Куда идем мы… - 4

Глава семьдесят восьмая. Озеро Большое, село Вороново

(в которой любовь заканчивается по не зависящим от влюбленной причинам)

Берег озера Большого,

Томский сектор

Томской локации.

56°00′ с. ш. 84°36′ в. д.

Всю дорогу Псих мучился недобрыми предчувствиями. Во-первых, пугало выражение лица Четвертого. У монаха, как у всякого малолетки, разумеется, была гора недостатков, но склонности поднимать лапки в этом списке никогда не числилось. Скорее наоборот – своего юного спутника обезьян не в последнюю очередь уважал именно потому, что у монаха был стержень. За время пути Четвертый вел себя по-разному, часто делал глупости, иногда – серьезные косяки, но он никогда не сдавался.

Сейчас в нем как будто что-то сломалось и глаза были абсолютно потухшими. Обезьян дорого бы дал за то, чтобы узнать – о чем он побеседовал со своей нареченной.

Второе, что беспокоило Мудреца, равного Небу – это поведение охраны. Его откровенно пасли, пасли всю дорогу, пасли не сводя глаз и практически не скрываясь, пасли откровенно и жестко. Хуже всего было то, что пасли его крайне профессионально. По плану Псих должен был выдернуть из кареты и унести Четвертого, а Жир и Тот оставались прикрывать их отход и сдерживать охрану. Но охрана все время была выстроена в образцовом порядке и это построение за все время пути не сбилось ни разу. Поэтому любая попытка выхватить Четвертого пресекалась бы с вероятностью в 70-100 %. Подобную степень риска Псих оценивал как запредельную.

Нет, будь он один, обезьян бы, разумеется, рискнул – Псих он, в конце концов, или не Псих. Но Четвертый был слишком хрупок. Четвертый уровень – это четвертый уровень, и юного монаха с гарантией убивали с первого удара, что сразу ставило окончательный и жирный крест на миссии. Поэтому Псих уже откровенно опасался того, что действовать в итоге придется по самому худшему варианту – с выходом из игры юного монаха и сбрасыванием Святости на Тота.

Меж тем отряд уже приближался к озеру Большому, а, следовательно, и к границе Томской локации с Новосибирской. Именно до этого места почетный эскорт и должен был проводить паломников, отправляющихся дальше уже без Четвертого, остающегося проживать жизнь в должности томского короля.

Здесь их пути расходились.

И, честно говоря, Псих до сих пор находился в несвойственном ему состоянии растерянности. Он никак не мог принять решения. Вернее было бы сказать так: логика событий безжалостно подталкивала его к варианту «Б», и в любом другом случае он не испытывал ни малейших сомнений. Но сейчас что-то в глубине его души активно сопротивлялось необходимости навсегда бросить Четвертого и решительно шло в отказ. Псих с удивлением понял, что он привязался к юному монаху гораздо сильнее, чем думал.

– Приехали! – вдруг зычно крикнула Кошка. – Эскорт дальше не пойдет.

Королева вышла из кареты сама – наверное, чтобы не отвлекать охранников и не мешать тем самым блокированию Четвертого – и очень профессионально сместилась за спину Кошки.

– Да, мы приехали, – с притворной грустью вздохнула она. – Здесь мы расстанемся. Разумеется, после того, как я выполню свои обещания.

Она широко улыбнулась.

– Милый, вылезай, пожалуйста, и начинай готовиться к ритуалу передачи Святости.

Охрана мгновенно сместилась так, чтобы надежно блокировать покидающего карету Четвертого. Псих только зубами скрипнул от злости.

Вылезший Четвертый посмотрел на Психа взглядом побитой собаки. Тот скрипнул зубами еще раз, но гораздо злобнее.

Он вдруг понял, что не готов бросить монаха.

Нет.

Не готов.

– Ну что же ты стоишь, милый? – обворожительно улыбнулась королева по имени Света. – Ты же говорил, там ритуал занимает минут десять-пятнадцать. Давай уже заканчивать с этим делом. Нам с тобой еще обратно добираться.

