Глава 4. Мальчик и его снег

Все краски меркнут в холоде жестоком,

Цвета становятся пустой незримой тенью,

Сиянье сгинет без следа во льду глубоком,

И обратится жизнь моя простой мишенью.

И стынет в жилах кровь, и губы снег кусает,

Дыханье облачком последним рвется в небеса...

Тепло твоей руки меня никак не отпускает,

Твоя поддержка помогает верить в чудеса.

И в лютый холод мне проложен путь без сожалений,

Покуда снег твой заключен в касаниях нежных,

Не страшен больше лед и мерзлых тишина мгновений,

Ведь под защитой я в твоих объятиях снежных.


Проснулась Аркаша вместе с рассветом. Вчерашний вечер она помнила смутно. Сытный ужин отпечатался в подкорке как одно из приятнейших воспоминаний, а что было дальше — все как в тумане. Похоже, она умудрилась вырубиться. Вчерашняя нагрузка все-таки истощила тело. Хотя продержалась дольше, чем могла даже мечтать.

Забросив посапывающего Гучу на плечо, Аркаша заправила кровать и уселась на покрывало. Положив скунса на колени, она принялась поглаживать его мягкую шерстку.

На кровати напротив пошевелился во сне Маккин. Одеяло сползло, обнажив грудь юноши.

«Красивый... — Аркаша задумчиво накрутила на палец длинные шерстинки со спины Гучи. — Повезло рыбкам. Могли любоваться им целыми днями... О, а теперь и я могу. Повезло мне».

Стараясь не шуметь, девушка проскользнула в ванную комнату. Умывшись, она на цыпочках прошлась по помещению и растерянно замерла у стола. Если будет и дальше шататься здесь, то всех перебудит.

«Теньковская, марш на утреннюю пробежку! — скомандовала себе Аркаша, вспомнив, что в последние дни рьяно отлынивала от нее. — А иначе Коля будет в ярости и заставит делать на двадцать приседаний больше».

Остановившись у двери, Аркаша прижалась к ней лбом. Теперь Коля уже никогда не будет сердиться и отчитывать ее. Не заставит приседать, качать пресс и бегать до умопомрачения.

Утро выдалось прохладным. Аркаша, предусмотрительно отойдя подальше от мужского общежития Сириуса, устроилась на корточках на дорожке, проверяя, надежно ли завязаны шнурки на кроссовках.

Неплохо бы побегать подольше. До одурения. Чтобы гложущие ее со вчерашнего дня чувства разочарования и злобы на саму себя покинули тело вместе с потом.

Оглядевшись, Аркаша неспешно побежала по пустынной дорожке, намереваясь обогнуть здание женского общежития Сириуса. Где-то в той стороне, как рассказывал Маккин, можно было выбраться в зону, где единолично властвовала весна. Если там найдутся тропки для пробежки, то это будет идеальным местом для тренировок. Не холодно, но и не жарко. Аркаше хотелось когда-нибудь заглянуть и в зоны, где единолично властвовали лето, осень и зима, но, к сожалению, путь к ним преграждал Туманный Лабиринт, куда, как предупреждал Гуча, лучше не соваться. Да она, в общем-то, и не собиралась так поступать, помня о желто-алых глазах, смотрящих на нее из глубин Лабиринта, а затем последовавших за ней и дальше, вглубь Блэк-джека. Лабиринт — туманная ловушка, и если уж придется убегать, то лучше обеспечить себе более обширную территорию для маневрирования.

Переходя через гигантский каменный мост, соединяющий пустынную площадку за женским общежитием Сириуса с холмистой грядой, поросшей молодым лесочком, девушка разминалась на ходу, проделывая руками круговые движения. На открытом пространстве нещадно дул ветер, и Аркаша, облаченная в очередную позаимствованную у Маккина футболку и шорты, потирая оголенные руки, всерьез подумывала вернуться и наглым образом свистнуть у соседа и спортивную кофту.

Добравшись почти до середины моста, Аркаша внезапно заметила у перил фигуру. Остановившись, она присмотрелась внимательнее и, узнав ее, удивленно заморгала.

Луми сидел прямо на каменных плитках, сложившись уютным неподвижным клубочком: руки — на согнутых в коленях ногах, голова с шапкой пушистых снежных волос покоилась сверху. Под коленями юноши, хитро подмигивая ярким апельсиновым боком, притаился чарбольный мяч.

Стараясь не шуметь, Аркаша опустилась рядом на корточки.

Едва слышимое дыхание, подрагивающие во сне ресницы, до дрожи тончайшая белоснежная кожа — посмей дотронуться и хрупкая фарфоровая фигурка покроется паутинкой трещин. Снежок, настоящий Снежок.

Аркаша до боли зажмурила глаза, прогоняя наваждение. Луми — не ломкое стекло, не тающая в руках льдинка и, конечно же, не хрупкий фарфор. Фарфоровая статуэтка не стала бы играть в один из самых жестоких видов спорта волшебного мира.

