Красная Армия

СЕМНАДЦАТЬ

Сизый утренний туман плыл над Везером, смешиваясь с медленно ползущим черным дымом от горящих домов. Гордунов, укрывшись, сидел на берегу реки в одиночестве, позволив себе короткий отдых, борясь с усталостью и пытаясь сохранить в себе силы быть командиром. Он ожидал атаки с первыми лучами солнца, но мутный воздух уже час был неподвижен, и единственным напоминанием о противнике были далекие короткие очереди особенно нервных автоматчиков и пулеметчиков. С наблюдательных пунктов сообщали только о шуме техники в окрестных холмах. Гордунов не мог понять, почему они медлили. Мешавший обзору дым и туман были идеальным прикрытием для атакующих. Позже, когда туман рассеется, наступать будет заметно тяжелее. Гордунов ощущал, как меняется погода. На исходе ночи дождь прекратился. День обещал быть ясным и теплым.

Он был уверен еще в одном. С обеих сторон будет проявлено очень мало милосердия. Когда он обходил оборонительные позиции с первыми лучами солнца, его поразило количество погибших мирных жителей. Было понятно, что пожары выгнали их из домов в самый разгар боя. Ночью их невозможно было отличить от вражеских солдат. Мелькающие темные силуэты. Крики на чужом языке. С обеих сторон стреляли без разбора. Но Гордунов понимал психологию ситуации. Вся вина будет возложена на его солдат. Когда противник вернется, они увидят горы трупов мирных жителей. И они не будут стоять и разбираться, сколько из них было убито из советского, а сколько из их собственного оружия. Они не будут брать пленных. Его солдаты быстро поняли это.

И пусть будет так.

Во многих, в таких многих отношениях это было совершенно другая война, нежели неудачная афганская. Там редко можно было увидеть настолько тяжелое и тягучее утро, или медленно ползущие облака густого тумана. В горной части Азии воздух был сухим, а горные потоки неслись вниз по непроходимым ущельям в разбитые долины. Не было столь урбанизированной территории, за исключением Кабула. Но многое оставалось неизменным. Когда-то, молодым и необстрелянным офицером, только выйдя из самолета, осуществлявшего ротацию войск, и впервые ощутив глазами и зубами несомый ветром песок, он прибыл в Баграм, где новые офицеры десанта набирались опыта. Приоритетной задачей было разблокировать дорогу на Кандагар. Афганской армии, как всегда, это не удалось, и советские войска получили приказ сделать работу за них. Гордунов тогда командовал ротой в батальоне, оснащенном авиадесантными вариантами боевых машин пехоты. Они следовали по дороге на юг, небольшой частичкой крупной войсковой операции, нервно ожидая засады, которой так и не случилось. Тогда Гордунов так и не увидел боя. Однако, он впервые взглянул на войну с близкого расстояния.

Колонна остановилась в разрушенном кишлаке, грязные улицы которого были завалены телами, над которыми реяли тучи мух. Сначала он заметил только туши животных, больших и мелких. А потом понял, что валяющиеся тут и там груды тряпья были человеческими телами. Стервятники кружили над головой, словно ожидающие приказа ударные вертолеты. Колонна стояла в окружающей жаре и вони, ожидая приказа поддержать силы, ведущие бой в соседней долине. Машины стояли в готовности, но никаких приказов так и не последовало. Гордунов спешился, чтобы облегчиться и отошел от колонны в поисках места, где мухи не вились бы вокруг очередного трупа и не доставали его. Он свернул в переулок между двумя грудами щебня, бывшими некогда домами, и натолкнулся на настоящий ковер из тел людей, которых убивали, пока они не покрыли землю в три слоя. Переулок был, по меньшей мере, пятнадцать метров в длину и примерно полтора в ширину. Он упирался прямо в каменную кладку стены. Местных жителей сгоняли в этот переулок, а затем методично убивали. Сейчас они лежали, медленно высыхая на солнце. Несколько птиц-падальщиков поднялись в воздух, не зная, чего ждать от Гордунова, но явно были настолько объевшимися, что еле двигались. Муха укусила Гордунова за щеку. Он сильно ударил себя же по лицу, испытав тошноту от мысли о странной и неизлечимой инфекции. Он изо всех сил старался совладать со своими внутренностями, когда кто-то схватил перекинутый за спину автомат.

