Куда идем мы… - 4

Глава восемьдесят первая. Болотнинский район

(в которой все опять идет вразнос)

с. Зудово,

Болотнинский сектор

Новосибирской локации.

55°49′ с. ш. 84°15′ в. д.

Четвертый онемел от ужаса – валявшаяся на полу голова, несмотря на искаженные черты лица, была очень похожа на старика-хозяина, и можно было даже не сомневаться, что это действительно его сын.

В эту секунду паломники услышали, как на улице хозяин начал звать:

– Виталька! Да где ты? Куда делся, ирод! – в притворном возмущении ругался старик. – Сам перевязать просил, сам куда-то делся… Эй, да где ты? Что за прятки, сынок?!

Четвертый похолодел, понимая, что с минуты на минуту старик обнаружит сначала безголовое тело сына, а потом и голову – в комнате у гостей, которых он так любезно принял.

И действительно – буквально через минуту на улице раздался дикий крик. Это старик нашел тело:

– А!!! Виталя, сынок! Ты это или не ты?! – безумным голосом кричал старик. – Голова! Голову-то куда дели?

В это время скрипнула дверь, и в комнату вошел Псих.

– Вставайте все! – командирским голосом велел он. – Тут какая-то фигня непонятная творится, старик безголовое тело сына нашел. Что вылупились? Подъем, я сказал! Жир, ты остаешься с Боссом, а мы с Тотом… А-А-А-А-А!!!

Что они с Тотом, так и осталось неизвестным – Четвертый начал читать сутру, а Псих принялся кататься по полу, сучить ногами и материться.

Сутру Четвертый читал долго, практически десять минут. Примерно на середине этого срока в комнату ворвался старик-хозяин, привлеченный криками. Но никто ему и слова не сказал – Четвертый читал, Псих кричал, Жир таращил глаза. Только сердобольный Тот молча сунул старику в руки отрезанную голову, приложил палец к губам и вытолкал хозяина за дверь.

Наконец, Четвертый замолчал и сказал коротко:

– Вон отсюда! Навсегда.

К тому времени он уже выкинул Психа из группы.

Псих медленно сел на пол и оперся спиной на кровать.

– Я не убивал, – только и сказал он.

– Ты еще и врешь в глаза?! – запальчиво крикнул монах и вновь трижды прочел сутру.

Комнату вновь заполнили крики Психа и бормотание Четвертого.

Закончив, монах повторил:

– Уходи. И никогда не возвращайся.

– Клянусь, я не убивал, – еле выдавил из себя Псих, за что получил еще двукратное чтение сутры.

– Если ты не исчезнешь через минуту, – предупредил Четвертый, – я буду читать, пока ты не потеряешь сознание.

Но Псих, не обращая на него внимания, спросил у Тота с Жиром:

– Кто это был?

– Это был ты, – с виноватым видом сказал Тот. – Потому что я почуял бы подмену.

Жир кивнул и добавил:

– Может, ты того? Башкой тронулся? Как Доцент стал – «тут помню, тут не помню»?

– Я этого не делал, – повторил Псих.

– Уходи! – потребовал Четвертый. – Ты стал кровавым упырем и убийцей. Нам нельзя быть с тобой. И дай слово, что не вернешься.

– Ты даже не хочешь меня выслушать? – сплюнув кровью из прокушенной губы, поинтересовался Псих.

– Не хочу. Какой в этом смысл? Слушать твое вранье, что это не ты, тебя здесь не было, сами посудите, зачем бы мне это надо было, давайте рассуждать логически… Тьфу! – презрительно сплюнул монах. – Язык у тебя подвешен хорошо, это все знают. Забивать людям памороки ты умеешь. Но мы все видели своими собственными глазами. Все трое. И все произошедшее понятно даже дебилу. Ты как был кровожадным убийцей, так им и остался.

– Хорошо, – Псих с трудом поднялся на ноги, придерживаясь за стенку и спросил, глядя на Жира с Тотом – Все так думают?

Жир неопределенно пожал плечами, а Тот сказал:

– Это был ты, Псих, потому что это точно был ты. Даже запах твой.

