Крест и полумесяц

В трудах и заботах

-//-//-

Тишина. Тяжелые шторы на окнах отрезали все шумы с улицы. Небольшой уютный кабинет застыл в полумраке, к потолку с золоченной лепниной медленно поднимались клубы ароматного дыма. Двое с сигарами в руках сидели напротив друг друга и тихо

— Возьмёшься все исправить? — с тяжестью в голосе спросил первый. Видно было, как тяжело ему давался этот разговор. Слова он словно выдавливал из себя. — Сам же сказал, что все нужно менять, иначе великие беды ожидают Россию, русский народ и все окрестные народы.

Горькийсмешок раздался в ответ. Прошло довольно долгое время, прежде чем зазвучала речь второго.

— Тут проблема веками копились. Понимаешь, Вашество, целыми столетиями! С положением крепостных настоящая беда, с промышленностью еще хуже. В сельском хозяйстве, извини за выражение, задница. На крошечных наделах селяне себя даже прокормить не могут. И, говоришь, бери и все исправляй…Ты представляешь, что тогда начнется⁈ Взять даже твою надежду и опору, дворянство. Там же большая часть уже паразиты, которые только жрать, срать и издеваться над людьми умеют. Если что-то и менять, то делать это нужно прежде в каком-то одном месте и желательно с кнутом в руках в виде армии. Хм, вот в диктаторы бы, наверное, пошел. Так ведь не разрешишь…

Говоривший резко замолчал и разве руками, словно извиняясь за свою излишнюю эмоциональность.

Первый, все это время хмурившийся, вдруг рассмеялся. Видно, идея про диктаторство показалась ему особенно смешной. Оттого и развеселился.

— А почему бы и нет⁈ — вдруг огорошил он своего собеседника. У того аж лицо от удивления вытянулось, что еще больше развеселило первого человека. Он даже сигару на стол отложил. — Если для славы России и ее народов нужно диктаторство, будет оно тебе! Наместником станешь на юге! Настоящее диктаторство! Все войска с Военной кавказской линии отдам под твое начало. Сможешь судить всех и каждого по своему разумению, — второй, кажется, даже дышать перестал от удивления. Звучащее ему предложение, казалось, настоящим бредом и, в принципе, не могло существовать. Какой правитель в здравом уме поделиться своей власть⁈ Никакой не должен! — Только не обессудь, потомок, спрошу так, что мало не покажется. За каждую копейку, за каждую погубленную православную душу спрошу…

-//-//-

Указ Его Императорского Величества самодержца Всероссийского и прочая, прочая, прочая…

Мы, самодержец Всероссийский, император Николай Первый повелеваем назначить князя Кавказского имама Шамиля, нашего верного союзника наместником Кавказского наместничества. Наделяем его особливыми полномочиями для скорейшего укрепления и развития территории и блага всех наших подданных… Передаем в его руки суд над всеми поданными наместничества, включая губернаторов, военных комиссаров и предводителей дворянства. Дозволяем проводить расследование государственных и церковных преступлений всеми доступными способами и методам…

-//-//-

К каменному зданию губернского суда с колоннадой из чудесного голубого мрамора подкатила карета в сопровождении восьми конных жандармов. Стремглав подбежавший, слуга в красной ливрее и белых чулках, натянутых поверх узких панталон, бросился открывать дверцу кареты.

— Уф… — с тяжёлым вздохом оттуда вылез чрезвычайно тучный мужчина в судейской тунике и сильно накрахмаленном парике. Он недовольно посмотрел на слугу и вдруг отвесил тому хлесткую пощечину пухлой рукой. — Медлишь, сукин сын. Запорю, коли ещё повторится.

Со страхом в глазах слуга тут же низко поклонился. Ведь, этот точно запорет. Прикажет и даже глазом не моргнет. Не зря свое страшное прозвание среди простого люда получил — Живодер. Слишком часто битье батогами назначал, как наказание по суду. Никого не щадил. Мог и мальчишке-несмышленышу за надкусанную булку хлеба с прилавка десяток ударов дать. Беременным баб тоже не жаловал.

— Совсем службу забросили. Только гулеванить и баб портить можете, — еще раз ударил слугу, на этот раз попав в висок. Того так качнуло, что едва не с ног не свалился. Еле на ногах удержался. — Пошел прочь с глаз моих!

