Крутой секс

42

— Филипп… это ты? — только и смог произнести профессор из-за нахлынувшего волнения.

— Да, это я, — подтвердил Филипп Марленович. — Мне доложили, что какие-то подозрительные личности околачиваются внизу, двое из них по описанию оказались весьма похожими на вас, и я велел доставить всех сюда.

Сева, тоже изумленный, но не до такой безобразной степени, как Потапов, задал более разумный вопрос:

— Филипп Марленович, как вам удалось спастись? И почему вы здесь?

— Меня спасли они, — торжественно сказал Филипп Марленович, показывая на стоящих вокруг ртутников. — Вот эти славные жертвы ртутного могильника. Когда я уже попрощался с жизнью, они подхватили меня и умчали почти на крыльях от разъяренного плебса. И перенесли в совершенно новую жизнь.

— Так что же, ты теперь с ними? — смог наконец вымолвить профессор.

— Я у них главный советник по стратегическим вопросам, если тебя это не очень пугает. А заодно что-то вроде комиссара.

— А как же твоя неоконченная статья о проблеме многокомплексности источниковой базы?

— Как-нибудь допишу. После нашей победы.

— Какой победы? — вытаращил глаза профессор.

— Видишь ли, Аркадий, мы здесь собрались не на пикник, как ты догадываешься.

— Ты собираешься воевать? — полузадушенным голосом испуганно спросил Потапов.

— Мы приступаем к восстановлению справедливости, — веско сказал Филипп Марленович. — Впрочем, можешь называть это, как хочешь. Для начала мы должны взять штурмом вот этот дом и уничтожить его. В этом доме группой непорядочных чиновников келейно принимались ужасные решения, повлекшие необратимые последствия для многих невинных людей.

— Опомнись, Филипп! — воскликнул Потапов. — Я тебя не понимаю!

— Если бы тебя угораздило жить рядом с ртутным могильником, ты бы меня понял, — отрезал Филипп Марленович. — Знаешь, Аркадий, меня корежит от казусов самопознания и загадочных гипертекстов, которыми тешится наша чванливая интеллигенция, прикрывая свое бессилие и трусость. Я хочу сделать что-то великое и полезное. А уж потом дописывать статьи о проблемах многокомплексности.

— Филипп, неужели ты хочешь, чтобы о тебе выпустили книжку типа «Сто стихотворений о Сталине»?

— ужаснулся Потапов.

— Причем тут Сталин? — возразил, нахмурившись, Филипп Марленович. — Просто у этих людей не хватает знаний о законах развития общества и опыта революционной тактики. И я согласился им помочь.

— Как это по-российски! Воспитать революционную гвардию, которая потом тебя же посадит на нары!

— Мы учтем недостатки прошлого. Но ведь терпеть безобразия зарвавшихся чиновников тоже нельзя, согласись, Аркадий? Элита-то наша гниловата!

— Гниловата, — со вздохом сказал профессор.

— Вот видишь! «Виселиц! Дайте мне виселиц!»-как говорил Людовик Десятый!

— Не самый идеальный пример удачливого монарха, если ты помнишь, — заметил профессор. — А ведь знание исторического опыта — это и есть умение предсказывать будущее. История — злобная дама. И жестоко мстит тем, кто относится к ней с пренебрежением. Хотя сама вовсе не красавица.

— Ты прав не красавица, — согласился Филипп Марленович. — К тому же прескверного нрава.

— Не понимаю, о чем вы так самозабвенно рассуждаете, — подал голос молчавший до этого Иннокентий Самокатов. — Одна половина народа обманывает другую — вот и вся ваша история!

— Позволь тебе представить, Филипп, — спохватился Потапов. — Иннокентий Самокатов, тоже научный работник.

— Судя по вашей реплике, вы историк? — спросил Филипп Марленович.

— Иннокентий занимается теорией вероятностей, — поспешил сообщить Потапов. — Ты бы видел его формулы!

— Не надо делать из меня гения, — возразил Самокатов. — По-моему, гораздо важнее то, что происходит сейчас здесь.

