Крошка из Шанхая

21 Коктейли

Целую неделю я носа не высовывала из комнаты и, даже не удосуживаясь причесаться, писала, как одержимая. Меня не отвлекали ни телефонные звонки, ни стук в дверь (лишь изредка заходил разносчик из «Крошки из Сычуаня», да однажды заглянула старушка из домового комитета, собирая взносы на уборку улиц). Я жила, словно в бреду, металась от одной двери к другой. Работа затягивала в омут: я выныривала из реальности и тут же погружалась в мир вымысла. Все происходило помимо моей воли, роман сам заставлял меня двигаться вперед.

Отбросив прекраснодушие и ложь, я решилась поведать читателям подлинную историю моей жизни. Это не требовало особого мужества, нужно было лишь повиноваться неведомой и властной силе. И пока она не сковывала меня, все было в порядке. Так я обрела себя и поборола страх одиночества, нищеты, смерти и любого другого возможного несчастья.

Я часто засыпала, уронив голову прямо на рукопись, просыпалась от онемения в затекшей щеке. Иногда, когда серебристые стрелки часов показывали далеко за полночь, до меня долетали звуки, нарушавшие безмятежную тишину: могучий храп электрика за стеной в соседней квартире, шум работающего крана в ночном безмолвии где-то на отдаленной строительной площадке и монотонное звериное урчание холодильника на кухне.

Несколько раз я не выдерживала, нетерпеливо откладывала ручку в сторону, украдкой пробиралась на кухню и открывала холодильник в тайной надежде, что спрятавшийся там тигр бросится на меня, навалившись всей своей мощью, я до удушья зароюсь лицом в его золотистую шерсть, и он безжалостно овладеет мной.

В этом отшельничестве я обрела дао [85] и достигла состояния внутренней гармонии. С моей точки зрения, рай – это не более чем ощущение полной раскованности и беззаботности. Поблизости ни одного мужчины, для которого нужно прихорашиваться и наряжаться; переживать, достаточно ли пышная у меня грудь и красиво ли подведены глаза. Не нужно срываться и бежать на бесполезные вечеринки; удирать от полиции, не одобряющей буйное веселье; отчитываться о ходе своей работы; можно не отличать день от ночи, и не томиться в ожидании человека, который придет и выпьет твою любовь до дна, иссушив душу.

Я была околдована собственным романом. Чтобы как можно достовернее передать подлинную атмосферу страсти, я пробовала писать обнаженной. Многие полагают, что между умом и телом существует неразрывная связь. (По слухам, американский поэт Теодор Ретке [86], чтобы правдиво описать ощущения обнаженного танцора, постоянно раздевался и одевался, стоя перед зеркалом.) Я твердо верю, что творчество и тело неразделимы. Стоит мне немного потолстеть, и каждая написанная фраза звучит выразительно и метко, а чуть похудею – из-под пера выходят многословные, пространные предложения, тягучие, как шелковистые морские водоросли.

Я вышла за грань пресной повседневности собственной жизни и попыталась рассуждать на более значимые темы вселенского масштаба. Возможно, это звучит самонадеянно, с претензией на божественное откровение, но именно к этой цели я и стремилась, когда писала.

Герои моего романа – молодая влюбленная пара – застигнуты врасплох в своей спальне, отрезаны от мира внезапно разгоревшимся пожаром. Они знают, что выхода нет. Все объято пламенем, и окна, и коридор. Единственное, что им остается, – предаться бешеной страсти посреди бушующего ада.

Этот реальный случай рассказал мне один из бывших приятелей.

Когда погибших влюбленных выносили с пожарища на носилках, их обгоревшие тела невозможно было вызволить из смертельных объятий, в которых они сплавились воедино. Юноше и девушке не было и двадцати. Они учились в одном из престижных шанхайских университетов. Был выходной. Вечером родители отправились в театр «Тянь Чань» на представление Китайской оперы. Юноша пришел в гости, они вместе смотрели телевизор, слушали музыку, болтали о пустяках, и, как любые молодые влюбленные, поддались нежному и трогательному чувству.