А у лестницы его уже ждали больше десятка человек — секретари, писари и делопроизводители губернского суда, с почтением гнувшие спины. Заведенный судьей ритуал встречи не менялся уже много-много лет. И не дай Бог кого-то из судейских здесь не будет, ему потом не поздоровится.

— Доброго утречка, Ваше Высокопревосходительство! Светлого дня вам, Ваше Высокопревосходительство! Здравия… — на разные голоса запели-заблеяли судейские, стараясь не смотреть в глаза своему начальнику. Больно уж тот этого не любил, считая то ли оскорблением, то ли вызовом. — С самого ранья приехали, совсем себя не бережете! Поберечь себя вам нужно, а вы, Ваше Высокопревосходительство, все в заботах и заботах! Об Отечестве и государственных делах неустанно радеете…

Судья же, зорко высматривавший молчащих, недовольно кивал. Мол, я без вас, черти, знаю, что работаю не жалея себя, что здоровье гроблю на службе Отечеству.

Наконец, он махнул пухлой ручкой с нанизанными на пальцах крупными перстнями, дозволяя прекратить это каждодневное славословие. Судейские к нему тут же подбежали всей гурьбой и, отпихивая друг друга, подхватили судья под локти, помогая ему подниматься по длинной мраморной лестнице.

— Стоять! — вдруг раздался зычный голос, которому сразу же хотелось подчиниться. — Стоять, я сказал! Для глухих говорю?

Кто-то из судейских обернулся, чтобы посмотреть на этого самоуверенного наглеца. А как еще можно было назвать глупца, что смел так кричать при высочайшей особе самого губернского судьи, его высокопревосходительства Победоносцева? Только глупцом и наглецом назвать и можно! Лучше даже смертником! Сейчас только Его Высокопревосходительство повернется…

У самого начала лестницы стояло пятеро всадников, одетых в горские черкески, мохнатые черные папахи и высокие шапки. На поясах изогнутые шашки, а к седлу приторочены длинные ружья. Обликом — бородатые, загорелые — тоже напоминали скорее жителей гор, чем местных.

— Что еще там такое? — недовольно заворчал судья, поворачиваясь всей тушей. — Кому там язык укоротить? А ну позвать сюда жандармов! Пусть спустят шкуру с этих абреков.

Кто-то из судейских вприпрыжку бросился бежать за жандармами, что всегда отирались возле здания губернского суда.

Всадники тем временем спешились, легко спрыгивая со своих коней. Первый, высокий мужчина с жестким волевым лицом, подскочил к судье, который продолжал грозно хмуриться и сверлить глазами наглецов.

— Гражданин губернский судья Евгений Александрович Победоносцев? — требовательно спросил мужчина, держа в руке какой-то список с фамилиями. — Не слышу ответа⁈

Стоящий рядом судейский, неказистый мужичонка с проплешиной на голове и хитрым выражением лица, негромко прошептал:

— Это Его Высокопревосходительство Евгений Александрович Победоносцев, собственной персоной.

Подошедшие сзади казаки оттеснили судейских и крепко схватили судья за руки, отчего тот чуть не задохнулся от возмущения. Затрясся весь, словно холодец. Захрипел, не в силах что-то выдавить из себя.

— Что… Да я вас… Это же… — сипел Победоносцев, пытаясь заорать. — Жандармы…Я губернский судья! — последнее он все же сумел четко выговорить. — Сам император… Губернский судья…

— Знаю, знаю, — скривился в угрожающей ухмылке казак, сминая список в кулаке. — Ты — губернский судья, а еще казнокрад, душегуб и содомит в, добавок! Задавить бы тебя, как клопа, прямо здесь, да закон не позволяет! Ведите его к остальным!

Судейские с такими ошарашенными лицами стояли, что казак не выдержал и рассмеялся. После, прищурив глаза, внимательно на них посмотрел, словно в душу каждому из них заглядывая.

— Смотрите у меня. Я вас, судейские душонки, насквозь вижу. Будете взятки брать, снова приду, — с угрозой проговорил он, показывая пальцем на металлическую бляху с волком у себя на груди. — Капитан Игнатьев, старший оперуполномоченный Департамента общественной безопасности, честь имею, — козырнул он.