Псих глубоко вздохнул, задержал дыхание, затем резко выдохнул и сказал:

– Ну ок! Клянусь, что не вернусь к вам, если меня не принудят. Прощайте.

И шагнул в портал.

Берлога Гуа,

Где-то в Верхних Планах.

Вывалился он на уже привычный к его падениям ковер в квартире Гуа.

Встал. Мрачно посмотрел не хозяйку. И спросил:

– У тебя водка есть?

Гуа посмотрела в его полные решимости глаза и вздохнула:

– Есть.

Примерно через час Псих сидел за довольно-таки растерзанным столом и горячился:

– Ты пойми, ты думаешь, меня закусило то, что меня выперли? Не-е-е-т!

И он помахал длинным пальцем перед носом Гуа.

– Выперли и выперли, да и хрен бы с ним. Не в первый, и, думаю, не в последний раз. Я, между прочим, вообще в паломничество не рвался и уж тем более не нанимался этого борзого юношу из всех задниц вытаскивать. Меня знаешь, что заело? Меня заело то, что они пове-е-ерили! Понимаешь? Они поверили, что могу вот так вот. По-уродски. В родном доме, считай, на глазах у родителей. Да кем бы он не был – нельзя так. Я себе такое никогда не позволял и никогда не позволю!

Он плеснул в рюмку и даже не выпил, а высосал водку. После чего исподлобья посмотрел на хозяйку.

– А знаешь – почему? Оскотиниться – это очень просто. Очень просто. Я на такое, можно сказать, насмотрелся. Это ваще проще всего. Просто говоришь себе – как они ко мне, так и я к ним. И все! Пофиг. Реально пофиг – кровь, кишки… А потом у человека глаза становятся, как у мороженной рыбы. И все. Был человек – и нет человека. Одна оболочка осталась. Разговаривает, ходит, дышит, пердит – только воздух портит. А человека в ней – нет! Одни кишечные газы остались. Если не хочешь человека в себе растворить, предел себе нужно ставить – вот здесь вот!

И он постучал себя согнутым пальцем по груди.

– И большими буквами написать: «Не пересекать – убьет!». В жизни оно, конечно, всяко бывает, но есть предел, за который заходить не надо. Даже не то что не надо – нельзя. Там что-то типа радиации – тихое, но убивающее. Ты еще ходишь, суетишься зачем-то, а на самом деле сдох уже. Не физически, так метафизически. Туда зашедший – тупо обречен. Или голоса в гулком пространстве черепа начнет слышать, или совесть его замучит или просто жить тошно станет. А дальше вариантов много. Или в окошко шагнет, или сторчится, или алкашкой себе мозги выжжет, а то и хворь какая серьезная привяжется. К ним почему-то болезни липнуть любят. Понимаешь?

– Понимаю, понимаю… – терпеливо, как ребенку, подтвердила Гуа. – Ты закусывай давай. Зря, что ли я на стол собирала?

– Понимаешь, но не пьешь, – немного обиженно заявил Псих. – И я, как алкаш, синячу в одно лицо.

– Мне нельзя, мне еще работать, – покачала головой Гуа. – Но я тебя понимаю.

– Я знаю, что ты понимаешь, – мрачно сказал Псих. – Думаю, ты это раньше меня лет на пятьдесят поняла. Умные женщины почему-то это гораздо быстрее мужиков понимают. А ты реально умная женщина.

– А ты реально занудный демон, – парировала Гуа. – Завязывай бухать, тебе еще работать.

– Работать? – искренне удивился Псих.

– Ну, как минимум – рассказать мне про фальшивого тебя. Все, что знаешь. Неужели ты думал, я этот эпизод в работу не возьму?

Псих с шумом отодвинул стул и, пошатываясь, скрылся в ванной. Плеск воды слышался минут пять, потом появился Псих с мокрой башкой. Не влажной, а мокрой – с головы не капало, но мокрая шерсть слиплась иголками. Шел он уже практически ровно, лишь немного колебался, как белье на веревке при слабом ветерке.

– Тот, второй, говоришь? – переспросил он абсолютно трезвым голосом. – Ну, для начала его не существует.

