Кровавая работа

42

Казалось, что все лампы в доме Грасиэлы включены, — дом был освещен очень ярко. Маккалеб знал, что времени на размышления у него нет. Он должен сказать Грасиэле всю правду, как и есть, и принять ее реакцию, какой бы она ни была.

Как всегда, Грасиэла открыла ему дверь. «Эта женщина ждет меня с нетерпением, переживает, — подумал он. — А я сейчас разобью ей сердце».

— Терри, где ты был? Я так волновалась! — С этими словами она бросилась ему на шею и крепко обняла.

Маккалеб понял, что ему надо собрать волю в кулак. Он притянул Грасиэлу к себе, обняв за плечи, подумав, что, возможно, делает это в последний раз.

— Давай войдем в дом. Мне надо многое тебе рассказать.

— Все нормально, Терри?

— Вроде бы.

Они прошли в гостиную и сели на диван. Терри держал хрупкие пальцы Грасиэлы в своих ладонях.

— Реймонд спит? — спросил он.

— Спит. Что с тобой, Терри? Ты сам не свой.

— Все закончилось. Полицейские еще не схватили убийцу, но они знают, кто убийца. Надеюсь, они быстро его найдут. Я вне подозрений.

— Расскажи мне все, Терри, — взволнованно попросила Грасиэла.

Он крепко сжал ее руки, но, почувствовав, как его ладони покрываются испариной, выпустил их. Словно выпустил раненую птицу, которую выходил и приручил.

— Помнишь тот вечер, когда мы говорили о вере, о том, как сложно мне поверить в существование Бога?

Грасиэла кивнула.

— Прежде чем все рассказать, я хочу сказать, что за то недолгое время, что мы были вместе, я почувствовал, что внутри меня оттаивает айсберг, казалось застрявший там навечно. Это можно назвать своего рода верой. Не знаю во что, но уверен, что это было началом правильного пути.

— Почему было?

Маккалеб отвел взгляд. Оказалось, что высказать все было куда труднее, чем он думал. Но другого шанса у него не будет.

— То, что растет во мне, так ново и так хрупко. И я очень боюсь, как бы все снова не рухнуло, когда я скажу тебе то, что должен. Но решать тебе. Я давно не молился, а теперь молю Бога, чтобы ты и Реймонд пришли ко мне на катер снова. Или чтобы мне было дозволено поднять телефонную трубку и услышать твой голос.

— Рассказывай, — тихо сказала Грасиэла.

— Грасиэла, твою сестру убили из-за меня. Из-за того, что когда-то давно я сделал нечто, что переменило всю мою жизнь. Однажды я пересек грань и бросил вызов не человеку, а дьяволу в человеческом обличье. А Глори умерла.

Маккалеб опустил глаза. Во взгляде Грасиэлы было столько боли, что вынести его он был не в силах.

— Рассказывай, — почти прошептала Грасиэла.

И Терри рассказал все. Он рассказал ей о человеке, который назвался Джеймсом Нуном. Рассказал, как нашел его гараж в промышленной зоне. Рассказал обо всем, что нашел в гараже. И о послании, которое было оставлено для него на экране компьютера.

Грасиэла начала плакать в середине его рассказа. Слезы катились и катились по ее щекам, и тонкая блузка вскоре насквозь промокла. Маккалеб сидел не шевелясь, зная, что никто и ничто не поможет Грасиэле сейчас. Ее мысли и чувства были далеко, и ему оставалось только сидеть и ждать.

Когда он закончил, Грасиэла долго сидела молча. Потом она вытерла слезы с мокрых щек и сказала:

— Я, наверное, выгляжу ужасно.

— Вовсе нет, — произнес Маккалеб.

Грасиэла снова замолчала, глядя вниз, на коврик под прозрачной столешницей журнального столика.

— Что ты намерен делать? — наконец спросила она.

— Точно не знаю, но у меня есть цель. Я найду его, Грасиэла.

— А ты не можешь оставить это полиции?

Маккалеб отрицательно покачал головой:

— Ни за что. Это особый случай. Если я не найду его, не встречусь с ним лицом к лицу, то не смогу с этим жить дальше. Не знаю, понимаешь ты меня или нет.

Грасиэла кивнула, опустив голову еще ниже. Наконец она посмотрела на Терри:

— Я хочу, чтобы ты уехал. Мне надо побыть одной.

Маккалеб поднялся с дивана.

— Хорошо.

Его охватило страстное желание обнять ее и не отпускать. Просто держать, и все. И больше ничего. Почувствовать тепло ее кожи. Как в первую ночь их любви.

— До свидания, Грасиэла.

— До свидания, Терри.

Он пересек гостиную и пошел к выходу, бросив взгляд на сервант, где стояла фотография Глории, сделанная, казалось, вечность назад. На фотографии Глория счастливо улыбалась. Маккалеб знал, что он будет помнить эту улыбку до конца своих дней.