Куклоиды

47

Томми о Конституции пока совсем не думал. Не до того было. Грозная суета последнего дня держала его в напряжении. Пора было присоединиться к отряду защитников животных, Майкл наверняка волновался. Карлсоны были обезврежены, но животным все надо объяснять простыми словами. А Майкл, как медведь технический, увлечется тонкостями устройства пропеллеров и способами их демонтажа. От непонятных терминов жители Зоопарка занервничают, ведь даже Большой Эдуард все время трясется от страха, а тут еще неуемный Серёга со своими ракетками…

Но оставить беззащитную Беатрисс в компании Пинка благороднейший из медведей Кукборга не мог. Дважды за этот день спасенная им от верного обвинения в ШП, она стала Томми еще дороже, хотя ни разу и взглядом не поблагодарила своего спасителя, принимая все как должное.

Беатрисс нельзя было уличить в неблагодарности. Увлеченная своим выигрышем, она и не заметила момента оказания помощи, только поморщилась, когда ее Томми дернул за руку — «чуть не сломал, медведь неуклюжий». Совсем другим были заняты ее мысли. Виделось ей, как к имеющимся в Красном Дворце колонночкам из Клошиных пробочек она присоединяет еще одну. Или две? Вот этот вопрос был для нее действительно животрепещущим: сколько колонок получится? И еще один: где лучше эту одну, нет, лучше две колонки установить — у зеркала или у входа? Не в центре, это уж точно, кружиться негде будет… Определенно, у входа. «У меня потрясающий вкус», — пришла к выводу Беатрисс. И эта мысль погрузила ее в такое блаженное бездумное состояние, что из ее хорошенькой головки мигом вылетел ужас от обещания, которое с нее взяла Лайла: сразу после игрового зала пойти к Клавде и покрасить волосы в красный цвет. Пожалуй, сейчас она бы и не вспомнила, зачем им краситься. Главное — ей больше не угрожало вынужденное соседство с этой вульгарной особой. «Лысая, зеленая, все время командует… И эта ужасная речь…»

Так что о Конституции Беатрисс тоже не думала. Да и что она могла о ней думать? Есть основания полагать, что она вообще не представляла, что это такое. В отличие от Лайлы.

Лайла представляла только одно: Конституция — это такая штука… ну, которая… нет, которую если нарушишь, то мало не покажется. Поэтому она о ней тоже не думала. Зачем? Думать надо только о приятном и понятном. А впереди было столько интересного: и новый дом, и перекраска остатков волос (зеленый ей уже поднадоел), и самое главное — месть Пинку. «Подумаешь, не захотел со мной играть! Передумает вот, а я с ним сама водиться раздумаю. Никто с ним не будет больше куличики лепить! И эту дуру Беатрисс подговорю…»

«Правда, Бетка, Пинок очень противный?» — хотела спросить Лайла, но вовремя спохватилась и продолжала молча шагать к своему бывшему дому, погруженная в приятные мысли о мести.

Немножко успокоившись за судьбу Беатрисс, Томми все-таки задумался о Конституции.

Конституция — это святое. Пока она есть, можно рассчитывать на… можно надеяться… В общем, все может быть правильно… С другой стороны, вот сейчас она пока есть, и что из этого? Кого это интересует?

Животных? Вряд ли. Они только боятся попасть на Свалку.

Медведей? Эти наверняка сейчас, когда узнали, что их подопечным ничто не угрожает, увлечены демонстрацией своих технических возможностей жителям Зоопарка.

Может быть, карлсонов? Скорее всего, нет. Сидят, небось, около Зеленого Дома и пересчитывают остатки пробок, с ужасом поглядывая на кучу бесполезных пропеллеров.

Итак, кого же интересуют эти листки бумаги, кроме меня, который должен нарушить все, что там расписано?

Остается только Пинок, гарант этой самой Конституции. Но как раз его это и не должно интересовать. Какая ему разница, есть она или нет? Все равно он делает что хочет. Интересно, чего же он на самом деле хочет?