Кружным путем

Глава 44

Они ехали в зверинец. На джипе орнитолога. Только вдвоем.

Как только Пол повесил трубку после разговора с Пабло, он сделал еще один звонок.

Набрал номер, который дал ему орнитолог на случай, если потребуется с ним срочно связаться.

Орнитолог появился через двадцать минут. Бросил, что был здесь рядом, по соседству.

Пол рассказал ему о больнице в Бронксе. О том, как Майлз хитрил с приговорами в те времена, когда работал с несовершеннолетними. И как Пол сам стоял лицом к лицу с пропавшей дочкой Риохаса.

Его история произвела на орнитолога достойное впечатление.

– Хотите, мы вручим вам памятный значок? Его получают все сопляки, которые совершают плановую поездку АКН в Вашингтон. Назначаю вас своим заместителем по выдумкам.

Пол отказался. Ему предстояло самое трудное – убедить орнитолога заняться его делами.

Обменом.

– Bay! Я в этом ничего не секу! – воскликнул тот. – Мы с вами про торгашество не договаривались. Кстати, когда я в последний раз просматривал свои должностные инструкции, там про это ничего не было!

– Моя жена – гражданка США. Вы обещали помочь ее вытащить. Теперь представляется шанс. Вот он: Майлз ввез дочь Риохаса в страну нелегально. Разве это не обычная практика – высылать нелегальных иммигрантов туда, откуда они прибыли?

– Только после соответствующей бюрократической возни, да такой, что голову сломаешь. Но похоже, приятель, вы слишком гоните волну. Девчонка может – подчеркиваю, только может – оказаться полезной нам… Кажется, в этом смысл вашей приманки? Морковки, которой вы так усердно трясете у меня перед носом?

– Она никуда не денется. Вернув ее в Колумбию, вы можете принять соответствующие меры. Поместить в такое место, где всегда найдете, – в конце концов, в другую больницу. Я не возражаю.

Пол, разумеется, лгал.

Ему было отнюдь не все равно.

Десять минут, проведенные с Рут в том ужасном месте, все изменили. Если он сумеет устроить сделку, то поможет сразу трем людям.

– Не знаю, Пол. Вы требуете, чтобы я нарушил заведенную процедуру и нацепил на голову ковбойскую шляпу? Я должен подумать. Кстати, безутешная вдова не упоминала, куда подевались незаконно заработанные деньги? Неужели покойный просадил все до единого цента, делая ставки на «Кливленд кавалирс»?[63] АКН ничто не радует так сильно, как обнаруженные горы мешков с незаконной прибылью. Таким образом мы набираем очки.

– Нет, – ответил Пол. – Она ничего про это не знает.

– Что ж, нет так нет. Пол, вы клево поработали. Первый сорт. Придет время, и мы пошарим по его банковским счетам. А теперь вернемся к вашему сценарию. Не скрою, я готов вам помочь. Ведь так приятно сделать гадость этим гребаным марксистам. Они совсем не обрадуются, если Пабло умыкнет их заложников. Мысль об этом вызывает у меня улыбку.

Этот разговор состоялся два дня назад.

А на следующий день орнитолог позвонил и сообщил хорошие новости.

Он немного подумал – погонял в голове мыслишки.

Сделал несколько звоночков за рубеж.

Добыл несколько бумажек.

И в итоге нахлобучил свой «стетсон».

План был таков. Девочку отправят в Глен-коув на Лонг-Айленде – выяснить, что ей известно. Скорее всего ничего, но попробовать стоит. А заодно посмотреть, как станет реагировать Риохас, узнав, что его дочь у них. А уж нужные люди позаботятся, чтобы он непременно узнал. Не исключено, что Риохас направит своих парней – попытаться ее захватить. Такое тоже возможно. Девочка пробудет там достаточно долго, чтобы убедиться, что Джоанна с дочерью в самолете. И выманить людей Риохаса из укрытия. Затем, если все пойдет по плану, девочку вернут.

