ПОСЛЕ ПРОСЛУШИВАНИЯ

После прослушивания мы, во главе с Васькой, занялись подслушиванием: поочередно прикладывали уши к двери зала, где шел горячий спор между Татьяной Васильевной и Геннадием Максимилиановичем.

Когда очередь подслушивать дошла до меня, я жадно приник к замочной скважине:

— …И этого малыша Гришу Мишнаевского? — услышал я возглас Татьяны Васильевны.

В ее голосе мне почудился ужас. Затем они стали говорить тише, и я ничего не мог разобрать.

Вдруг дверь стремительно отворилась, и я полетел на пол.

В дверях стоял Геннадий Максимилианович.

— Здравствуйте, — растерявшись, сказал я и поднялся на ноги.

— А-а, здравствуй! — ответил Геннадий Максимилианович. — Давно не виделись. Не ушибся?

Ребята рассмеялись, а я поплелся к выходу. Но Геннадий Максимилианович остановил меня и, обращаясь ко всем, сказал:

— Отправляйтесь-ка в мой кабинет. Я скоро приду.

Он куда-то исчез, а мы пошли в его кабинет. Настроение у нас, признаться, было не очень-то хорошее.

— Не примут, вот посмотрите! — сказал Костя. — И зачем ты, Васька, заладил про измены и перемены? Что, ты без этого не мог обойтись?

— Ну, и ты хорош! — не остался в долгу Васька. — То пищал, как поросенок, то ревел, как бык. За такое по головке не гладят…

— А по-моему, — сказал Сережка, — нас с руками и ногами возьмут. Думаете, к ним каждый день приходят добровольцы?

— Особенно Федю возьмут, — сказал Васька. — Прямо схватят да еще спасибо скажут.

— Да-а, Федя был хорош! Гудел про бухенвальдский набат…

— Еще завел «Дубинушку»…

— По голове бы его этой дубинушкой…

— А я… — начал Гриша.

— Ты лучше помалкивай… — проворчал Васька. — Чего ты полез со своей дурацкой интермедией? Где ты ее выкопал?

— Тетя Соня водила меня на концерт. Там много всяких выступало. Тетя Соня смеялась. И я тоже смеялся.

— Эх, жаль, нет Женьки!.. — вздохнул я. — Он бы что-нибудь обязательно придумал.

Только я это произнес, как услышал: кто-то скребется в окно. Женька!

— Нас не примут! — заорали мы в несколько голосов.

Женька погрозил нам кулаком, а сам полез ногами на карниз.

Через мгновение голова его протиснулась в открытую форточку.

— Что делать, Жень? — спрашиваю. — Нас не примут…

— Я тебе покажу, что делать! — ответил Женька. — Зря, что ли, мы доставали музыкальные инструменты?

— А если все-таки не примут?

— Как только придет директор, начинайте петь хором «Я люблю тебя, жизнь». Это здорово получается.

— Здорово? — сказал Васька. — Один раз нас здорово погнали. Чуть милицию не вызвали.

— Мало ли что! — ответил Женька. — Они ничего в музыке не понимают. Им лишь бы выспаться…

Вдруг в кабинет вошел Геннадий Максимилианович. Женька исчез так же внезапно, как и появился.

Увидев Геннадия Максимилиановича, мы почему-то не решились последовать Женькиному совету. Лишь наш бесхитростный Гриша заорал во все горло. Он голосил изо всех сил, да так, что глаза у него вылезли на лоб. А мы готовы были провалиться сквозь землю.

Но Геннадий Максимилианович не перебивал Гришу. Он выслушал все до конца и сказал:

— А говорил, что не знаешь ни одной песни. И поешь правильно, и ритмично, и даже музыкально. Молодец! А то у меня появилось сомнение: принимать ли тебя в школу?

— А нас? — чуть ли не шепотом спросил я.

— Вы все зачислены.

Я чуть не подпрыгнул от радости.

— А когда мы начнем заниматься?

— Завтра же и начнете. Татьяна Васильевна включит вас в расписание. А пока попросите родителей зайти ко мне для исполнения некоторых формальностей. Да и познакомиться мне с ними не мешает. Что касается выбора музыкальных инструментов — все как будто ясно. Вася будет учиться на виолончели, Костя — на контрабасе, Сережа — на скрипке, Федя…

— А я? — нетерпеливо воскликнул Гриша.

— Губная гармошка отменяется. Мы тебя научим играть на скрипке…

— Не-е-тушки, — возразил Гриша. — Мне нужно обязательно на букву «Г», а то Женька заругает…

— Какой Женька?

Васька ущипнул Гришу.

Гриша ойкнул и ответил:

— Не знаю, какой. Только обязательно на букву «Г».

Геннадий Максимилианович поманил к себе Гришу и голосом, которым обычно рассказывают сказки, произнес:

— Давно-давно на Руси бытовал музыкальный инструмент на букву «Г». И называется он теперь… скрипка.

— Как так? — удивился Гриша.

— А вот так: в старину скрипку называли «гудок». Берись за скрипку. Не пожалеешь. У нее прекрасный тембр и сильное звучание…

На этом наша беседа с Геннадием Максимилиановичем кончилась.

Мы выбежали из школы.

На «Площадке встреч» нас ждал Женька.

Васька, конечно, не удержался, чтобы не похвастаться:

— Сам директор сказал про меня: «Талант!» А вы говорите — толстый. Если я был бы похудее, то, может, и таланта не было бы.

А Гриша восторженно кричал на весь двор:

— Я знал, что меня примут! Я знал, что меня примут Васька мечтательно продолжал:

— Отец обрадуется! А то все: «Полжизни на тебя тратишь, а ты бездельничаешь!» Теперь увидит, как я на виолончели буду трудиться.

— Мой дед тоже будет на седьмом небе, — протянул Сережка. И было непонятно — сам-то он рад или нет.

— Ладно, я пошел, — сказал Костя. — Некогда мне тут с вами лялякать…

Это послужило сигналом. Все заторопились домой, чтобы поделиться приятной новостью с родителями.

Лишь я не ушел. Я видел, каким одиноким и покинутым стал вдруг Женька. «Эх, — думаю, — и почему же люди у которых радость, в этот момент забывают, что другим, может, не так уж хорошо и их нельзя оставлять одних?»

А Женька, ни слова не говоря, повернулся и тоже пошел прочь.

— Женька, подожди! — крикнул я ему вдогонку и хотел последовать за ним, но вдруг вспомнил, что из-за Гришиной болтовни Геннадий Максимилианович ничего не сказал мне о моем фаготе.

И я помчался обратно в школу.

Загрузка...