Пожар возник на кухне в коммунальной квартире этажом ниже и стремительно распространился по дому. Тем вечером было очень ветрено, свежий ветер уносил запах гари прочь. Влюбленные не подозревали о нависшей опасности, пока в комнату не ворвались языки пламени. Они мгновенно поняли, что спасения нет, и перед лицом неминуемой смерти сжали друг друга в страстных объятиях в самом сердце беспощадного пекла. Когда эти слова легли на бумагу, я ощутила в воздухе привкус дыма и жар безнадежности.

Я задумалась – что, если бы на их месте оказались мы с Тиан-Тианом? Несомненно, мы поступили бы точно так же. Лишь укрывшись в объятиях друг друга, можно выстоять перед надвигающимся ужасом неизбежного конца. Единственное, что мне кажется верным в теории Фрейда, – утверждение о неразрывной мистической связи между инстинктами самосохранения и саморазрушения.

Мне вспомнился пикник на траве, когда Мадонна спросила: «Если бы предсказание Нострадамуса о конце света сбылось в этом, 1999 году, как бы ты хотела встретить смерть?» И тут же сама ответила: «Конечно, занимаясь сексом!»

И хотя правой рукой я по-прежнему сжимала ручку, левая скользнула вниз, туда, откуда уже сочилась влажная истома, прикоснулась к набухшему клитору, скользкому, словно медуза. Я осторожно ввела внутрь один палец, потом второй. Если бы на кончиках пальцев были глаза или оптические приборы, взору открылась бы чудесная трепещущая розовая вселенная, по очертаниям напоминающая порочный цветок – переполненные кровью сосуды вокруг входа во влагалище с нежными, пульсирующими от возбуждения стенками. Тысячи и тысячи лет эти первобытные цветы распускаются, раскрывают лепестки и с вожделением ждут пришествия существа другого пола, чтобы насладиться недолгой, но сладостной борьбой, поглотить оброненное семя и в этой розовой, плодородной глубине зачать и взлелеять новую, крохотную и беззащитную жизнь. Это ли не совершенство?

Я довела себя до сексуального удовлетворения, испытывая легкое чувство брезгливого отвращения. Это занятие всегда пробуждает во мне подобное чувство. Некоторые художники, чтобы создать настоящий шедевр, обрекают себя на скитания, лишения и одиночество. А я прячусь в ароматное облако духов «Опиум», запираюсь в комнате на неделю. И семь дней, семь ночей слушаю пагубно-разрушительные песни Мэрлина Мэнсона [87].

Возможно, это моя последняя книга. Меня не покидает чувство, что, несмотря на все старания, я так и не создала ничего уникального. Я опозорила своих родителей и разочаровала моего эфемерного, как бабочка, возлюбленного.

Семь дней спустя из этого транса меня выдернул телефонный звонок. За занавесками сияло прекрасное в своей щедрости солнце, из расположенного неподалеку парка Чанфэн ветерок доносил освежающий запах фиалок и орхидей. Редактор Дэн сообщила неожиданную новость: они решили переиздать сборник моих коротких рассказов под новым названием «Ветры города», дополнив его другими произведениями.

– И каким тиражом вы собираетесь его выпустить? – спросила я, стараясь отчетливо и внятно произносить каждое слово, потому что неделя молчаливого одиночества сказалась на моем красноречии.

– Пока остановились на 10000. Прямо скажем, не густо, но ты сама понимаешь, на книжном рынке сейчас спад из-за финансового кризиса в Юго-Восточной Азии. Если честно, то десятитысячный тираж – это не так уж и плохо. Сначала директор издательства сомневался, но я напомнила ему, что первый тираж разошелся в считанные дни. – Она скромно хихикнула, предоставляя мне рассыпаться в благодарности.

– А как будете платить – процент с продаж или по числу авторских листов? – поинтересовалась я, понемногу подключая рассудок. Ощущения были те же, что испытываешь, внезапно распахнув окно: с улицы, словно вихрь, врываются зной, гул и шум, проникают микробы и бактерии, вызывающие туберкулез и понос. Этот поток безудержной, неуемной энергии взбодрил мозг, и я снова, как условно освобожденный, вышла на свободу из творческого заточения.

– Давай договоримся, когда ты сможешь подъехать. Кое-кто из моих друзей в издательском мире хотел бы поближе познакомиться с тобой, – произнесла Дэн благожелательным тоном. – Я сказала им, что сейчас ты работаешь над романом, и они действительно хотят побеседовать с тобой на предмет дальнейшего сотрудничества. По-моему, чем больше возможностей, тем лучше. Ты как считаешь?

