Куда скачет петушиная лошадь

Глава 26. Полёты без рекламы

Даша, конечно, уговаривала себя, что их кавалькада в облаках выглядит изысканно и благородно. Но в глубине души она понимала, что они похожи на персонажей смешного мультика. Впереди летит белая восьмикрылая лошадь с мальчиком, девочкой и Волком, которого слегка тошнит. За ними — пародийного вида белая пятиногая лошадь с двумя мальчиками, а замыкающим — большой котёл. На котле примостился комар-зомби и командует:

— Левее!

— Правее!

— Воздушная яма!

Потому что котёл плохо ориентировался в небе, а комар нормально.

Даша предвкушала, как она полетит высоко-высоко на восьмикрылом коне… но пока полёт ей не нравился. Во-первых, встречный ветер затыкал нос и выжимал слёзы из глаз. И было страшно, что вообще сдует. Во-вторых, она ничего не видела на земле — Товлынг-лув летел на шести крыльях, а седьмое и восьмое изогнул так, чтобы получилось нечто вроде заборчика, окружавшего пассажиров. Через этот перьевой заборчик рассмотреть пейзаж было невозможно. Только иногда в промежутках между перьями мелькал Тове, беспорядочно махавший крыльями и постоянно отстававший. А ещё Дашу немного нервировал Волк, сидевший позади неё. Она понимала, что он не укусит и вообще чучело, но когда сзади щёлкает зубами чучело со стеклянными глазами… бр-р. «Давно уже летим, пора бы и прилететь куда-нибудь», — подумала Даша и вздрогнула от зычного оклика Товлынг-лува:

— Эй, малой! Осади назад! Куда прёшь вперёд меня, тебе говорят!

— Не могу! — раздался спереди слабый голос Тове. — Меня уносит вперед!

— Тормози! Крылья раскинь и тормози!

— Не — о — у — у… — ветер отнёс ответ Тове, маячившего уже далеко впереди Товлынга.

— Садись немедленно на любую горушку! — рявкнул Товлынг-лув. — Сгинешь! И мальчишек загубишь!

Потом Товлынг повернул голову и сказал спокойно:

— Всем держаться. Иду на таран.

«А за что держаться?» — в панике подумала Даша и схватилась за сидящего перед ней Мир-суснэ-хума. Товлынг резко увеличил скорость, пошёл куда-то вбок… бац! Удар был силён, и пассажиры непременно вылетели бы, если бы не страховавшая их пара крыльев. Так что Даша отделалась прикушенным языком, а Волк и Мир-суснэ-хум вообще не пострадали.

Даша выпуталась из крыльев, сползла с коня и огляделась. Они сели на какую-то невысокую горку с лысой макушкой. Рядом лежал, задрав копыта с тарелочками, взъерошенный Тове, из-под него, ругаясь, выбирался Пера. Котёл с комаром сделали над горкой красивый разворот и приземлились близ Даши.

— А где Мир?

— Свалился за десять шагов отсюда, вон он хромает, — указал Пера. — Чтоб тебя яг-морт забодал, ты зачем ДТП в воздухе устроил? Думаешь, с золотой гривой, так всё можно, да?

— Надо было срочно посадить Тове на землю, — объяснил Товлынг-лув. — Малыш, как ты себя чувствуешь?

— Слегка побито чувствую, — сказал Тове, с трудом переворачиваясь на живот. — Что это было?

— А что?

— Ха, сначала я летел, устал, конечно, и иногда отставал. А потом вдруг лететь стало легко, будто в реке по течению. Я подумал, что вот какой я молодец и как лихо научился летать. А потом понял, что меня несёт что-то, и тормозить не могу. Ты кричишь: «Тормози», — а я только ускоряюсь.

— Физика, — сказал доковылявший Мир и сел, потирая лодыжку. — Сплошная физика, синоним наука, изучающая свойства тел. Всё всегда перемещается из области высокого давления в область низкого давления. Тут нормальное давление, а там пустота. Вот тебя и понесло в пустоту.

— Да, — кивнул Пера. — Мы ведь это назвали пустотой совершенно наугад, а теперь опытным путём подтвердили, что это так и есть.

— Помнишь, Лютик сказал: «Кто-то злой в себя дует», — вспомнила Даша.

— Там явно сидит какой-нибудь великан и съедает мир по кусочку, — предположил Мир-суснэ-хум, заскучавший от разговоров про физику. — Мы пойдём и убьём его. Распорем брюхо и съеденный мир выпустим наружу.

