Духи ночи в эту пору

Вместе с сумраком выходят

Из воды, из старых дупел

Бурей сваленных деревьев,

Из глубоких нор барсучьих,

Скрытых в сучьях среди леса,

И крадутся незаметно,

Меж дерев перебегая,

К огонькам паулов сонных,

Чтобы в души человечьи —

Лили, полные тревоги,

Поселить вражду и злобу.

— Люди кульбазы едут! Снова детей в школу собирают! — выводил неторопливо слова Сас, входя и усаживаясь поудобнее к огню. Он только что приехал на оленях.

— Куль за нами гонится! — запричитал отчим, засуетился в углу, где он молча раскуривал длинную трубку.

Хотя был уже поздний вечер, он тут же засобирался в дорогу. Не успел вскипеть и прощальный чайник, как олени были уже запряжены в упряжку. Ещё миг — и под копытами заскрипел морозный снег.

Из тайги, где деревья, кажется, сливаются с небом, выехали в ледяную землю — тундру. Деревья здесь редкие, чахлые, низенькие. Немного проехали — стал подувать ветерок. Откуда-то появилась туча. Звёзды исчезли. Ветер задул сильнее. Закружился снег. Засвистела, запела вьюга. Все заснежилось, заметелилось. Олени не хотели идти против ветра. Они старались повернуть по ветру. Скоро поднялась такая метель, что всё побелело. И негде стало скрыться от этой неистовой вьюги. Ветер прожигал лицо калёным железом. Вьюга скоро стала такой, что видны были только хвосты оленей. А сами олени сливались с белой тьмой.

Пришлось выпрячь быстроногих и привязать их головами к нартам. Отчим залез под нарту и велел пасынку сделать то же самое. Упрятали голову и руки в малицу. Казалось, неплохо устроились. А снег всё летел и летел.


— Пу-ху! Пу-ху! — прокричал кто-то вдали.

«Кто это? Филин!» — подумал Сава, забираясь под шкуру. Да, филин так кричит. Глаза у филина круглые, голос зычный. Сава боялся филина, когда был совсем маленький. Знал он: на крыльях филина летает сам Менкв. Менкв — это злой лесной дух. И в жизни живут злые люди и в сказках они есть. Вот какую сказку как-то сказывала бабушка.


В лесной избушке живёт старик. Голова у него, как у медведя, косматая. Да только это не медведь, а человек, проживший на земле долго-долго. Внук есть у него. Мальчик. Эквапыгрысь, сын женщины. На мягких звериных шкурах резвится мальчик. Старик не сводит с него глаз.

Тепло и ласку дарит внуку бабушка.

Однажды дедушка и бабушка ушли. Внук один остался. И думает: «Не сходить ли на улицу? Что хоть там такое?!»

На улице видит: играют дети, мяч пинают.

— Сможешь ли ты устоять от удара мяча?! — говорит один из них. И самый большой мальчик пинает мяч прямо на Эквапыгрыся. Удар был такой, что чуть Эквапыгрысь не упал. Рассердился сын женщины, схватил мячик и пнул его обратно. Кому досталось по спине — тот надвое разломился, кого чуть задело — лежал как мёртвый. Вот какой был удар! Отцы и матери детей кричат на всю тайгу, на весь мир:

— Если руки твои такие сильные, если ноги твои такие мощные, где ты был, когда победили твоего отца? В болоте за семью озёрами ястребиный ветер треплет волосы отца твоего, сушит его голову. Там и показал бы свою мощь!

Вернулся Эквапыгрысь в избушку, лёг спать. Но никак не спится. Всё думает над словами, сказанными людьми на улице, размышляет: «И правда, почему у меня нет отца? У других ведь есть и отец и мать! Нет ли в мире где виновника этому? Отмщение за отца. Отмщение!»

На стене висел лук и стрелы. Взял он осторожно их и опять вышел на улицу. Долго ли, коротко ли шёл, много ли, мало ли землю мерил ногами и взглядом, только наконец увидел небольшой домик, дверь с одной стороны брёвнами обложена. Разбросал он их — в дом вошёл. В переднем углу старик Медведь сидит. Вздохнёт, выдохнет — ветер до дверей долетает. Эквапыгрысь взобрался на полати, рядом со стариком Медведем лёг. А когда проснулся — удивился: рядом со своим дедушкой, оказывается, спал.