Судя по всему, она все очень тщательно продумала, поскольку досконально знала все тонкости издательского бизнеса, и мне лишь оставалось с благодарностью принять оказанную услугу. Не уверена, что ее на самом деле интересовала моя писанина, однако момент для таких вопросов был неподходящий. Я поблагодарила ее, пообещала позвонить позже, чтобы договориться о месте и времени встречи.

Затем я связалась с Мадонной. Она ответила приглушенным и заспанным голосом. Судя по всему, еще не встала, и не сразу узнала, кто звонит. Было слышно, как она тихо попросила кого-то:

– Дорогой, ты не принесешь стакан воды?

Потом она поинтересовалась, как мои дела, чем я занимаюсь последнее время. Я рассказала ей все: о поездке на Хайкоу за Тиан-Тианом, о его согласии лечиться в Центре реабилитации наркоманов, о том, что я с головой ушла в работу.

Она была потрясена до глубины души.

– Господи, боже ты мой! Как же это могло случиться?

Было слышно, как она сделала глубокую затяжку и медленно, со вкусом выдохнула сигаретный дым.

– Сейчас все потихоньку налаживается. Я уверена, что он выкарабкается, – ответила я. – А как ты?

Она хмыкнула.

– А ты как думаешь? Я держусь только на выпивке и сексе. Живу, словно в лихорадке. В один прекрасный день я окончательно собьюсь с курса и улечу с первым порывом ветра. И когда этот благословенный момент настанет, я возблагодарю Бога. Слушай, если ты свободна сегодня вечером, давай куда-нибудь сходим вместе! Уверена, у тебя на душе кошки скребут. Да и не виделись мы уже сто лет. Может, поплаваем? Смотаемся в отель «Дунху», у меня есть их золотая членская карточка, и порезвимся там в открытом бассейне. Знаешь, самое приятное в плавании под открытым небом – возможность не только развлечься самой, но и доставить удовольствие окружающим. Безотказный и верный способ быстро и без труда заарканить мужика – кроме стриптиза – это покрасоваться в открытом бассейне. – И она громко рассмеялась, словно героиня в голливудском триллере. – Прости, дорогуша, но я сейчас совершенно измочалена, как течная сука после случки. Этот кобель меня просто доконал. На мне не осталось ни единого живого места. Ну ладно, хватит об этом. Я за тобой заеду. У меня для тебя сюрприз!

В бассейне мы с Мадонной томно разлеглись на топчанах у самой кромки водного голубого лоскута. Над головами раскинулось чистое небо, легкий ветерок овевал лица, солнце медовым липким соком растекалось по обнаженному телу. Бледная кожа, давно не видевшая живого дневного света, – малопривлекательное зрелище. Я закуталась в полотенце и наблюдала за плавающим в бассейне мужчиной. Его звали Ма Цзяньцзюнь, они с Мадонной познакомились при довольно необычных обстоятельствах.

Однажды ночью Мадонна по обыкновению гоняла по пустынным улицам на своем авто. Пожалуй, только в это время суток и можно дать себе волю, предаваясь безумию. На полном ходу она свернула на улицу с односторонним движением, с рядами зонтичных деревьев вдоль тротуара, и внезапно ей преградила дорогу выскочившая из тени полицейская машина.

Из нее вышли двое полицейских, один из них – высокий, широкоплечий и длинноногий мужчина. Ну, ни дать ни взять, вылитый «агент 007» в исполнении Пирса Броснана.

– Вы нарушили правила, мисс, – произнес он сурово. Этому суперагенту оставалось лишь вытащить пистолет и принять угрожающую позу, и сходство было бы полным.

В тусклом свете уличного фонаря Мадонна окинула взглядом его мощную фигуру, и не прошло и трех секунд, как она запала на него: безропотно заплатила штраф, а затем послушно сообщила ему номер своего мобильного телефона. О том, что именно побудило этого красивого полицейского связаться с одинокой женщиной, которая, как чумовая, носится по ночному городу, можно лишь гадать.