Это оказался улыбающийся майор спецназа.

— Ну и как вам это, товарищ капитан?

Гордость призывала Гордунова держать эмоции при себе. Но бестолку. Было еще слишком много вещей, к которым ему предстояло привыкнуть.

— Это… Конечно… Не мы сделали это, — сказал Гордунов.

Майор рассмеялся, отпустив оружие Гордунова. Его кожа приобрела темный оттенок, став почти такой же смуглой как у этих обезвоженных трупов. Он выглядел жителем этих гор.

— Конечно, нет, — сказал он. — Этот кишлак был лоялен к властям. — И остановился, ухмыляясь, давая Гордунову время определиться с ответом. Затем продолжил.

— Мы иногда устраиваем что-то подобное в кишлаках, которые поддерживают душманов. Но сами увидите. Советую купить на базаре хороший фотоаппарат. Вы здесь много чего увидите, если не уедите домой в цинковом ящике. И наделаете много фотографий, которые помогут вам рассказать о славном исполнении интернационального долга.

И он ушел. Гордунов бросился обратно к зашедшей в тупик колонне, ища убежища в привычной для себя обстановке и привычных для себя ценностях. Он облегчился прямо на один из катков своей машины, думая о майоре спецназа, пытаясь понять его. В тот день у него ничего не получилось. Но потом он действительно хорошо понял его. Смерть стала для него вещью более тривиальной, чем разлитый напиток.

Гордунов помнил, как стоял, задыхаясь от вони трупов, дерьма и выхлопных газов, недоумевая, как более опытные солдаты могли сидеть в своих железных банках и спокойно жевать тушенку с хлебом. За полгода он тоже научился искусству не видеть.

Теперь он сидел и ждал, опустошенный, в промокшей форме, во главе остатков своего батальона. Он был подполковником и сражался с цивилизованным врагом, за полмира от того места, где впервые познал себя. Но идя по разбитым улицам Хамельна, заваленным обгоревшими и разорванными телами, он понимал, что все будет точно так же.

Он приложил руку к корпусу взорвавшегося и сгоревшего танка. Несмотря на утреннюю росу, рука ощутила слабое тепло. Гордунов спокойно посмотрел на командира танка, которого смерть настигла, когда он пытался выбраться из люка. Его обгоревшее сморщенное лицо напоминало черную обезьянью морду.

В попытках понять все это не было смысла. Нужно было просто победить, оказаться более живучей сволочью.

Гордунов захромал обратно к зданию рядом с северным мостом, где установило аппаратуру отделение связи. Он сел на край стола, снимая нагрузку на поврежденную ногу, и медленно составил закодированное сообщение для отправки в штаб. «Мосты под контролем. Сорок пять процентов сил. Держимся».

Он проверил код и отдал шифровку незнакомому ему радисту, отвечавшему за дальнюю связь. Если бы не получилось отправить ее отсюда, Гордунов был готов идти на тот берег реки, чтобы отправить сообщение из штаба, где располагался Левин, штаб и взвод связи.

— Убедись, что все сделал правильно. Запроси подтверждение.

— Так точно, товарищ командир.

Гордунов шагнул обратно в беспокойную холодную сырость. Он ощущал истощение, но не мог расслабиться. Его беспокоило, что он почти достиг той грани, за которой люди теряли способность принимать верные решения. Долбаная нога, подумал он. Боль отнимала слишком много сил. Затем услышал, как разрозненные очереди слились в четкие звуки боя.

Первая атака началась на позиции Левина, на той стороне реки. Гордунов не ожидал этого. Резервы противника должны были быть на Западе. Возможно, противник испытывал трудности с атакой на этом берегу. Возможно, тут были только плохо подготовленные резервисты, старики и пузатые семейные мужики. Возможно, они даже потеряли волю к борьбе. Гордунов задался вопросом, что творилось на фронте. Где советские танки? Сколько времени им нужно, чтобы добраться сюда?

