Будьте милостивы к мёртвым…

Вы снабдите их могилы

Для еды посудой разной,

Луком крепким для охоты,

Заготовьте стрел побольше,

Дайте шило им в дорогу,

Если можно — даже нарты,

Чтоб друг к другу ездить в гости,

Будьте милостивы к мёртвым,

Смерть и вас на перепутьях

Караулит терпеливо…

— Ого-го!.. Ого-го!.. — пела тайга.

— И-у-а! И-у-а! — звенело, казалось, в небе и на земле. Земля скрипела под ногами оленей скрипом большого зимнего снега.

— Ого-го! И-у-а!.. — На заснеженной поляне показались олени. Впереди стада ехал оленевод на тройке запряжённых оленей.

За ним на длинном аркане шёл ездовой олень. По следу ездового тянулось всё стадо. Олени шли спокойно, не торопясь, время от времени нюхая белый снег. Позади стада на широких лыжах, обшитых шкурами с лосиных ног, шли два пастуха.

— Ого-го! И-у-а! — покрикивали время от времени пастухи, подгоняя рогатых.

Вскоре всё стадо оленей закружилось на поляне перед чумом. Поднялась снежная пыль, загудела земля от тысяч переступающих оленьих ног и от треска сталкивающихся рогов. Словно заворожённый смотрел Сава на колышущуюся массу быстроногих животных.

Пастухи перестали кричать, давая оленям немного успокоиться.

И тогда над табуном змеями взвились арканы, сплетённые из тонкой кожи. Аркан пастуха, как длинная и точная рука, выхватывал из массы кружащихся, мятущихся животных самого нужного. Белоснежный бык с ветвистыми рогами чуть ли не поднимал оленевода над землёй. Оленевод, схватив его за рог, старался повернуть голову животного к себе. Олень силился бежать прочь. Пятился. Оленевод огромными прыжками мчался вслед за ним, до тех пор пока олень не выбивался из сил и не останавливался.

Потом уже по первому мановению руки он безропотно шёл, делая всё, что прикажет хозяин…

Таким же образом поступал с людьми Железная Шапка. Он не пощадил даже шамана Яксу. Это Икса заступился за Саву, когда Железная Шапка обнаружил его в капище Каменного медведя и жестоко избил. Тогда князь набросился и на старика, требуя немедленного камлания отречения.

Он обвинял Яксу в отказе казнить Журавля и Красного Корня, которых недавно схватили люди Железной Шапки и держали теперь как заложников. Ругал колдуна за то, что тот будто бы сговорился с духами Революцы и несёт всем таёжным людям гибель. И потому он, Железная Шапка, потомок Нёр-ойки, требует от одряхлевшего, потерявшего разум старика передачи ему, Железной Шапке, титула шамана и говорящего духа.

У входа в пещеру горело священное кострище. Рядом с кострищем стоял стол с пожелтевшими медвежьими черепами. Глазницы черепов были повёрнуты к востоку, где, как казалось древним, жил бог охоты. По другую сторону костра торчали из снега рога оленей, сваленные в кучу. Их было много. Таёжные люди не забывали духов предков. Приносили им жертвы. На щетинистой щеке пещеры, на выступе торчали три стрелы, почерневшие от времени. Стрелы были трёхгранные. Трёхгранная стрела — стрела боевой тревоги.

Тревожно горел огонь. Отблески его играли в маленьких глазах Яксы, остановившихся, как замерзающее озеро.

По приказу Железной Шапки его насилу приволокли сегодня на камлание Караюйя — обряд отречения. Но Якса медлил, не торопился произносить под удары бубна священные, загадочные слова: «Кара-юй-я! Кара-юй-я! Заклинаю! Отрекаюсь!..»

Рядом с ним на снегу лежал чёрный бубен. На деревянной распоре бубна была изображена гагара, которая, как рассказывали мансийские мифы, доставала землю для манси из вечного моря Вселенной. На крепко натянутой коже бубна лежали колотушки из лапок гагары, а на обратной стороне бубна укреплено было железное изображение ящерицы. Ведь человек — так говорят мудрые — своими выходками часто напоминает ящерицу, которая, желая спастись, отрубает себе даже собственный хвост…

Застыв в ожидании, люди молча глядели на огонь.

— Где моё мудрое племя мухоморов? — растягивая слова, наконец заговорил Якса, нарушив всеобщее молчание.

Яксе подали семь мухоморов с пёстрыми шляпками на чёрных сморщенных ножках. В его остывших было глазах блеснули искры.

