Красные фонари

Ты в Индии священна,

Буренушка моя,

Пожуй немного сена —

И в дальние края.

Ты в Индии священна,

Хотя там и жара,

Привыкнешь постепенно,

Ну, выходи, пора.

Ты будешь там свободна,

Гуляешь в основном,

Почувствуешь голодной —

Заходишь в гастроном.

Никто тебя не тронет,

Никто не оскорбит,

С газонов не прогонит,

Чем сможет, угостит.

Как будто бы не слышит

Буренушка моя,

Стоит под мокрой крышей,

Чего-то затая.

Жует себе блаженно

И шепчет мне во мгле:

Умру я на священной,

Родной своей земле.

Какого цвета грязь? — Любого.

Пол грязным может быть и слово,

Идея, руки, площадь, шины,

Грязь — лишний штрих, и нет картины.

Грязь в вечном споре с чистотой,

И дух свой, смрадный и густой,

Свое зловонье, безобразье

Грязь называет простотой,

И чистоту ведет на казни

Грязь-простота убийц и палачей.

В орнаменте народного фольклора

Есть в лживой простоте ее речей

Смертельная тональность приговора.

Грязь-простота страшнее воровства.

Из-за таких, как мы, в нее влюбленных,

Молчание слепого большинства

Кончалось страшным воем заключенных.

И так проста святая простота,

Что, маску позабыв надеть святоши,

Открыто, нагло, с пеною у рта

Устраивает грязные дебоши.

Уже близка опасная черта,

Пустые души искажают лица.

О, вечная земная Простота,

О, вечная земная Чистота,

Спасительница мира — Красота,

Явись скорей, хочу успеть отмыться.

У лживой тайны нет секрета,

Нельзя искусственно страдать.

Нет, просто так не стать поэтом.

Нет, просто так никем не стать…

Кто нас рассудит, Боже правый,

Чего Ты медлишь, что Ты ждешь,

Когда кричат безумцы: «Браво!» —

Чтоб спели им вторично ложь.

И есть ли истина в рожденьи,

А может, это опыт Твой,

Зачем же просим мы прощенья,

Встав на колени пред Тобой?

И, может, скоро свод Твой рухнет,

За все расплатой станет тьма,

Свеча последняя потухнет,

Наступит вечная зима.

Уйми печальные сомненья,

Несовершенный человек,

Не будет вечного затменья,

Нас не засыплет вечный снег.

И просто так не появилась

На свете ни одна душа.

За все в ответе Божья милость,

Пред нею каемся, греша.

Но мир — не плод воображенья.

Здесь есть земные плоть и кровь,

Здесь гений есть и преступленье,

Злодейство есть и есть любовь.

Добро и зло — два вечных флага

Всегда враждующих сторон.

На время побеждает Яго,

Недолго торжествует он.

Зла не приемлет мирозданье,

Но так устроен белый свет,

Что есть в нем вечное страданье,

Там и рождается поэт.

Он доживал в стране как арестант,

Но до конца писал всей дрожью жилок:

В России гениальность — вот гарант

Для унижений, казней и для ссылок.

За честность, тонкость, нежность, за пастель

Ярлык приклеили поэту иноверца,

И переделкинская белая постель

Покрылась кровью раненого сердца.

Разоблачил холоп хозяйский культ,

Но заклеймив убийства и аресты,

Он с кулаками встал за тот же пульт

И тем же дирижировал оркестром.

И бубнами гремел кощунственный финал,

В распятого бросали гнева гроздья.

Он, в вечность уходя, беспомощно стонал,

Последние в него вбивались гвозди.

Не много ли на век один беды

Для пытками истерзанного мира,

Где в рай ведут поэтовы следы

И в ад — следы убийц и конвоиров.

Ты, ветер, выветри всю дурь,

Что в головах людей,

Но пощади, предвестник бурь,

Когда они в беде.

Тому, кто выбился из сил,

Ты в бурю не помог,

И Белый парус погубил,

Что был так одинок!