Чувствуя кончиком носа мягкость ткани кофты юноши, — разглядывая его спящее лицо, она придвинулась совсем близко, борясь с желанием устроить подбородок на его согнутой руке и разделить с ним это невесомое ощущение уюта, — и глубоко вдыхая едва уловимый сладковато-ледяной аромат, исходящий от его кожи, Аркаша медленно открыла глаза. И тут же наткнулась на пристальный взгляд.

— Давно проснулся? — Девушка, чувствуя неловкость, отпрянула назад и неуклюже шлепнулась на холодный камень.

— А ты давно вот так наблюдаешь за мной?

Сегодня глаза Луми были пронзительно синими, словно вода на большой глубине. Аркаша так и не смогла разобраться, отчего зависит смена цвета глаз снежного мальчика. От настроения? От падающего света? Или все зависит от желания обладателя?

— Недавно, — брякнула она и тут же мысленно выругала себя за глупость. Взяла и без всякой задней мысли призналась, что действительно наблюдала за ним некоторое время. Вряд ли разглядывать спящих — это верх приличия (и даже не вспомнила, что всего пару минут назад таким же образом наблюдала за спящим Маккином!), поэтому Аркаша пошла на таран: — Отвечать вопросом на вопрос — это грубо, так и знай!

— А пялиться на беззащитных спящих мальчиков — это извращение, — без единой эмоции на лице парировал Луми.

Натужно закашлявшись, Аркаша стремительно вскочила на ноги и отпрыгнула от юноши на пару шагов.

— Вот только не надо вешать на меня всякую уголовщину. Это получилось случайно. Кто ж будет спать на камне в нормальном состоянии? Я и решила проверить, жив ты там или все — туши свет.

Луми слушал ее тараторящие речи с возмутительно спокойным лицом. Если уж начал предъявлять претензии, то выгляди хотя бы в соответствии с ними!

— Да я вообще-то не против.

Аркаша тут же прекратила возмущенное сопение, обдумывая смысл сказанного.

— Не против чего?

Вытянув из-под колен мяч, Луми сунул его подмышку и медленно встал. Провел свободной рукой по волосам, потер кулаком глаза и только потом двинулся к насторожившейся девушке. Остановившись всего в шаге от нее, — при таком расстоянии, если бы захотел, он бы легко мог наклониться и положить голову ей на плечо, — юноша пояснил:

— Не против того, чтобы ты смотрела на меня.

— Э-эм... Правда? — слегка опешила Аркаша. Неожиданное заявление.

— От твоего взгляда не становится неуютно.

— А...

— А по телу разливается тепло.

— О...

Аркаша захлопнула рот, опасаясь, что от смятения так и будет продолжать озвучивать все гласные алфавита.

— Не обижаешься, что я вчера назвал тебя беспомощным моллюском?

О, нормальная тема для разговора. Девушка мысленно расслабленно выдохнула. Непонятная атмосфера, возникшая между ними до этого, ее чуть-чуть напрягала, поэтому она была рада перескочить на что-то более безопасное.

— «Рохля» было бы обиднее, а так — переживу. — Аркаша поспешила улыбнуться, уповая на то, что это убедит Луми в том, что она вовсе на него не сердится.

Видимо, убедила, потому что синие глаза Луми засияли, как драгоценные камни, заключившие в себя весь чистейший свет мира. А еще он тоже улыбнулся. Как снег, отражающий солнечные лучи, переливаясь каждой своей малюсенькой частичкой, болезненно ослепляя, но в то же время невыносимо притягивая взор, так и эта улыбка в сочетании с сапфировым сиянием глаз и снежно-белым обрамлением невесомых волос, покачивающихся от малейшего дуновения ветра, попросту пленяла. Аркаша затаила дыхание.

— Эй, Снежок. Улыбайся почаще.

Брови юноши дернулись вверх. Аркаша опомнилась и испуганно вытаращила глаза, поняв, что произнесла это вслух. И ужаснуло ее вовсе не то, что она снова использовала запретное «Снежок».

— Точнее, я хотела сказать, что у тебя всегда такое неэмоциональное лицо, как у куклы.

«Тормози, Теньковская! — в панике завопила на себя Аркаша. — А то сейчас и похлеще чего ляпнешь!»

— Может, мне улыбаться только для тебя?

Сердце пропустило удар. Или два удара. А может, даже три.

— Да за что мне такие привилегии... — промямлила она, бесславно отступая на шаг. Луми к ее ужасу последовал за ней, мгновенно вернув то же расстояние между ними, что было до этого. — Улыбайся тогда, когда тебе этого хочется.

— Мне хочется, когда ты рядом.

— А... ну ладно. А ты как тут вообще оказался? — Аркаша суетливо махнула рукой на то место у перил, где совсем недавно прикорнул снежный мальчик.

