Кровные связи

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Когда на следующее утро Фостер прибыл в управление, в его кресле сидел суперинтендант Харрис. Он ждал, облокотившись о стол, загорелое лицо хмурое. Голова у Фостера была тяжелой, как свинец; три пинты в пабе, затем полбутылки красного вина, и все без толку. Но алкогольное забытье лучше бессонной ночи.

Харрис ничего не сказал, даже не поприветствовал Фостера. Он лишь бросил перед ним на стол утреннюю газету. Фостер взял ее.

На первой полосе фотография Демми Перри. Длинное вечернее платье, светлые волосы, широкая улыбка и большие глаза, уставившиеся со страницы газеты. Она выглядела как существо из другого мира. Над снимком жирными буквами напечатан заголовок: «Могли ли ее спасти?»

«Нет», — подумал Фостер. Он открыл третью страницу, чтобы прочитать статью.

— Всего на шесть страниц, — произнес Харрис.

— Боже!

— А вот и комментарии к статье. Там написано, что мы должны провести расследование по поводу того, почему полицейские оказались не на той станции метро и не поймали убийцу.

Фостер слушал его вполуха, продолжая листать газету. Заголовки представляли собой череду нескончаемых вопросов: «Когда монстр нанесет новый удар?», «Что делает полиция? Спросите у брата убитой Демми». Там была фотография Саймона Перри, преисполненного скорби и чувства собственного достоинства одновременно.

— Оберточная бумага! — бросил Фостер, положив газету на стол.

На губах суперинтенданта появилась ухмылка.

— Для тебя, Грант, возможно. Но нам не нужно ничего подобного. Ты сознаешь, насколько паршиво это все выглядит?

Фостер был не в настроении спорить по поводу роли прессы.

— Я понимаю, как отвратительны подобные репортажи. Но дело в том, что мы узнали о готовящемся убийстве за несколько часов до того, как оно было совершено. Генеалог определил, что это должно случиться около станции Ноттинг-Хилл. У нас не было времени изучать историю лондонского метро. Это была чистой воды ошибка. Но в любом случае женщина оказалась мертва до того, как преступник привез ее труп на место.

— Брат Демми доставит нам много хлопот.

— Ее брат — просто великосветский болван.

— Который заседает в комитете по внутренним делам.

Фостер промолчал, он был готов к тому, что Харрис испугается огласки.

— А что насчет первой жертвы? Почему никто не знал о том, что смерть была насильственной, и тело пролежало в морге неделю после его обнаружения?

Фостер рассказал историю бродяги, который таковым не являлся. Харрис по-прежнему хмурился. В юности он служил в армии. Фостер считал, что с его армейской выправкой, черными с проседью волосами и преувеличенной важностью он напоминал отставника-вояку.

— Нам необходимо увеличить личный состав, — проговорил Харрис, когда Фостер закончил.

— Согласен.

— Я приглашу команду Уильямса с юга.

Это было совсем не то, о чем думал Фостер. Им нужны солдаты, а не генералы. Он пытался возражать. Комната, озаренная лишь слабым солнечным светом, погрузилась во мрак, когда две большие серые тучи за окном встретились и соединились.

— Я беру руководство на себя, — добавил Харрис. — И тебе не понравится мое решение.

Фостер чувствовал, как напрягаются мускулы его рук.

— Группа старшего детектива Уильямса и твои люди должны снова выйти на улицы и заняться поиском свидетелей. Пусть выяснят как можно больше о жертвах, о том, как они жили, об их врагах. Они должны показать фоторобот, какой вы составили, каждому, кто знал убитых. Я передам его в средства массовой информации. Мы перетрясем всех бывших заключенных, которые хоть раз в жизни брали в руки нож. Уильяме будет руководить расследованием и обо всем сообщать мне. Ты сосредоточишься на прошлом. Проверь, что случилось в 1879 году.

— Сэр…

— Грант, на свободе человек, убивающий всех, кого вздумает! — воскликнул Харрис, указывая в сторону окна. — Журналисты это разнюхали. Они утверждают, что это самый жестокий маньяк со времен Йоркширского Потрошителя.

— Значит, вы намерены поддержать эту легенду?

— Да, если это поможет поймать убийцу! — огрызнулся он.

— Нам не везло с самого начала расследования. И пусть у нас пока нет хорошей зацепки, но по крайней мере кое-что нам удалось раскопать. И вы предлагаете мне отступить?

— Не отступить, Грант. Я предлагаю заняться иной стороной расследования.