И вот теперь они были на пути в больницу «Гора Арарат»: Пол, почетный сотрудник АКН, он же лжестраховщик покойного Майлза, и орнитолог.

План вступил в силу.

Машина тащилась по мосту 138-й улицы.

Скорее не тащилась, а дергалась: то набирала ход, то замирала; такова уж особенность здешней левой полосы.

Над Ист-Ривер собирались облака. Утро кончалось, наступал день; было жарко и сильно парило.

– Похоже, будет дождь, – проговорил Пол.

– Благодарю вас, дядюшка Уэзерби,[64] – откликнулся орнитолог, а Пол подумал, что даже не знает его имени. На вопрос Пола тот ответил, что предпочитает остаться таинственным интернационалистом, и тут же поинтересовался, какой Пол предпочитает «Остин Пауэрс» – первый или второй.

Слева показался стадион «Янки», его изящные белые арки четко вырисовывались на фоне темнеющих облаков. Афиша сообщала, что в семь тридцать состоится матч: «Твинз» против «Янки».

В конце моста они повернули налево.

– Не первосортный райончик, – бросил орнитолог. – Стоит мне напялить свою куртку и гаркнуть «АКН!», как половина здешней округи разбежится по кустам.

Он показал на ресторан: «Здесь лучшие в Нью-Йорке chorizo».[65] Кивнул в сторону парня в новомодных баскетбольных трусах в стиле ретро, беспокойно шатающегося вдоль исполосованной граффити стены. «Ставлю девять к одному, что он тут на стреме, – караулит притон».

Теперь они ехали по бульвару Хантерз-Пойнт.

– Были когда-нибудь в зоопарке Бронкса? – спросил орнитолог.

На этот раз он казался раскрепощенным и склонным поболтать, словно рядом сидел его напарник с пистолетом в кобуре, а не страховщик, жизнь которого сложилась так неудачно.

– Еще ребенком.

У Пола были особые причины с тех пор не заглядывать туда.

Эти причины он никогда не забывал.

В зоопарк ходят детьми.

Либо водят туда своих детей.

В этот день больница производила еще более угнетающее впечатление.

Возможно, дело было в чисто физическом состоянии – кондиционеры в здании работали на последнем издыхании. Но скорее от того, что Пол пришел сюда во второй раз, яснее увидел весь ужас окружающего и представил, каково было Джулиусу целых три года смотреть на эти розово-оранжевые стены.

А Рут? Даже нельзя вообразить.

Теперь ей предстояло выйти отсюда.

Пол ощущал себя бегуном на длинные дистанции: к финишу он выдохся, но зато его переполняло чувство, похожее на надежду.

После того, как орнитолог заявил о своих полномочиях, их провели в кабинет, обитый деревянными панелями, и больничное начальство предложило им сесть. Орнитолог шел напролом, он рвал струны, выкручивал руки, бравировал авторитетами, предъявлял документы – в общем, делал все, чем обычно занимается агент из его конторы, чтобы добиться желаемого. В основном разыгрывал карту национальной безопасности, которая, как платиновая карточка «Американ экспресс», открывала любые двери и решала любые разногласия.

Администратор принимал их с удовольствием, словно они были не мировыми, но все же знаменитостями. По крайней мере, один из них.

– Полагаю, вы не имеете права разглашать детали? – обратился он к орнитологу. Его тон давал ясно понять, что этот человек умеет хранить государственные тайны.

Но орнитолог не клюнул.

– Могу сказать вам одно, – ответил он. – Если бы дело не было столь важным, я бы к вам не пришел.

Теодор Хилл (имя и ученое звание администратора красовались на стене за его спиной) понимающе кивнул.

– Полагаю, там, куда вы ее везете, есть врачи?

– Разумеется, – ответил орнитолог.

– Прописанные ей лекарства значатся в деле. В основном литий. Случай несложный – она не доставит хлопот.

– Рад слышать.