— Тебя ждал.

— А откуда ты знал, что я пройду именно здесь?

— Я не знал. Просто устроился недалеко от женского общежития и понадеялся, что ты тоже любишь ранние утренние прогулки.

Да что за утро-то такое? Аркаша ощутила, как запылали щеки. Хорошо еще, что ее кожа не имела свойства приобретать органично красный оттенок при смущении. А легкий румянец всегда можно было списать на промозглость утра.

И ситуация оказалась чутка щекотливой: ожидание ее у женского общежития было заведомо бессмысленным занятием. Повезло, что вообще пересеклись. Но посвящать Луми в такие подробности она, конечно же, не стала.

— И с какой целью ждал?

— Извиниться за вчерашний день.

— Кому-кому, а тебе извиняться ни к чему. Ты единственный, кто встал на мою защиту. Хотя, честно говоря, меня это тоже покоробило. Ну не привыкла я, чтобы кто-то вдруг вставал на мою сторону!

— Одиночка? — Луми понимающе кивнул.

— В этом вслух не признаются.

Новый кивок. Судя по всему, что бы она ему ни сказала, он согласится со всем и все примет как данность.

— Ждал ради извинений. И все?

Вместо ответа Луми уронил мяч и, как только тот ударился о камень и прыгнул вверх, поймал его двумя пальцами. Затем взмахнул рукой. Крутящийся вокруг своей оси мяч угодил прямо в руки Аркаше, и она сжала апельсиновый кругляш, невольно радуясь этому маленькому воссоединению.

— Я не играю в чарбол. — Внутренняя радость вмиг исчезла, и девушка с сожалением протянула мяч снежному мальчику. — Таланта нет. Да и туповата.

Луми взглянул на протянутый мяч, но не взял его.

— Пойдем. — Он двинулся в противоположную от лесочка сторону — по каменному мосту туда, откуда и пришла Аркаша.

— Погоди-ка. Мне нужно на пробежку. Я хотела успеть побегать подольше до пар. — Она кинулась следом за юношей, намереваясь вернуть тому мяч.

— Успеешь, — донеслось до нее.

Теряясь в догадках, Аркаша проследовала за Луми мимо общежитий Сириуса, по боковым аллеям, по главной аллее, а затем вдоль границы Туманного Лабиринта. Блэк-джек мирно спал. Тишину нарушало лишь смущенное чириканье какой-то птички, опоздавшей к началу перелета в теплые края.

— Ну нет. — Аркаша попятилась, поняв, что конечный пункт назначения — одна из арок, ведущих в Туманный Лабиринт. — Я туда ни ногой. Там же полно всякой жути!

— Жути? — Луми, остановившийся у основания ажурной арки, заинтересованно глянул в туманную глубь. — Змей имеешь в виду?

— Не-а… — Аркаша приподнялась на цыпочки и потянула правую руку к небесам. — Там во-о-о-т такое... — Не удовлетворившись результатом, девушка пару раз подпрыгнула. — Вот такого роста Жуть. С алыми пылающими глазами.

Луми внимательно пронаблюдал за каждым прыжком, пристально вгляделся в примерную отметку роста «Жути» и задумчиво глянул на арку.

— Вчера я ходил здесь несколько раз, но ничего такого особенного не видел.

— Значит, тебе повезло. Днем ходил?

— Днем.

— Ага! Значит, Оно по ночам выползает! Или ближе к вечеру. В темноте.

— Но другого пути нет. — Луми протянул ей руку. — Только через Лабиринт. Тебе нечего бояться. В крайнем случае можешь скормить своей Жути меня. А пока Оно будет меня есть, ты успеешь убежать.

— Учту. Смотри, сам согласился. — Аркаша собиралась уже вложить свою руку в его, но в последний момент остановилась. Перед глазами очень некстати встала картинка: она сбивает с ног Луми в аудитории Эльблюма и прижимается губами к его щеке. Она давно забыла об этом инциденте, но эти его обещания улыбаться только для нее сбивали с толку и вытаскивали из памяти детали, на деле оказавшиеся одним сплошным конфузом.

— Я тебя не съем, — на полном серьезе пообещал Луми, заметив ее колебания.

— Верю, — пробурчала Аркаша и, тихо цыкнув на саму себя, вцепилась в предложенную руку — чуть сильнее, чем того требовала ситуация.

Луми снова улыбнулся ей этой своей эпичной улыбкой, и девушка от неожиданности чуть не вырвала у него свою руку. И как бы все это выглядело?

Первым через арку прошел Луми. Осмотрелся — вплоть до того, что закинул голову назад и изучил виднеющиеся сквозь туман увитые зеленью верхушки стен — и только потом втянул за собой Аркашу.