— Иннокентий, опомнитесь! — воскликнул профессор Потапов. — Что с вами? Вы же интеллигентный человек!

— Извините, Аркадий Марксович, — вежливо, но твердо отозвался Самокатов. — Когда государство не любит своих граждан, оно превращает их в плебс, то есть в своего будущего могильщика.

— Так вы хотите превратиться в плебс или в могильщика? — спросил Сева, у которого такое количество умных слов сразу же перемешалось в голове.

— Скорее, в могильщика, — сказал Иннокентий. — Поскольку пока еще есть, что хоронить.

— Браво! — воскликнул Филипп Марленович. — Вспомни, Аркадий, как Гитлер учил обходиться с завоеванными народами: ничему не учить, досыта не кормить и — побольше веселой музыки. Когда наш институт закрыли, я вдруг почувствовал себя таким покоренным народом.

— Не верь политикам, Филипп! Гитлер, провозгласивший превосходство арийской расы, угробил арийцев больше всех! — закричал Потапов, взмахнув от возбуждения чемоданчиком. — А вспомни магию коммунистического обольщения!..

— Между прочим, в эпоху коммунистической тирании я мог спокойно гулять в соседнем лесу, — сказал Филипп Марленович, — а в эпоху свободы и демократии лес огородили, и он стал собственностью одного человека. Тебе не кажется это странным, Аркадий?

— Не упоминайте при мне про коммунистов! — темпераментно потребовал Самокатов, тоже размахивая чемоданчиком. — Они убеждали, что в мире возможна справедливость. Этого страшного преступления я им не прощу никогда!

— А что это вы все с какими-то чемоданчиками? — поинтересовался Филипп Марленович. — Собрались буквы с вывесок снимать? Кстати, наш с тобой, Аркадий, чемоданчик с инструментом я потерял…

Профессору показалось, что Филипп Марленович произнес эти слова с некоторой ностальгией, и он проникновенно предложил:

— Подумай, Филипп: может нам с тобой снова заняться культурой?

Но Филипп Марленович тут же стряхнул наваждение и с саркастическим смешком ответил:

— Культура внедряется каленым железом. Большевики пинали наш народ, мучили и тащили к вершинам духа, но как только каленого железа не стало, народ моментально скатился обратно — к матерным частушкам под водку.

— Лукавишь, Филипп! — парировал профессор. — Плебейство и при Советах процветало! Наш народ всегда с удовольствием слушал под водочку песни о том, как ему трудно жить, и какой он страдалец.

— Мне кажется, Филипп Марленович, что эти люди, — сказал Самокатов, указывая чемоданчиком на Потапова и Чикильдеева, — отвлекают вас от вашего благородного дела.

— Действительно, — согласился Филипп Марленович и приказал: — Аркадий! Всеволод! Отойдите, не мешайте историческому процессу!

Он сделал несколько шагов вперед по направлению к терпеливо ожидавшим ртутникам.

— Начальника передового отряда и вестовых ко мне! Остальным разойтись по своим местам!

Ртутники послушно разбежались, кроме нескольких.

— А обо мне вы не забыли? — напомнил Иннокентий Самокатов. — Мне, как и вам, одно мгновение свободы дороже, чем целая жизнь, полная нищеты, бесправия и унижений.

— Правильная мысль, — согласился Филипп Марленович и велел ртутнику с ногами разной длины: — Возьмите этого гражданина, он тоже рвется в бой. Начинаем штурм ровно через десять минут.

Самокатов повернулся к Чикильдееву и Потапову.

— Жаль, что я так и не познакомился с вашим Зашибцом. Передайте ему вот это, — он протянул чемоданчик. — Да здравствуют свобода и справедливость!

Ртутник и Самокатов отправились куда-то по крыше, а Филипп Марленович наклонился к Потапову и доверительно произнес:

— Какой же мы ерундой с тобой, Марксыч, всю жизнь занимались! Знаешь, я уже заготовил первый декрет новой власти: «О внимании к нуждам граждан».