До этого момента страховой агент Пол не произнес ни слова. Но тут им овладело любопытство. И еще он подумал, что раз он теперь агент по контролю за соблюдением законов о наркотиках, то может совать свой нос туда, куда нет доступа обычному страховщику.

– Вы в курсе, что с ней случилось? – спросил он. – В Колумбии.

Орнитолог укоризненно посмотрел на него. Задавать вопросы сегодня было не его делом. Но прежде, чем настоящий агент успел свернуть тему, сославшись на недостаток времени или просто поднявшись, директор все-таки выдал несколько деталей:

– Когда она сюда поступила, я еще здесь не работал. Было другое руководство. Но перед вашим приходом я заглянул в ее дело. По словам ее приемного отца, девочка была свидетельницей того, как пытали и убили ее мать. Ее заставляли смотреть. Это продолжалось несколько дней. Своеобразная месть какого-то наркобарона. Ну и страна! Видимо, речь идет о социопатологии с ярко выраженными садистскими наклонностями… Сами понимаете, подобное зрелище производит на трехлетнего ребенка неизгладимое впечатление. В результате отец не мог с ней управиться.

«Да, – подумал Пол, – Майлз управлялся с ней целые сутки».

– Ну хорошо. – Орнитолог поднялся и посмотрел на часы. – Нам пора двигаться.

– Конечно, конечно, – поддакнул Теодор, гражданин, который был рад послужить своей стране. – Ее сейчас приведут.

У Пола остался еще один вопрос:

– Она знает, что ее приемный отец умер?

– Да. Так мне сообщила доктор Санхи. Вы ведь знакомы с нашим доктором Санхи?

Пол кивнул.

– Врач меня проинформировала, что девочка неплохо справилась с испытанием. Ее приемный отец был, скорее, номинальным отцом. Но с другой стороны, больше у нее никого осталось.

«Нет, – подумал Пол, – есть еще бабушка, которая по ней плачет. Женщина, которая, спасая внучку, вступила в сговор с дьяволом».

– Что ей сказали? – поинтересовался орнитолог. – По поводу того, куда ее везут?

– Согласно вашей инструкции: сказали, что везут на лечение. Не навсегда, а на короткое время.

– Хорошо, – одобрил орнитолог.

В этот день ее глаза, казалось, были распахнуты еще шире обычного.

Может быть, оттого, что они жадно впитывали все вокруг. Окружающий мир. Сгоревшие дома, мостовые в рытвинах, выгнутые мосты и под ними – загаженные голубями проходы. И стайки носящихся по убогим улицам беспокойных ребят. Пол начал сомневаться, выводят ли умственно отсталую команду хоть иногда в свет и позволяют ли детям кормить лам и бросать слонам земляные орехи.

Они выехали из Бронкса и оказались на мосту Трогс-Нек. Когда Пол был маленьким, он все пытался понять, как выглядит эта самая «лягушачья шея».[66]

Рут по большей части молчала. А когда что-то произносила, казалось, что она заимствовала слова из «Маленьких женщин»[67] или из комедий тридцатых годов.

– Эвона! – воскликнула она, когда автомобиль проезжал мимо громадного парня, прислонившегося к полосатой машине. – Разуйте-ка шары на этого громилу!

Вид моста Трогс-Нек вызвал целую бурю восклицаний, вроде: «Вот это да! Ну, убойно! Просто офигительно!» Орнитолог время от времени посматривал в зеркало заднего вида, желая убедиться, что все, что он слышит, произносит именно она.

Несмотря на дождь, Лонг-Айленд-саунд[68] был испещрен точками парусов.

– Настоящая флотилия, – заметила Рут.

Орнитолог вытянул из кармана сигарету.

– Как вы думаете, она не будет против? – поинтересовался он у Пола.

– Спросите у нее самой.

– Дорогая, – начал федеральный агент, – вас не слишком обеспокоит, если я вдохну немного никотина?

Рут уставилась на него.

– Будет дым. Угроза рака, – произнес орнитолог.

