Красные фонари

Свет в окнах комнаты Зизи

Мешал мне спать, но жалюзи

Я опустил, мои глаза

Уже не резала слеза.

У моего плеча, вблизи,

Тихонько плакала Зизи,

Не знаю только с чем в связи,

Ведь опустил я жалюзи.

В забытом кармане монета лежала,

Была она мелкой и стоила мало,

Но цену монета себе набивала

И старый карман про себя презирала.

Однажды забытый карман приоткрылся

И пальцами кто-то в монету вцепился,

Когда она звякнула в мокреньком блюдце,

Ей снова в карман захотелось вернуться.

О! Гитара! Бюст и таз,

Будь вы стары или юны,

Словно жилы, ваши струны

Вдоль пересекают вас.

Ваш атласный алый бант

Украшает гриф, как шею.

Взять вас на руки не смею,

Жаль — но я не музыкант.

Кто-то взял вас не спеша

И запел тихонько, грустно.

И откликнулась Душа

Почему-то из-под бюста.

Победу на доске одерживали слева,

Пробилась в Королевы пешка-дева,

И Правый пал Король пред ней,

Но, цвет лишь изменив

И не убавив гнева,

Встает Король, с ним рядом Королева,

И снова рвутся жилы у коней,

Опять трещат ладьи, и из слонов гора

Уже давно лежит у кромки поля,

Но пешки Левые на трон не рвутся боле —

Им Правых поздравлять пора!

Дешевая Реприза,

Но Реплики-подлизы

Прощали ей капризы,

И не ее вина,

Что делали сюрпризы

Ей Короли, Маркизы,

И сверху и донизу

Рассыпалась она.

Когда-то знаменита,

Теперь она — забыта,

Уныла и забита,

Таков конец пути.

Живет она несыто,

Комедия финита,

Разбитое корыто,

Где б Автора найти?

Всем известно, Жизнь — Театр.

Этот — раб, тот — император,

Кто — мудрец, кто — идиот,

Тот молчун, а тот — оратор,

Честный или провокатор,

Людям роли Бог дает.

Для него мы все — игрушки,

Расставляет нас с небес…

Александр Сергеич Пушкин,

А напротив — Жорж Дантес!

И тонкой была, и чувствительной кожа,

Любого она доводила до дрожи,

Теперь эту кожу ничто не тревожит,

Хоть стала и тоньше, и с виду моложе.

Ту, старую, кожу распяли подтяжкой,

Разгладив все чувства и память бедняжке.

Мартышка, малышка,

Что чешешь подмышки?

Что попочку чешешь,

Затылок и лоб?

Скажи, за какие такие делишки

Аж в клетку тебя засадить кто-то смог?

С тобой мы похожи,

Наивные рожи,

И глазки, и ушки, и пальцы, и рот.

Чесался б я тоже,

Кто знает, быть может,

Все мог сделать Боже наоборот!

Кот мой свернулся калачиком,

Глазки блеснули во тьме,

Это работают датчики

Где-то в кошачьем уме.

Ушки стоят, как локаторы,

Слушают тайную тьму,

Все, что в его трансформаторе,

Он не отдаст никому!

Нет, кошку никому не подчинить,

Она не поддается дрессировке,

И тайной независимости нить

Не ухватить в загадочной головке.

Но иногда расщедрится сама

И сделает кошачье одолженье,

Чтоб дрессировщик не сошел с ума,

Все выполнит без капли униженья.

Я слушал Малера, закрыв глаза,

Застыла на щеке слеза.

Мне было страшно, но напрасно,

Я видел смерть — она прекрасна.

Сколько движения, мимики, слов,

Кое-что в цель, кое-что — мимо «Сада».

Как вы прекрасны, Женя Стеблов,

И изнутри, как всегда, и с фасада.

Зря, может, пробуем, роем ходы,

Вот уже век не отыщут причину,

Из-за чего вырубают сады,

«Желтого в угол, дуплет в середину».

Может, отучимся капельку врать?

Будем друг друга любить, а не злиться.

Если бы, если бы, если бы знать, —

Фирса больного отправить в больницу.