«Значит, сидеть, запершись в темной комнате с кипой документов, книг и карт», — подумал Фостер.

— Мы должны понять, что же на самом деле случилось тогда. Как говорится: «Прошлое — это другая страна».

— Это как Франция. Совсем не хочется возвращаться туда.

Харрис покачал головой:

— Я все решил.

С одной стороны, Фостер сознавал, что Харрис прав — чтобы разобраться в настоящем, они должны разгадать тайны прошлого. Но с другой стороны, преступник живет в настоящем, именно его поимкой он и хотел заняться. А теперь он будет торчать в архиве с Барнсом, пока кто-то схватит этого урода.

— Бывшая жена Грэма Эллиса придет сегодня на опознание. Я этим займусь.

— Не волнуйся, — произнес Харрис, вставая с кресла Фостера. Он забрал со стола бумаги и вышел, не оглядываясь.

Фостер схватил со стола авторучку и швырнул в стену.

Найджел стоял около Национальной библиотеки прессы и попыхивал самокруткой, когда машина Фостера с визгом пронеслась мимо, потом дала задний ход и остановилась. Из нее вышли Фостер и Дженкинс. Хизер держалась в трех ярдах позади Фостера. Когда он приблизился к дверям, то не взглянул на Найджела, не поприветствовал его, а просто прошагал мимо и скрылся в вестибюле.

— Не спрашивайте, — тихо промолвила Дженкинс Найджелу, который затушил сигарету указательным и большим пальцами и двинулся за ней.

Охрана в приемной уже ждала их, чтобы отвести в специально подготовленную комнату. Они прошли через двойные двери в маленькое, похожее на кафе помещение, где не было ничего, кроме стульев, столов и раздаточных автоматов. Опять миновали двойные двери и оказались в помещении, которое, как было известно Найджелу, предназначалось только для персонала. Вскоре они вошли в комнату, где пахло так, словно ее давно не открывали. На стенах остались следы от висевших здесь когда-то картин и календарей. В помещении не было окон, и когда Найджел рассеянно провел пальцем по столу, то заметил, что он покрыт толстым слоем пыли. В распоряжении у них было два вращающихся кресла и старый деревянный стул.

Фостер закрыл за ними двери.

— Мы будем работать тут, — буркнул он.

Найджел не понимал почему, но решил, что задавать вопросы неразумно.

— Если мы станем работать наверху или где-нибудь в основной части библиотеки, то нет гарантий, что кто-нибудь из газетчиков не попытается выяснить, что мы делаем, — объяснил Фостер. — Ваш приятель Гэри Кент или еще какой-нибудь пронырливый журналист сунет несколько купюр одному из библиотекарей в обмен на возможность посмотреть документы, которые мы изучаем. Здесь мы можем быть уверены, что нас никто не побеспокоит.

— Но это не решает проблему в случае, если кто-либо из персонала куплен, — вмешалась Хизер.

— Нет. Я заказал копии всех национальных газет, выпущенных в семидесятых годах девятнадцатого века.

— Всех? — недоверчиво спросил Найджел.

— Да. Поэтому им придется сильно попотеть, прежде чем они доберутся до 1879 года. Но я сомневаюсь, что им это удастся. Они очень ленивы.

В дверь постучали. Фостер открыл ее, произнес несколько слов и закрыл. Найджел обратил внимание, что в правой руке он держал подшивку «Кенсингтон ньюс и Уэст-Лондон Таймс» за 1879 год, из которой в субботу вечером он узнал детали третьего убийства.

— Я попросил дежурного лично принести мне газету за 1879 год и предупредил, что если хоть что-нибудь станет известно прессе, я пойму, откуда произошла утечка. — Он бросил подшивку на стол. Она упала с глухим стуком, и скопившаяся между страницами пыль вылетела наружу. — Мы посмотрим эту газету первой, — продолжил Фостер. — Когда принесут остальное, мы все внимательно изучим. Надо выяснить как можно больше о тех преступлениях.

— Большинство национальных газет в микрофильмах, — сказал Найджел. — Нам необходимо…

— Устройство для чтения микрофильмов скоро принесут, мистер Барнс!

Найджел уже заметил, что Фостер имел привычку ко всему подходить основательно.

Фостер листал газетную подшивку. Он переворачивал страницы, пока не добрался до выпуска за одиннадцатое апреля.

— Вот оно! — воскликнул он.