— Помилуй, Филипп! — воскликнул профессор. — Все это уже было! И вспомни, чем кончалось!

— Так что же — больше не пробовать?

— Не знаю… — признался Потапов.

— Да ты напряги мозги: без революционной гильотины Россия станет совсем помойкой!

— Да, чиновников, конечно, давно пора обуздать, с этим я согласен… — грустно согласился професоор. — Но неужели нет другого способа?

Филипп Марленович усмехнулся.

— А ты его знаешь?

Профессор промолчал, и Филипп Марленович обнял его за плечи.

— Спасибо за честность, дорогой коллега! Я всегда верил, что ты не просто гнилой интеллигент, у которого сердце бьется сильнее и чаще только в опере… А теперь извини, пришло время действовать!

— Ладно, — сказал профессор. — Не будем тебе мешать.

— Тем более, что нам пора позвонить насчет Кати, — добавил Сева.

— Вы все-таки нашли ее? — обрадованно воскликнул Филипп Марленович.

— В общем, да, — сказал Сева. — Это целая история.

— Ладно, потом расскажете, — решил Филипп Марленович, но, увидев, что Чикильдеев вытаскивает мобильный телефон, схватил его за руку.

— Только не сейчас и не отсюда! Мы соблюдаем режим эфирного молчания.

— Но ведь… Катя! — попытался возразить Чикильдеев, однако Филипп Марленович был непреклонен.

— Проследите, чтобы эти граждане не нарушали моих указаний! — велел он ртутнику высокому и худому, как инопланетянин, и к тому же без подбородка.

Тот кивнул и переместился поближе к Чикильдееву и Потапову. Успокоенный же Филипп Марленович повернулся к другому своему подчиненному:

— Пускайте отряд парфянцев!

— Слушаю! — сказал тот, показав зубы неимоверной длины, причем одни были длиннее других.

— А почему — парфянцев, Филипп? — спросил Потапов.

— Ты вспомни, Аркадий, как были взяты Сарды. Парфянцы преодолели стену города в самом неприступном месте, где их меньше всего ожидали.

Ртутник, которому было отдано распоряжение насчет парфянцев, проворно бросился к краю крыши и исчез в пропасти между домами так стремительно, что профессор и Сева не успели ахнуть.

— А местные жители ваших маневров не испугаются? — спросил Сева.

Филипп Марленович саркастически засмеялся.

— Это же центр города. Мертвая зона. Сплошные офисы, а чиновники уже разбежались по домам… Можете оставаться здесь, а я должен занять более удобную позицию для наблюдения.

Филипп Марленович зашагал по крыше. Чикильдеев и Потапов опасливо семенили следом за ним.

Высокая стена здания, в котором заседало Общество любителей кактусов, возвышалась перед ними. За наглухо задраенными евроокнами не ощущалось никакой жизни.

«Но ведь охрана должна же там быть!» — подумал Сева.

— Смотрите! — сдавленным голосом проговорил профессор.

По стене, словно большие насекомые, ползли фигуры. Чикильдееву показалось, что в одной из них он узнал Савватия Павловича.

Достигнув окон, находящихся на уровне крыши, где стоял Филипп Марленович, фигуры стали что-то делать. До Чикильдеева и Потапова донесся слабый хруст.

— Что это? — не выдержал Сева.

— Режут стекло. Тройные стеклопакеты очень прочны, — пояснил Филипп Марленович и, охваченный полководческим азартом, громко велел:

— Выпускайте ассирийцев!

Еще один вестовой опрометью бросился прочь — и очень скоро крыша задрожала от десятков ног ртутников, тащивших длинные металлические балки.

— Ассирийцы! — ахнул профессор. — Изобретатели тарана!

В воздух взвились длинные веревки, привязанные к концам балок. Те ртутники, что висели на стене штурмуемого дома, стали карабкаться еще выше.

— Мы заранее закрепили на вражеской крыше блоки, для которых предназначены эти веревки, — объяснил Филипп Марленович. — После того, как веревки будут пропущены через блоки, балки превратятся в управляемые снаряды.

