон решимости. Он сумел связаться с начальником дивизионной артиллерии, сообщив, что отряд Кришинина достиг переправы. Тот лично сообщил об этом командиру дивизии, который одобрил принятое решение и направил к переправе передовые силы их полка.

— Сколько времени им потребуется?

— Они не сказали.

— Так узнай. Ждем в гости вражеские танки. Они собираются попросить нас отсюда. — Он нашел на карте место, где сосредотачивался противник. Затем торопливо направился к машине авиационного корректировщика. Люки были закрыты, так что Кришинину пришлось ударить по борту прикладом автомата.

Былов, авиационный корректировщик, открыл люк одной рукой, держа в другой открытую банку тушенки.

— У меня обед, — сказал он Кришинину.

Кришинин почти сдался. Он вдруг вспомнил, что сам ничего не ел с прошлого вечера. Не было времени, утешал он себя. Потом. Если живы останемся.

— Вы сообщили на ваш командный пост о нашей ситуации? — Требовательно сказал Кришинин.

Корректировщик кивнул, жуя кусок тушенки, которая пахла так сильно, что заглушала даже чесночную вонь от взрывов.

— Послушай, — сказал Кришинин. — Нам нужна поддержка с воздуха. Если ты хочешь еще и поужинать, то нужно направить сюда штурмовики или хотя бы вертолеты. Долина сразу за холмами заполнена вражескими танками.

Былов прожевал кусок и проглотил его.

— Я посмотрю, что можно сделать. Но если они ничего не смогут направить сюда, от меня пользы не будет.

— Попытайся. И занимай позицию с видом на происходящее. Там, возле яблонь. Выполнять!

Кришинин отскочил от машины, шлепая по грязи. Камуфляж был мокрым еще с утра, штаны натирали промежность. Но нарастающее волнение заглушало любой дискомфорт. Он бросился к танковому взводу, инстинктивно пригибаясь, хотя артиллерия противника прекратила огонь.

Танковый взвод столкнулся с проблемой. Командир не мог найти на гряде подходящую огневую позицию. Для того, чтобы иметь возможность стрелять, они сами должны были подвергать себя опасности быть обнаруженными и уничтоженными.

— Понятно, — сказал Кришинин. — Есть идея получше. Займите позиции за холмом к северу от дороги, по которой мы сюда прибыли. Дальше. Видишь? Вы сможете скрытно контролировать подходы к тоннелю. Атакуйте любую технику, прорвавшуюся к тоннелю. Не ждите приказов. Просто уничтожайте все. Мы постараемся держаться около фермы. Сделайте все возможное.

Лейтенант-танкист отдал честь и тут же начал говорить в микрофон. Танки в готовности зарычали.

Кришинин направился в сторону своей машины. Но прежде, чем он сумел пройти половину пути, звуки боя вернулись. И изменились.

Боевые машины пехоты и колесные носители противотанковых ракетных комплексов занимали позиции. Противник приближался.

Кришинин оглянулся, посмотрев на другую сторону канала. Ничего. Он проклинал командира артиллерийской батареи, недоумевая, где его носило. Прямо сейчас нужен был кто-то, кто мог бы навести артиллерию. В противном случае их раздавят раньше, чем орудия смогут что-то сделать.

Танковый взвод откатился вниз через седловину и занял указанную позицию. Кришинин был уверен, что он сделают все, как надо. Лейтенант был профессионалом.

Одна из машин с противотанковым ракетным комплексом, слишком сильно выступавшая из-за гряды, получила снаряд в носовую часть и перевернулась, выбросив кучу металлических осколков вверх и в стороны. Кришинин ощутил боль в плече, как будто его укусило огромное насекомое. Он пошатнулся, но продолжал бежать.

Ближайший взвод мотострелков спешился, но их офицер явно не позаботился о том, чтобы занять правильные позиции. Они просто лежали близко друг от друга со своими пулеметами, автоматами и противотанковыми гранатометами, укрываясь только за небольшими неровностями земли.

Кришинин закричал на их командира:

— С ума сошли? Занять позиции в зданиях! Слишком поздно окапываться. Бегом!

Лейтенант посмотрел на него так, словно ничего не понял. Вдруг у Кришинина в груди похолодело. Он понял, что, похоже, это взвод, лейтенант которого погиб на минном поле. Он ощущал отчаянную необходимость все сделать сам. Игнорируя лейтенанта, он схватил за шиворот первого попавшегося солдата, пулеметчика.