Дедушка и говорит:

— Вижу, повзрослел ты, сильным стал. Для большой дороги созрел! Только большую дорогу надо выбирать не воровским путём. Подожди до завтра — я тебе подготовлю лук и стрелы богатырские.

Наутро бабушка стала в углу копошиться. Вытаскивает из угла большое железное лукошко. Из него вынимает кольчугу. Надевает на юношу — и она впору ему. Лук и стрелы подаёт. Дедушка вручает саблю острую и говорит:

— Теперь иди! Пусть с тобою будут духи добра!

Пошёл внук на берег таёжной речки. На лодочку садится, к большой воде плывёт, к большой земле едет.

Долго ли, коротко ли плыл — доехал до седьмого озера. Правда, берега этого озера заросли травой, болотиной стали. В камышах семь лодок стоят. Покрыты они тонким сукном, шёлком сияющим. По рассказам дедушки Медведя, где-то здесь должна быть лодка отца. Долго её искал Эквапыгрысь. Нашёл. Лодка его отца поновее других. Потом пошёл вверх по ручью. В одном месте видит: берёзка. Хотел сделать зарубку. Да только прикоснулся топором — кровь брызнула. Хотел отломить веточку, чтобы отогнать комаров, — тронул веточку, да за спиной раздался страшный крик. Это Менквы кричали во весь голос. Эквапыгрысь обнажил свой меч. А Менквы уже идут на него, свистят, кричат. Не повернул назад внук, а решил сражаться с врагами не на жизнь, а на смерть. На одного замахнётся — другой рядом, одному снимет голову — другой пытается его смять. Трудно герою, не осилить ему столько великанов, столько врагов. И тогда он пытает силу слова. Говорит:

— Дедушка мой! Голова у тебя косматая, как у хозяина тайги — медведя. Неужели в твоей медвежьей башке нет никакой мудрости или хитрой тайны неужели нет?!

Только успел сказать он это, как на его голову сел крылатый ястреб. («О, слово великую силу имеет! — когда-то говорила Саве бабушка. — Порой оно бьёт сильнее сабли и любого другого оружия!»)

Говорит Эквапыгрысь ястребу:

— Слетай в небо, спроси у небесного отца: где таится смерть этих Менкв, чем их победить?!

Но ничего не ответил ястреб Эквапыгрысю. Только взмахнул крыльями и улетел. Только вылетел ястреб, Менквы спрашивают:

— Какая птичка выпорхнула из твоей головы?

— Это моя последняя душа улетела.

Обрадовались Менквы, услыхав о последней душе. Значит, силы Эквапыгрыся уже на исходе. Значит, его можно и победить!

— Всё равно он наш! — говорят они, садясь на пни и поваленные деревья.

А между тем вернулся ястреб. На голову Эквапыгрыся сел и шепнул тихо:

— У самого младшего из семисот Менкв на мизинце кусочек человечьего мяса. Найдёшь его — счастье твоё!

Сказал ястреб вещие слова и улетел восвояси.

— Что вылетело из твоей головы? — спросили Менквы.



— Последняя моя душа вылетела. Оказывается, была ещё одна. На ней, видно, и держался!

Снова Менквы пошли на Эквапыгрыся. Эквапыгрысь стал искать зорким богатырским взглядом самого младшего Менква. Наконец заметил. Стал к нему пробираться. Другие защищают его, загораживают. Но внук до того был юрким, что не только отбился от Менкв, но и проскользнул сквозь них и острием сабли лишь по мизинцу младшего провёл.

И всё замерло. Будто скошенные травы, в один миг все Менквы упали, завяли. А сколько людей съели они, скольким принесли несчастья!

Снял Эквапыгрысь с их голов шкуры и на пояс их повесил. Пусть и другие людоеды знают: то же самое будет и с ними, если они рискнут нападать на мирных людей. Так Эквапыгрысь отомстил за своего отца. Так он воевал со злыми духами, так он боролся за справедливость.