Действительно, балки, поддерживаемые веревками и подталкиваемые сзади, неотвратимо устремились к окнам…

ударили в них…

звонко лопнуло надрезанное стекло

и полетело вниз веселым звездопадом.

— Вперед! На штурм! — закричал Филипп Марленович. — Умрем ради хорошей жизни!

Из-за рекламного щита сигарет «Мальборо», изображающего веселую и привольную американскую жизнь, появилась толпа, несущая доски и куски толстой фанеры, оторванные от афиш и билбордов. Под прищуренным взглядом ковбоя с рекламы все это стали укладывать на балки, и прямо на глазах получался мост.

— Смотрите! Вон там наш Иннокентий! — воскликнул Сева, указывая профессору пальцем на суетящуюся фигурку.

Филипп Марленович, освещенный тревожным закатным огнем, повернул к ним вдохновенный профиль властелина мира.

— Аркадий! Присоединяйся к нам, пока не поздно!

— Извини, Филипп, не могу. Что делать! Человек слаб! — вздохнул профессор.

— Ерунда! Слаб тот, кто хочет быть слабым. Мы же с тобой были поэты-перпендикуляристы! Вспомни стихи, которые мы сочиняли: «Сапогом в брюхо зажравшемуся миру! Оторвем ухо раззолоченному кумиру!..».

— Что ты, Филипп! Это же был просто стихийный бунт юной души! — запротестовал Потапов.

— Значит, моя душа осталась юной, — заключил Филипп Марленович, снова поворачиваясь лицом к полю битвы (если можно так назвать отвесную стену столичного офисного здания).

Атакующие уже лезли в окна. Один сорвался и с криком раненного орла полетел вниз.

Потапов и Чикильдеев вздрогнули, после чего Аркадий Марксович сказал в спину Филиппу Марленовичу:

— Из-за таких как ты, Филипп, наша страна вечно будет метаться между самодержавием и коммунизмом! Вспомни, как поисками волшебных рецептов справедливости наш народ загнал себя в нищету и идиотизм!

— Я никого из вас не осуждаю, — отозвался Филипп Марленович, не повернув головы. — Вы все обычные люди. Я тоже прожил жизнь в тени, хотя и в тени великих. Пора выйти из тени.

— Это неправильный путь, Филипп! — не отставал профессор. — Так нельзя!

— Посмотри на этих людей, Аркадий, — парировал Филипп Марленович. — Ты знаешь их историю. Отказывать им в праве наказать виновных — это все равно, что отрицать физический закон, по той причине, что заявка на него была неправильно оформлена.

Это занудное с точки зрения Чикильдеева (да и с моей, признаться, тоже) препирательство было прервано появлением посланца с вестью о том, как разворачивается битва:

— Мы уже внутри! Охрана в основном разогнана.

— Доложите наши потери.

— Ранены четверо. Один сильно.

— Срочно всех в медчасть!

— Уже несут.

По крыше шествовала процессия с брезентовыми носилками. Когда она приблизилась, Сева схватил профессора за руку.

— Смотрите! Это же Иннокентий!

Половину головы Самокатова закрывала окровавленная повязка.

Чикильдеев и Потапов подбежали к носилкам.

— Как вы себя чувствуете, Иннокентий?

Самокатов открыл глаза и с горечью произнес:

— А как, по-вашему, может себя чувствовать человек, которому разбили голову? Мне уже не жить.

— Да перестаньте! — сказал Сева. — Возможности нашего организма неисчерпаемы. Вон у одного подростка врачи обнаружили пять почек!

— Бросьте! Наша жизнь похожа на плохой кинофильм: интригующее начало, полная несуразных приключений середина, а потом банальный конец, словно кто-то поленился придумать что-то пооригинальнее. Так что в нашем деле главное — вовремя умереть.

— И зачем только вы полезли в эту кашу! — с досадой воскликнул профессор.

— Такая у меня ДНК. Она мной вертит и командует. Что с ней сделаешь!