— Боец. Бегом в здание. Возьми остальных. Ведите огонь оттуда.

Кришинин побежал вдоль позиций. На позиции, где лейтенант расположил взвод, солдаты были не только безнадежно уязвимы, но и не могли бы ничего сделать. У них просто не было достаточной видимости. Кришинин не мог поверить, что так плохо подготовил своих солдат и офицеров. Он выполнял все предписания, на учениях тоже все было нормально, они получали, в основном, оценки «хорошо» и «отлично». Но сейчас все тренировки пошли прахом, как будто солдаты раньше выполняли все действия, но не запоминали их. А теперь слишком поздно. Им придется сражаться в таком состоянии, в каком их застала война.

— Все, встать, — грубо крикнул он, чтобы его могли услышать за хаотичным грохотом боя. Один из пулеметчиков открыл огонь, его поддержали еще несколько солдат, хотя некоторые просто лежали на земле.

— Прекратить! Стоп! Они вне досягаемости. — Даже стоя в полный рост, Кришинин не мог увидеть противника с той позиции, с которой солдаты вели огонь. — Занять позиции в зданиях и приготовиться к бою. Это не учения. Прекратить огонь!

А потом он увидел вертолеты. Летевшие не с той стороны, откуда было нужно.

— Давай! — Закричал он, срывая голос. Он бросился под прикрытие здания, мотострелки последовали за ним. Расположившаяся в саду боевая машина пехоты выпустила куда-то противотанковую ракету.

— Где взвод ПВО? — Вслух подумал Кришинин.

Вертолеты уродливыми луковицами с темными ракетами на подвесках и черными немецкими крестами на фюзеляжах трещали над деревьями. Опознавательные знаки смутили Кришинина, поскольку он считал, что они все еще в полосе ответственности голландских войск. Он остановился и дал несколько автоматных очередей по вертолетам, несколько солдат последовали его примеру.

Вертолеты прошли над деревьями, но не стреляли. Кришинин ощутил облегчение, когда они прошли мимо фермы. Но мгновение спустя он услышал шипение сходящих с направляющих ракет.

Артиллерия, вспомнил Кришинин. Батарея стояла открыто. Он беспомощно наблюдал, как вертолеты противника гарцевали над полем, дразня отчаянных стрелков на земле и уничтожая самоходные орудия одно за другим.

Почему же взвод ПВО не стрелял, удивился Кришинин.

Меньше чем за минуту вертолеты убрались на юг, оставив уничтоженную батарею в завесе дыма, время от времени озаряемой вспышками вторичных взрывов.

Кришинин остановился у собственной машины. Она переместилась ближе к вершине холма, стреляя из автоматической пушки с большой дистанции. Он запрыгнул на ее крышу, наклонился к башне, схватил наводчика за рукав и крикнул, чтобы тот его услышал.

— Давай назад во двор. Укроешься за стенами. Мне нужна рация.

Наводчик посмотрел на него снизу вверх.

— Товарищ капитан, вы ранены.

Кришинин проследовал за взглядом наводчика, сначала на свои плечи, затем на грудь и на рукав. Большая часть рукава была равномерно темной, гораздо темнее, чем могла бы быть от дождя. При виде этого Кришинин испытал мгновенный приступ слабости.

— Быстрее, — сказал он, борясь с тошнотой. — Во двор.

Но он моментально ощутил слабость, как будто рана появилась только сейчас. Он вспомнил «укус» в плечо. Казалось невозможным, что тот мог нанести такую рану. Он даже не ощущал боли.

Он побежал рядом с боевой машиной, направляя ее к воротам, когда интенсивность боя резко возросла. Но въехавшая во двор ранее машина авиационного корректировщика заблокировала проезд, занимая гораздо больше места, чем ей требовалось. Кришинин обежал ее, чтобы потребовать от корректировщика убрать ее в сторону, когда артиллерия возобновила огонь.

Крыша сарая рухнула. Ударная волна сбила с ног несколько человек во дворе. У одного из солдат пошла кровь из ушей, и Кришинин ощущал, что его тоже оглушило. Однако он смог услышать грохот выстрела танкового орудия, гораздо ближе, чем он ожидал. В разбитом дворе солдаты кричали о помощи, давясь пылью от разбитого сарая. Дождь резко усилился, как будто противник управлял и им.