Затем вскочил на коня…

-//-//-

В огромном кабинете за столом сидел, обхватив голову руками, смертельно уставший человек. Лицо у наместника Кавказского наместничества и по совместительству правителя Чечни и Дагестана имама Шамиля было, словно у покойника — серо-бледное с желтизной. Ещё больше пугали черные круги под глазами, напоминавшие глубокие провалы под глазами.

— Сдохнуть легче, чем свернуть все это, — тяжело выдохнул он и с силой растер руками лицо.

Ринат в последние недели, как вступил в права наместника огромной территории, чувствовал себя мифическим Сизифом, снова и снова пытавшимся вкатить на высокую гору здоровенный камень. Тот же всякий раз, когда он уже был близок к цели, вырывался и скатывался обратно, попутно разрушая все уже построенное. Большая часть его начинаний в промышленности, сельском хозяйстве, просвещении, науке вязли в каком-то непроходимом болоте из диких традиций, немыслимых обычаев и совершенно непонятных правил. Вроде бы что-то начнет получаться, обязательно случается какая-то неожиданность, от которой все отказывалось обратно.

— Б…ь! Словно кто-то здесь все на тормоз поставил, и время от времени давит на него. — Хм. Это ещё что за чудо такое с охренительным бланшем под глазом?

К его удивлению в самом углу кабинета, примостившись на краешке высокого кресла, сидел насупившийся Ислам, его младший сын, которого вместе с матерью и остальными детьми он забрал в свою новую резиденцию в Тифлисе. Его отпрыск вздыхал также тяжело, как и Ринат, стараясь не поворачиваться к нему лицом. Бочком сидел. Здоровенный синяк под глазом прятал.

— Что случилось? Рассказывай, — Ринат с радостью ухватился за возможность хоть не на долго отвлечься от своих проблем. — Иди, иди, что сидишь бука букой.

Тот с трагичным видом подошёл к столу и начал шмыгать носом. Пришлось приобнять его, чтобы немного приободрить.

—…Изя, гад, стукнул. Я его ногой пнул, а он стукнул рукой, — наконец, начал рассказывать Ислам, то и дело вытирая сопливый нос. — Говорит, что мне обрезали криво… — мальчишка рукой тычет на завязку портов. — И смеётся… Диденко… Ой! Эти, ты чего?

Согнувшийся в этот момент в три погибели, Ринат с трудом сдерживал свое ржание. Затыкал рот, щипал себя за руку, даже губу пытался кусать. С трудом терпел.

— Я его… Я убью его! Возьму твой пистолет и застрелю его, — распалялся маленький горец с горящими от обиды глазами. Руками показывал, как возьмёт пистолет и спустит курок. Даже выстрел озвучил — «пуф, пуф». — И шашкой…

Ринат уже сползал с кресла. Никакие щипки не помогали.

Б…ь! Межнационального конфликта ему вдобавок не хватало! Писюнами мериться вздумали! Сопляки! Оба же обрезанные! Охренеть! Не слышал ещё про такое. Ладно бы мерили у кого больше. А тут ведь с куний волос и того и у другого! Еще геноцид устройте по признаку отрезанности, б…ь! И смех и грех.

Этот случай «сделал» его день и все последовавшее за ним Ринат уже воспринимал гораздо проще, чем до этого. Вообще, на многое он стал немного по-другому смотреть. Похоже, чаще нужно с сыном общаться…

—…Кажется, я понял, в чем дело, — в его голову пришла довольно интересная идея по поводу всего происходящего. — Я же пру, как баран на закрытые ворота. Пытаюсь все тут поставить на дыбы. Привык у себя, когда все на задних лапках бегают. Здесь ничего так не работает.

Это же элементарно, б…ь, Ватсон! Нужно бить по обществу через ЛОМов, лидеров общественного мнения! Тут же без одобрительной отмашки авторитетных людей никто даже не почешется. Кавказское наместничество! Сицилия с ее коза нострой нервно курит в сторонке.

— Так… И где мне искать этих самых авторитетов? Кто-то ведь должен их знать.

Оказалось, знали. Главный полицмейстер Тифлиса, почесав плешивую макушку, с ходу назвал фамилии трех субъектов, находящихся «на карандаше» у полиции и контролировавших «темную» сторону целой губернии. Его торговый партнер, Исак «сдал» старейшину местной еврейской общины, слово которого было законом для большей части местных торговцев и кое-кого из промышленников. А еще были протопоп секты хлыстов, один предводитель дворянства, грузинский князь и «мутный» дедок от старообрядцев, за каждым из которых стояли сотни, а то и тысячи людей.

