Крошка из Шанхая

28 Слезы моего возлюбленного

Я открыла дверь, из квартиры дохнуло пустотой и безмолвием. Со стены на потолок перебиралась долгоножка. В квартире все было, как всегда. Но Тиан-Тиана не было. Наверное, он все еще в ресторане. А может, возвращался и, увидев, что меня нет, снова ушел.

До меня дошло, что мое исчезновение, скорее всего, было роковой ошибкой. Я впервые уходила без благовидного предлога. Тиан-Тиан, вероятно, звонил, и если ему никто не ответил… У меня не было сил, чтобы даже думать об этом. Я приняла ванну, выпила две таблетки транквилизатора и легла спать.

Мне приснилась отвратительная широкая и грязная река, бурлящий желтый поток. Поблизости не видно моста, лишь утлый бамбуковый паромчик, который стережет бородатый злющий мужик. Я пересекала мутный поток на пароме, и кроме меня там был еще один человек, его лица я не видела. Посреди реки нас захлестнуло огромной волной. Я закричала от ужаса, потому что уже до нитки промокла и чуть не захлебнулась. В это мгновение сзади меня обхватила чья-то сильная рука. Это был мой незнакомый спутник (или спутница?). И неведомый (мужской или женский?) голос произнес: «Не бойся!». И кто-то по-прежнему незримый, подставил мне плечо и поддержал, чтобы я не упала.

На нас катился новый, более грозный вал. И вдруг я проснулась от назойливого телефонного звонка, вздрогнув от неожиданности.

Мне не хотелось брать трубку. Я еще была во власти страшного сновидения. Кто был тот спаситель, плывший со мной вместе? Есть старая пословица: «Чтобы увериться в надежности дружбы, достаточно десяти лет, чтобы увериться в верности и любви – не хватит и ста».

Сердце бешено колотилось. Наконец, я собралась с силами и сняла трубку. Звонила Конни. Она была встревожена и спрашивала, не знаю ли я, где Тиан-Тиан.

В груди заныло от горестного предчувствия.

– Нет, понятия не имею.

Звук моего голоса – насквозь фальшивого – был омерзителен мне самой. Если бы Конни знала, где я была и чем занималась последние несколько дней, она не удостоила бы меня ни единым словом. И если правда, что она приложила руку к гибели своего мужа в Испании, она могла бы нанять какого-нибудь головореза, чтобы тот забил меня до смерти. Ее любящее материнское сердце, отважное и способное на отчаянный поступок, неминуемо должно было подсказать ей, что ее сына, которого она обожала и за которого так тревожилась, бесстыдно предала женщина, которую он боготворил.

– Я звонила сюда несколько раз, но никто не подходил к телефону. Я уже испугалась, что с вами что-то случилось!

Конечно, она подразумевала значительно больше, чем произнесла вслух, но я притворилась, что ничего не понимаю.

– Я уезжала к родителям на несколько дней.

Она вздохнула:

– Как здоровье твоей мамы: нога заживает?

– Спасибо, что спросили. Ей уже лучше. – И вдруг я вспомнила: – Но ведь Тиан-Тиан должен был расписывать стену в ресторане?

– Ему оставалось совсем немного, но неожиданно он все бросил и ушел. Я решила, что он вернулся домой. Как думаешь, с ним все в порядке? – спросила Конни с тревогой.

– Думаю, да. Не волнуйтесь. Может, он зашел навестить кого-то из друзей. Я позвоню и разузнаю.

Первым делом я подумала о Мадонне. Позвонила ей, на том конце провода раздался ее хриплый голос. Тиан-Тиан действительно был там.

– Тиан-Тиан говорит, что хотел бы задержаться у меня еще на несколько дней. – По голосу чувствовалось, что Мадонна что-то недоговаривает. Разве он не собирается вернуться домой? Может быть, ему просто неприятно встречаться со мной. Из-за моего неожиданного и необъяснимого исчезновения он мог позвонить родителям и узнать, что меня там нет. В этом случае мое липовое алиби лопнуло.

В сильнейшем возбуждении я металась по комнате, курила одну сигарету за другой и, наконец, решила отправиться к Мадонне и непременно поговорить с Тиан-Тианом.