– В каком смысле? – удивилась Гуа.

– Ну, его существование противоречит имеющейся у меня информации, несомненно правдивой. Толстый морпех Жир не в счет – его даже я со своими иллюзиями обманывал, а вот с Тотом все серьезнее. Он, конечно, придурок, но он знающий придурок. И, что гораздо важнее – опытный придурок. Он же в дворцовой охране служил, а их там всерьез натаскивали на отслеживание изменений внешности. И если этот сомяра говорит, что с головой в руках в комнату вперся я, это может означать только одно – это был действительно я. Но проблема в том, что меня там не было.

– А вариант, что тебя взяли под внешнее управление и немного попользовали без твоего ведома, ты не рассматриваешь? – осторожно спросила Гуа. – Новосибирск все-таки, колдуны-ученые, все дела… «Куклами» многие из них баловались, эта магическая техника перспективной считалась.

– Да не был я «куклой»! – начал злиться Псих. – Дело даже не в моей сопротивляемости, которую не так просто пробить. У «кукол» всегда остаются провалы в памяти, это не убирается, этот эффект не обойти. Из-за этого, собственно, и все разработки по «кукольным» заклинаниям потихоньку и сошли на нет. А я все помню. Каждую секунду. Не брали меня под контроль.

– А вдруг кто-то все-таки сумел обойти ограничение? – Гуа, прищурив глаза, посмотрела на Психа. – Новосибирск все-таки. Там ведь реально мощнейшая магическая школа, половина тамошних колдунов на Верхние Планы по контрактам работает. За весьма неплохой прайс, даже по меркам Верхних Планов. А ты сам знаешь – верхние даже копеечку зря не заплатят.

Псих уверенно покачал головой.

– Там фундаментальное ограничение, его не обойти, оно в глубинную суть магии вшито, это, кстати, те самые новосибирские теоретики доказали. Тогда уже проще предположить, что кто-то идеальное перевоплощение создал. Которое никакими средствами не палится.

– Типун тебе на язык! – Гуа шутейно замахнулась на собеседника полотенцем. – Ты представляешь, что начнется, если такая фигня подтвердится и на рынке появится? Ее будут брать за любые деньги, а потом посыплется все. Вся мировая система.

– Можно подумать, решение проблемы «кукол» меньше шороху наведет, – фыркнул Псих.

– Меньше! – убежденно сказала Гуа. – Намного меньше. Хотя тоже, конечно, ничего хорошего.

– Ладно, что спорить? – поморщился Псих. – Тестикулы в лосинах не утаишь. Если кто-то что-то придумал, это сто пудов всплывет. И почти наверняка – в связи с нашими общими знакомыми.

И тут же упреждающе добавил:

– Только меня вернуться не проси. Я слово дал, ты в курсе моего бзика с обещаниями.

– Ой, можно подумать! – поморщилась Гуа. – Ты же мне только что под водочку рассказывал, что формулировка была «если меня не принудят». А мне, как куратору проекта, принудить тебя проще, чем нос почесать.

– Левой ногой, – злобно добавил Псих.

– Ой, вот только не надо обиженных морд в моем доме! – обозлилась и Гуа. – Успокойся. Не буду я тебя к ним возвращать. Пока.

– Ну спасибо!

– Да пожалуйста, – не осталась в долгу Гуа, и вдруг спросила. – Ты сейчас куда? На любимые острова, в свой обезьяний клан?

– Да не хотелось бы… – почесал в затылке Псих. – Там только появись – дела и заботы налипнут, как ракушки на корму. Туда если возвращаться, то насовсем или хотя бы на несколько лет. А я только дела делать начну, а ты меня со своим «пока» вызовешь. Причем, зная тебя, уверен, что на сборы дашь сорок пять секунд. Ну и зачем мне такое счастье?

– Вот что! – хлопнула ладонью по столу Гуа. – Вали-ка ты на Рикорда. Пока я с вашими проблемами разбираться буду, поработаешь в учебке инструктором. Будешь передавать молодежи свой богатый опыт.

– Шутишь? – удивился обезьян. – Ты там себе такую молодежь навербовала, что половина курсантов дяденьку инструктора отлупит еще до начала передачи опыта.