Всю эту разношерстную братию удалось собрать с превеликим трудом и лишь к поздней ночи. Многих сдергивали с постели, с жен и разного рода дам легкого поведения, с посиделок. От этого почти у всех были весьма испуганные лица. Не иначе решили, что новый наместник решил с арестов начать свое правление.

— Извиняться за столько внезапное приглашение не будут, ибо выполняю государственное повеление, — решительно и громко заговорил Ринат.

Взглядом окинул чуть более десятка, в разной степени одетых, человек, что сидели на стульях и смотрели на него, как зайцы на удава. Мол, уж не «жрать» ли ты нас собрался, мил государь⁈ Ярче всего этот самый вопрос был выражен у еврейского старейшины, видимо уже привыкшего к «беспределу» со стороны власти. Похоже решил, что сейчас его самого и всю его общину в очередной раз «разденут» с помощью чрезвычайных налогов. Нахохлившимся воробьем сидел и плотный купчина, затравленными глазами косившийся по сторонам. Потел так сильно, что тяжелый дух доходил и до Рината. Не в своей тарелке чувствовал себя даже предводитель дворянства, имевшей, по всей видимости, за собой немало грехов. Лишь двое сильно выделялись из всей этой компании — протопоп хлыстов[1] Келий и глава старообрядческой общины отце Гавриил. Первый зыркал на Рината с откровенным недоверием и презрением. Второй же просто сидел с совершенно отрешённым видом, словно простой дедок, на чай зашел. По его виду и не скажешь, что именно он контролировал старообрядческий банк, общинную кассу в 10, а то и 20 миллионов рублей, и щедро спонсировал проекты своих купцов[2].

— Собрал вас здесь, чтобы поговорить о том, как дальше жить будем. Мне от вас помощь нужна…

Ринат не успел договорить, как протопоп Келий, мощный, как кряжистый дуб, дядька лет пятидесяти — пятидесяти пяти, с мощной окладистой бородой, презрительно хмыкнул.

— А что тут говорить, — поднялся хлыстовец, с независимым видом оглядывая окружающих. — Как нам Господь заповедовал жить, мы так и дальше будем. Нечего нам в мирской жизни делать и греховными делами заниматься. Не для того, Господь нас особой святостью наделил…

Судя по настрою, протопоп был совсем не настроен на сотрудничество. Такой может «всю обедню испортить». Другие вон как внимательно смотрят, что дальше будет. Такого не уймешь, остальные по этому примеру пойдут.

— Нечего Господа в наши дела вмешивать. Он лучше знает, что ему нужно, — «надавил» взглядом на протопопа Ринат. — Или ты, Келий, на себя роль Господа примеряешь⁈ Иди-ка, ты вниз, подумай немного.

Ринат дал отмашку одного из своих людей, что стоял в глубине комнаты, словно каменный истукан. Вдобавок, характерно подмигнул: мог, объясни человеку «политику партии».

Одернув плащ, напоминавший сутану, протопоп вышел из комнаты. Следом за ним последовал и один из горцев, что постоянно находился рядом с Ринатом.

— А остальным, кто имеет свой интерес и хочет порадеть за Отечество, я вот что хочу предложить, — он взял со стола двенадцать толстых папок из плотного зеленого картона и выразительно потряс ими. — Здесь большие деньги для вас и людей, которые стоят за вами. Но это еще и гигантские возможности для всей страны стать сильнее, богаче, многолюднее, образованнее и счастливее, в конце концов, — многие заинтересовались. Начали коситься в сторону папок. — А теперь подробнее…

Взяв самую верхнюю папку, он раскрыл.

— Это право на беспошлинную торговлю с Персией всем, чего душа желает. Здесь расценки товаров, маршруты торговых караванов, соображения по охране, предложения по организации сбыта привезенных товаров. Надеюсь, все понимают, что из Персии прямая дорога в Индию. Товары, которые вы привезете оттуда, здесь в России будут на весь золота. Это тысяча процентов дохода по самым скромным подсчетам. Емкость местного рынка просто гигантская.