В Туманном Лабиринте было еще холоднее, чем снаружи. Белесый туман сворачивался в полупрозрачные кольца под ногами, обволакивал при малейшем промедлении и жадно касался открытых участков кожи. От темнеющих по обе стороны стен доносилось глухое шипение.

— Кого-кого, а змей тут много. — Луми многозначительно кивнул на шипящие живые пучки, висящие над их головами. — Ничего иного я здесь не видел. Хотя туман сам по себе наводит жуть.

Снежный мальчик шагал впереди и прежде, чем пройти очередную развилку, заглядывал за каждый поворот и осматривал все открытые участки на их пути — видимо, чтобы успокоить свою спутницу. Аркаша была ему за это очень благодарна.

Через минуту бодрой ходьбы Аркашу начало потряхивать от холода. Единственное тепло источала рука Луми, обхватившая ее пальцы.

«Вот бы приникнуть к этому теплу замершими щеками и продрогшей шеей», — скреблась на задворках сознания отчаянная мысль.

— Пришли.

Луми уверенно провел ее сквозь Туманный Лабиринт и вывел на полянку, покрытую густыми травами. Где-то посередине трава пригибалась к земле под тяжестью снега. От этого места начиналась территория, полностью укутанная снежным одеялом. На голых стволах деревьев поблескивала тонкая ледяная корочка, девственно белые сугробы походили на складки огромного мягчайшего покрывала. Легкий морозец дразняще касался лица и тут же отступал к снежной границе.

— Чума, — пробормотала на одном выдохе Аркаша. — Территория, где единолично властвует зима!

— Вечная Зима. — Луми казался довольным. Он нетерпеливо шагнул вперед, но о чем-то вспомнив, вернулся.

Звонкое «ой» сорвалось с губ Аркаши, когда на ее щеки без предупреждения легли теплые ладони Луми.

— Холодная, — констатировал он. — Уже замерзла.

— Я в порядке. — Хотя перспектива гулять по заснеженному лесу в футболке и шортах не слишком воодушевляла.

— Ясно. — Лицом Луми опять завладела маска невозмутимости.

В следующий миг он подцепил края своих черных спортивных брюк и начал их снимать.

Аркаша, издав дикий вопль и уронив мяч, прыгнула вперед и тоже схватилась за края его брюк. Когда в его грудь на полном ходу врезалась лохматая рыжая голова, Луми на секунду опешил, а девушка, согнувшись, чтобы удобнее было не позволить юноше оголиться, крепко сжала зубы и решительно потянула складчатые края вверх.

«Что за университет, ей-богу?! Что ни день, кто-нибудь да пытается стянуть с себя брюки!»

— Ты чего? — Луми перестал раздеваться и осторожно дотронулся кончиком пальца до ее затылка.

— Не... не надо раздеваться!

— Почему?

— Как «почему»? — Аркаша, все еще пребывающая в согнутом положении, возмущенно боднула его в грудь и, оттолкнувшись, выпрямилась. — Что за эксгибиционизм?

Брови Луми дернулись. Он наклонил голову к плечу, растерянно взирая на нее. Если бы недоумение могло материализоваться, то вокруг юноши уже давно бы плясали миниатюрные знаки вопроса.

Внезапно бледное лицо прояснилось. Луми, глухо фыркнув, наклонился и, несмотря громкие протестующие вопли, одним рывком стянул брюки до самых кроссовок.

— Чума! Предупреждать надо. — Аркаша сердито покосилась на шорты, оказавшиеся под брюками.

— Предупреждаю, — торжественно провозгласил Луми и снова фыркнул. Его фырканье очень походило на забавный чих собачки.

Широкие штанины позволили ему стянуть предмет одежды, не снимая кроссовок. Встряхнув брюки, юноша аккуратно сложил их и присел возле Аркаши.

— Давай.

— Что?

— Надевай.

— Да ладно, не надо.

— Надевай.

— Да не нужно.

— Надевай.

— Что за нудность.

— Тебе же холодно.

— Неа.

— Холодно.

— НЕТ!

— Холодно?

— Да! Да!

— Надевай.

— Ох ты нудный.

Аркаша, опираясь на подставленные плечи, влезла в брюки, и Луми ловко завязал ей на талии удерживающие веревочки. Затем к девушке перекочевала и теплая серая кофта. Напоследок оставшийся в светло-голубой футболке юноша сунул руку в карман шорт и извлек черную тонкую шапочку с надписью «Снег не грыжа, пускай выпадает», которую сразу же натянул на девичью голову.

— Как будто готовился. — Аркаша, проговорив про себя фразу с шапки, хмыкнула и поправила края, прикрывая уши. Одежда хранила тепло владельца, и кожу начало приятно покалывать.

— Именно. Пошли?

— Подожди. А ты как же?

— Я же снежный человек. Холод мне не страшен.

