Крепость Серого Льда

19 ГОРОД НА КРАЮ БЕЗДНЫ

Райф проснулся с ощущением, что на лицо ему падают холодные капли. Он приоткрыл глаза. Человек, стоящий над ним, медленно выкручивал мокрую тряпку. Он улыбался, и на его толстом коричневом лице белели мелкие зубы. Юстафа.

— Доброе утро, юный лучник, — сказал он, продолжая ронять капли на Райфа. — Одно испытание ты уже провалил. Будь ты принцем, ты вскочил бы после первой же капли. — Вздохнув, он выжал тряпку что было силы, и на лицо Райфу хлынула ледяная струя. — Будем надеяться, что другое испытание ты выдержишь лучше.

Райф сел, тряся головой. В пещере стоял холод, и за ее входом было черным-черно.

— Рассвет еще не настал. Уйди прочь.

— Мастер-лучник приказывает мне уйти! — Юстафа содрогнулся всем телом. — Я весь трепещу от страха!

— Никакой я не мастер, — раздраженно бросил Райф. Рубашка на нем промокла, он замерз, устал, и перевязанный палец сильно разболелся. Райф до сих пор чувствовал его недостающую половину, и пустота на том месте, где полагалось быть верхнему суставу, вызывала у него чувство, сходное с тошнотой. Он заставил себя не думать об этом и стал разминать затекшие руки и ноги.

— Ну что ж, не мастер — может, расскажешь мне что-нибудь о себе, пока мы одни? — Не найдя вокруг ничего, кроме голого камня, Юстафа снял с себя бобровый воротник, положил его на пол и сел. Страдальческий вздох дал понять, что толстяк не любит терпеть подобного неудобства.

Райф, вспомнив свои сделки с Мертворожденным, сказал:

— Может, и расскажу, только не даром.

— Для кланника ты быстро все схватываешь, — подняв бровь, признал Юстафа. — Я предусмотрел это и принес тебе поесть. — Он достал из-за пазухи узелок и с преувеличенной осторожностью развязал его на полу. Внутри лежали свежие лепешки, ломтики ветчины, кусок белого сыра, три головки дикого лука и закупоренный пузырек. Райф уже видел такие и знал, что в нем содержится ровно столько водки, чтобы человек взбодрился и не сделался пьян.

— Клановая пища — грубая, но все-таки соблазнительная. — Юстафа надкусил одну луковицу. — О чем это мы? Ах да. Почему бы нам не начать с твоего имени и названия твоего клана?

Райф старался не смотреть на еду. Незачем показывать Юстафе, как он голоден.

— Мой клан тебе известен, а из имени своего я секрета не делаю. Меня зовут Райф.

Юстафа кивнул и налил водки в полую пробку.

— Все верно, вот только на орлийца ты не похож. — Толстяк опрокинул стопку и взглянул Райфу прямо в глаза. — Но если ты в самом деле стреляешь, как орлиец, то это, думаю, не столь уж важно.

Райф стойко выдержал его взгляд.

— В самом деле стреляю.

Юстафа с довольным видом кивнул, вылил в стопку остаток водки и поднял ее вверх.

— За Райфа и за его приключения. Пусть они будут волнующими, но не опасными. — Он снова осушил свою чарку единым духом. — А знаешь ли ты, что в моей стране «райф» означает «странник»?

Капля холодной воды стекла Райфу за шиворот. Он сдержал себя и не дернулся, но Юстафа, видимо, заметил что-то и улыбнулся так, что его глаза почти совсем скрылись в жировых складках.

— Ты, наверно, не слышал легенды об Аззии риин Райфе, Страннике с Юга, который всю жизнь искал дорогу в рай, но вместо этого пришел к вратам ада? Печальная история, но у нас только такие в основном и рассказывают. Мы, мангали, странный народ и плакать любим больше, чем смеяться.