Сидя в такси, я безуспешно пыталась придумать какой-нибудь благовидный предлог для столь продолжительного отсутствия. Но напрасно. В голову приходили оправдания одно другого неправдоподобнее. Ну кто поверит, что я сорвалась из дома и, никого не предупредив, срочно помчалась на чью-то свадьбу в Гуанчжоу? Какой дурак примет за чистую монету рассказ о том, что меня взяли в заложницы грабители в масках, ворвавшиеся к нам в квартиру?

Нет, не стоит опускаться до лжи, лучше рассказать все начистоту. Я просто не в состоянии беззастенчиво лгать человеку, который так безумно любит меня, так умен и талантлив и одновременно чист и наивен, как ребенок. И приняв это отчаянное решение, я заранее смирилась с его последствиями. Я была готова к самому худшему – к тому, что через несколько дней останусь в полном одиночестве, а два самых близких человека навеки уйдут из моей жизни.

Я всегда уступала, шла на компромисс, лгала. Но все же воспринимала и жизнь, и любовь в романтическом свете. Думаю, из всех женщин в мире с университетским дипломом я была самой изощренной и отчаянной тварью. Вполне заслуживала того, чтобы ректор университета аннулировал мой диплом, а председатель Ассоциации романистов произнес эпитафию на моей могиле под одобрительные аплодисменты Господа Бога.

Всю дорогу к дому Мадонны я говорила сама с собой. Ладно. Наберись смелости и признайся. Нужно сказать: «Тиан-Тиан, я этого не переживу. Я люблю тебя. Если ты считаешь меня презренной дрянью, просто подойди и плюнь мне в лицо». Казалось, мы никогда не доедем. Я была в отчаянии и совершенно без сил. Из крохотного зеркала на меня смотрела незнакомка – обветренные потрескавшиеся губы и черные круги под глазами на чужом лице. Лице женщины, истерзанной неизлечимой болезнью, потому что причина недуга – мучительный душевный разлад и малодушие в любви.

Белоснежная вилла Мадонны утопала в алых цветах зелени плакучих ив. По ее распоряжению строители соорудили необычайно длинную подъездную дорогу к центральному входу, как на одном из снимков в американском журнале «Стиль». Считается очень элегантным и престижным, если, миновав ворота, вам приходится еще долго колесить по территории, прежде чем покажется фасад дома. Однако домашняя прелесть, пейзажа, уютные азалии и ивы сводили на нет претенциозность первоначального замысла.

По переговорному устройству у ворот я назвала свое имя и попросила пропустить меня.

Ворота автоматически открылись, и на меня остервенело залаяла сидевшая на цепи сторожевая собака. Я сразу же заметила Тиан-Тиана. Он лежал на траве неподалеку и курил.

Осторожно обходя собаку, я приблизилась к нему. Он приоткрыл один глаз и взглянул на меня.

– Привет! – произнес он полусонным голосом.

– Привет! – ответила я и остановилась в полной растерянности.

Мадонна в ярко-красном домашнем платье спускалась по ступенькам с веранды.

– Выпить не хочешь? – спросила она, широко и лениво улыбнувшись. Горничная подала высокий стакан яблочного сока с красным вином.

Я спросила у Тиан-Тиана, как он себя чувствовал последние два дня.

– Отлично, – заверил он.

Мадонна зевнула и, сказав, что в доме есть абсолютно все, что нужно, предложила мне остаться с ними, будет весело. На веранде один за другим показались несколько силуэтов. И только теперь я поняла, что на самом деле здесь было много народа, включая несколько лаовай, в том числе Джонсона, Номера Пять, его подружку, а также нескольких высоких и стройных девушек, похожих на манекенщиц. Клубок ядовитых змей, стерегущих свое логово.

От их поведения, от всей атмосферы этого места веяло наркотическим дурманом. Я почувствовала запах марихуаны. Подошла к Тиан-Тиану, но он лежал на траве словно в полузабытьи, погруженный в самосозерцание. Он был похож на героя греческой мифологии Титана, сына Земли, отрыв от которой грозил ему неминуемой гибелью. Иногда Тиан-Тиан казался воплощением вселенской скорби. Но в душе у него бушевала безудержная скрытая ярость.