– Во-первых, не прибедняйся. А во-вторых, одно дело – сила, и совсем второе – опыт. Там есть народ равный тебе по силе, спорить не буду. Но вот опытнее тебя не то что в академке – даже в основном составе разве что пара человек найдется, не больше.

– Ага, и я даже знаю их фамилии, – разулыбался Псих. – Я правильно понимаю, что ты меня уже деликатно за порог выставляешь?

– Неправильно, – замотала головой Гуа. – Не деликатно, а прямым текстом. Вали отсюда. Найдешь на острове Красного Ребенка, скажешь, что прислан мною в качестве инструктора на неопределенный срок. Все, вали.

Псих уже повесил портал, когда Гуа добавила:

– Да, и еще. Постарайся всегда быть на людях, даже на минуту не оставайся один. Мне будут нужны свидетели, что ты не «окуклился» и не метнулся порталом в Новосибирскую область.

Окрестности д. Киряково

Болотнинский сектор

Новосибирской локации.

55°48′ с. ш. 84°15′ в. д.

– Жрать охота – аж глаза слезятся! – прочувствованно изрек Жир. – Жалко, что в Зудово поесть не получилось.

От такой наглости Четвертый просто опешил. Он вспомнил, как они уходили из Зудова – с позором, под крики, маты и оскорбления. Их проклинали не только родители убитого разбойника, но и практически все их односельчане. Если бы не Жир с Тотом, справиться с которыми у обычных крестьян не было шансов, паломников бы непременно линчевали.

– Жир, я иногда завидую толщине твоей шкуры, – честно признался он. – Мне про этот позор даже вспоминать противно, а тебе, я смотрю, норм.

– Ты просто слишком нежный, – уверенно сказал свин. – На тебя твоя Святость плохо влияет. Ну и то, что мы тебя прикрываем постоянно. Ты скоро натуральной «снежинкой» станешь.

– Это ты о чем? – не понял монах.

– Да про тебя! – буркнул свин. – Ты, ей-богу, как не в сиротском приюте вырос. Ну накосячили мы, ну подставились, ну обложили нас трехэтажными матами, ну бывает, чо. Я вот, как истинный монах, даже не обижаюсь на этих колхозников, у них-то, небось, у половины села сыновья в разбойниках отирались – вот они на нас и обозлисьза развал банды.

Свин пожал плечами – мол, пустяки, дело житейское, не побили же, а брань на воротах не виснет. И тут же безо всякого перехода предложил:

– Мы сейчас мимо деревни Киряково пойдем. Может, там жратвы какой раздобыть попробуем? А то реально жрать охота.

– Что-то мне не очень хочется опять к людям выходить, – буркнул Четвертый. – Век бы этих крестьян не видеть.

– Не, не, ты что? – запротестовал Жир. – Всей толпой нам туда соваться не надо. Деревни слишком близко друг от друга, а на селе слухи быстрее звука разлетаются. Я думаю, вторую половину банды как раз киряковские парни и составляли. И нас, как лишивших людей стабильного источника дохода, встретят не ласково. По крайней мере, на жратву можно точно не рассчитывать.

– Так что ты предлагаешь-то? – по-прежнему недоумевал Четвертый.

– Я один за жратвой пойду, – пояснил Жир. – А поскольку рожи у нас всех приметные, пойду под личиной. Ну, превращусь в кого-нибудь. И пошустрю насчет еды.

– Только у нас денег нет, – честно предупредил Четвертый.

– Ну, значит, в нищего превращусь. – тут же определился свин. – Скажу, что мы калики перехожие, бредем по Руси втроем. Только двое до того оголодали, что даже до деревни не дошли – вот до чего ослабли. Сидят в лесу и ждут меня со спасительной жрачкой. В общем, подайте на домики для бедных поросят. И желательно – со шкварками.

– Какие еще тебе шкварки, каннибал? – вдруг влез в разговор Тот. – Мы не можем есть шкварки, потому что мы монахи!

– Ну тогда хоть хлеба кусок не пожалейте! – тут же сориентировался Жир. – Ладно, принцип понятен, пошел я. Ждите меня здесь.