– Он сказал, ему понравились мои руки. Когда я протянула деньги из окна машины, он заметил, какая у меня холеная рука и тонкие пальцы, а мое великолепное бриллиантовое кольцо с его магически-таинственным блеском лишь усилили впечатление. Неправдоподобно красивые руки, какие бывают только у алебастровых манекенов, – шепотом исповедовалась Мадонна, радостно посмеиваясь. И действительно, у нее были на удивление красивые, не по возрасту нежные руки, совсем как у подростка.

– Да пусть говорит, что угодно! Ему нравится меня трахать. И делает он это замечательно. Каждый раз, когда он появляется на пороге моей квартиры в этой облегающей форме, я просто сгораю от желания поскорее переспать с ним.

Она взглянула на меня, но я думала о своем.

– Эй, очнись! Не вешай нос! Давай искупнемся, – воскликнула она, подошла к краю бассейна и плюхнулась в воду. Народу в бассейне поприбавилось. Два каких-то волосатых и коротконогих японца отмокали в воде и поглядывали на меня.

Я сняла солнечные очки, вылезла из полотенца и предстала перед окружающими в ярко-красном бикини. На солнце алый цвет купальника контрастировал с белизной кожи, что делало меня похожей на клубнику со сливками. Я нырнула, и добрая, прозрачная сила заботливо подхватила мое тело. В ярком солнечном свете негде было укрыться. Даже зажмурившись, я не смогла бы помешать остальным глазеть на эту клубнично-сливочную идиотку, плескающуюся в воде.

Понятия не имею, почему я так отреагировала. Обычно, когда незнакомые люди видели меня полуобнаженной, я испытывала тайное, инстинктивное чувство удовлетворения. Но как только я представила себя десертом, бесстыдно выставленным на всеобщее обозрение среди бела дня, я ужасно рассердилась. Во мне проснулась феминистка. Ну что у меня было общего с какой-нибудь барбиобразной пустышкой? Ведь эти мужчины не могли догадаться, что я – романистка и что я семь дней и семь ночей сидела взаперти и работала как проклятая. Да, собственно говоря, какое им было до этого дело? При виде незнакомой женщины все обычно оценивают только три главных параметра ее фигуры. Никому не интересно, что выше груди у нее есть еще и голова, причем не совсем пустая. Им это безразлично точно так же, как и то, сколько ступенек в лестнице на крыльце Белого дома.

Я вылезла из воды в том же отвратительном настроении. Оно ничуть не улучшилось и тогда, когда я заметила, что Мадонна беззастенчиво флиртует со своим красавчиком-полицейским. Мне было тоскливо. В раздевалке я несколько раз чихнула.

– Бедняжка! От переживаний у тебя совсем истощился запас эндорфинов [88]. Тебе нужно подумать о здоровье! – Мадонна заботливо укутала меня полотенцем и интимно прошептала на ухо: – Взгляни на меня. После того как я завела нового парня, меня даже простуда не берет. А знаешь, почему? Специалисты считают, что секс повышает сопротивляемость организма, поэтому я не чихаю, и у меня никогда не бывает насморка.

Она чмокнула меня в щеку, а потом вспомнила, что у нее есть для меня подарок:

– Погоди минутку! У меня для тебя сюрприз.

– Какой?

– Закрой глаза. – Она рассмеялась.

Я зажмурилась, предвкушая что-нибудь необычное. Она была горазда на всякие проказы.

– Ладно, можешь открывать!

Мадонна поднесла какой-то предмет прямо к моему носу. Я инстинктивно отступила, а потом вдруг поняла, что это был самый настоящий пластиковый вибратор – сувенир из секс-шопа. Но это еще было не все. Она даже развернула его, вытащила эту дьявольскую фаллическую штуковину и положила ее на ладонь, демонстрируя во всей красе.

– Нет уж, спасибо, не надо! – сказала я поспешно.

– Он абсолютно новый. После того, как меня бросил этот негодяй Ай Дик, я подумала, что мне понадобится что-то в этом роде и купила. Но так им и не воспользовалась. С помощью этой штуки все равно не залечишь сердечную рану. – На ее лице заиграла странная улыбка, по-детски обиженная, но порочная. – Я имею в виду психологическое утешение. А теперь у меня есть парень, а ты, похоже, в глубокой депрессии. Тебе, наверное, очень одиноко. Бедняжка! Тебе он может пригодиться!