Райф опустил глаза и понял, что может смотреть на еду спокойно, без всякой алчности. Семнадцать лет он носил свое имя и всегда в глубине души знал, что оно не клановое: ведь никого, кроме него, больше так не звали. Но «Странник с Юга» ни о чем ему не говорило, и он напомнил себе, что не всему, что говорит толстяк, можно верить. Из Увечных хорошие друзья не получаются.

— За тобой должок, Юстафа, — заметил он резко. — Теперь твой черед отвечать.

В глазах толстяка зажегся хитрый огонек.

— Правила хорошего тона у нас в стране требуют, чтобы ты говорил не о том, что приятно тебе, а о том, что приятно гостю. Я тебя слушаю.

— С какой стати ты пришел с самого Дальнего Юга сюда, к Увечным? Ведь ты не калека.

— Это я-то не калека? — Юстафа залился тонким смехом. — Ты мне льстишь, дорогой. — Проворно вскочив на ноги, он задрал свою шубу и приспустил штаны. Член был на месте, но мошонка отсутствовала.

Райф, постаравшись не содрогнуться, отвел глаза.

— Мой учитель пения обработал меня еще мальчишкой, — сказал Юстафа, оправив одежду. — Голос у меня, на мое несчастье, был как у соловья, и я имел непростительную слабость гордиться этим. Если б у меня достало скромности петь чуть пониже, я остался бы цел. Но я, дурак этакий, думал только о похвалах и наградах, а не о том, какой ценой они даются. Меня, само собой, усыпили, и четыре дня спустя я очнулся с сильной болью в паху и легким воздухом на месте яиц. — Лицо Юстафы на миг напряглось, но тут же снова обмякло. — С тех пор я уж больше не пел. Мелкая месть, возможно, но ничего лучшего я тогда не сумел придумать, ведь мне было всего одиннадцать лет. Придумал позже, когда подрос.

Юстафа опустил глаза к поясу, где висели в ножнах мечелом и кривая сабля.

— Меня прозвали Танцором — знаешь, почему? Когда учителя пения и его лекаря нашли мертвыми, вокруг было полно кровавых следов. Дело выглядело так, будто убийца танцевал в их крови. Так оно и было, и я сожалею только о том, что мой танец закончился слишком быстро.

Юстафа рассказал эту историю, конечно, не просто так. Райф хорошо это понял. Толстяк предупреждает, что с ним лучше не связываться.

— У всех нас здесь чего-то недостает. — Юстафа сел и стал уминать оставшуюся еду. — Этого может быть и не видно, но это так. Траггис Крот лишился носа от удара трансворийской пики, но не это делает его Увечным. Его шрамы гораздо глубже. Запомни это для своей же пользы, Аззия риин Райф. Может быть, тогда ты перестанешь взимать свои долги, задавая дурацкие вопросы.

Райф принял его упрек молча. Он не считал свой вопрос дурацким, но и спорить с Юстафой не хотел — тот был слишком умен для этого.

Небо у входа в пещеру стало чуть менее черным, и звезды гасли на нем. Уловив в воздухе рассветную свежесть, Райф встал и подошел к устью. Тот самый Увечный, который привел его сюда, охранял вход. При виде Райфа он показал на небо.

— Готовься. Траггис будет ждать тебя в условленный час.

Райф едва сдержал улыбку. Как он должен готовиться, если у него нет ни оружия, ни доспехов? Только и дел, что надеть плащ да отлить.

— Желаю тебе удачи, — сказал, поднявшись, Юстафа. — Мы с тобой так славно побеседовали, что я, пожалуй, дам тебе совет. Танджо Десять Стрел любит биться об заклад. Поспорь с ним на что-нибудь, и, если боги захотят, ты выиграешь.

— А если не захотят?

Юстафа досадливо цокнул языком.

— Ну вот. Хотел уйти на высокой ноте, да не вышло. В случае проигрыша ты умрешь, мой мальчик. Ведь не думаешь же ты, что Траггис оставит в живых чужака, который солгал ему при людях? Траггис во Рву все равно что король, а королевская гордость — страшная штука. Ты сказал, что ты белозимний охотник, вот и покажи себя. Я буду следить за поединком прямо со стрелковой черты, и знай, что я на твоей стороне — теперь тебе легче, правда? — У самого выхода Юстафа низко поклонился Райфу. — До скорого свидания.

