Чайник кипел вовсю. Васька, обжигая пальцы, вертел над паром конверт и приговаривал:
— Сейчас откроется как миленький…
Конверт немного набух и покоробился. Васька сказал:
— Пора! — и стал тянуть за уголок.
Бумага легко подалась. Но только лишь сантиметра на два-три. Дальше дело не пошло, хоть Васька и пыхтел, словно паровоз.
— Ножиком попробуй, — сказал Сережка. — Сразу отклеится.
Васька взял в руки кухонный нож, просунул его в образовавшуюся щель и резанул.
— Ай! — воскликнул Женька, но было уже поздно. Нож, минуя места склейки, разрезал конверт до самого верха и еще дальше, вдоль изгиба. — Что ты наделал?!
— В кино всегда отклеивается, — растерянно сказал Васька.
— «В кино, в кино»! — передразнил Женька и отобрал у него письмо.
— Теперь все равно, — сказал Сережка, сгорая от нетерпения. — Раз уж так получилось, давайте прочтем.
— Женька! — взмолился я. — Лучше отдать письмо, Пока не поздно!
— И правда, — согласился Женька. — Отнесите его Геннадию Максимилиановичу.
Женька подклеил уголок, прогладил конверт теплым утюгом, и мы пошли в школу — я, Сережка и Васька. За нами, как всегда, увязался Гриша.
У самой школы Сережка остановился и говорит:
— Покажи-ка мне, Федя, письмо.
Сережка взял у меня конверт, повертел его в руках и пробормотал:
— Что же там написано?
— Не смей, Сережка! — только и успел воскликнуть я. Сережка отбежал в сторону и через надрез, сделанный Васькой, без особого труда вытащил из конверта небольшой листок.
Вот что там было написано:
Уважаемый Геннадий Максимилианович! Я прослушала у себя Женю Тюнева. Он пел мне «Орленка», и я, признаюсь, получила большое удовольствие. Рекомендую его и даже ходатайствую. Мальчик он, безусловно, музыкально одаренный. Только ведет себя странно. Почему он обратился в нашу школу? Очень прошу — разберитесь и обязательно позвоните мне потом.
— Видали? — победоносно сказал Сережка. — Хорошо, что мы не отнесли письмо Геннадию Максимилиановичу. Он сразу бы отыскал Женьку. Давайте его пока спрячем…
— Это плохое письмо? — спросил у меня Гриша.
— Хорошее, — ответил я.
— Геннадий Максимилианович примет Женьку, если прочтет его?
— Теперь-то уж примет. Обязательно примет, — рассеянно сказал я и подумал, что Сережка прав: письмо надо спрятать на несколько дней, а потом передать его Геннадию Максимилиановичу вместе с деньгами за стекло. Так лучше: семь бед — один ответ!
— У меня есть тайник… — сказал Васька и оглянулся на Гришу. — Ты, Гриша, уходи отсюда. Нечего тебе здесь делать…
Гриша надулся, засопел и нехотя поплелся прочь.
А Васька привел нас к стене дома, выходящей на пустырь, и показал большую дыру между двумя кирпичами. Это пространство, случайно при строительстве не заполненное раствором, и было Васькиным тайником. Надежное место, ничего не скажешь!
Мы сложили конверт вдвое и засунули в дыру. Потом тщательно заложили ее мелкими камушками.
И тут я заметил, что за нами из-за угла подсматривает Гриша.
Я погрозил ему кулаком, и он тотчас исчез.
— Кому ты это? — спросили меня ребята, озираясь по сторонам.
Я промолчал.