— Все в здания, — закричал Кришинин. — Не стоять, как бараны.

Но солдаты не решались. После зрелища снесенного снарядом сарая Кришинин не мог их винить. Тем не менее, каменные стены все же обеспечивали лучшее укрытие, чем открытый двор. И все солдаты не могли эффективно вести огонь со двора. — Шевелитесь, черт бы вас побрал!

Но солдаты уже с трудом могли понимать и выполнять команды. Это означало, что они были шокированы и замедленно реагировали на усиливающуюся с каждой минутой неразбериху. Теперь те, кто уже не понимал русского языка, просто следовали за более стойкими товарищами.

Звук двигателей приближающихся танков перемешался с шумом взрывов ракет и грохотом автоматического оружия. Кришинин вернулся в здание и поднялся по лестнице, хрустя осколками битого стекла под ногами. Лейтенант-разведчик остался на своем месте. Но ему уже не нужен был бинокль.

— Танки, — сказал он Кришинину. — Как минимум, рота. Стреляют вон от тех деревьев. Мы подбили два из них.

Снаряд ударил в стену дома, сотрясся его до основания. Но каменная кладка была старой и надежной.

Лейтенант заметил окровавленный рукав Кришинина.

Кришинин остановил его руку.

— Ничего серьезного, — сказал он, сам желая в это поверить. Он не мог понять, почему не было боли. Рука все еще двигалась нормально, если не было нагрузки.

— Кто-то из офицеров бежал на крышу с рацией, — сказал лейтенант. — Он был похож на того, из ВВС.

— Где он?

— На крыше. Там лестница на чердак. Потом через слуховые окошки.

Вражеские танки были близко, примерно в километре. Кришинин мгновение рассматривал их, успев заметить темный металл через просветы дымовой завесы, которую ставили танки. Они двигались очень грамотно, дисциплинированно, но медленно. Казалось, они не решаются переступить черту. Он заметил, как одна из советских противотанковых ракет, устремившихся к танкам противника, дала сбой, совершила короткий рывок в небо и упала на землю. Он с отвращением отвернулся.

Кришинин направился прямо на чердак. Он ощущал необычайную легкость, как будто плыл, но на самом деле это был трудный подъем по узкой лестнице. Ему начало казаться, что туловище могло лететь, а ноги были придавлены грузилами. Наконец, он добрался до чердака, заставленного старьем и пропахшего плесенью. Накопленный поколениям хлам мешал пройти, Все, кроме старых фотографий в рамках и раритетной бытовой техникой было накрыто тканью.

Чердачные окна были разбиты. Кришинин высунулся в ближайшее, смотревшее в сторону канала.

Былов лежал на животе, распластавшись на крыше, и что-то говорил в микрофон рации. Раскрытая сумка с оборудованием лежала рядом.

Кришинин не мог разобрать ни одного его слова, сказанного корректировщиком. Уровень шума был просто сумасшедшим, выводящим из себя. Казалось, сотрясаемый воздух стал осязаем

Кришинин коснулся ноги Былова.

Корректировщик поднял палец. Подождал. И перевернулся на спину, выискивая что-то в сером небе. Кришинин проследил направление взгляда Былова, но ничего не увидел.

Однако Былов полез в сумку, доставая сигнальный пистолет и две цветные дымовые шашки. Он еще раз сказал что-то в микрофон, затем поднялся на колени на скользкой черепице, достаточно, чтобы высунуться из-за крыши.

Уверенным движением Былов бросил одну шашку вправо, затем вторую влево, обозначив позиции своих войск. Потом взял пистолет и быстро выпустил две зеленые ракеты подряд в сторону противника.

Былов бросил сумку Кришинину, указал забираться обратно на чердак. Корректировщик заскочил на чердак следом с кошачьей грацией, волоча за собой рацию. Не глядя на Кришинина, Былов упал на пол, зажав уши руками.

Кришинин быстро последовал его примеру.

Мощный рев реактивных двигателей, казалось, прошел через сам чердак, сотрясая дом сильнее, чем взрывы снарядов. Ему вторили небольшие взрывы, а потом раздались такие оглушительные хлопки, что из Кришинина, казалось, на несколько секунд вытрясло душу. Воздух стал жестче.