Райф, не ответив ему, провел рукой по лицу. О боги. И дернуло же его соврать Траггису. Ночью все казалось так просто: набить себе цену или умереть. Теперь-то ему ясно, как он ошибся. Траггис заманил его в ловушку. После сегодняшнего представления атаман объединит всех Увечных, натравив их на пришельца, и наглядно покажет Мертворожденному, кто здесь главный.

Райф тяжело дышал, прислонившись к стене пещеры. Мысль о том, что самый приход сюда был ошибкой, мучила его неотступно.

«Почему ты бросила меня, Аш? Почему?»

Когда обмороженный через несколько минут зашел за ним, Райф был готов. Он завязал у шеи орлийский плащ и заплел волосы. Воды, оставленной ему в поилке для скота, хватило, чтобы напиться вдоволь и умыться. Снаружи уже чирикали птицы. Небо приобрело цвет глубокой воды, и ледяные кристаллы в воздухе сверкали на восходящем солнце, как маленькие рыбки.

Выйдя из пещеры и разогнувшись, Райф первым делом сверился с направлением ветра. Главный дул на юг, ровно и с такой силой, что приподнимал его косу со спины. С ним все было ясно. Беспокойство вызывали восходящие потоки из Рва. У Райфа недоставало опыта, чтобы судить о них. Они колыхали его плащ, пока обмороженный вел его по каменному карнизу. Райф пропустил воздух сквозь растопыренные пальцы неповрежденной правой руки. Потоки, чуть теплее окружающей воздушной среды, резко шли вверх и тут же опадали. Ястреб взмыл у Райфа над головой и отчаянно захлопал крыльями, когда поднявшая его струя сникла.

Райф скорчил гримасу. У Баллика Красного было много ругательных слов для обозначения таких потоков. Место, где холодный воздух смешивается с теплым, не годится для стрельбы из лука.

— Сюда. — Обмороженный привел его к спущенной сверху лестнице, связанной из веревок и тростника. Райфа он предусмотрительно пропустил вперед. Райф смутно помнил, как ночью они спускались здесь по дороге в пещеру, но тогда ему не было видно, как близко от Рва висит эта лестница.

Сейчас пропасть чернела под ним во всю свою глубину. Он не смотрел туда, но собственные глаза проделывали с ним странные вещи. Он видел Ров до того самого места, где земля смыкается со своим расплавленным ядром. На щербатых утесах, как воздушные пруды, лежали островки тумана. Где-то на глубине из наиболее старых трещин бесшумно выходил пар. Он поднимался вверх, этот пар, пахнущий серой и пеплом, и проникал сквозь кровь и перепонки прямо в мозг Райфа. Райф едва не упустил тростниковую перекладину. Аззия риин Райф... всю жизнь он искал дорогу в рай, но пришел вместо этого к вратам ада.

Он поморгал, словно пробуждаясь от сна, и крепко ухватился за перекладину. Он уже преодолел две трети подъема, но не помнил, как это произошло. Шов на урезанном пальце лопнул, и сквозь заскорузлый бинт просочилась сукровица. Райф, не обращая внимания на боль, быстро вскарабкался наверх.

На карнизе перед собой он увидел дымящееся вчерашнее кострище. Камень вокруг почернел, среди горячих еще угольев резвились ребятишки. Кареглазая девчушка с копной жестких вьющихся волос, найдя в углях какой-то обгорелый хрящик, стрельнула глазенками по сторонам, сунула находку себе за пазуху и убежала.