– Рак – главный убийца в США, – откликнулась девочка, как заправский актуарий.

– Что вы говорите! Буду иметь в виду, – пообещал орнитолог, закурил и втянул в себя изрядную порцию грозящего раком никотина. Выпустил дым, тот поплыл на заднее сиденье, и Рут поперхнулась и закашлялась. – Ну вот… Надо было из уважения к нашей подружке открыть окно.

– Я и сам не особенно люблю сигаретный дым, – вставил Пол.

– И я тоже. – Орнитолог опустил водительское стекло, и в машину ворвались влажный ветерок и грохот везущего пиво грузовика без глушителя. Звук был такой, словно мимо неслись все «Ангелы ада».[69] – Хорошо! – похвалил орнитолог.

– Нет, – возразила Рут. – Плохо, отвратительно! – Сарказм был ей чужд.

– Ты права, – согласился орнитолог. – Это я виноват. Может, вот это поможет? – Он включил CD-плейер.

Латиноамериканская музыка.

Она показалась смутно знакомой.

Пол закрыл глаза. Не та ли самая мелодия играла в машине Пабло, когда они ехали в приют Святой Регины? Сердце билось так сильно, что было больно. К этой встрече с дочерью они летели восемнадцать часов и ждали ее пять лет. Пол с досадой понял, что успел позабыть лицо Джоэль. Сколько времени он с ней провел? Крохотный миг. Но и его хватило, чтобы выковать чувство, которое выдерживает время и пространство.

Значит, он отец. В этом все дело.

Они ехали на восток по Лонг-Айленд-экспрессуэй. Все лучше, чем на запад, где дорога в полном соответствии со своим прозвищем «Обманная»[70] больше напоминала самую длинную в мире парковку, чем шоссе.

«Мы стали близки», – думал он. Настолько, что их семейный круг уже замыкался.

Пол не мог сказать точно, когда его осенило.

Словно стукнуло по голове – другого слова не подобрать.

Осознание пришло, как удар кулака в солнечное сплетение. И он вздрогнул.

Музыка.

Он слышал эту мелодию не в машине Пабло.

Он слышал ее в совершенно ином месте.

Пол снова ощутил себя лежащим на животе в поле, полном тимофеевки и воплей. Он старался не слышать, как в пятидесяти ярдах от него мучают до смерти человека. Но различал каждый стон, когда того кромсали, отрубая от тела одну часть за другой.

Казалось, было слышно, как нож перепиливает кости. Несмотря на орущую музыку, дикий ритм и визгливые трубы.

Несмотря на все это.

Селия Круз. Королева самбы.

«Mi mami», – кричал один из мужчин. Проклятые вопли.

И эту же мелодию играл в своей машине орнитолог. Только это была не радиостанция. В джипе работал магнитофон. В джипе зеленого цвета.

В тот день два зеленых джипа вылетели из зарослей.

Глаза у Пола полезли на лоб и сделались такими же огромными, как у Рут.

Он покосился на сидящего рядом орнитолога. У того с левой стороны топорщилась рубашка. Наверное, кобура, а в ней – заряженный пистолет.

Орнитолог довольно пыхал сигаретой, тактично выпуская дым в щель приоткрытого окна. Мурлыкал, подпевая королеве самбы, и одним глазом смотрел на дорогу.

В какой-то момент он повернул голову и заметил, что Пол смотрит на него.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он свалял дурака.

– Черт! Все-таки лажанулся.

Пол почувствовал, как знакомые щупальца страха обвивают только что зародившуюся надежду и душат ее на корню.

– Что ж, ты все равно узнал бы, – продолжал орнитолог. – Только я не рассчитывал, что это случится на трассе, на скорости восемьдесят миль в час. Теперь придется отвлекаться на другие дела. Хотя я готов. – Он щелчком правой руки выбросил окурок за окно.

Освободил руку для других дел.

– О'кей. Давай к самой сути. У меня ствол.