Помнит Сава: когда бабушка рассказывала эту сказку, то добавила:

— Вот вырастешь и большие дороги будут пылиться под твоими ногами, вспомни, что где-то за семью озёрами в болоте ястребиный ветер треплет волосы твоего отца, сушит его голову. Твой отец, мой прекрасный сын, был славным охотником, хорошим человеком. Настало богатырское время, добрые богатыри взялись за мечи и с людоедами Менквами стали бороться. Вместе с Красными богатырями пошёл твой отец. Правильно ли он сделал — не знаю. В одной из схваток он погиб. Пойдёшь по земле — может, найдёшь его могилу, а может, просто духа его встретишь. Явится он перед тобой просто хорошим человеком и заменит тебе отца и друга. Ищи дорогу отца, продолжи её.

— Пу-ху! Пу-ху! — кричал филин.

— Вий-ю! Вий-ю! — вторила ему вьюга.

Лежит Сава, сказку вспоминает, о злых и добрых духах, о Менквах и сказочных Красных богатырях, с которыми ушёл отец… Но кто заменит отца? Разве это возможно?

Ищи дорогу отца, продолжи её…

А вот мама у Савы есть. Это хорошо. Саве становится тепло-тепло. Но только на миг. Пока вспоминал про маму. Лицо у неё белое, не морщинистое, как у бабушки. Волосы рыжие, до самых пят вьются косы. Косы у мамы тяжёлые. Монеты, медные цепочки, пуговицы, амулеты причудливых зверей вплетены в косы её шелковыми лентами. При каждом движении косы мамы звенят, как бубенцы. Помнит Сава те счастливые мгновения, когда он играл её косами. Но те мгновения были редкими. Мама всё время куда-то уезжала с отчимом. Вот он спит рядом на снегу. И на него и на Саву летит снег. Саве опять становится холодно. Холодно, наверно, и оленям. Они тоже лежат беспокойно, чуть похрапывая… Сава злится на оленей. Это из-за них от него уезжает мама: оленям надо кочевать, искать корм. Сава злится на отчима: это он пасёт оленей, это с ним уходит мама. И почему это мама уходит с отчимом, а не остаётся с Савой в пауле? Неужели она больше любит отчима, а не Саву? Непонятно. Когда уезжала мама в последний раз, в её синих глазах стояли тяжёлые слёзы. Сава помнит вкус той слезы. Слеза упала Саве на губу, когда мама целовала его на прощание. Та слеза была солёной, горькой.

— Ты мой Сава, горемычный ты мой! — повторяла мама, целуя Саву.

— «Сава» по нашему — «горе», — говорила бабушка. — И дадено это имя тебе не случайно. Ты родился в день, когда убили твоего отца. Ты сирота, ты наше большое горе! Ты и надежда наша. Враги не смогли убить красного партизана — твоего отца, не смогли оборвать нашу жизнь. В тебе он вновь родился, зашагал по земле. Шагай же и ты, наш Сава, ищи дорогу отца, продолжай её достойно!..

…Но кто укажет Саве дорогу, кто поможет? Может, Учитель? Он не раз говорил: «Ребята, пусть теперь вашим спутником станет книга. Она будет вам надёжным другом. Она укажет вам дорогу в большую жизнь…»

И где она, эта большая жизнь? Как найти к ней дорогу?

Лежит Сава. Спать не спит, а слегка подрёмывает. Стук, шорох какой — всё слышит. Слышит сквозь крик ветра, сквозь вой вьюги… А вьюга метёт, снегом бьёт. И в этой кутерьме — где она, волшебная дорога? Как её отыскать?..

Вьюга не утихла и утром. Не видно было ни зги. И всё же отчим с Савой решили ехать, чтобы не быть заживо погребёнными. Отчим сказал, что где-то недалеко стойбище. Последнее средство — пустить оленей на произвол судьбы: может быть, они вывезут к чьёму-нибудь жилью.

Ресницы Савы смёрзлись. Он долго их оттаивал тёплыми пальцами, согретыми у груди под мехом малицы. И отчим, тоже прочистив глаза от инея и снега, стал запрягать оленей. Сава сел спиной к ветру, опершись о жёсткую спину отчима. Как хорошо опереться на чью-то спину. Сава опять подумал об Учителе. Вдруг олени круто повернули влево. Плелись они очень медленно и всё обнюхивали воздух. Не прошло и часа, как они вышли к деревне. Запах жилья во время вьюги расстилается по земле. И запах этот далеко слышен чуткому обонянию оленя.


Загрузка...