— Ничего! Зато о вашем героизме еще напишут книгу, — сказал Сева, не зная, как подбодрить раненого. — И… и снимут кино.

Иннокентий горько усмехнулся.

— Увы, если делать кино о моей жизни, то грустнее комедии не будет. Поэтому тосковать не о чем… Впрочем, есть одна проблема, которая меня волнует. У меня друг работает Лениным на Красной площади. Там на днях появился еще один. Узбек. Я обещал помочь с ним разобраться.

— Правильно! — поддержал профессор. — Второй Ленин ни к чему. Ленин должен быть один.

— Какой там второй! — сказал Самокатов. — Этот уже пятый!

— Что вы стоите столбами? Несите раненых! — приказал в этот момент Филипп Марленович своим людям.

Носилки с Самокатовым отправились дальше, а вместо них подбежал еще один вестовой.

— На верхнем этаже несколько человек забаррикадировались! Мы не можем проникнуть к нужному кабинету!

— Пускайте руколома! — распорядился Марлен Филиппович.

— Кого?.. Что?.. — переспросил профессор. — Что за слово? Я не расслышал.

— Сейчас увидишь, Аркадий, — пообещал Филипп Марленович.

Почти тут же Потапов и Сева увидели на крыше толпу ртутников, над которыми возвышалось нечто вроде огромной картофелины с двумя отростками. Приглядевшись, Чикильдеев и Потапов ахнули, поскольку картофелина оказалась на самом деле живым существом, даже в какой-то мере человеком. Короче — еще одним ртутником. Левая рука у него была обыкновенная, а правая — гигантских размеров и увенчивалась кулаком величиной с пудовую гирю. Зато ног почти не было. Поэтому руколома несли на специальных носилках восемь собратьев. Железная крыша крякала под этим экипажем. Процессия ступила на мост, который соорудили нападающие, и мост зашатался под неимоверной тяжестью.

— Ой, сейчас что-то будет! — прошептал Сева. — И непонятно, чем все это закончится!

— Жаль, что нет Иннокентия, — отозвался профессор. — Он ведь может вывести формулу вероятности любого элементарного события.

— Боюсь, что это не элементарное событие, — возразил Сева.

Цепляясь за ненадежную основу — кто хвостом, кто щупальцами — носильщики упорно продвигались вперед. Глыба, названая руколомом, пришла в некоторое волнение и стала загребать воздух огромной рукой. От нестерпимого желания пустить эту руку в дело ее владелец причмокивал, будто сосал леденец.

Когда окно было уже близко, стало понятно, что руколом в него не пролезет: путь мощному телу преграждала железная перемычка оконной рамы. Страшная рука поднялась, корявые пальцы вцепились в препятствие. Послышался жестокий звук ломающегося железа и лопающегося бетона.

— А здание-то крепкое, — заметил Сева. — Монолит. Неужели получится?

— В конечном итоге бетон и кирпич сделаны из пыли, — усмехнулся Филипп Марленович. — Все наши города, вся цивилизация сделана из пыли.

— История знает и не такие примеры, — тут же подключился профессор, который не мог допустить, чтобы обсуждение важной темы происходило без его участия. — Феодалы в Европе в средние века во время междоусобных войн сжигали целые города своей собственной страны. Лилль сожгли, Бордо сожгли…

В этот момент Сева случайно краем глаза увидел, как над одной из крыш за ажурными буквами рекламы «Стань свободным! Водка «Светлая голова» мелькнуло юркое обтекаемое тело, похожее на дельфина. Почему-то Сева сразу догадался, что это вертолет, а потом, охваченный неясным беспокойством, осторожно переместился к краю крыши и заглянул вниз, в ущелье между домами. По дну ущелья двигались фигурки. С такой высоты отчаянно бегущие люди кажутся неспешно ползущими маленькими каракатицами. Даже если это такие ловкие ребята, как спецназ. А Сева вдруг догадался, что это именно спецназ.

Тем временем беседа Филиппа Марленовича с Потаповым ушла уже довольно далеко. Первый назидательно увещевал профессора:

— Если у тебя нет смысла жизни, помоги смыслу жизни соседа!..