Поджидая своего провожатого, Райф рассматривал похожий на соты город. Эффи бы здесь понравилось. Весь утес был изрыт пещерами. Некоторые из них были завешены шкурами или тростниковыми циновками, но большинство ничем не заслонялись от ветра. У нижних пещер, самых обжитых, валялись отбросы и чернели следы бессчетных костров. Многие из верхних были завалены большими камнями, а еще больше обвалились совсем. Сколько же времени понадобилось, чтобы создать все это? Только вдохновенный безумец мог додуматься до того, чтобы построить город на краю бездны.

— Там, наверху, никто не живет с тех пор, как восточное крыло обвалилось, — сказал обмороженный, проследив за взглядом Райфа. — В тот день мы потеряли двести человек.

Райфу хотелось спросить, сколько Увечных живет здесь теперь — на глаз он этого определить не мог, — но он не надеялся, что обмороженный ему ответит. Мертворожденный предупреждал его, что даром от Увечного ничего не получишь.

Они молча прошли по главной городской террасе к каменной лестнице, ведущей на верхний ярус. Райф чувствовал устремленные на него взгляды. Свирепого вида воины выходили из пещер, чтобы посмотреть на чужака, и усталые женщины отрывались от стряпни у костров, когда он проходил мимо. На подходе к лестнице за ним уже тянулась целая свита: малые дети, угрюмые юнцы с камнями, зажатыми в кулаках, и девчонки-подростки — эти забавлялись тем, что тыкали Райфа в бока и тут же убегали.

С таким конвоем обмороженный счел, что может подняться наверх первый. С идущих винтом ступеней Райфу открылся поразительный вид на Ров и его противоположную сторону. Птицы кружили в двухстах футах ниже него, и на розовом небе виднелись пурпурные Медные холмы. Клановые земли. Как до них близко — и в то же время далеко, дальше, чем от племени Ледовых Ловцов. Ров в самом широком своем месте насчитывает около семисот шагов, но это все равно что тысяча лиг, так надежно эта колоссальная трещина отделяет клановые земли от пустошей.

Прямо на юге лежали владения Погибшего Клана. Сначала эту землю занял Дхун, потом за нее в Войне Трех Кланов сражались Бладд и Колодезь. Райф не помнил, где теперь проходит граница, но Тем говорил, что земля бывшего клана Морро никому еще удачи не принесла. Близ разрушенного круглого дома урожай не родится и дичь не водится.

Райф потрогал висящий на груди амулет. Всякий кланник, упомянувший клан Морро даже мысленно, должен воздать ему эту дань.

— Убери оттуда руку, — сказал Мертворожденный, поджидавший Райфа у верха лестницы. Он выглядел отдохнувшим и переоделся с дороги в кожаный кафтан с оторочкой из крысиных шкурок и короткую кунью юбку. Рыцарский меч, на совесть отполированный, судя по сверкающей рукояти, висел у него на поясе. Тюленью кожу, которой обмотал рукоять Райф, сменила другая, промасленная и тисненая. При виде всего этого Райфу захотелось получить меч назад — впрочем, ему сейчас любое оружие было бы в радость.

Увечные собрались во множестве, чтобы поглядеть на состязание. Верхняя Полка представляла собой карниз из бледно-зеленого камня, который тянулся от западного края города до разрушенных террас на востоке, а в ширину имел тридцать футов. Людей было вдвое больше, чем Райф видел ночью, и новые зрители продолжали прибывать, карабкаясь по веревкам и подвесным мостикам. На пустом месте посреди карниза расставили высокие деревянные ульи — мишени. Райф заставил себя смотреть на них, не проявляя никаких чувств. За мишенями, ближе к утесу, где жарилась на костре целая свиная туша, стояли еще люди.

Здесь намечалось празднество — с Райфом в качестве скомороха.

— Сказано тебе, убери руку от амулета. Незачем напоминать им, что ты кланник, а они нет. За это тебя никто не полюбит.

Райф повиновался, но кое-кто в толпе успел уже разглядеть вороний клюв у него на шее.

Мертворожденный удержал Райфа, шедшего следом за обмороженным.