Пол прирос к креслу.

– Помнишь, был такой фильм Вуди Аллена «Хватай деньги и беги»? Там грабят банк, и один подает кассиру записку: «У меня ствол». Слушай меня, Пол! Я хочу уберечь нашу подружку на заднем сиденье от ненужных волнений. Хочешь, будем мямлить на «поросячьей латыни»?[71] Нет? Как скажешь. Тогда давай говорить начистоту.

Пол не проронил ни слова. Он уже давно был глух и нем.

– Ты, наверное, ждешь объяснений? Как я дошел до жизни такой? И с чего начал? Конечно, с Колумбии. Я мог бы запудрить тебе мозги, рассказывая о своих подвигах и испытаниях честного федерального агента. Нашего человека в Боготе. Расписать, как сначала был эдаким легковерным простачком, а потом задумался: а кого мы пытаемся облапошить? И понял, что вся эта муть – сплошная шарада, чистая политика, тот же Вьетнам, только в других джунглях. Мог бы вешать тебе на уши лапшу. Но это было бы сопливым хныканьем. Так что давай говорить, как взрослые.

Он посмотрел в зеркало заднего вида.

– Дорогуша, ты там в порядке?

– Спасибо, мне замечательно удобно.

– Замечательно удобно? Рад слышать. Ехать осталось недолго. Я привык, что дети спрашивают: «Еще далеко?» – Орнитолог покосился на Пола. – «Беретта». Патроны с разрывными пулями. Если тебе интересно…

– Куда мы едем?

– Метафизически рассуждая, к чертовой матери в ад. Конечно, если иметь в виду всю нашу нацию. Но я понимаю, тебя больше интересует твоя конкретная судьба. Дойдем и до этого. Ты представляешь, чем занимается агент по контролю за соблюдением законов о наркотиках? Нет? Тогда я скажу тебе вот что: когда Буш решил сделать богатых еще богаче, а дефицит бюджета еще больше, мне это оказалось совсем не на руку.

По правой полосе их догоняла полицейская машина.

Орнитолог поднял стекло и сделал музыку громче.

– Не забывай, Пол, я – официальный агент правительства США, а ты – лицо, которому предъявлено одно обвинение в незаконном распространении наркотиков, не говоря о прочих в соответствии с новыми положениями о борьбе с терроризмом. А твоя единственная союзница – умственно отсталая. Извини, дорогуша, я привык называть вещи своими именами. Так что сиди и помалкивай. Я могу застрелить тебя на месте, и начальство за это еще похлопает меня по плечу. Ты понял?

– Да, – ответил Пол.

Патрульная машина почти поравнялась с ними; женщина-полицейский посмотрела на них в окно. Орнитолог выложил на панель какой-то значок. Женщина в форме улыбнулась, кивнула, и машина отстала.

– Отлично сработано, – пробормотал орнитолог. – Как там на заднем сиденье? Ничего не беспокоит?

Рут промолчала.

– Принимаю за утвердительный ответ. Странно, что в Боготе мне ни разу не приходилось сталкиваться с Риохасом, пока наше правительство в своей величайшей мудрости не решило засунуть его в федеральную тюрьму. Надо же было показать, что война с наркотиками идет как по маслу. И для этого преподнести на блюде чью-то голову. А у Риохаса голова очень большая. Все дело в том, что он, как Норьега, перестал быть полезным. Раньше, когда мы трепыхались только по поводу левачков в горах, он был очень, очень нужен. Риохас – как колумбийская летучая мышь-вампир. Страшна, как ад, прости Господи, обитает на вашем чердаке, но при всей своей мерзости уменьшает популяцию москитов. Следовательно, приносит пользу – конечно, только до тех пор, пока не прекращает этим заниматься. Кто-то решил, что Риохас стал нам обузой. А мы платим только тем, кто нам нужен. Настал день, когда мне позвонили. Господина Риохаса нужно доставить домой на суд. Как ты считаешь, кому поручили его сопровождать?