Якса неторопливо, глядя на небо, расщепил грибы на небольшие кусочки и стал проглатывать их, запивая водой из серебряной чаши.

Потом, уставившись на огонь оледенелыми глазами, он стал ждать результата волшебного действия. Но волшебство не являлось. Тогда шаман потребовал ещё два раза по семь штук грибов из племени семиглазых опьянённых духов, которые видят малое — большим, а тёмное — ясным…

Съев двадцать один мухомор, трижды по семь, шаман скорчил лицо, зрачки его сузились, глаза стали судорожно моргать…

— Кай-о! Кай-о! Кай-о! — ударив в бубен, начал Якса. — Я вхожу на последнюю вершину. Входящий на последнюю вершину говорит главное слово. Слушайте моё главное слово! — Потом, обратив свой взор на людей, он продолжал: — О люди! Есть ли у вас уши, чтоб слышать, есть ли глаза, чтоб видеть! Слушайте, смотрите: это я стою перед вами, но стою не прежним Яксой. Сбросив одряхлевшее тело, наполнив себя новым духом, новыми словами, новым провидением, я стою в образе нового молодого шамана, которому я сегодня передаю свой вещий бубен…

Железная Шапка встал во весь рост. Потянулся к Яксе. Лицо его просияло. В глазах его появилась уверенность, что эти слова Яксы имеют прямое отношение к нему.

— Одряхлело моё старое тело, одряхлел наш старый Север, — продолжал Якса, размахивая лапкой священной гагары. Потом запел:

Дух мансийский иссякает…

А земля так жаждет духа.

Я искал, страдал, боролся, —

Ошибался, прозревая…

В новом духе человека

Вижу я начало жизни.

Якса бил в бубен, кружился в пляске. И в камлании-прозрении рассказывал, как он, уже будучи в облике нового человека, ходит в верхнем мире, в поисках нового духа.

Якса изображал, как сначала он — новый человек — просто шёл по земле. Шёл как охотник, как рыбак, как простой землепроходец.

В пути ему встретился русский шаман. Он был без креста, и одежда на нём не сияла, как у попа. Имя этого русского шамана было — Революца.

При слове «Революца» Железная Шапка вздрогнул.

А Якса продолжал:

— Революца и говорит мне: «Хочешь, я сделаю тебя новым шаманом? Но прежде тебе надо побывать в верхнем мире и посмотреть своими глазами страну света, где все люди равны». И я пошёл с русским шаманом.

Однажды над нашей головой раздался шум и треск. Я поднял глаза и вижу: падает звезда, — рассказывал он дальше историю.

— Что это валится? — спросил я.

— Сейчас узнаем! — отвечает русский шаман по имени Революца.

И правда, звезда скоро остановилась у того священного дерева, рядом с которым мы стояли. Оказывается, это был Нёр-ойка. Он летел на семикрылом золотом олене. Копыта оленя были повёрнуты назад, из-под них так и летел огонь…

Спустившись с неба, Нёр-ойка подошёл к нам и говорит:

— Я, Нёр-ойка, много веков простоял в небе, превратившись в звезду. Я весь высох. Ты, Революца, не вправе взять этого человека, который предназначен для меня. Я сам принимал участие в его зарождении, воспитывал его с малых лет в языческом таёжном духе, — говорил Нёр-ойка, кивая в мою сторону.

— А что дал людям твой дух, Великий шаман? — спросил Революца. — Исчезли болезни и голод? Счастлив ли твой народ?

Нёр-ойка задумался, опустил глаза на холодную землю, занесённую снегом…

— Но я ведь учил его жить по грамоте русского царя и по велению таёжных богов и духов.

— И царь, и боги, и духи не смогли победить холод, мрак, преступления, болезни и смерть…

— А что для этого надо делать? — спросил Нёр-ойка, испытующе глядя на Революцу.

— Надо трудиться! Надо строить и творить, а не стоять идолом, принимая молитвы и жертвоприношения! Вы все: и царь, и попы, и князья, и живые и мёртвые — вы виноваты в бедах и несчастьях земли.

Долго спорил Революца с Нёр-ойкой. Нёр-ойка сопротивлялся, не хотел сдаваться. Но Революца, молодой и сильный, всё-таки победил.

Напоследок он сказал:

— Ну и оставайся идолом! Стой безучастно. Принимай молитвы. Но не мешай нам строить новую жизнь.

И мы помчались дальше. Мчались мимо звёзд, планет. Семь миров пролетели. Наконец достигли пределов чистой и светлой страны.