Хизер встала и заглянула ему через плечо. Найджел остался на месте, рассматривая устройство для чтения микрофильмов, которое только что принесли.

Чтобы описать происшествие более четко и лаконично, нужно было указать место последнего преступления. Сондерс-роуд — находящийся в стадии реконструкции жилой район — располагался к западу от железнодорожной линии западного Лондона, где до некоторых пор были пустыри и пастбища для скота.

— Ну вот опять, — произнес Фостер с грустью. Он услышал, как Хизер шепотом выразила свое недоверие у него за спиной.

«Три жертвы за восемь дней, — подумал Фостер. — Пять за две недели». Теперь он был убежден: у преступника имелись личные мотивы. Если бы он просто собирался копировать какого-нибудь убийцу прошлого, то выбрал бы человека, действовавшего не так лихорадочно.

Последнюю жертву зарезали в саду около Портабелло-роуд, труп обнаружил прохожий, когда «колокола церкви Всех Святых прозвонили первый раз после полуночи», значит, в час ночи. И все же репортер решил, что его статья должна быть не о самих убийствах, а об ужасе, овладевшем сердцами местных жителей.

В статье сообщалось, что после того как была найдена пятая жертва, полиция арестовала тридцатилетнего мелкого фермера Ика Фаэрбена — Барнс объяснил, что его фамилия имела значение «красивый ребенок». Согласно скупым описаниям в газете, Фаэрбен был «гигантом» с «устрашающей внешностью». На станции в Ноттинг-Дейл собралась толпа, сотни людей требовали смерти подозреваемого. Соорудили самодельную виселицу.

Полиция сознательно подняла шумиху в прессе об аресте. Соседи подозреваемого признавались в том, что всегда считали его дурным человеком, он казался им скользким типом. Он не был женат, а отец и мать, с которыми он жил, вынуждены были бежать, то ли от позора, то ли из страха перед нападением разъяренной толпы. Подозреваемому предъявили обвинения. Газетчики, прежде сомневавшиеся в компетенции полиции, теперь изменили позицию: полицию и детективов, ведущих дело, хвалили, хотя и с оговоркой: «Мы верим, что после приговора суда сможем заснуть спокойно», — двусмысленно гласил один из газетных заголовков.

Мобильный телефон Фостера зазвонил, заставляя его вернуться в двадцать первый век. Это был Дринкуотер.

— Энди? — произнес Фостер.

— Как идут дела, сэр?

— Он совершил пять убийств.

Дринкуотер присвистнул.

— Значит, впереди еще два.

— Зачем вы звоните?

— Сообщить вам, что первую жертву официально опознали. Это Грэм Эллис.

— Его бывшая жена не рассказала ничего интересного?

— Нет. Она не общалась с ним в последний год его жизни. Непохоже, что они расстались полюбовно.

— Надеюсь, кто-нибудь из вас изучил документы его фирмы, чтобы выяснить, не связывало ли Эллиса что-нибудь с Дарбиширом и Перри?

— Отряд уже выехал в Чешир. Но есть еще кое-что. Мы наконец-то получили данные токсикологической экспертизы по Дарбиширу. В его крови были обнаружены следы гамма-гидроксибутирата (GHB) и фенциклидина.

Фостер знал о «жидком экстази», или «ужасающем разрушителе тела», как его называли на улицах. Первоначально препарат использовали как анестетик при хирургических операциях, но потом поползли слухи, будто он помогает избавиться от лишнего веса. Теперь им увлекались посетители клубов, пресытившиеся экстази и ищущие новых высот. Его широкое распространение привело к тому, что препарат стали использовать и в криминальных целях — как наркотик, обездвиживающий жертву и приводящий ее в состояние, похожее на кому. Такие вещества еще называют «наркотиком для изнасилования на свидании». Теперь его легко можно достать, поэтому подобное известие нельзя считать прорывом. Но по крайней мере это проливало свет на почерк убийцы.

— Этого было достаточно для убийства? — спросил Фостер.

— Нет. Но достаточно, чтобы на несколько часов отключить сознание. Уильяме и его отряд сейчас в пабе, они хотят отыскать всех жителей Лондона, употребляющих GHB.

Им придется попотеть. GHB уважали не только те, кто считал себя слишком некрасивым, робким или извращенным для того, чтобы привлечь внимание противоположного пола, предварительно обездвижив свою жертву, а лишь потом дать выход своей страсти. Многие посетители клубов употребляли его для дополнительного раскрепощения.

— Разумное решение, — одобрил Фостер. — А что по поводу остальных?