Орнитолог подался вперед и подкрутил регулятор радио.

– Голосок ничего, только больно бьет по ушам. А тебе как?

– Нормально. – Пол принялся прокручивать в голове цифры: вызвал их из памяти и принялся группировать.

«Доля внедорожников в общем числе аварий».

– Отлично. А ты как, дорогуша? – Он обращался к Рут.

– Впереди дорожный указатель «Коммак», – ответила девочка.

– Совершенно верно – Коммак. Назначаю тебя штурманом.

– Боюсь, что не подхожу для такого рода задания.

– Очень даже подходишь. Просто следи за знаками, и все будет хорошо. Ну и язык… – повернулся он к Полу.

– Куда мы едем? – спросил тот. – Что вы хотите с нами сделать?

«В типичный год в дорожных авариях гибнет 31 тысяча пассажиров легковых автомобилей».

– Ничего, если я закончу рассказ? Так на чем я остановился? Ах да… Как я летел в самолете с врагом нации номер один. Кстати, самолет был персональный: достаточно места для ног и сколько угодно холодной «Короны». Вот на что мы готовы ради плохих парней. Не поверишь, но о чем только не переговоришь, пока летишь в самолете. Он оказался не таким уж страшным – правда, немного подвинутым на насилии, что есть, то есть. Но в целом – под стать ребятам из спецназа. Как там сказал этот тип? «Социопатология с сильными садистскими наклонностями»? Да, эти ребятки и впрямь народ жестокий.

– Риверхэд, – подала голос с заднего сиденья Рут. – Одна миля.

– Снова в точку. Совершенно верно. Ты прекрасно справляешься с работой. Кстати, Пол, для твоего сведения, я могу выхватить «беретту» из подмышечной кобуры и привести в боевое состояние точно за две целых шесть десятых секунды. Не заливаю. Когда мы начинаем трогаться головой на дежурстве, то устраиваем всякие соревнования. У меня рекорд НКА.

«В каждый год из всех автомобильных аварий с трагическим исходом 28 % составляют спортивные машины».

– Я бы сказал, что по дороге сюда господин Риохас был в подавленном настроении. Он видел надписи на стене тюрьмы. Его волновали незавершенные дела. Но особенно не давало покоя, что он не сумел выполнить клятву. А клятвы – святое для этих парней, особенно если они дали их своим сантерийским идолам. Даже наркобароны заражаются дурманом суеверия от простого народа. Так или иначе, он принес клятву и готов был душу черту заложить, лишь бы ее исполнить! Пол, вы догадываетесь, о чем мы с ним говорили?

– Съезд номер семьдесят, – подала голос Рут.

– Надо проехать еще один. Работай, не отвлекайся.

«Больше всего смертельных исходов во время аварий спортивных машин связано с опрокидыванием через крышу. Самую большую долю в таких авариях составляют внедорожники – 36 %».

– Его бывшая любовница имела неосторожность от него слинять. Да еще с его ребенком. Что оставалось делать бедолаге? Ведь ее предупреждали, что с ней будет, если она попытается удрать. Он совершенно ясно выразился. И поклялся на куче куриных голов. А она не послушала. Он искал ее три года. А когда нашел, согласен, немного перегнул палку. Не спешил кончить разом, использовал весь свой опыт. Я не одобряю подобной жестокости. Но винить его – все равно что обвинять в негуманности хищника из джунглей. Таков инстинкт. Он говорил вполне обыденными словами. Как решал свои дела. Кто за кем следил. Кто должен был стать первым: мать или дочь. Он выбрал мать. Рассказал, насколько оказался удивлен и доволен тем, как долго она продержалась. Но тут случился прокол. У кого-то из его охранников проклюнулась совесть, и он удрал с его ребенком. Что было делать? Риохас выполнил только половину клятвы. Но он не из тех людей, кто бросает начатое на полдороге. Он продолжал искать свою дочь и в какой-то момент пришел к выводу, что ее увезли в Америку. Но это его не сильно обескуражило. Соображаете, Пол, с какой стати он мне все это рассказывал?