– Ты не хочешь поговорить со мной? – прикоснулась я к его руке.

Он отодвинулся и произнес с озадачившей меня улыбкой:

– Коко, разве ты не знаешь? Боль в твоей левой ноге отдается у меня в правой.

Так по-католически трактовал любовь один из самых любимых писателей Тиан-Тиана Мигель де Унамуно [112].

Я смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Заглянула в его глаза и утонула в туманной бездне переполнявшей их горечи и печали. И откуда-то из глубины этой бездны, из самого ее центра, из-под мрачной зыбкой пелены, несокрушимо холодным и ярким светом сверкали два бриллианта. Этот свет обнажил такую мудрость и отчаяние, что я поняла: Тиан-Тиан понял все без слов. Он был единственным человеком во вселенной, всегда интуитивно находившим дорогу к моей душе. Каждый из нас был продолжением другого. Нас нанизали на один нерв, и если у меря болела левая нога, то у него начинала болеть правая. Между нами не было места лжи.

В глазах почернело, и в совершенном изнеможении я рухнула на траву рядом с Тиан-Тианом. Тело стало невесомым и чужим. В забытьи я видела тонкое, побелевшее лицо Мадонны, склонившееся надо мной, как опрокинутый парус. Меня подхватила и понесла куда-то серая рокочущая волна, и, словно из огромной раковины, донесся гулкий зов Тиан-Тиана:

– Коко, Коко!

Очнувшись и открыв глаза, я оказалась посреди безмолвия, как камешек, отполированный прибоем и выброшенный приливом на пустынный берег. Утопая в пышном матрасе, я узнала одну из бесчисленных спален в доме Мадонны, обставленную в коричневых тонах роскошными, но совершенно бесполезными вещами.

На лбу лежало мокрое полотенце. Я отвела взгляд, от стакана воды на туалетном столике в изголовье кровати и на софе заметила Тиан-Тиана. Он приблизился, нежно прикоснулся к моему лицу и осторожно убрал полотенце:

– Тебе уже лучше?

Я вздрогнула от его прикосновения. Дурнота еще не отступила, я была страшно измотана и удручена. Тиан-Тиан неподвижно сидел рядом с кроватью и пристально смотрел на меня.

– Я все время лгала тебе, – сказала я едва слышно. – Но я не лгала лишь в одном, – я задохнулась, и уставилась в потолок. – В том, что я люблю тебя.

Он молчал.

– Тебе Мадонна рассказала! – В висках у меня стучало. – Она поклялась, что не обмолвиться ни единым словом… Ты считаешь меня бесстыдной, да?

Я была на грани обморока, все рушилось. Необходимо попытаться все объяснить. Но чем больше я говорила, тем глупее и легковеснее звучало каждое слово. По моему лицу градом катились слезы, насквозь промочив разметавшиеся по подушке пряди волос.

– Я сама не знаю, почему. Мне лишь хотелось хоть раз в жизни ощутить тебя целиком, потому что я так люблю тебя.

– Да, милая, любовь разлучит нас навеки, – процитировал Тиан-Тиан строчку из Иена Кертиса, покончившего жизнь самоубийством в 1980 году.

Тиан-Тиан склонился надо мной и до боли сжал в объятиях.

– Я презираю тебя! – проговорил он с жаром, цедя сквозь зубы каждое слово, рассекавшее воздух, как удар хлыста. – Потому что из-за тебя я не чувствую к себе ничего, кроме презрения, – он разрыдался. – Я не могу по-настоящему любить тебя. Вся моя жизнь – постыдный фарс. Не смей меня жалеть. Я просто должен исчезнуть!

Если у тебя болит левая нога, то у меня болит правая. Если ты начнешь тонуть в бурном водовороте жизни, я тоже пойду ко дну. Если в стремление выразить свою любовь ты канешь в черную пустоту, я тоже окаменею и разучусь любить. Если ты продашь душу дьяволу, то его кинжал пронзит и мое сердце.

Мы не разжимали объятий, словно слились воедино. Мы есть, мы существуем. И кроме нас никого нет в этом мире!