— Завтра они пришлют полный отчет по Эллису, послезавтра — по Перри. Но Харрис делает все возможное, чтобы поторопить их.

— Итак, завтра утром. Позвони мне, если еще что-нибудь выяснится. — Фостер захлопнул крышку мобильного.

— Что случилось? — произнесла Хизер.

— Бывшая жена Эллиса опознала его в бродяге. Если свидетельские показания верны, то убийца продержал его в плену два месяца. В крови Дарбишира обнаружили GHB. Это объясняет, как преступнику удалось продержать Эллиса так долго. Хотя в таком случае у него должна быть целая цистерна GHB.

Это также объясняло появление пролежней. Он постоянно лежал на спине.

— Преступник пичкал его наркотиками и успокоительными? Но он продержал Перри чуть больше дня, а Дарбишира — только пару часов!

Фостер пожал плечами:

— Вероятно, у него был лишь один свободный день, когда он мог добраться до Чешира, именно тогда он поймал Эллиса. Наверное, работа или еще что-то требовали его присутствия в Лондоне.

Фостер чувствовал, что близок к разгадке.

— Или он приехал на один день в Чешир по делам и решил, что нельзя упускать такой шанс.

Найджел молча смотрел на огромный экран устройства для чтения микрофильмов словно загипнотизированный.

— Что вам удалось найти? — обратился к нему Фостер.

Найджел, не отрываясь от экрана, поморщился в ответ.

Фостер ощутил приступ ярости. Найджел говорил ему, что «Таймс» была лучшим и самым достоверным источником ежедневной информации об убийствах и расследованиях.

— Кое-что есть. «Таймс», которая обычно старалась не ввязываться в конфликты, поместила три передовицы, осуждающие полицию, в том числе и в день ареста Фаэрбена. Эти убийства стали настоящей сенсацией. Даже в палате общин обсуждалось полицейское расследование. В статьях арестованного называли Лунатиком.

Фостер не видел в этом ничего особенного. Тот парень за пару недель зарезал пять человек. Подобное поведение едва ли можно назвать нормальным.

— В то время психические заболевания имели несколько иную классификацию, — продолжил Найджел. — Начиная с 1871 года в переписи указывалось, если кто-то был лунатиком, дебилом или идиотом. Последнее значило, что человек от рождения сумасшедший. Дебилами называли людей, которые сначала были вменяемыми, но потом сошли с ума. Лунатиками — тех, кто потерял рассудок, но временами у них случались моменты просветления. Такое могло произойти по многим причинам. Например, у молодых матерей. Раньше даже послеродовой синдром считали признаком лунатизма.

— Исходя из ваших слов, Найджел, человек мог быть психически неуравновешенным, но это вовсе не значит, что он был психопатом или шизофреником? — уточнила Хизер.

— Нет, он просто мог быть немного странным. Эксцентричным.

— А в те времена лунатиков привлекали к суду? — поинтересовался Фостер.

— Да. Нужно было совсем спятить, чтобы тебя признали невменяемым и отказались судить. Жители викторианской Англии за редким исключением верили в наказание за преступление.

— Выясните, судили ли его. И если судили, что с ним случилось. Я попытаюсь найти, где находится Сондерс-роуд. Если, конечно, это место еще существует.

— Я посмотрела карту улиц Лондона в Интернете. Там нет Сондерс-роуд в квадратах W10 и W11, — проговорила Хизер.

— Черт! — воскликнул Фостер.

— Это можно узнать в местной библиотеке, — предложил Найджел.

— В газете упоминалось о строительстве дороги, — добавил Фостер. — Также там сказано, что это было в Ноттинг-Дейл, рядом с линией метро. Значит, это место находится в районе Кенсингтона, Челси, Хаммерсмит и Фулхэма. Вы знаете, какая там сейчас дорога?

Хизер и Найджел не знали ответа на его вопрос.

— Шоссе. И вы полагаете, что он выбросит труп из машины на самом оживленном шоссе Лондона?

— Там есть подземный переход, — предположила Дженкинс.

Темный подземный переход. «Но это слишком очевидно, — подумал Фостер. — А наш убийца не любит очевидных вещей».

Нужно заниматься расследованием, а не сидеть в комнате и листать старые газеты.

— Мы с Хизер поедем в библиотеку, а потом выясним, где точно проходила та дорога. Найджел, вы останетесь тут и разузнаете, судили Ика Фаэрбена или нет, — сказал Фостер.