— Если съеденный мир прожевали и переварили, лучше его оставить в великаньем брюхе, — заметил Пера. — Или ниже спустить. Но в любом случае дальше уже надо идти во всеоружии — становится опасно. Эх, хорошо мне жилось мальчишкой!

Он встал, потянулся… как-то слишком высоко потянулся, словно бы подрос, плечи пошли в стороны, руки налились мощью. Крепкий могучий мужик средних лет поправил топор в петле лузана и сказал:

— Так-то лучше. И можно не говорить больше эти дурацкие «прикольно» и «суперски». Эх, силушка моя богатырская! Может, я великана и не убью, но сильно напинаю.

— Вот теперь ты похож на Перу-богатыря, — одобрила Даша. — Можно бицепсы потрогать?

— Отсюда ещё ничего не видно, мы сели слишком далеко, — сказал Тове, вглядывась в северную даль. — Вроде мельтешит что-то, а может, кажется. Надо бы поближе подлететь, но что-то я боюсь. Опять как затянет.

— Вот если бы нам встречный северный ветер, — сказал Пера. — Пустота к себе подсасывает, а ветер обратно отдувает. Подлетели бы поближе.

— Северный ветер? — засмеялся Волк. Странно так засмеялся, не своим голосом — молодым, звонким. — Будет вам северный ветер! Эх, наконец-то!

Он встал на задние лапы и раскинул передние, будто хотел обнять небо. Скрепки на пузе посыпались, шкура стремительно раздиралась на кусочки, и из её обрывков рвалась наружу совсем другая, не волчья плоть. Последними отвалились зелёные стеклянные глаза, освободив место живым и умным, хотя тоже зелёным. Высокий — выше Перы — стройный человек с мощным торсом перекинул назад длинные светлые волосы, упавшие на лицо, и ликующе засмеялся:

— Вот сейчас я вам устрою северный ветер!

— Войпель! — ахнул Пера. — Ну, я же почти догадался! Да где же тебя носило столько лет! Без тебя — ни добычи, ни охоты… а погода какая поганая на Урале стала! Её даже начали обзывать «климатом», потому что гордого имени «погода» она не заслуживала!

Товлынг-лув церемонно склонил колено перед бывшим волком. Мир-суснэ-хум кивнул, пробормотав: «Ты, конечно, бог, зато я аж седьмой сын самого Торума… вот!».

— Ничего не понял, — честно признал Тове.

— Кто-то в кого-то превратился синоним трансформировался, — заметил Мир.

— Тоже мне, объяснил! Сразу всё ясно стало!

— Я читала, что раньше коми верили в бога охоты и северного ветра, — сказала Даша, косясь на бывшего Волка. — А имя я забыла.

— Все меня забыли, — кивнул Войпель. — Никто не верит.

— Сам виноват, — проворчал Пера. — Нечего было отдыхать в музее больше ста лет. Да и до этого тебя что-то не замечалось давненько…

— Отдыхать! Да я за сто лет не присел! Потому что чучела не сидят, а стоят, — возмутился Войпель.

— Так ты не сам ушел? Тебя кто-то заколдовал?

— Стыдно признаться…это Ёма, вредина, удружила. Ну что сделаешь, если мне не нравятся такие зубастые… м-м-м… пожилые девушки. Она и обиделась. Отомщу, говорит, за то, что ты меня не любишь. Я в Иван лун — в Иванов день то есть — в облике волка бегал по лесу, а она меня хлестнула цветком папоротника. И всё, я остался в волчьей шкуре. Много лет я был волком, много… не счесть. Потом какой-то охотник подстрелил, чучело сделал. Дальше вы знаете. Ёма и в музей переселилась, чтобы за мной приглядывать.

— Но если вы бог, почему тогда Ёма вас так легко победила? — удивилась Даша.

— Ёма сильнее, в неё столько народу верило… и сейчас верит, сказки про неё рассказывают. Даже в книжках про неё печатают. Печатное слово — оно ух какое крепкое! А в меня к тому времени почти никто не верил, я и ослабел.

— А теперь как вы обратно превратились? — не отставала Даша, чуявшая в этой истории что-то нелогичное.

— А теперь пустота к себе тянет всё, вот и притянула мою волчью шкуру, — весело объяснил Войпель. — Ах, как хорошо быть самим собой! Ты представляешь, Даша, многие люди всю жизнь живут не в своей шкуре! Бедняги! Сейчас я вам организую северный… о-о, мужики, вот так встреча!