Четвертый как-то суетливо кивнул, и принялся что-то бормотать, разводя руками и сводя их обратно, вращая ладонями, как будто лепил невидимые снежки. Королева и Кошка пристально смотрели на Психа, причем начальница охраны умудрялась поглядывать еще и на Жира с Тотом. А Псих смотрел на Четвертого и вспоминал то истерику монаха в Бикине: «Сволочь, ты знаешь, как мне Святость срезали?!», то его же слезы, когда он встречал его на въезде в Розенгартовку.

Обезьян понимал, что нужно что-то делать, что у него осталось минут пять максимум.

Но он отдавал себе отчет и в том, что обычный неподготовленный рывок «на дурачка» просто закончится смертью Четвертого, и вот тогда они точно расстанутся навсегда.

Психу очень хотелось зарычать, как будто в его основе была не обезьяна, а пес.

– А-а-а-а-а-а-а-а… Больно! Больно!!!!!!!

Кошка схватилась руками за затылок, подняв лицо к низкому свинцовому зимнему небу, а потом вдруг рухнула на колени.

Закричала королева.

Охрана синхронно повернула головы, а Псих уже смазанной тенью летел вперед, понимая, что другого шанса не будет. Он вложился в этот бросок полностью, весь, без остатка.

И все равно опоздал.

Ровно за миг Четвертого подхватила и утащила за собой какая-то странная сила.

Обезьян, лишь немного притормозив, скорректировал направление своего движения и понесся вдогонку.

– За мной! – на бегу крикнул он оставшимся паломникам и Жир, Тот и Драк кинулись вслед за похитителями, пытаясь не отстать.

А королева меж тем, плача, склонилась над своей начальницей охраны.

– Это она, Светка, – еле выталкивала слова Кошка. – Она вернулась. Это ее коронный удар. Больно. Боже, как же больно. Срочно возвращайся. Глухую оборону столицы врубай. Не до мужиков сейчас. Вместо меня Марго ставь. Больно. Больна-а-а-а!

Умирающая не выдержала и сорвалась на крик, выгнулась дугой, практически став на борцовский мостик и вдруг обмякла, растеклась безжизненной кучей.

Королева закрыла подруге глаза, одним движением промокнула свои, выпрямилась.

– Возвращаемся! – велела она ровным командирским тоном. – Тело в карету, в Томске магам на экспертизу о причине смерти. Я верхом вернусь. Рита, принимай командование. Свяжись с городом, пусть расконсервируют глубокую эшелонированную магическую оборону по варианту ААА. О том, что Солнце опять в игре, пока не сообщай. Все, ходу, девчата, ходу, у нас каждая минута на счету.

Королева по имени Света легко взлетела в седло и прежде чем дать лошади шенкелей, на секунду бросила взгляд в направлении, где уже скрылись из виду и похитители, и демоны.

– Прощай, монашек, – еле слышно прошептала она себе под нос. – Не спетая песня моя.

с. Вороново,

Кожевниковский сектор

Томской локации.

56°00′ с. ш. 83°48′ в. д.

Погоня закончилась в ничем не примечательном селе, расположенном на какой-то протоке реки Оби.

«Село Вороново, – сверился с картой Псих. – Интересно, сколько в России сел с таким названием?».

Поскольку трое демонов, даже используя невидимые сноуборды, все равно изрядно отстали от похитителей, Четвертого пришлось искать с помощью колдовства. Магический локатор показал, что он находится в хорошо укрепленном четырехэтажном здании, украшенном вывеской «Старая мельница».

– Ну что? – поинтересовался Жир, дважды взмахнув граблями. – Выносим ворота, а потом выносим всех внутри?

– Не спеши, – покачал головой Псих. – Во-первых, предлагаю отправить Тота навстречу Драку, который бежит своим ходом и очень сильно от нас отстал. Иначе лось просто потеряется. Мы с тобой пока остаемся здесь, но не прем на рожон, а действуем очень аккуратно. Если мои предположения верны, там, внутри, засел очень опасный противник. Поэтому, Тот, ты как передохнешь немного, отправляйся навстречу Драку и веди его сюда. И ты, Жир, спрячься где-нибудь неподалеку от ворот и будь наготове. Я попробую внутрь пробраться, на разведку.

Обезьян подобрался поближе и осмотрел здание бывшей мельницы. «Эх, пчелкой бы обернуться, – подумал он, – но зима… Не сезон». Псих внимательно изучил окна и заметил на третьем этаже открытую форточку: «О! То, что надо».