— Отсюда я сам его доведу, Веке. — Не дожидаясь согласия, он двинулся вместе с Райфом к кучке людей у костра.

— Плохо твое дело, — начал он, как только они отошли от зевак. — Танджо у нас лучший стрелок. Правда, он высокомерен и склонен недооценивать противника. Прикинься несмышленышем, если сумеешь — пусть думает, что сможет побить тебя без особого труда. Так для тебя, пожалуй, будет лучше всего.

Райфа эти слова не слишком взбодрили, однако он кивнул.

— И вот еще что, — понизил голос Мертворожденный. — Когда тебе предложат выбрать лук, подумай как следует. Этим ведает жирный ублюдок Юстафа, а про него я скажу тебе так: он родной матери подставил бы ножку, если б верил, что ему за это ничего не будет. Ну, вот и пришли. Стреляй метко, и авось Каменные Боги дотянутся к тебе через Ров.

Райф вздрогнул. Он совсем не хотел, чтобы боги дотрагивались до него.

— Вот и он, Райф Дюжина Зверей. Кто он: белозимний воин, как утверждает он сам, или самозванец, у которого даже лука нет? — Так Юстафа, нарядившийся в кафтан из бронзовой кожи, отделанный шафраново-желтой овчиной, объявил собравшимся о Райфе. — Только испытание это покажет. Стрела не лжет. Если пришелец говорит правду, стрелы и мишени скажут нам об этом, если он лжет, пусть отправляется в Ров.

Увечные загудели. Одни из них были одеты в разномастные шкуры, другие в городское платье. Многие щеголяли разрозненными частями доспехов: поножами, кольчугами, круглыми и остроконечными шлемами, панцирями, костяными и ракушечными латами. На одном был утыканный шипами плащ, который постукивал на ветру. Встречались доспехи и на женщинах, но большинство носило под шубами простую Домотканую шерсть. Женские платья, как видно, попадали сюда не часто.

Какая-то старая карга зашипела на Райфа, но он смотрел не на нее, а на молодую женщину рядом с ней. Женщина была беременна, и к ее большому животу был привязан сверху тяжелый кусок грифеля. Райфа передернуло. Он слышал, что таким способом плоду мешают развиваться, но своими глазами видел это впервые. В кланах это делали только во время Заселения, когда шли междоусобные войны и женщины не хотели рожать.

Беременная обругала его, и Райф смолчал — что ему еще оставалось?

— Надеюсь, тебе понравилось твое новое имя, — с веселой улыбкой сказал ему Юстафа. — Я его сам придумал. Дюжина больше десятка — теперь Танджо уж точно взбесится.

Райф пропустил это мимо ушей. В ответ на враждебность толпы в нем нарастало упорство. Пусть не думают, что с ним так просто справиться.

Траггис Крот держался чуть позади, рядом с другими и все же отдельно. При свете дня Райф разглядел, что в его деревянном носу просверлены дырки. Его можно было принять за каменное изваяние, но Райфу казалось, что все Увечные вращаются вокруг него, как колесо вокруг оси. Он сразу перехватил устремленный на него взгляд Райфа и отразил его с такой силой, что Райф дрогнул. В этот миг он понял, каково было бы вступить с атаманом в поединок, ощутил, как брызнула бы кровь у него из глаз от первого удара Траггиса.

Но тут в толпе закричали «ура», и образ, возникший в воображении Райфа, померк — он надеялся, что навсегда.

— Вот он идет! — провозгласил Юстафа голосом, легко перекрывшим шум толпы. — Лучший из всех, когда-либо пускавших стрелы во Рву. Бывший телохранитель императора страны Санканг, что за Дьявольским морем. Самый молодой из всех, чья стрела поражала Глаз горы Соми. Тот, кто убил двести человек на поле Синего Яка. Служитель Изалоры Мокко, Сверкающей Блудницы. Человек, первым проливший кровь Великого Серого Волка во Рву, — Танджо Десять Стрел!

Толпа раздалась, и Танджо вступил на поле битвы.