Под ногами хрустели миллионы ломающихся снежинок. Морозец щипал кончик носа и мочки ушей, облизывал щеки и высушивал влагу в глазах. Изо рта вырывался белесый пар. Но все неудобства с лихвой перекрывали впечатления от снежной красоты вокруг. Аркаша, не избалованная семейными выездами на природу, в первый раз видела настоящий лес, покрытый снегом, — дикую природу в одной из ее истинных ипостасях. Прелесть и страх. Беспредельный мир. Гармония и баланс.

— Нравится? — Луми внимательно следил за ее реакцией.

— Еще бы. — Аркаша дыхнула паром и засмеялась.

Юноша удовлетворенно кивнул и сделал пару шагов в сторону. Они как раз остановились на заснеженной полянке, и Луми встал ровно посередине.

— Смотри. — Подышав на пальцы, он утопил обе руки в снегу и на мгновение замер. Белый покров всколыхнулся, зашевелился и просел, атакованный идеальной гладью льда. Лед стремительно завладел всей поляной, образовав по краям небольшие наросты. Тихо фыркнув, юноша недовольно вцепился в запястье с меткой. Встряхнул рукой, словно надеясь таким образом уменьшить силу сдерживающих чар, и прижал обе ладони к только что созданному льду.

Новое волшебство сопроводили шуршание и треск. К небесам взметнулась ледяная игла. Секунду спустя она обзавелась наростом и слегка преобразилась, принимая форму стойки с баскетбольным кольцом.

— Спецэффекты высший класс. — Аркаша восторженно зааплодировала. — Тете Оле такое и под градусом не снилось.

— Затрудняюсь оценить критерии этого комплимента.

— И не надо. Просто говорю, что вышло здоро... — Аркаша смолкла, пораженная неожиданным открытием. В спортзале Снежок всегда ходил в кофте, поэтому, учитывая его рост и худощавость, а также ироничные слова тренера Лэйкина по поводу плачевных перспектив его как игрока, она ассоциировала снежного мальчика с этакой хрупкой снежинкой. Но вот он остался в одной футболке, демонстрируя миру весьма подкаченные руки. Сначала Аркаша не обратила особого внимания, но когда тот принялся бороться с чарами «Базовый держатель», отыгрывая у них дополнительные силы для волшебства, мышцы на его напряженных руках вздулись, вырисовывая красивый рельеф. До директора Скального ему, конечно, было как гладкогривому поняше до тренированного бычары, но образ снежинки в Аркашином разуме все-таки был потеснен.

— Что? — Луми стряхнул с ладоней снег.

— А у тебя красивые... глаза.

— Наверное. — Юноша потыкал пальцами в уголки глаз, словно удивляясь, что они у него вообще есть. Вид у него при этом был довольно озадаченный.

Аркаша не удержалась от хихиканья.

— У тебя бесподобная реакция на комплименты. И это, кстати, тоже был комплимент.

Луми оставил в покое собственные глаза и взглянул на девушку с пугающим вниманием.

— Мне нравится твоя улыбка, — наконец изрек он. — Но не думаю, что ты будешь улыбаться только для меня.

— Да, наверное, не получится, — растерянно согласилась Аркаша.

— Ясно. — Луми бесстрастно кивнул. — Тогда давай сыграем в баскетбол.

— Ну-у... — Аркаша постучала мыском кроссовка по поверхности импровизированной игровой площадки. — По льду особо не побегаешь.

— Это мой лед. — Луми с мячом в руках встал чуть поодаль. — Я наделяю его теми свойствами, которые необходимы. Можешь не бояться упасть. Если, конечно, целенаправленно не собралась терять равновесие.

— Ноги пока держат. — Девушка потерла ладошки друг о друга. Морозец кусал пальцы. Организму срочно требовалось тепло. — Хорошо, конечно, что у тебя со снегом и льдом взаимные симпатии, но я-то этим утверждением пыталась вежливо отказаться от предложения.

— И сейчас?

— И сейчас буду пытаться, но уже невежливо.

— Зря. Тебе холодно. Пробежка будет кстати.

— Я и собиралась бегать, если помнишь.

— Вот и побегай. Здесь. Вместе с мячом.

«И чего он добивается?»

Аркаша подышала на ладони и пару раз подпрыгнула. Ее кроссовки тоже были далеки от зимней вариации обуви.

— Слушай, Снежок, мне приятно твое участие, но энергичности во мне как в конфетном фантике.

— Конфетный фантик очень громко шуршит, — задумчиво проговорил Луми.

— И что?

— Он громок, наверное, потому что энергичен.

— Любишь же ты пофилософствовать.

— Наверное. — Луми кинул мяч Аркаше.

Выдохнув матово белое облачко, девушка уронила мяч и вновь поймала его на подскоке. Этот лед и правда был не хуже игровой площадки.

— Теряешь время, Снежок. Мне ясно дали понять, что фэйс-контроль не пройден. Бездарности им не нужны.