Обезьян перекинулся в воробья и устремился к открытому окну. Оказавшись внутри, он тут же из воробья превратился в мышь, выскользнул в коридор и побежал вдоль приоткрытых дверей, внимательно прислушиваясь.

На третьем этаже ничего интересного, кроме служебных помещений, не оказалось. А вот на втором обнаружился банкетный зал, где за накрытым столом восседала пожилая женщина.

– Ну где монах-то? – хриплым надтреснутым голосом не сказала, а, скорее, прокаркала она.

Псих тут же навострил свои круглые мышиные ушки и юркнул за портьеру, откуда принялся внимательно изучать хозяйку.

Она чем-то напоминала злую волшебницу Бастинду из нежно любимого им старого кукольного советского мультика «Волшебник Изумрудного города», только без гитары с заводной ручкой – большой крючковатый нос, худое обтянутое желтоватой кожей лицо, широко и глубоко посаженные глаза, закрытые круглыми очками, рыжие волосы с сединой собраны в аккуратный пучок на макушке и прикрыты плотно повязанной черной косынкой. Разве что Бастинда в мультике была страшной и пугающей, а здешняя хозяйка при внешней некрасивости, наоборот, была необъяснимо притягательной, заставляла следить за собой, не отводя глаз. Возможно тем, что, несмотря на возраст, двигалась с грацией кошки – даже обычное чаепитие, которому она предавалась, завораживало.

Пугали только глаза – черные, как антрацит, которые у рыжих практически никогда не встречаются. Было в них что-то внушающее ужас, но Псих с ходу не смог уловить – что.

– Так где монах? – жестким, пугающим тоном повторила она.

– Ведут, хозяйка, ведут! – низко поклонилась одна из женщин. – Не извольте гневаться, помяли монаха сильно во время похищения, едва-едва не перекинулся, болезный. Слабенький он, четверка всего, в чем только душа держится. Но лекарки подлечили его уже, ведут. Вот и они, матушка!

И действительно – в дверях показался Четвертый, сопровождаемый двумя конвоирками.

Хозяйка смерила его внимательным взглядом. Улыбнулась – нехорошо улыбнулась – и изрекла:

– Так вот ты какой, цветочек аленький… Ну проходи, присаживайся.

Монах, путаясь в ногах, двинулся к столу. Четвертому, похоже, и впрямь сильно досталось. Выглядел он – краше в гроб кладут, да и двигался так, как перемещаются люди с отбитыми внутренностями.

– Чаю? – предложила хозяйка. – Кофе и алкоголь, извини, не употребляю. Выпечка свежая? Пирожочки? С мясом, с ливером, вот здесь постные – лук с яйцом, капуста, картошка. Здесь сладкие – с ревенем, с яблоками, с маком.

– Спасибо большое! – кивнул Четвертый, отхлебнул чай и взял пирожок с капустой.

– Моя фамилия Никитина, – немного надменно представилась меж тем хозяйка. – Подозреваю, что вам она известна.

– Да, Ирина Петровна, мои спутники рассказывали мне о вас, – кивнул монах, – а у меня хорошая память. Или мне лучше называть вас Солнце? Я не в курсе, я простой монах и не очень ориентируюсь во всех этих ваших властительных делах. Извините, если обидел, я нечаянно.

– Было Солнце, да давно закатилось, – скорбно поджала губы хозяйка. – Сегодня кто только об меня ноги не вытирает. Об меня и о дела мои. Так что зови просто по имени. Не люблю я этих церемоний.

– Хорошо, Ирина! – кивнул Четвертый. – Я тоже не очень люблю. Я ведь простой приютский подкидыш, а во все эти игры больших людей угодил совершенно случайно. Я, честно говоря, до сих пор себя постоянно самозванцем ощущаю.

Псих за портьерой подумал, что Четвертый подозрительно болтлив, да и глазки у него как-то подозрительно поблескивают. Судя по всему, в процессе лечения не обошлось без добавочек, развязывающих язык.