— На данный момент у нас есть смысл жизни, — вмешался Чикильдеев. — Мы должны освободить Катю!

— Ах, да, верно, — вспомнил Филипп Марленович.

— Жаль, конечно, что так сложилась ситуация, но спасать Катю действительно необходимо. Сообщите мне, как у вас получится, ладно?

— Обязательно, Филипп! — торжественно заверил Потапов.

Сева же напомнил о главном:

— Без ваших умельцев нам не спуститься отсюда. А еще лучше, если они отнесут нас до метро. Мы и так уже к назначенному времени опоздали.

Филипп Марленович нахмурился.

— Извините, я не могу отвлекать бойцов от дела. Надо взять разрешение у нашего вождя.

— У гражданина Потутурова? — вспомнил Сева.

— У него, — подтвердил Филипп Марленович. — Вас проводят.

Он жестом подозвал ртутника с лицом, напоминающим поверхность луны, изрытую метеоритами, и стал вполголоса объяснять ему задачу.

— Ну что же, — сказал он наконец. — Ступайте. Надеюсь, что всё устроится.

— Спасибо, Филипп! — с чувством поблагодарил профессор, крепко сжав ладонь приятеля.

Сева тоже пожал Филиппу Марленовичу руку и тоже сказал, как он благодарен.

— А ведь прекрасно мы проводили с тобой совместный досуг, Филипп! — продолжил Потапов, и глаза его под очками заморгали, явно пытаясь удержать слезы.

— Идемте, профессор! — поторопил Сева, опасаясь, что прощание слишком затягивается. — Катя ждет! — и негромко добавил: — Я тут кое-что заметил… не очень приятное.

— Да, да, — сказал профессор. — Счастливо тебе, Филипп! Надеюсь, еще увидимся.

Повернувшись, он шепнул Севе:

— Я, знаете ли, хоть и близорук, но дальновиден. Сам понимаю, что пора уходить.

— Помни, Аркадий! — крикнул им вслед Филипп Марленович. — Полное счастье возможно лишь тогда, когда у всех все есть или когда ни у кого ничего нет! История это доказала!

— Ты не совсем прав, Филипп! — прокричал в ответ Потапов, продолжая нетвердой походкой путь по крыше. — В нашей стране и бедным быть обидно, и богатым — не в радость. Это мы поняли в одной бане.

Вслед за ртутником-провожатым Потапов и Чикильдеев через дверь в будочке на крыше спустились под своды просторного чердака. Сразу стало понятно, что здесь находится главный штаб, главной приметой которого был стол под яркой лампой, заваленный схемами и бумагами. Возле стола что-то напряженно обсуждали несколько ртутников. Другие поодаль ожидали приказаний.

Ртутник, который сопровождал Севу и профессора, велел подождать, а сам отправился доложить. В легком сумраке чердака Чикильдеев и Потапов увидели рядом с собой еще двоих явных просителей, переминавшихся с ноги на ногу. На первый взгляд эти двое, вроде бы, не были изуродованы ртутным могильником. Покосившись на них несколько раз, профессор решился:

— Простите, вы тоже к гражданину Потутурову?

— К нему, — отозвался один из ожидающих и представился: — Эммануил Чердак, кандидат технических наук. А это — Василий Вздымаев, тоже кандидат.

— О! — восхитился профессор. — А я — Потапов Аркадий Марксович. Должен признаться, что я — тоже кандидат.

— На кого жалуетесь? — поинтересовался Эммануил Чердак.

— В каком смысле? — не понял Потапов.

— Ну чего темните-то, профессор? На кого собираетесь жаловаться гражданину Потутурову? — разъяснил доселе молчавший Василий Вздымаев.

— А… вы… значит, жаловаться пришли? — догадался наконец профессор.

— Именно, — подтвердил Вздымаев. — Одну сволочь нужно проучить.

— Очень интересно, — сказал Потапов. — Очевидно, вас кто-то сильно обидел.

