Красота красная

Исаия, глава 63, стихи 5–6

Ольга Виейтес успела свыкнуться с тишиной, воцарившейся в доме Аленов после смерти юной Ксианы. Проработав у них уже четыре года, она ни на что не могла пожаловаться. Но правда заключалась в том, что в последние дни она обдумывала поиск другой работы.

За последнюю неделю она получила несколько предложений принять участие в различных телешоу, но вежливо отклонила все до единого. Никогда бы так не поступила ни с Аленами, ни с Ксианой.

Ольга не могла поверить в смерть девочки. В голове не укладывалось, что какой-то сумасшедший перерезал ей горло, пока семья тихо ужинала. Перекусывала сардинами в ожидании традиционного костра.

В приличных домах такого не происходит. Так заявила Ольге мать. Но Алены, не проявляя особой любезности, относились к ней хорошо, уважали ее выходные и отпуска и платили вполне приемлемую зарплату. Учитывая нынешние времена, это было больше, чем можно желать.

Ольга хорошо ладила с капризной старушкой. Иногда та путала сны с реальностью, а порой возвращалась в прошлое, но большую часть времени мыслила ясно и вела себя спокойно.

Так что Ольга не собиралась рисковать хорошей работой ради того, чтобы посплетничать в телешоу. И хотя телевизионщики предлагали три тысячи евро за рассказ о частной жизни работодателей, она знала: это хлеб на сегодня и голод на завтра. Никто не пустит в свой дом человека, способного раскрыть тайну личной жизни нанимателей в обмен на деньги.

Ольга не верила газетным статьям, в которых утверждалось, будто Ксиану убил один из собравшихся на ужин гостей. Тео или Сара не могли этого сделать – такое было просто немыслимо. Старушка почти не передвигалась без ходунков, к тому же практически ничего не видела. Остальные являлись друзьями семьи. Нормальными людьми, которые ничего не выигрывали от смерти девушки.

И еще была тетя. Все твердили о том, как низко она пала. Лия даже не смогла посетить похороны. Осталась дома. Сидела на диване, обнимая подушку и не пролив ни слезинки. Закрыв глаза. Ольга пару раз подходила к ней, проявляя внимание и предлагая перекусить, аспирин или кофе. Однако Лия каждый раз отклоняла ее предложения. Потом призналась, что она трусиха. Что хотела бы появиться в ритуальном зале и церкви, но не может. Единственное, на что она способна, – оставаться на диване, уткнувшись носом в подушку Ксианы. «Она все еще пахнет ею», – сообщила Лия. А потом сунула подушку ей под нос. Ольга уловила слабый запах ванили, аромат шампуня Ксианы. «Что, если я уйду, и запах исчезнет? Вы меня понимаете, правда? Если я закрою глаза, я почувствую, что она здесь. Но стоит мне уйти, и аромат исчезнет, и ничего не останется. Больше ничего не останется, Ольга».

Эти слова показались более опустошающими, чем рыдания Тео, чем слезы Сары у двери той запертой комнаты, в которую Ольгу не впустили.

Поэтому она не могла поверить, что Лия так поступила с девочкой.

А старуха тем временем изрыгала проклятия и призывала демонов. Ольга не верила ни единому слову полубезумного бреда, но не могла отрицать, что каждый день при входе в шале ее бросает в дрожь.

Она посмотрела на часы и решила, что пора разбудить донью Амалию и дать ей лекарство. Направилась на кухню, взяла стакан воды и таблетки. Она также взяла с собой кусок торта. Повезло, что донья Амалия, сладкоежка, не имела проблем с уровнем сахара. Тео и Сара должны были вот-вот вернуться. Уезжая утром, они предупредили, что ненадолго. У доньи Амалии выдался спокойный день. Она без возражений пообедала и больше часа провела в саду, на свежем воздухе.

Лифт установили два года назад, когда пожилая женщина начала терять подвижность. Ольге нравилось вывозить ее на прогулку в инвалидной коляске или с ходунками, в зависимости от того, как себя чувствовала донья Амалия. В некоторые дни боль от артрита была настолько невыносимой, что она оставалась в постели, и тогда Ольга делала ей массаж с маслом розмарина.

Крик застал ее врасплох. Ольга невольно опрокинула стакан, и вода разлилась по кухонному столу.

Она бросилась бежать. Взлетела по лестнице, кинулась к двери и распахнула ее. Сильный запах заставил Ольгу оцепенеть.

Донья Амалия лежала в постели совершенно обнаженная. Под ней расползлась огромная темная лужа, пропитывая простыни. Сначала Ольга подумала, что это кровь, и застыла, парализованная, уставясь на старуху, которая громко визжала от дикого ужаса. Потом до нее дошло: это не кровь. Ольга подошла к старухе, чтобы попытаться привести ее в чувство.

– Успокойтесь, донья Амалия! Ничего не случилось. Вы не позвали меня вовремя, но с вами все в порядке. Ничего не произошло.

Запах дерьма заполнил всю комнату. Ольга обняла старушку и заговорила с ней, тихонько, словно нашептывала сказку ребенку:

– Тс-с-с, ничего страшного. Ну, упустили немножко. Сейчас мы все приведем в порядок. Ну же, ну же…

У старухи был потерянный взгляд, глаза широко раскрыты, так что, казалось, вот-вот выскочат из глазниц.

– Мы все умрем. В книге Откровения написано: «И, начав речь, один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли? Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца»[6].

Подумав, что старуха не в своем уме, Ольга направилась в ванную. Взяла там полотенце, намочила его водой с мылом и вернулась в комнату. Старуха продолжала говорить сама с собой:

– Это уже предсказал пророк Исаия: «Отчего же одеяние Твое красно, и ризы у Тебя, как у топтавшего в точиле?»[7]

Ольга сняла со старухи ночную рубашку и, насколько могла, обтерла ее. Затем подхватила под руку и усадила голышом в инвалидное кресло, стоявшее рядом с кроватью.

– «Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; и Я топтал их во гневе Моем и попирал их в ярости Моей; кровь их брызгала на ризы Мои, и Я запятнал все одеяние Свое…»

Ольга сорвала сразу все простыни и бросила их на пол. Затем затолкала инвалидную коляску в ванную, запихнула старуху под душ и вымыла горячей водой с мылом. Донья Амалия, не прекращая, декламировала строки из Библии.

– «…ибо день мщения – в сердце Моем, и год Моих искупленных настал».

Ольга вытерла и одела старуху, которая все сильнее нервничала. Громкость ее голоса все возрастала.

– Замолчите, ради бога, донья Амалия. Ничего не случилось. Вот и все! – прошептала Ольга ей на ухо по пути в комнату.

Стоило им зайти в спальню, как донья Амалия поднялась с кресла. Ольгу удивило то, с какой легкостью старуха выпрямилась. Та встала рядом с ней и указала на нее пальцем.

– Мы умрем, потому что так написано. И пророк Исаия сказал: «Я смотрел, и не было помощника; дивился, что не было поддерживающего; но помогла Мне мышца Моя, и ярость Моя – она поддержала Меня: и попрал Я народы во гневе Моем, и сокрушил их в ярости Моей, и вылил на землю кровь их».

Ольга отступила назад и подобрала с пола комок простыней. Спустилась по лестнице и оказалась лицом к лицу с как раз вошедшими в дом Тео и Сарой. Не в силах себя контролировать, Ольга уронила простыни и расплакалась.

Затем сообщила об увольнении и отправилась в заднюю комнату собирать вещи, оставив онемевших от удивления нанимателей.

И сильный запах дерьма в холле.