– Подкидыш?! – Солнце подозрительно уставилась на пленника. – Что-то ты на подкидыша совсем не похож. Не бывает таких цветущих подкидышей. Подкидыши все мелкие заморыши, а ты – кровь с молоком и косая сажень в плечах.

– Так я именно таким и был! – почему-то даже обрадовался Четвертый. – Мелким и забитым. А в красавца меня Гуа обратила с помощью Пилюли Глубинного Оздоровления, когда меня Штанские в паломничество собирали.

– Гуа?! – старуха даже не проговорила, а прошипела это короткое слово как змея. – Эту сучку до сих Земля носит? Ну и как она поживает?

– Да хорошо поживает! – разулыбался Четвертый. – Я ей восхищаюсь. Она заместитель лидера одного из сильнейших кланов. Ну и вообще – все при ней: ум, характер, красота. Если честно, Гуа самая красивая женщина, которую я видел в своей жизни. Каждый ее визит к нам – как будто солнце из-за туч выглянуло.

– Солнце? – голос Никитиной был страшен, в нем не было ничего человеческого. – Гуа – Солнце?! Да меня ни разу в жизни так не оскорбляли.

Есть такое расхожее выражение – «его глаза метали молнии». Так вот – глаза Солнца не метали молнии. В них не было ни злости, ни обиды, ни даже ярости. Одно только концентрированное безумие.

– Я все поняла, – медленно и негромко отчеканила хозяйка. – Ты инфицирован Гуа. Она специально подвела тебя ко мне, сейчас мы наблюдаем финал долгой и продуманной операции. О, эта сучка всегда умела плести интриги, и подставлять тех, кто умнее и способнее ее. Но она просчиталась, понял, ты, живая бомба?! Я закрыта полностью, со всех сторон, и не этой дуре обойти мою защиту! А вот тебя, засланец, я даже обезвреживать не буду. Просто сотру одним-единственным заклинанием.

И старуха вскинула руку.

Поняв, что в следующую секунду Четвертый отправится на перерождение, Псих вылетел из своего угла, в прыжке принимая свой реальный облик. И в прыжке же, уже на излете, с размаху ударил колдунью посохом по голове, сбивая каст.

Каст заклинания он действительно сбил, но вот никакого урона Солнцу причинить не удалось. Ее защита действительно была выше всех похвал. Колдунья только тряхнула головой и со злобой уставилась на невесть откуда взявшегося противника.

Понимая, что в штаб-квартире шансов у него нет, Псих одним прыжком подскочил к окну, ударом посоха высадил раму и «рыбкой» прыгнул на улицу. Солнце, разумеется, последовала за ним.

Четвертый, подбежав к окну, успел увидеть, как Псих, петляя, несся по улице, а за ним, метрах в трех над землей, богиней грозного мщения летела Ирина Петровна Никитина и осыпала обезьяна молниями, почему-то зеленого цвета.

А больше он ничего увидеть не успел, поскольку подскочившие охранницы заломили ему руки за спину и вытолкали из комнаты.

И жалко, что не увидел, потому что вскоре диспозиция изменилась. Псих прекратил убегать, а, уйдя перекатом от молний, бросился на свою преследовательницу.

Та мгновенно выхватила из пространственного кармана трезубец и парировала удар железного посоха. Вот только с тыла ей тут же прилетело граблями с девятью зубьями – это подоспел бравый военизированный свинтус.

И закипела драка!

Схватка действительно затянулась – начало смеркаться и показались первые звезды.

Меж тем колдунью вдруг покинуло священное боевое безумие – ее затуманенный взгляд вдруг стал осмысленным, движения стали точнее и вдруг она, упав на одно колено, выбросила руку в сторону Психа.

– А-А-А-А-А!!! – страшно закричал обезьян. Упав, он прокатился по земле, тут же вскочил и бросился наутек, взвизгивая на бегу. Жир, мгновенно сориентировавшись, что в одиночку ему ничего не светит, чухнул в другую сторону.

Колдунья, посмотрев на убегающих противников, надменно хмыкнула и величественно удалилась в сторону своей штаб-квартиры.

Когда Жир добрался до Психа, он сначала услышал, и лишь потом увидел его: схватившись за голову, обезьян катался по снегу, и безостановочно стонал:

– Больно. Больно. Больно. Боже, как больно! Голова! Моя голова!