— Обидела одна сволочь, — снова подтвердил Вздымаев.

— Понимаете ли, — объяснил Эммануил Чердак. — Была проблема у одного богатого человека, который построил виллу рядом с железной дорогой. Товарняк идет — стены трясутся. Тогда он заказал нам технический проект, чтобы дом успокоить. Почему бы не помочь? Институты, где мы работали, развалились, а серое вещество бурлит. Да и деньги нужны. Вот только заказчик обещанных денег так и не заплатил.

— И приборы не отдает, — добавил Вздымаев. — Вместо этого натравил на нас охрану с собаками.

— Безобразие! — возмутился профессор. — Нужно что-то делать!

— Да уж понятно — что! — усмехнулся Вздымаев. — Молодцов Потутуровских видели? Против таких не поерепенишься!

Профессор хотел еще что-то сказать, но подошедший в этот момент ртутник сообщил:

— Вас ждут. Идемте.

Чикильдеев и Потапов попрощались с техническими кандидатами, после чего их подвели к одному из ртутников, у которого был усталый вид и голова калебасой, а уши напоминали наросты на дереве. Но в целом он тоже вполне мог бы сойти за какого-нибудь кандидата. Чикильдеев и Потапов догадались, что перед ними — легендарный Потутуров.

— Филипп Марленович передал мне вашу просьбу, — сказал Потутуров. — Ситуация у нас сейчас сложная… Впрочем, наведение порядка и справедливости всегда вещь непростая…

— Да, — заметил профессор. — Мы тут стояли на крыше и наблюдали ваши методы. Вы, кстати, не боитесь, что в штурмуемом вами доме могут оказаться женщины и дети?

Сева предостерегающе дернул профессора за пиджак, но в глазах Потутурова уже блеснул дьявольский огонек.

— Меня тоже родила женщина. И подбросила на помойку рядом с ртутным могильником… Впрочем, это чересчур личное. Ваш приятель Филипп Марленович нашел бы более корректную и универсальную формулировку.

— Догадываюсь, — сказал профессор с саркастическим смешком. — Это было бы что-нибудь вроде: «Классовая борьба важнее предрассудков гнилой морали».

— А что? Разве не так? — в свою очередь усмехнулся Потутуров. — Не забывайте, что ртуть лишила нас радостей и возможностей, которые есть у вас.

«Интересно: каких?»-подумал Сева, но Потутуров тут же продолжил:

— У нас свои методы наслаждения жизнью, свой, если хотите, крутой секс. Что нам делать, если мы такие уродились?

— Так станьте лучше норлами! — вырвалось у Севы.

— Что вы имеете в виду? — не понял Потутуров. — Какими еще норлами?

— К сожалению, нет времени объяснять. Как-нибудь потом, — сказал Сева, сомневаясь, впрочем, что это «потом» когда-нибудь наступит.

— Действительно, времени на болтовню нет, — согласился Потутуров. — Сейчас вас отнесут вниз. Желаю удачи.

Главный ртутник повернулся, чтобы дать соответствующие указания, а Сева подумал: «Может, попросить этих ребят помочь освободить Катю?». Он хотел уже было шепнуть эту мысль профессору, но снаружи над крышей послышался звук, похожий на стрекот вертолета. Сева вздрогнул и отказался от мысли.

«Ладно, как-нибудь в следующий раз».

Звук становился все сильнее и неприятно щекотал нервы. Когда Чикильдеев и Потапов с двумя ртутниками-провожатыми снова поднялись на крышу, вертолет оказался прямо у них над головами.

— Скорее! — крикнули ртутники.

Пригнувшись, чтобы не свалило с ног вертолетным ветром, Чикильдеев и Потапов побежали к краю крыши, куда им указывал зеленоватый палец. Прежде чем гибкие сильные конечности подхватили его, Сева успел увидеть, как откуда-то выскочил еще один ртутник, высоко подпрыгнул и уже в воздухе выпустил из рукава длинное лиловое щупальце, которое обвилось вокруг вертолетного шасси.