Тут поднялся купчина, дородный щекастый мужчина в едва не лопающемся на нем пиджаке. Смущенно откашлялся и с хитринкой в голосе спросил:

— А, ваше высокоблагородие, можа ты запамятовал, что только благородные могут иноземной торговлишкой с великими преференциями заниматься. Нам же сирым и убогим, — тут он, явно имея в виду себя, поправил на пальце массивней золотой перстень за громадным рубином. — Обязательно пошлину платить придется…

— Для самых непонятливых еще раз повторяю: будете торговать без пошлин, — нетерпеливо проговорил Ринат, махая рукой в его сторону. — Следующий проект, за который может взяться любой из здесь присутствующих, это военный завод. Нужно будет в самые кратчайшие сроки наладить выпуск военной амуниции — особой формы, рюкзаков, ремней, специальной обуви, патронташи и многое другое. Вся продукция будет в обязательном порядке выкупать казной. У владельца будет гарантированный заказ почти на двести тысяч комплектов всего этого.

У кого-то из сидевших гостей, видимо, прикинувш е го объемы продукции и обороты средств, тут же вырвалось соленое словцо.

— Еще есть заводик попроще, но не менее выгодный. Здесь, — потряс он следующей зеленой папкой. — Производство самой разной домашней продукции — сковородки, кастрюли, кружки, ложки, ведра, фляги, ножницы, вилки и куча всего другого. У вас просто не будет конкурентов от слова совсем. Сейчас этого никто не делает в больших объемах. Владелец получит место под строительство, помощь в строительстве людьми и материалами, государственной заказ, и электричество. Что смотрите? На ваших заводах будет круглосуточно светло. Хоть ночью работайте.

В оставшихся папках было еще много чего такое, отчего у неподготовленного человека могли волосы дыбом встать. Был проект по созданию самого настоящего издательства, выпускавшего особые практикоориентированные журналы для простого люда — про плетение, про гончарное искусство, про виноделие, про бондарное дело, про выращивание овощей, про копчение, про резьбу, про выделку кож, про заготовку лекарственных растений, про засолку припасов, про рисование и еще сотни самых разных ремесел. Издательство должно было выпускать буквально копеечные по стоимости книжечки с такими советами и картинками, чтобы там просто и понятно объяснялись сложные вещи.

-…Это распространение знаний, господа. Этими с виду неказистыми журналами и книжками мы сможем помочь не умереть с голоду тысячам и тысячам крестьян, вложив в их руки инструмент для заработка, — рассказывал Ринат про издательство. — Пусть журнал будет называться «Левша» в честь самого известного русского мастера…

Когда время уже шло к рассвету, Ринат выдохся. Ему казалось, что он сумел донести до своих гостей важность и особую привлекательность таких проектов. Ведь он предлагал очень и очень выгодные вещи, за которые нужно было просто обеими руками хвататься.

К сожалению, не все оценили его задумки.

— А коли кто не хочет ничем таким заниматься? — вдруг откуда-то из глубины комнаты прозвучал вопрос. Кто его задал было непонятно, так как люди недоуменно косились друг на друга.

Ринат многозначительно усмехнулся.

— Кто не желает, пусть уходит…

В этот самый момент за окном раздался истошный матерный вопль. Затем еще один и еще один. Дикие вопли перемежевались ударами хлыста. Явно кого-то пороли. Причем голос наказываемого человека многие, видимо, узнали. Слишком уж характерные были обертоны.

— Только пусть уходит совсем, — продолжил Ринат, когда крики затихли. — Собирает свою семью, близких, своих домашних животных и валит отсюда к черту. Мне здесь такие не нужны.

Решение о таком наказании он уже давно принял. Сидевшие здесь авторитеты местного общества должны были четко понять, что никто с ними «цацкаться» не будет.

[1] Хлысты — одна из старейших внецерковных русских религиозных сект.

[2] Старообрядцев называли идеальными капиталистами. По подсчетам исследователей старообрядчества, как феномена русской истории, более 90 % всех крупных купцов и промышленников России 19 века придерживались «старой» веры или декларировали это. В старообрядческой общине в пределах страны концентрировались огромные средства, которые без процентов выдавались своим купцам и промышленникам на развитие дела. По существу, это были ссуды на крайне выгодных условиях. Старообрядцами были Морозовы, Рябушинские, Демидовы и другие самые известные рода купцов, промышленников и фабрикантов.