– Спасибо, не надо! – Я стала пунцовой от смущения. Эта чудовищная штуковина бесстыдно вибрировала и казалась просто громадной! Я подумала, что на худой конец обойдусь и пальцами. По крайней мере, они мягкие и не такие свирепые.

– Да возьми же, ну, пожалуйста! – настаивала она, все еще смеясь.

– Нет, – отнекивалась я, но тоже начала улыбаться.

– Ну ладно. Уж больно ты правильная, маленькая леди. Но ведь в глубине-то мы все одинаковые, – она окинула меня пронзительным, всепонимающим взглядом, широко открыла рот и поморщилась. – Нам нужно договориться и навестить Тиан-Тиана. Сколько я его знаю, он всегда жил в кошмаре. Ему очень повезло, что он встретил тебя. Уж мне-то известно, как сильно такие люди нуждаются в привязанности.

– Но я всегда чувствую свою вину перед ним. Как будто я просто еще один его кошмар! – призналась я. – Мы льнем друг к другу, словно вместе пробираемся через страшную темную чащу.

– Дорогуша, не изводи себя понапрасну! Я знаю, что ты очень переживаешь из-за всего этого, но уверяю тебя, никто из женщин не в силах справиться с этой ситуацией лучше. Ты совершенно уникальный человек. Будет тоскливо, звони! Я одолжу тебе моего парня, или можем развлечься втроем.

Она снова зашлась смехом. В этом была вся Мадонна – ее типичный треп, эпатаж и пренебрежение к условностям. Я убеждена, что она и в самом деле способна на такое, хотя это уже не укладывается ни в какие рамки. От одних слов мне стало тошно, как будто я объелась сладкого.

Мы вместе пообедали в тайском ресторанчике «Кухня Яна». Похоже, ее дружок-полицейский счел меня привлекательной, потому что, попивая вино, он все время касался коленом моей ноги. Я даже бровью не повела. И хотя мой рот был набит морскими моллюсками, голова была занята совсем другим: мне было ужасно любопытно, чем офицер полиции отличается в постели от всех остальных мужчин. Наверное, он обращается с женщиной, как с правонарушителем, и свирепо наваливается на нее. Но был ли его член таким же мощным и выносливым?

При мысли об этом у меня потекли слюнки, в животе потеплело, словно на него легла большая горячая ладонь.

И тут Мадонна вдруг завопила:

– Это что еще за безобразие?

В гневе она отшвырнула деревянные палочки. Я не могла сдержать смеха, когда колено храброго полицейского мгновенно отпрянуло.

К нам со всех ног бросился официант.

– Как эта гадость попала ко мне в чашку? Держу пари, ваш шеф-повар уже лысый, как коленка! У него на темечке скоро не останется ни волосины! – орала Мадонна, возмущенно указывая на суп.

Менеджер ресторана тоже подошел к нашему столику и несколько раз подобострастно извинился. Он велел официанту немедленно заменить блюдо, и тот услужливо унес куриный суп с дерезой [89], в котором плавал волосок. В считанные секунды Мадонне подали новую чашку и пообещали нам бесплатный десерт.

Вернувшись домой, я обнаружила в сумке подарок Мадонны, который она сунула туда втихомолку. Нет, она все-таки ненормальная! Я вспомнила, что говорил о ней Тиан-Тиан, положила вибратор в ящик комода, умылась и пошла спать.

Дремота обволакивала тело, как прилив во время полнолуния. За долгие-долгие дни мне впервые удалось так быстро заснуть. Тиан-Тиан, мой роман, мои тревоги и даже проклятые попытки по добыванию хлеба насущного – все кануло в бездонную пропасть. Сперва мне нужно было хорошенько выспаться, а уж потом я со всем разберусь.

Дорогая Коко, не тревожься понапрасну! Завтра, когда ты проснешься, наступит новый день!

На следующее утро толстуха из соседней квартиры нашла в нашем почтовом ящике письмо и открытку, и по своему обыкновению принесла их мне. Я поблагодарила ее, подошла к софе и села. Письмо было от Тиан-Тиана, а открытка от Марка.

Я помедлила мгновение, а потом решила сначала прочесть открытку. На ней был изображен похожий на пагоду огромный кактус в пустыне. На обратной стороне было что-то нацарапано по-английски.