Он бросился обратно к связистам. Подняв полевой телефон, обзвонил периметр. Все кратко доложили, что все чисто, кроме Левина.

— Можешь оценить ситуацию?

— Контакт с противником у передовых постов, — ответил Левин. Его голос тоже был усталым, в нем звучало искреннее волнение, но не было никаких признаков паники. — На бульварном кольце чисто, но они там появятся, как только поймут, насколько у нас мало сил. Здесь полно чертовых маленьких переулков. Я опасаюсь, что они просочатся через наши позиции. Я поставил несколько солдат на крышах, но тут еще и канализация. Если они проберутся через нее, придется бросить силы туда, где они появятся.

— Отправь туда пару человек. Поставь их часовыми, так вы сможете получить какое-то предупреждение. В любом случае, ты действуешь правильно. Не размазывай силы. Крыши наиболее важны.

Их перебила другая станция.

— Товарищ командир, я пост четыре. Вижу технику, движущуюся с холмов.

Пост четыре находился на западном берегу реки. Вот враг и пришел с обеих сторон.

Прежде, чем Гордунов смог ответить, рядом начали рваться артиллерийские снаряды. Он упал на пол как раз перед тем, как взрывом выбило дверь.

Снаряды продолжали сотрясать здания, выбивая последние уцелевшие стекла. Между взрывами Гордунов слышал крики. Снаряды падали слишком близко к командному пункту, чтобы это было случайностью.

— Все, уходим!

У этих козлов были наблюдатели в городе. Это было единственное возможное объяснение. Тем не менее, Гордунов удивился силе обстрела. Ведь это был их город, здесь жили их люди.

Мосты, подумал Гордунов. Без них им приходиться очень туго.

Он помогал связистам собирать аппаратуру, когда ударная волна сотрясла стену, осыпав их штукатуркой и пылью.

— Всё, уходим! Вперед!

Гордунов схватил полевой телефон и в последний раз обзвонил позиции. Он пытался говорить между взрывами, в ожидании того, что кабель любую секунду может быть перебит.

— Это командир. Меняю позицию. Противник меня обнаружил. Всем помнить, что по периметру работают вражеские наблюдатели. Всем следить за зданиями с хорошим обзором. Конец связи.

Гордунов отключил телефон и бросил его последнему связисту, покидающему здание. Снаружи связисты сбились на аллее и, ежась от каждого взрыва, ожидали дальнейших указаний.

— Следовать за мной, — скомандовал Гордунов, хотя он не был уверен, куда им следовало направиться. Он не хотел отходить слишком далеко от северного моста, но между рекой и ближайшими к ней зданиями был опасный открытый участок. Он повел связистов на юг, пытаясь укрыться от артиллерийского огня, бросаясь от здания к зданию.

Обстрел прекратился. Гордунов услышал, как за позициями раздался рев двигателей бронетехники.

Шум двигателей танков стал современной заменой боевым барабанам, подумал Гордунов. От этого урчания стыло в животе.

Он указал связистам на местное здание почты на бульваре, соединявшем оба моста на западном берегу и сказал.

— Расположите аппаратуру там. Доложите капитану Карченко, если сможете связаться с КП его роты. Попытайтесь снова наладить проводную связь.

Он посмотрел на их лица. Дети. Не те опаленные солнцем и покрытые шрамами лица людей, с которыми он выживал в Афганистане. Он не видел офицера связи вот уже несколько часов. Еще один бесполезный ублюдок, подумал он. Он выбрал солдата, имевшего наименее испуганный вид.

— Боец, ты отвечаешь за связь. Присваиваю тебе звание младшего сержанта. Служи Советскому Союзу!

Гордунов оставил их. Хромая, он двинулся по бульвару на запад, на звуки двигателей вражеской техники. Скоба на ноге помогала, но каждый шаг все равно отдавался болью. Он сам нашел эту скобу в больнице и сам закрепил ее на ноге, не желая обращаться за помощью к кому бы то ни было.