— Объемно-детонирующие бомбы, — крикнул Былов. — Отличные штуки.

— Отличная работа, — крикнул в ответ Кришинин.

— Можете рассчитывать на ВВС, — ответил Былов. — Служим Советскому Союзу и так далее.

— Как вы смогли их вызвать?

Былов посмотрел на него с искренним удивлением.

— Наше подразделение получило высший приоритет. Я могу вызывать еще, если потребуется.

Былов начал методично собирать свои разбросанные инструменты, проверять рацию и приборы. Находясь в своём собственном маленьком мире самолетов и бомб, Былов не заметил рану Кришинина или, по крайней мере, ничего не сказал ему. Но Кришинин ощущал, как его состояние меняется. Он быстро слабел. Нужно было взглянуть на рану, но он боялся, что от вида разорванной плоти и собственной крови на собственной коже он может потерять сознание. И решил держаться, во что бы то не стало.

Кришинин медленно поднялся и побрел вниз по лестнице к позиции лейтенанта-наблюдателя. Изуродованное тело лейтенанта лежало у стены, голова и конечности были жутко перекручены, глава выпучены. Из-за другой стены бил пулемет.

Кришинин выглянул из-за разбитой оконной рамы. Долина была заполнена черным дымом.

Он увидел поблизости вражеский танк. Самолеты упустили, как минимум, взвод. Четыре вражеских танка один за другим проходили по гребню. На крыше одного из них полыхало пламя, придавая ему сходство со сказочным драконом. Они двигались рядом со зданием фермы, покидая поле зрения Кришинина.

Он поспешил вниз по ступенькам под аккомпанемент взрывов и быстрых выстрелов. Его солдаты кричали, соревнуясь в конкурсе жалоб и команд.

Когда он достиг дверей, ему открылся царящий во дворе хаос. Кришинин наблюдал, как его машина пытается двигаться, только для того, чтобы взорваться прямо в воротах фермы. Жар взрыва достиг дверей, обдав Кришинина неестественным теплом.

Из клубов дыма появились еще два вертолета. Но на этот раз он прилетели с советской стороны — это были летевшие вдоль дороги «Шмели» с оружейными подвесками. Кришинину захотелось выбраться со двора, чтобы убедиться, что его танковый взвод выдвинулся на перехват прорвавшихся вражеских танков. Но пламя блокировало ворота.

Он поспешно осмотрел первый этаж дома, ища черный ход. Казалось, ничто в здании не уцелело. На кухне он обнаружил двоих солдат, сидевших на опрокинутом шкафу, как будто кто-то скомандовал отбой.

— За мной, — крикнул Кришинин, направляясь к сорванной с петель двери.

Снаружи пространство между фермой и местностью, откуда пришли вражеские танки застилал густой дым. Шум боя казался невероятным, во-первых, потому, что большинство боеприпасов уже должны были быть расстреляны, а во-вторых, было трудно поверить, что осталось столько выживших. Но Кришинина обнадежило то, что его солдаты продолжали бой.

Он услышал рокот двигателей возвращающихся советских вертолетов. И шум явно говорил о том, что у канала шел танковый бой.

Двое солдат послушно сопровождали его, ожидая указаний. Кришинин бросился за угол здания. Одна из его боевых машин пехоты была в отличном состоянии, ища цели, даже несмотря на то, что бой уже кончился. Кришинин оставил ее. Слабость и головокружение увеличивались, вызывая тошноту, но он шел вдоль стены разрушенного сарая, держа оружие наготове, ища возможность посмотреть, что твориться у канала. Он подошел к бочке, в которую стекала вода с крыши, оперся на нее и поднял голову.

Его ожидало лучшее зрелище в его жизни. Двойной гребень холмов на другой стороне канала кишел советской бронетехникой. Зенитные установки поднимались на возвышенности, ища правильные позиции, самоходные артиллерийские установки вздымали в небо стволы орудий. Возле переправы вражеские танки, пробившие его жиденькую оборону, горели, яркими лампами освещая дождливый день. Советские танки, с ревом двигались через туннель, перестраиваясь на выходе в длинную, красивую цепь и направлялись к позициям Кришинина.

Он без сил опустился на стену сарая и, наконец, потерял сознание.