— А где ты здесь видишь бездарность? Я не вижу. А ведь у меня есть глаза. И они красивые.

Озадаченно хмурясь, Аркаша, не переставая, стучала мячом о поверхность льда. Луми не был похож на того, кому были бы по вкусу всякого рода издевательства. Однако эта, по всей вероятности, искренняя поддержка настораживала, потому что шла от кого-то помимо Коли. Гуча и Маккин тоже поддерживали ее, но они никогда не были столь напористыми.

— Я не умею играть в баскетбол, — с расстановкой произнесла она. — Подумаешь, раньше бегала с мячиком наперевес. Так каждый сможет.

— Ты умеешь играть в баскетбол.

— Это что, внушение? — Аркаша издала нервный смешок, очень надеясь, что снежный мальчик не обладает каким-нибудь талантом в области гипноза. После истории с шишаками, столбом огня и пластилиновым двойником она всерьез опасалась, что у нее что-то не так с головой. Не хватало еще, чтобы в ее разум кто-то вторгался.

— Факты не требуют внушения, они констатируются. — Луми хрустнул пальцами. — Ты контролируешь мяч, не глядя на него. Этого достаточно.

Смысл фразы не сразу дошел до Аркаши. Она отвернулась от юноши и с немым удивлением покосилась на прыгающий мяч, поочередно встречающийся с ее рукой и поверхностью льда. Действительно, она не следила за его перемещением, а просто контролировала его по наитию. На безупречном автомате, выработанном на основе чужой любви к баскетболу.

— Ты не превращаешь мяч в центр Вселенной, — продолжал Луми, — поэтому ясно видишь всю площадку в целом: противника и конечную цель — кольцо.

Аркаша открыла было рот, чтобы возразить, но Луми неожиданно сорвался с места. Его лобовая атака столь сильно походила на попытку перехвата мяча, что девушка, затаив дыхание, подпрыгнула и кинула мяч в сторону кольца. Прочертив в воздухе дугу, апельсиновый кругляш угодил точно в середину ледяного обруча и, повстречавшись со льдом, ускакал знакомиться с сугробами.

«Это ж надо было... Моя единственная лимитированная трёха...» — Аркаша опасливо глянула на Луми.

— Да, — протянул снежный мальчик, — совершенно не умеешь играть в баскетбол.

— Ты хоть интонации меняй, когда иронизируешь, — ворчливо попросила Аркаша.

— Ты совершенно не умеешь играть в баскетбол.

— Не-а, интонации остались прежними. Хотя за старания хвалю.

Аркаша полезла в сугроб. Оранжевый мяч на фоне снега смотрелся весьма экзотично — этакий апельсин в гуще сливок.

— Знаешь, трёха в чьем угодно исполнении будет выглядеть эффектно, — девушка рассеянно покрутила в руках мяч, счищая остатки снега, — а уж в моем и подавно. Но ты же понимаешь, что это не показатель? Честно скажу, мой трехочковый — это не случайность и не своевременное проявление госпожи удачи. Такой фокус мне, конечно, под силу, но могу его проделать лишь раз за игру. В чем причина, не знаю.

— И?

— «И»?! Ку-ку! Небо вызывает снежинку! — Аркаша помахала ладонью перед лицом Луми. — Здесь побегала, там мяч кинула — ну и что? Отдельные трепыхания за умение не считаются! Я как пингвин — крыльями хлоп-хлоп и сам вроде птица, но не взлететь, понимаешь? Не взлететь.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но капитан вряд ли стал бы самолично приглашать в команду того, в ком не видит потенциал.

Всего на секунду, но Аркаша промедлила с ответом.

— Заблуждения... простительны.

Блеск снега отражался в синих глазах Луми даже тогда, когда он поднял голову и воззрился в небеса.

— Птицы летают высоко.

Аркаша тоже невольно глянула вверх.

— Летают, — согласилась она.

— А если им подбить крылья, они рухнут камнем вниз. В этом проявляется хрупкость существования. — Ледяной ветер подхватил волосы юноши, создав впечатление того, что вокруг его головы танцуют снежинки. — Поэтому тебе и не нужно быть птицей. Ты камень.

— Камень?

Аркаша задумалась, является ли подобная характеристика аналогом «ты бум-бум дерево» и стоит ли начинать себе сочувствовать или все-таки подождать более подробных разъяснений.

— Ты — маленький камень. Снег тает. Крылья ломаются. Птица не поднимется после падения. А маленький камень сможет летать. Его направит чья-то рука, и он полетит. Падение не повредит ему. Маленький камень не разобьется. Его не сломать, не согнуть. Он не растает, он холоден и тверд. И его полет может быть бесконечным. — Луми посмотрел на Аркашу. — Хрупкость и безобидность маленького камня обманчива. Он — гибель Голиафа, посланная рукой Давида. И лед преклонится перед ним, потому что холод камня намного сильнее. И огонь покорится камню, ведь сутью своей он будет обязан высеченной из камня искре.