«Дорогая, я в Мексике по делам. Здесь грязновато, но интересно. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, марихуана, велорикши и брюнетки с необычайно печальными голубыми глазами. В отеле я попробовал знаменитый мексиканский жгучий перец. Так что при следующей встрече обожгу тебя горячим поцелуем.

Целую, Марк.

Р. S. Один из наших клиентов, фирма которого выпускает небьющееся стекло, оказался ужасным занудой. Отсюда мне придется поехать в главный офис фирмы в Германии, чтобы оценить перспективы сбыта его продукции. Еще по его настоянию нужно изучить положение потенциальных конкурентов. Так что вернусь не раньше, чем через две недели.

Р.Р.S. Никак не могу до тебя дозвониться. Пожалуйста, подумай об электронной почте. Я смогу устроить тебе бесплатную линию».

Я поцеловала открытку. Уже довольно давно я сняла трубку с аппарата. Думала, он догадается, что я пишу. Впрочем, мне не стоило о нем беспокоиться. Он был, что называется, столпом общества. Красивый, умный, с престижной работой, умело находящий выход из самого затруднительного положения и не теряющий хладнокровия. Он и с женщинами чувствовал себя, как рыба в воде.

Так что если ему действительно захочется меня найти, то он разыщет меня даже на Южном полюсе.

Разносторонность и предприимчивость Марка были даром свыше. Он являлся полной противоположностью Тиан-Тиану. Они были существами из двух разных миров. Перевернутым отражением друг друга в зеркале моего тела.

На столе я нашла серебряный нож для разрезания бумаги. Я обычно не пользуюсь ничем столь претенциозным, чтобы открыть конверт, но в этот раз почему-то нервничала.

Тиан-Тиан написал всего одну страницу.

Моя милая Коко!

Пишу тебе отсюда, словно из сна. Я даже не уверен, что письмо дойдет. Сейчас я далеко от тебя, страшно далеко, за миллионы световых лет. Я не могу не думать о тебе, не вспоминать о том, что было между нами. Никак не избавлюсь от кошмаров.

Один раз мне приснилось, что я куда-то бегу. Меня окружают розовые цветы и фрукты. У цветов острые колючки, я бегу, весь в крови. И потом проваливаюсь в глубокую, глубокую яму. Там черным-черно. И в темноте лишь едва слышен твой голос, ты читаешь роман. Я в отчаянии зову тебя, и вдруг моя рука натыкается на какой-то горячий пульсирующий и кровоточащий комок. Я чувствую, что это сердце, но никак не пойму, кто мог бросить его в эту черную яму.

Этот сон повторялся вновь и вновь, повергая меня в ужас, пока я не лишился последних сил. Врач говорит, что это нормальная реакция организма на лечение, но я больше не хочу здесь оставаться. Повсюду лишь унылые, отрешенные лица.

После окончания курса первичного лечения вернусь домой. Сразу же. Господи, дай мне крылья! Я целую тебя. Тысячу, нет, десять тысяч раз! Если и имеет смысл жить, то только ради любви к тебе.

Твой грустный Тиан-Тиан, 30 июня.

На обратной стороне листа он изобразил себя: уголки рта печально опущены, прядь волос приклеилась ко лбу. Я не могла сдержать слез. Жгучие капли стекали по щекам, как лава.

«Господи, – думала я. – Что это все значит? Почему судьба так жестока ко мне и к этому мужчине? Все мои помыслы, слезы, сердечная боль и душевные устремления – лишь о нем. Не знаю, было ли наше чувство любовью, но оно трагично и безысходно, чистейшее поэтическое воплощение обреченной страсти, как томление узника в тайной темнице, как буйное цветение сирени, как плеск рыбки в бездонном озере отчаяния».

Мы были обречены еще до нашей встречи. Время, как безжалостный и неумолимый скорый поезд, пронеслось по современным городским кварталам и скрылось вдали. Мои слезы не имели смысла. Радости и печали любого из нас не имеют смысла, потому что огромные стальные колеса поезда беспрестанно вращаются с жестокой неотвратимостью. Именно быстротечность бытия так мучает и угнетает жителей больших городов в нашем проклятом прагматичном веке.