«49 % опрокидываний внедорожников происходят на крутых поворотах».

– Он почувствовал, что человек намерен его выслушать – не только его историю, но и его предложение. Считайте меня Кортесом, который внимал первым рассказам о золоте Южной Америки. И о чем он меня попросил? Нет, не вызволить его из тюрьмы – он понимал, что это не обсуждается. Выполнить обещание обреченного и потерявшего надежду человека. Только и всего. К тому моменту, когда мы приземлились в Майами, я согласился.

«40 % опрокидываний внедорожников происходят из-за употребления водителями спиртного».

– Я приступил к делу. Работа была такой же, какой я занимался каждый день. Только сменился работодатель. Удивительно, куда можно забрести, покуда гонишься за деньгами. Никогда не знаешь, где кончится эта дорожка. В данном случае она привела к Майлзу Гольдштейну. Затем к тебе. А ты любезно согласился поработать моим почетным заместителем и помочь мне закончить дело. Сердечно благодарен. Деньги уже у меня в кармане. Осталось сделать одну вещь. Или две.

– Ее к чему-то привязали, – сказала Рут.

– Что? – Орнитолог дернул головой в ее сторону.

– Мою маму… Ее привязали к трубе под потолком, а меня посадили на стул и заставили смотреть.

«32 % опрокидываний внедорожников со смертельным исходом происходят из-за превышения скорости».

– Зачем об этом теперь говорить, дорогуша? Ты мой законный штурман, и баста.

– Ее жгли. Она кричала и кричала. Он показал мне свой нож и заставил потрогать.

Пол догадался, что взгляд девочки погрузился в далекое прошлое.

– Ну, довольно, хватит. Теперь, дорогуша, ты скажешь мне, когда будет следующий съезд, вот и все.

«22 % опрокидываний внедорожников со смертельным исходом происходят потому, что водитель отвлекается от наблюдения за дорогой, например, переключает радиостанции».

– Когда мама закрывала глаза, ее будили. И начинали все сначала. А я сидела на стуле и все видела. С нее содрали кожу.

– Да, ты помнишь, я понимаю. Неудивительно, что отец упек тебя в это мрачное место. А сейчас, может, прекратим и немного передохнем?

«10 % опрокидываний внедорожников со смертельным исходом случаются из-за некомпетентности водителей, например, от нажатия не на ту педаль».

– Ты плохо справляешься со своими обязанностями, Рут. Вот тот съезд, который мне нужен.

Орнитолог сместился в правый ряд, включил мигалку и начал поворот.

– Рут, ты пристегнута? – тихо спросил девочку Пол.

– Да.

«6 % опрокидываний внедорожников со смертельным исходом происходят по невнимательности: например, когда водитель на полной скорости затягивает ручник».

– Хорошо, – сказал Пол и в самой крутой части съезда перевел переключатель автоматической коробки передач в положение заднего хода.

Должно быть, все произошло меньше, чем за 2,6 секунды, потому что орнитолог не успел вытащить из подмышечной кобуры заряженную разрывными пулями «беретту». Хотя какая разница? Джип резко дернулся влево, заскользил правым боком и перевернулся.

Пол и Рут сидели пристегнутыми.

А орнитолог – нет: ковбои ремнями не пользуются.

«Почти две трети погибших при опрокидывании внедорожников ехали непристегнутыми».

Пол просчитывал процентную вероятность.

Был момент, когда джип парил в воздухе, а асфальт нависал над ними, словно неожиданно накатившая волна. Затем она накрыла машину.

Пол услышал звон разбиваемого стекла, чей-то крик и ужасный скрежет раздираемого металла. Должно быть, он потерял сознание. Потому что, когда пришел в себя, обнаружил, что сидит вниз головой и смотрит в лужу крови. Он все еще был привязан к сиденью, но само сиденье оказалось наполовину оторванным от машины и держалось на нескольких жиденьких винтах.