Жира не было уже второй час и Четвертый всерьез разволновался.

– Слушай, Тот, как ты думаешь, могло с ним что-то случится? – не выдержал и спросил он.

– Могло случится, конечно могло! – оживленно закивал Тот. – Потому что в деревне мог оказаться сильный боец, или даже не очень сильный, но быстрый, который неожиданно напал на свинюшку – а свинюшка не ожидал, и пропустил смертельный удар. Мог погибнуть, конечно, мог.

Ошалевший Четвертый открыл было рот, но Тот тем временем продолжил.

– Хотя вряд ли он погиб, конечно. Погибнуть мог, но это маловероятно. Чисто теоретический вариант потому что. Десятые, а, скорее, сотые доли процента, думаю, вряд ли больше. Ну сам подумай – ну откуда в этой деревушке высокоуровневый боец? Потому что хаи не мокрицы, от сырости не заводятся. Там крестьяне, уровней 20–30, потому что не качаются, а только работают. А у свинюшки уровней двести точно есть. Кто его там убить сможет? Только молния с неба. И то вряд ли. Потому что грозы нет.

Небо сегодня и впрямь было не по-зимнему синим и без единого облачка.

– Скорее всего свинина там где-то что-то кушает, – предположил Тот. – Так думаю. Потому что он любит кушать.

– Тот, скажи честно, – вырвалось у Четвертого. – Ты меня троллишь? Или серьезно говоришь?

– Очень серьезно говорю. Потому что со всей серьезностью. Точно кушает. Процентов шестьдесят-семьдесят. Даже семьдесят пять.

Четвертый только рукой махнул.

Посидели, помолчали.

Минут через двадцать Четвертый не выдержал.

– Тот, а ты можешь сходить в деревню и посмотреть – как там Жир? Ты вообще умеешь превращаться?

– Умею. Правда, не так как свинка и уж точно не так, как Псих. Потому что у меня всего шесть превращений. Но человек там есть. Смотри.

И Тот превратился в долговязого, на редкость худого, но мосластого мужика средних лет с унылыми вислыми усами.

– Отлично! – обрадовался Четвертый. – Вылитый бродяга. Скажи, что ты калика убогий и ищешь товарища, который ушел в деревню просить подаяния и пропал.

– Нам нельзя врать, потому что мы монахи! – наставительно сказал Тот.

– Так ты и не врешь! – быстро нашелся монах. – Ты действительно ищешь товарища, который ушел в деревню просить подаяния и пропал.

Тот немного подумал, и кивнул.

– Хорошо.

Прыгнул на невидимый скейт и заскользил по направлению к деревне.

Оставшись один, Четвертый опять уселся на поваленное дерево, заботливо очищенное от снега Тотом, и приготовился к ожиданию.

Но прождал он минут пять, не больше.

– Привет, Босс. А я вам еды принес, – раздался за спиной знакомый голос.

Четвертый дернулся так, как будто обжегся, и резко развернулся.

Перед ним стоял Псих с накрытой тряпицей корзинкой, от которой умопомрачительно пахло.

– Ты же обещал не возвращаться! Как же ты здесь оказался? Ты не Псих! Тот никогда не нарушает слова.

Обезьян улыбнулся.

– Я Псих, Босс, ты сам это видишь. Просто люди меняются. Демоны тоже. На, поешь! Тебе понравится.

– Кто бы ты ни был – убирайся отсюда!

Псих медленно покачал головой.

– Я больше не твой подчиненный, ты сам удалил меня из группы. И я не собака, которую можно выгнать на мороз.

– Тогда я начинаю читать! – крикнул монах и открыл рот, чтобы произнести первые слова сутры.

Но больше ничего сделать не успел – обезьян мгновенно оказался за его спиной и, крутанув посохом, ударил Четвертого сзади.

Монах рухнул на землю, как подкошенный.

А коварный обезьян сплюнул и, подхватив лежащий на земле хуржин, исчез в зеркале портала.

Когда отошедший к роднику попить Драк вернулся на поляну, Четвертый так и лежал без движения.