ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Хизер ждала Фостера в прозекторском помещении в Кенсингтоне. Приближался полдень. Наконец он появился с опозданием после допроса двух обкуренных подростков, которые обнаружили труп.

— Они что-нибудь видели? — с надеждой спросила Хизер.

По лицу Фостера она сразу поняла, что все безрезультатно, в его взгляде проскальзывало презрение. Морщинистое, помятое лицо Фостера потемнело, рот искривился, а грустные карие глаза сощурены. Его незабвенная подруга из далекого прошлого однажды заявила Фостеру, что по его лицу можно читать мысли, и он до сих пор не решил, был ли это комплимент или оскорбление.

— Они бы и родную мать не узнали! — бросил Фостер. — Я оставил их с художником. По дороге к церковному двору они встречали каких-то людей. Но если учесть, что они были совсем обкурены, не удивлюсь, что в результате у нас получится фоторобот Большой Птицы [1].

Фостер и Дженкинс надели маски, закрывавшие рот и нос, глубоко вздохнули и вошли в чистое, выложенное белоснежным кафелем помещение. В воздухе висел тяжелый запах дезинфицирующих средств, казался почти осязаемым, но даже ему не удавалось заглушить зловония смерти и разложения. Двое сотрудников морга работали над голым безруким телом Джеймса Дарбишира, лежавшим навзничь на секционном столе. Грудная клетка пока не вскрыта. Фостер обрадовался: он хотел осмотреть тело таким, каким его нашли, прежде чем Карлайл снимет с него, как с фрукта, кожу и обнажит внутренние органы. Иногда Фостер приходил сюда, а органы уже лежали в металлических мисках. Он мог перенести вид смерти, смотреть на трупы, изучая их, независимо от того, насколько они были изуродованы. Но вид того, как тело режут, а потом сшивают, всегда вызывал у Фостера тошноту. Поэтому он предпочитал осматривать труп до вскрытия, а затем читать о полученных результатах.

Эдвард Карлайл поприветствовал их кивком и жестом пригласил подойти к трупу. Фостер обернулся, чтобы проверить, все ли было в порядке с Хизер. Они встретились взглядами. Хизер смотрела на него с нетерпением, похоже, его тревога была напрасной.

— Вот он. Конечно, я его хорошенько изучил, но, по-моему, все ясно. Как я и говорил раньше, причина смерти — ранение в сердце. — Он показал на двухдюймовый порез с левой стороны грудной клетки. — Позже я сообщу больше. Что касается рук, то я почти уверен, что их отрезали еще до смерти.

Фостер покосился на Хизер. Это не было надругательством над телом. Покойного пытали.

— Меня интересуют вот эти раны, — продолжил Карлайл.

Фостер и Хизер наблюдали, как он показывает пальцем на царапины и порезы грудной клетки.

— Можно предположить, что они были нанесены в результате борьбы, но на других частях тела подобных ран нет, и рубашка жертвы не разрезана.

— Даже нет следа от удара в сердце?

Карлайл покачал головой:

— На нем не было рубашки, когда его убивали. А также когда наносили эти порезы.

Фостер стоял справа от трупа. Он медленно обошел стол по часовой стрелке, не отрывая взгляда от тела. Поравнявшись со ступнями покойного, он задержался на минуту, глядя на тело жертвы. В этот момент Дженкинс и Карлайла гораздо больше интересовали маневры Фостера, чем сам труп. Фостер двинулся дальше, пока наконец не вернулся на свое прежнее место. Он нагнулся, намереваясь лучше рассмотреть расцарапанную и окровавленную грудь.

— Вы брили грудь? — спросил он Карлайла.

— Нет.

Фостер сделал шаг и осмотрел труп, слегка наклоняя голову сначала влево, потом вправо. Он обвел глазами помещение и задержал взгляд на пустом секционном столе, стоявшем у стены морга. Фостер приблизился, с силой выдернул его и подкатил к тому месту, где находились остальные.

Карлайл прищурился:

— Я могу поинтересоваться, что ты делаешь, Грант?

Фостер поднял голову, словно хотел сказать: «Сейчас увидишь». Он осторожно поставил стол параллельно тому, на котором лежал труп Дарбишира, так, чтобы они соприкасались краями, а потом взобрался на свободный стол. Он встал на него, склонился над мертвецом, перенеся вес на правую ногу. Стол заскрипел под тяжестью его тела. В этом положении Фостер задержался, не говоря ни слова.

— Хизер, залезайте сюда, — наконец произнес он.

Хизер запрыгнула на стол. Карлайл недоверчиво покачал головой.

— Эти раны не были нанесены в результате борьбы, — сказал Фостер. — Посмотрите на правый сосок, над ним — длинная вертикальная царапина. Видите? А теперь взгляните на маленький наклонный порез, соприкасающийся с ней сверху, а внизу есть горизонтальная царапина.

Хизер кивнула.

— На что это похоже?

— На цифру «один», — с уверенностью ответила Хизер.

— Посмотрите на остальные.

Карлайл сел на стол с противоположной стороны, чтобы лучше рассмотреть тело. Фостер опустился на колени. Он указал на центр груди, повторив пальцем очертания двух наклонных порезов, сделанных очень аккуратно на белой, как бумага, коже.

— Видите, они почти сходятся на концах? — сказал Фостер. Затем он указал на едва различимую царапину между линиями, похожую на порез бритвой. — Она почти полностью заполняет пространство между порезами и напоминает букву «А».

Фостер продолжил исследовать грудь убитого, изучая очертания каждого пореза и расшифровывая цифры или буквы, которые он обозначал. Наконец Фостер распахнул медицинский халат и вытащил из кармана костюма блокнот. Там он записал: 1А137.

— Эти раны были нанесены после смерти, — прокомментировал Карлайл.

— В таком случае их сделали для нас, — усмехнулся Фостер. Он обернулся и в последний раз посмотрел на труп.

Карлайл взял скальпель, показывая, что он готов к дальнейшей работе.

— Теперь твоя очередь, — проговорил Фостер, указывая на тело.

Они покинули помещение прежде, чем началось вскрытие.

Загрузка...