Звуки перестрелки усилились у него за спиной, на берегу реки, контролируемом Левиным. На их стороне, звук танковых двигателей тоже изменился.

Они двигались.

Гордунов вышел к позициям взвода лейтенанта Свиркина. У него был все еще действующий полевой телефон, и Гордунов воспользовался им, чтобы связаться с Левиным.

Им ответил солдат. Товарищ капитан вел бой. Но он приказал передать, что атакующие его силы были британскими регулярными частями.

Левин получил, что хотел, по полной программе, подумал Гордунов.

Лейтенант Свиркин был уверен в себе, даже энергичен. Он был новичком в батальоне, и у Гордунова не было времени, чтобы составить о нем мнение.

— Ты понимаешь, что мы должны держаться? Другого выбора нет. Наши танки в пути.

— Вас понял, товарищ командир.

Гордунов двинулся назад, чтобы проверить вторую линию оборонительных позиций взвода.

Выстрел грохнул прямо перед ним. Рев вражеской техники вдруг показался невозможно близким.

Гордунов увидел, как выпущенный в упор танковый снаряд ударил в угол здания. Через мгновение, двое солдат выскочили оттуда, подняв руки над головами.

Его солдаты. Дезертиры. Гордунов скосил обоих из автомата.

Ведущий вражеский танк уже достиг советских позиций. Все произошло слишком быстро, чтобы можно было успеть что-то сделать. Гордунов с ужасом наблюдал, как огромная машина, в два раза больше, чем советские танки, двигалась к мосту, заливая все вокруг пулеметным огнем, и, судя по всему, не собираясь останавливаться. Он хромая бросился обратно, на позиции взвода, с которых только что вышел. Вражеский танк или не видел его, или просто не обращал на одинокого солдата внимания. Еще один танк появился следом за первым и направился к главному, северному мосту.

Гордунов кипел от мысли, что мост может перейти обратно в руки врага так легко. Казалось, десант просто растаял. Никто не отвечал на огонь танков.

Гордунов выскочил из-за угла, крича своим приказ не стрелять. Лейтенант Свиркин вышел ему навстречу. Его лицо было пустым.

— Где гранатометчики? — Рявкнул Гордунов. — У тебя есть кто-то рядом?

Свиркин на мгновение задумался, приведя Гордунова в бешенство своей медлительностью.

— Я думаю… должен быть расчет где-то вниз по улице.

Гордунов схватил лейтенанта за руку.

— Где?! Покажи мне!

Лейтенант послушно повел его. Офицеры бросились через перекресток, наугад стреляя в сторону вражеских танков. Проскочив через пару тел местных жителей, они обнаружили двух солдат, укрывавшихся за грудой щебня. У одного из них был гранатомет.

Гордунов слышал, как танки вели огонь. Судя по звукам, они были очень близко к мосту.

— Встать! — Приказал он бойцам. — За мной! Лейтенант, тебя это тоже касается.

Он спешно повел их к зданию почты. Независимо от того, чем Карченко занимался на командном посту своей роты, он не мог остановить танки. Гордунова ударило болезненное ощущение того, что все потеряно. Инстинкты говорили ему, что оборона была организована неправильно, а Карченко был не более чем командиром роты и не смог справиться с возложенной на него задачей. Гордунов пожалел, что не отстранил его от командования еще вчера вечером, когда тот не смог забрать тело Духонина.

Гордунов жестом приказал своим залечь. Солдаты упали, держа оружие наготове. Но целей не было видно.

— Они за следующим углом, — сказал им Гордунов. Гудение моторов и скрежет гусениц по заваленным обломками улицам безошибочно выдавали танки. Потом раздалась быстрая пара взрывов, ей вторил огонь из советского оружия, говоря, что кто-то все же вел бой.

— Боец, — сказал Гордунов гранатометчику. — Следуй за мной. Свиркин, останься здесь и следи, чтобы нас, мать твою, не отрезали.

Лейтенант кивнул. Но у Гордунова не было уверенности в нем. По афганскому опыту он знал, что солдаты, вполне нормально подготовленные, вдруг могли достигнуть предела своих возможностей, после которого у них мог наступить ступор от чего-то неожиданного, деморализующего, да и просто от нервного истощения. Никто не был полностью предсказуем. И мало кто всегда оставался храбрым.