Я сяду в домик на колесах,

Пусть называется вагон,

Не вытирай, подруга, слезы,

Я с детства в поезд был влюблен.

Купе — не хуже, чем квартира,

Постели, лампочка, вода,

В вагоне даже два сортира,

Но только очередь туда.

Там есть вагоны-рестораны,

Поесть там можно и попить,

И есть там красные стоп-краны,

Но ручку лучше не крутить.

Дождаться надо остановки,

Послать вагон ко всем чертям

И дунуть пулей из винтовки

Назад к любимой по путям.

Прожилочки на крыльях у стрекоз

Искусно вывел виртуоз,

Лишь он мог сделать из простой слюды

С головкой спичечной летающее чудо,

А на спине шершавого верблюда

Оставить нам горбатые следы…

Так, на одной струне играя, Паганини,

Кусочек дерева прижав к щетине,

Прожилок и горбов неведомые муки

Передавал в терзавшем сердце звуке.

Кто обманывает рыбу,

Прерывает птицы пенье,

Тащит волоком оленя

Без стыда и униженья?

Кто свалил медведя глыбу,

Набираясь вдохновенья?!

Это вы, Владимир Ленин,

Это вы, Иван Тургенев.

В небо птицы улетели,

И уплыли рыбы в реки,

А в лесах укрылись звери,

Напугало, видно, что-то.

Это люди обалдели,

Кем-то прокляты навеки.

Изменили общей Вере

И придумали… ОХОТУ.

Мы лежим с тобой в объятьях

В январе среди зимы,

Мой халат и твое платье

Обнимаются, как мы.

Как кресты на окнах — рамы.

Кто мы, люди, мы — ничто?

Я читаю Мандельштама,

А в душе вопрос — за что?

Ребра, кожа, впали щеки,

А в глазах застывший страх,

И стихов замерзших строки

На обкусанных губах.

Голова седая на подушке.

Держит тонкокожая рука

Красный томик «Александр Пушкин».

С ней он и сейчас наверняка.

С ней он никогда не расставался,

Самый лучший — первый кавалер,

В ней он оживал, когда читался

После репетиций и премьер.

Приходил задумчивый и странный,

Шляпу сняв с курчавой головы.

Вас всегда здесь ждали, Александр,

Жили потому, что были Вы.

О, многострадальная Фаина,

Дорогой захлопнутый рояль.

Грустных нот в нем ровно половина,

Столько же несыгранных. А жаль!

Живых все меньше в телефонной книжке,

Звенит в ушах смертельная коса,

Стучат все чаще гробовые крышки,

Чужие отвечают голоса.

Но цифр этих я стирать не буду

И рамкой никогда не обведу.

Я всех найду, я всем звонить им буду,

Где б ни были они, в раю или в аду.

Пока трепались и беспечно жили —

Кончались денно-нощные витки.

Теперь о том, что не договорили,

Звучат, как многоточия, гудки.

Скажу я так: кто не играл в футбол,

Тот счастья не испытывал ни разу.

Играя по свистку, не по приказу,

От мук любых вас избавляет гол.

Он вам поднимет дух, прорежет слух,

Он мышцы оживит, подтянет нервы.

Вернется страсть к тем, кто давно потух,

Захочется любить от радости безмерной.

И главное на свете — это пас,

Уметь открыться, угадать движенье,

Вбить в сетку мяч и осчастливить нас,

Чтоб вечным стало чудное мгновенье.

Футбол — не просто мячик на траве,

Не только наши радости и беды.

Жизнь — это поле — половины две:

Здесь пораженья, там — победы.

Узор, написанный рукой природы,

Где непонятна тайна мастерства.

Где все цветы земли в лазури небосвода —

Живое чудо в форме божества.

Ты — легкая, но с грузом всей Вселенной.

Ты — хрупкая, но крепче нет оси.

Ты — вечная, как чудное мгновенье

Из пушкинско-натальевской Руси.