— А если... — Аркаша сглотнула. Созданные образы оглушили ее словно удар. — Если маленький камень… не направит та рука? Он… и не полетит.

Синева глаз Луми разбавилась голубыми всполохами. Снежный мальчик нахмурился.

— Так и знал. Дело вовсе не в умении?

Аркаша непроизвольно шагнула назад, ощутив касание давящей ауры. Ей никогда не приходилось избегать разговоров начистоту просто потому, что никто и не пытался понять ее. Кроме Коли. Но и он не отличался проницательностью, не углублялся в суть, выискивая потаенные проблемы, а просто разбирался с теми, что лежали на поверхности. Аркаша не врала только Коле, но и не откровенничала с ним. Проще говоря, отвечала искренне на те вопросы, которые он задавал. Не более.

Но Луми принялся углубляться, причем весьма стремительно.

— Не в умении, — спокойно, но твердо напирал юноша, — потому что сколько бы ты ни отрицала, невозможно полностью скрыть способности. Дело в направляющем...

Дернувшись всем телом, Аркаша отчаянно замотала головой.

— Меня вовсе не надо направлять!

— Верно. — Луми наклонил голову, скрыв глаза снежно-белой челкой, будто извиняясь. — Мне следовало выразиться иначе. Дело в стимуле. Его нет. У тебя.

— Есть! Я просто… я всего лишь... — Аркаша начала озиралась по сторонам, как будто обледеневшие стволы деревьев могли подсказать идеальный ответ на этот выпад. — Мне не нравится баскетбол.

— А что тебе нравится? — тут же спросил Луми.

«Не могу ответить… совсем не могу, — запаниковала Аркаша. — В прежние времена такая растерянность тут же пошатнула бы мою репутацию хорошей девочки. Мои ответы всегда выверены и идеальны… но я не могу использовать здесь те ответы, что подходили к таким вопросам в прежней жизни... Ну как же так?! Нельзя спрашивать о таком с бухты-барахты! Нечестно!»

— Эй. — Сквозь челку сверкнули голубые искры глаз. — Я всего лишь спросил, что тебе нравится. Это не баскетбол. Тогда что? Разве это не простой вопрос? Если бы не хотела отвечать, то могла бы сказать что-то вроде «не твое дело», но ты задумалась. Хочешь ответить, но не можешь. Причина в том, что у тебя нет ответа на этот вопрос.

— Прекрати!!! — Аркаша уронила мяч и, качаясь, отступила еще на пару шагов. — Прекрати читать по моему лицу или… мои мысли! Или... или что ты там читаешь?! Хватит!!

— Чтобы иметь стимул и двигаться к цели, нужно хотя бы знать, для чего ты это делаешь. Цели формируются на основе наших предпочтений. У тебя таких предпочтений, похоже, нет. На чем же до сих пор строились твои стремления?

Схватившись за голову, Аркаша присела прямо на лед и уткнулась носом в колени. Как же ей хотелось оказаться где-нибудь в темном месте — совершенно одной. Там, где никому не будет до нее дела. Где не нужно будет размышлять о том, о чем она не привыкла задумываться.

На спину девушки легла ладонь. Ее тепло ощущалось даже через кофту.

— Мои слова расстроили тебя? — Голос Луми прозвучал совсем близко.

— Глупый Снежок. — Аркаша хлюпнула носом и сильнее вжалась щеками в коленные чашечки.

— Наверное. — Луми продолжал держать руку на ее спине. Аркаша чуть сдвинула лицо. В ее поле зрения попали бледные колени, зарывшиеся в снег.

Девушка вскинула голову.

— Не сиди в снегу! Замерзнешь же!

Луми, стоящий на коленях подле нее, качнулся вперед-назад, будто удостоверяясь в удобности своего положения.

— Ты все еще думаешь, что я могу замерзнуть? Я же снежный.

— Просто... — Аркаша дернулась вперед, сбросив его руку со своей спины, и, вцепившись в ворот его футболки, пролепетала: — Не сиди.

Пару секунд Луми внимательно вглядывался в бледное лицо напротив — смотрел, как дрожат девичьи губы, а глаза все больше наполняются отчаянным блеском.

И без того суетливое дыхание на мгновение замедлилось. Аркаша замерла, пораженная внезапным объятием. Луми обнял ее крепко и в какой-то мере даже терпеливо. Одна из его ладоней согрела ее затылок, вторая скользнула по спине. Аркаша не обняла его в ответ, и юноша, словно беря на себя весь труд объятия, прижимал ее к себе, аккуратно удерживая ее голову на своем плече.