Гордунов ждал возможности произвести выстрел в корму танка. Но едва он и гранатометчик достигли перекрестка, у них за спиной появился третий танк. Они были зажаты между ним и двумя танками спереди.

— Стреляй в этого гада! — Закричал Гордунов.

Гранатометчик, весь трясясь, припал на колени. Он вскинул оружие на плечо и выстрелил. Граната ударила ниже маски пушки, почти под башню. Но огромный танк продолжил двигаться, открыв огонь из пулемета.

Солдат вскочил, но в ту же секунду рухнул. От пулеметной очереди его тело, кувыркаясь, покатилось назад.

Гордунов прижался к стене настолько, насколько это было возможно. Танк прошел мимо с невероятным грохотом и сосредоточил огонь на переулке, из которого бежали Гордунов с солдатом. Но сейчас его люки были закрыты, а место, где лежал Гордунов, не могло быть видно в оптику. Когда танк прогрохотал дальше, он бросился к гранатомету, преодолев последние несколько метров на локтях и коленях. Гордунов сорвал со спины мертвого гранатометчика тюк, из которого торчали две гранаты. Каждое мгновение он ждал пулеметной очереди, которая разорвет его. Но успел стянуть тюк с тяжелого окровавленного тела. Он перекинул его через плечо и откатился в укрытие. Было непростительной глупостью отправить танки в город без поддержки пехоты, и Гордунов был настроен заставить врага заплатить за нее.

Он прокрутил в памяти, как стрелять из гранатомета. Гордунов вставил гранату, услышав ободривший его щелчок. Вспомнил правильную последовательность действий, как правильно удерживать оружие. Забросил автомат на спину, чтобы в случае чего тот не мешал быстро выстрелить из гранатомета. Затем встал и побежал на перекресток так быстро, как только позволяла больная нога.

Оглянувшись, Гордунов увидел, что один из танков у моста дымился. Это его обнадежило. Его солдаты все еще вели бой. Кто-то подбил один из танков. Корма танка, убившего гранатометчика, была совершенно беззащитна. Гордунов вскинул гранатомет на плечо, прицелился в моторно-трансмиссионное отделение и выстрелил.

Цель была так близко, что он ощутил ударную волну от взрыва. Как минимум, он надеялся лишить танк способности двигаться. Тот действительно резко остановился, из-под крыши кормовой части повалил дым. Гордунов отскочил в ближайшую дверь, забросил гранатомет на спину и вскинул автомат. Он прицелился, ожидая, когда танкисты полезут наружу.

Но экипаж не хотел бросать танк. Они попытались развернуть пушку назад. Но на узкой улочке этого сделать было нельзя, даже подняв ее на максимальный угол возвышения. Внимание Гордунова было так приковано к башне, что он чуть не пропустил движение под танком, когда члены экипажа полезли наружу через люк в днище.

Гордунов подождал, пока второй танкист выберется из люка. Когда больше никто не появился, он открыл огонь из автомата промеж гусениц танка. Он видел, как попавшие в ловушку танкисты дергаются, словно марионетки. Гордунов опустошил в них весь магазин и вставил новый. Убедившись, что тела не двигаются, он перезарядил гранатомет.

Оставшийся танк вел бешеный огонь, понимая, что попал в ловушку. Гордунов начал осторожно менять позицию, чтобы сделать точный выстрел. Они пытались отбить у него мост. Но это оказалось не так уж и просто. Он снова ощущал себя непобедимым.

Он укрывался за только что подбитым им танком, поднимая гранатомет, чтобы сделать выстрел. Пока он целился, ощущение времени и пространства смазались. Он словно вернулся на дорогу на Кандагар, в бой с очередной засадой душманов в горах, и еще в тысячу мест, которые не мог вспомнить. В мире остался только враг, время и все остальное исчезло. Гордунов положил палец на спусковой крючок.

Выживший член экипажа подбитого танка выстрелил ему в спину из пистолета.