Страна светлого завтра похожа на нашу землю. Такой же снег зимой, а летом — зелень. Леса и реки, дороги, города… Только все люди высокой души. Своим великим трудом они обновили землю. Очистили её от жадности и преступления. И слёз не знают их глаза. И счастье рядом с ними ходит. Они все равные. Страна эта называется — Коммунизм.

— Слышите, люди, что он вещает? — закричал взбешённый Осьмар Васька. — Будто бы он побывал в этой стране, где свет… Да не их ли словами он камлает?! — продолжал он, указывая на связанного Журавля и Красного Корня. — Я же говорил, что он якшается с духами Революцы.

— Погоди, Осьмар Васька! — закричал Железная Шапка. — Разве не веришь ты, что я летал вместе с Яксой в страну света? Люди, разве вы не верите?

Люди, опустив головы, молчали.

Тяжело вздохнув, Якса погладил старую собаку, которая дремала у костра, у его ног. Яксу всегда сопровождала тощая, пушистая, как росомаха, собака. Она была неразлучна с ним, как тень. Эту собаку приручил Якса много лет назад, ещё маленьким щенком, вырвал её из когтей орла. Видно, в благодарность за спасение она неотступно шла за Яксой, не раз и его спасала. Простым людям она казалась духом — помощником Яксы.

И вот теперь она лежала, протягивая лапы к огню, позёвывая и щурясь на золотые языки пламени, с утомлённым видом много, честно поработавшего друга, имеющего право на отдых у костра. Она поглядывала слезоточивыми глазами на молодую лайку, которая вертелась у ног связанного Журавля.

— Собака не всегда может быть верным другом человека, — глядя бесцветными глазами, продолжал Якса. — А волк — может.

Погладив ещё раз по морде свою старую собаку, Якса встал во весь свой рост, снова посмотрел на небо, послушал и запел:

Кай-о! Кай-о! Кай-о! Йо!

Да, летал, летал я в небо

Вместе с юношей прекрасным,

Музыкантом новых песен.

Пусть откроет каждый сердце,

Пусть откроет каждый душу

И прислушается к песне.

Всё в прошедшем, всё в грядущем,

Всё проходит, умирает

И родится в новом свете…

Последний раз ударив в бубен, он назвал имя Журавля, достойного продолжателя, чародея и колдуна слова. Все ахнули.

Однако новые удары бубна и волшебные звуки:

Кара-юй-я! Кара-юй-я!

Отрекаюсь! Заклинаю! —

заставили толпу идолопоклонников успокоиться и снова обратить свои взоры на камлание.

Больше всего был поражён происходящим, конечно, Железная Шапка. Он на мгновение было растерялся. Но тут же, сверкнув глазами, двинулся на Яксу. Старик остановил его, указывая на огонь:

— Ты, водящий дружбу с теми, кто продаёт и покупает детей твоего народа! Если ты шаман, — возьми огонь руками.

Это приказание привело Железную Шапку в себя. Он остановился, растерянно глядя на огонь. Потом, схватив горящую головешку, закричал нечеловеческим голосом и тут же упал, катаясь в грязном, затоптанном снегу как сумасшедший.

Якса подошёл к горящему костру. Взял в руки горсть пылающих углей и торжественно произнёс:

— Вы видите, я держу в руках огонь. Тело моё дряхлое уже сидит в душе Журавля.

Как у любого Великого шамана, у меня есть мать-зверь. Она, воспитавшая меня на великом колдовском дереве, уносившая меня в страну светлого завтра, сейчас прилетит опять.

Она имеет вид большой птицы с железным клювом и цепкими когтями и длинным хвостом длиной в три маховых сажени. Похожа эта птица на железную лодку. Когда летит она — гудит. Если она, моя мать-зверь, прилетит, вы сложите оружие, отпустите всех пленных… И слушайте дальше, что скажет Журавль…

Якса на мгновение замолчал. Потянулся к ведру, зачерпнув полную деревянную кружку, жадно выпил. Потом попросил, чтоб ему подали лук и стрелы. Обвёл горящими глазами всех, взглянув на небо, и продолжил:

— Боги! Моя последняя душа, оставшаяся в старом теле, пусть вылетит вместе с этой стрелой и вселится в тело Журавля!

Поцеловав три раза стрелу, он пустил её из лука в небо.

И тут же упал на землю… Жёлтое лицо его было словно окровавленным. Он казался мёртвым.


Загрузка...