— Я знаю, что значит не иметь целей. — Интонации Луми не изменились. Могло показаться, что их близость его ничуть не взволновала. — Бессмысленно двигаться ради того, чтобы просто бессмысленно двигаться. Это пустое существование. Заполнение пространства собой. Не определишься со своими стремлениями — опустеешь как поврежденный сосуд. А пустота имеет свойство становиться частью чего-то, превращаясь в ничто. Если исчезнешь, от твоего существования не останется и следа. Когда-то меня разбудили и сделали это до того, как я — бессмысленный и ни на что не годный — окончательно слился с пустотой. И теперь я могу распознать прежнего себя в других — не всего, только частичку. То, что не позволяло моей личности проснуться. То, что не позволяло мне быть самим собой. Теперь я знаю, чего хочу. Ты тоже должна знать. Но если и правда не знаешь, тогда узнай. Чего. Хочешь. Ты.

Луми отстранился и, качнувшись назад и раскинув руки в стороны, повалился прямо на лед.

— Думаю, ты сегодня не в настроении играть, — заметил он, изучающе глядя в небо. — А трехочковый получился красивым. Жаль, что ты можешь только один раз так бросить. Такой бросок, без сомнения, впечатлил бы всю чарбольную команду Сириуса.

— Часть команды уже впечатлил, — хрипло проговорила Аркаша ради того, чтобы просто что-то сказать, а не оставаться наедине со своими давящими мыслями.

— Да?

— Ты же теперь в команде. И тебя бросок впечатлил. Или нет?

Луми кивнул, белые локоны юноши скользнули по льду, разметая тонкий снежный покров.

— Впечатлил. Хочу играть с тобой. Придешь еще раз в секцию?

— В третий раз? — Аркаша попыталась улыбнуться, но вышло лишь болезненное кривляние. — Это уже будет выглядеть даже не забавно, а жалко.

— Значит, тебя волнует чужое мнение? На этапе выбора жизненных целей учет чужого мнения лишь тормозит. Так ты придешь?

— Не знаю.

— Ты не сказала «нет», значит, я могу ждать твоего прихода?

— Слушай, ты не мой песик, а я не твоя хозяйка, так что не утруждай себя, лады?

— Ты снова не сказала «нет». Категоричность отсутствует. Буду ждать.

Аркаша едва не взвыла.

— Поздравляю, вы достигли наивысшего уровня нудности!

— Спасибо.

— Э, Снежок, это был сарказм.

— Правда?

Девушка с подозрением воззрилась на удобно устроившегося на льду Луми. Тот глядел на нее в ответ, и наивной доверчивости в его взгляде было столько, что хватило бы на десяток младенцев и еще на полусотню дружелюбных собачек.

— Проехали. — Аркаша притворно вздохнула. Тяготившее ее чувство отступило. — Все-таки не стоит тебе долго лежать на голом льду. Я, конечно, знаю, что заболевают не от холода, а от микробов, но все равно не могу спокойно смотреть на тебя.

— Волнуешься за меня?

— Есть такое, — согласилась Аркаша.

— Подойди.

Девушка присела около него.

— И что дальше?

— Дай руку, пожалуйста.

Недоумевая, Аркаша протянула снежному мальчику руку. Тот, сохраняя на лице невозмутимость, водрузил сверху свою руку, потянул ее к себе и, задрав свою футболку до шеи, приложил ее ладонь к своей груди.

Аркашина челюсть ухнула вниз.

— Чувствуешь? Мое тело сохраняет тепло, — пояснил Луми, продолжая прижимать ее руку к своей коже.

Теперь Аркаша обладала знанием о наличии у снежного мальчика пресса. Худощавый, но неплохо сложенный, и... теплый. А так хорошо маскировался под хрупкую снежинку.

— Я это... уже поняла, — пробормотала она, косясь куда угодно, но только не на Луми. — Можно меня уже отпускать.

— Хорошо. — Юноша серьезно кивнул и вернул край футболки на прежнее место. — Гляди. Снег пошел.

Аркаша задрала голову. И правда, с небес к ним опускался полупрозрачный снежный покров. Снежинки медленно парили в воздухе, кружились, сталкивались друг с другом и неспешно встречались со льдом.

— Красиво как. — Аркаша подула на снежинки, мелькнувшие у ее носа, и те слились с соседними, образовав пушистую снежную горсть. — Это ты сделал?

— Я всего лишь снежный человек, а это дары природы. — Луми закрыл глаза и расслабленно выдохнул, позволяя снежному пуху скользить по своему лицу. — Если правильно прислушаться, можно услышать ее дыхание.

Аркаша тоже легла на лед. На кончик ее носа тут же опустилась снежинка и, обратившись капелькой, сбежала по щеке.

— По-моему, я слышу дыхание природы, — поделилась она спустя минуту тишины. — У ее дыхания странное звучание.

Луми повернул к ней голову.

— Это не дыхание природы. Это зубы твои стучат. Хватит с тебя. Пошли греться.

Загрузка...