Где Рут?

Пол попробовал повернуть голову, опасаясь, что не сумеет этого сделать, что его парализовало и он сейчас умрет.

Нет, голова вертелась нормально, как предписал ей Господь.

А заднее сиденье куда-то исчезло.

Пол выглянул направо в разбитое окно.

Там…

Какое-то сюрреалистическое фото, нечто достойное помещения в музей современного искусства. Заднее сиденье стояло в траве совершенно невредимое. И та, что сидела на нем, тоже была невредима, в целости и сохранности и явно жива. Было такое впечатление, что она просто ждет автобуса на остановке.

Они оба легко отделались.

Но где же орнитолог?

Ветровое стекло вылетело наружу и исчезло.

Салон перевернутого вверх колесами джипа стал наполняться густым, едким дымом. Вместе с ним появился и другой, бьющий в нос запах. Бензин.

Пол расстегнул замок ремня, вдавившегося в живот и, нащупав руками путь к свободе, вывалился на дорогу. Каждый пройденный дюйм оставлял кровавый след. Лицо. Что-то случилось с его лицом. Пол дотронулся до шеи – ладонь окрасилась ярко-красным.

Он встал, но, чтобы удержать равновесие, раскинул руки, как канатоходец.

Тело лежало в двадцати футах от кончившего свой век джипа.

Орнитолог.

Он не двигался. Был неподвижен, как смерть.

Но он не умер.

Шевельнулся. Сначала одной рукой. Медленно обшарил все вокруг, будто что-то искал. Затем другой. Пол застыл в пяти футах от него, не зная, то ли идти вперед, то ли отступать. Орнитолог оперся о ладони и начал отталкиваться, как выбирающийся из ямы человек.

Заметил, что Пол прирос к месту.

Он что-то хотел найти.

И нашел.

Поднялся – сначала на одну ногу, затем на другую. Улыбнулся сквозь маску грязи и крови. И навел на Пола пистолет.

– Помнишь, Пол: «Бей, круши, роботы». – Он говорил так, словно откусил себе кончик языка. – Когда я был пацаном, у меня была парочка таких. Можно было вытряхнуть из них нутро, но они все равно возвращались.

Не опуская пистолета, он сделал несколько шагов вперед.

Заплакала Рут. Пол обернулся, и ему показалось, что девочка сидит под деревом, с которого на нее сыплются зеленые листья.

Он снова посмотрел в лицо судьбе. Так или иначе развязка наступит здесь и теперь.

Орнитолог ковылял, неуверенно переставляя ноги, но неумолимо приближался.

– Ну и штучку ты отмочил! – Ему не удавалось выговорить звук «т»: «Ну и шучку ы о-омочил». – Где тебя такому научили? В школе актуариев?

Нет. В школе актуариев его учили различать риски и вероятности. Рассказывали, что во время опрокидывания автомобиля непристегнутого человека скорее всего ждет смерть. Хотя и не обязательно. Но там же он услышал кое-что еще о жизни и ее отрицательных величинах. Нечто такое, что в коридорах страховой компании повторяли, будто мантру:

«Если не выходит что-то одно, может получиться что-то другое».

«Додж-Колорадо» свернул с магистрали на насыпь съезда. Правила безопасности предписывают во время такого маневра снизить скорость по крайней мере вдвое. Водитель «доджа» ими пренебрег.

И когда оказался на крутом серпантине перед разбитым, дымящимся джипом, вынужден был опасно вильнуть на обочину, а затем, чтобы разминуться с плакучей ивой, так же резко вывернул на проезжую часть. И оказался нос к носу со слегка покачивающимся объектом.

У орнитолога не хватило времени как-то отреагировать.

Он взмыл в воздух, словно цирковой акробат, который демонстрирует публике трюк, отрицающий всякие законы гравитации.

Шлепнулся на землю.

И на этот раз остался недвижимым.