Куколка

Глава двадцать пятая

— Вот так-то, мисс Фрэнк. — Голос Бэлль немного дрожал, потому что она видела, как напугана пожилая женщина услышанным. — Я подумала, что должна рассказать вам всю правду, ведь вы были так добры ко мне.

Она глаз не сомкнула, думая о своем будущем. Больше всего ей хотелось бежать — побросать все свои пожитки в чемодан и сесть на первый же поезд из Нового Орлеана. Но слабенький голосок здравого смысла шептал: «Куда ты намерена ехать? Трудно начинать все с нуля в чужом городе, где ты никого не знаешь».

Этот же здравый смысл посоветовал ей пойти к мисс Фрэнк и все ей рассказать. Бэлль решила, что, поскольку пожилая дама была очень добра к ней, она может согласиться сказать полиции, что ее помощницу зовут Энн Талбот, если они станут об этом спрашивать. Бэлль полагала, что сможет остаться в Новом Орлеане, если в свободное время будет подрабатывать официанткой.

— Вы полагаете, я готова солгать полиции, что знаю вас как Энн Талбот?! — воскликнула мисс Фрэнк, тут же переходя на официальный тон.

Бэлль услышала недовольство в ее голосе, и внутри у нее все затрепетало. Когда во время своего признания она видела ужас на лице мисс Фрэнк, она ошибочно решила, что женщина поражена тем, сколько Бэлль довелось пережить. Но сейчас стало ясно, что шляпница не испытывала к ней ничего, кроме отвращения.

— Я не прошу вас обманывать. Я работала у вас, и мне кажется, не важно, под каким именем вы меня знаете, — продолжала уговаривать Бэлль.

— Для меня это имеет огромное значение! — отрезала пожилая дама. — Никто не называется чужим именем, если не замышляет ничего дурного.

— Но я уже объяснила вам, почему мистер Рейс заставил меня назваться чужим именем и как я оказалась в Новом Орлеане. Неужели вы полагаете, что я недостаточно настрадалась? Если бы подобное случилось с вами, неужели вам не захотелось бы выпутаться из сложившейся ситуации во что бы то ни стало?

— Я не верю, что у вас не было выбора. Мне кажется, вы сбились с истинного пути, а потом сочинили сказочку, чтобы сделать из себя жертву, — сухо произнесла мисс Фрэнк. Ее маленькое личико стало суровым. На нем отразилось негодование. — И еще я не верю, что этот мужчина, который вас содержал, скончался от естественных причин. Только не теперь, когда ваш синий подбородок свидетельствует о том, что вы дрались! Но даже если оставить без внимания эту сторону дела, что станет с моим магазинчиком, если покупатели узнают, кто вы? Они и шагу не ступят в мой магазин! Не говоря уже о том, что никто не примерит ни одной шляпки, к которой вы прикасались.

Бэлль чувствовала себя так, как будто ее ударили под дых. Она не подумала о том, что ей могут не поверить, и меньше всего ожидала, что мисс Фрэнк увидит в ней только проститутку, от которой нужно держаться подальше, как от прокаженной.

— От меня они ничего не подцепят! — выпалила Бэлль. — Хотя могут заразиться от собственных мужей, большинство которых, держу пари, регулярно посещают Район.

Ошеломленная мисс Фрэнк ловила воздух ртом.

— Как вы смеете клеветать!

Бэлль тут же поняла, что сваляла дурака, когда понадеялась, что эта маленькая старая дева сможет понять, через что ей довелось пройти, и посочувствовать. Общество, в котором росла мисс Фрэнк, было столь консервативным, что такие женщины, как она, ничего не знали о собственном теле. Даже если бы Бэлль призналась, что всего лишь целовалась с мужчиной, мисс Фрэнк скорее всего потянулась бы за нюхательной солью.

Но Бэлль не собиралась вымаливать у нее прощения за то, в чем не было ее вины. И рыдать она тоже не собиралась. Она не намерена была позволять этой глупой старухе прятаться за своими старомодными, чопорными взглядами.

— Это истинная правда, — упрямо повторила Бэлль. — Почему люди считают проституток людьми третьего сорта? Если бы не мужчины, проституции не было бы! И я могу заверить вас, что услугами проституток неизменно пользуются так называемые «достопочтенные» женатые мужчины. Если бы их жены выполняли свои супружеские обязанности, к публичным девкам никто бы не обращался. Поэтому вашим оскорбленным покупательницам следует посмотреть на себя, прежде чем тыкать пальцем в меня.

— Никогда не слышала ничего более гадкого! — Мисс Фрэнк по-прежнему ловила воздух ртом. Ее лицо побагровело.

— Гадкого! Сейчас я скажу вам, что гадко, — злобно произнесла Бэлль. — Гадко, что я работала у вас каждый день и вы делали вид, что я вам нравлюсь. Однако когда я рассказала вам правду о том, как я здесь оказалась, вы отвернулись от меня. Я считала вас доброй женщиной. Я действительно верила, что вы мне поможете.

— Я хочу, чтобы вы немедленно покинули мой магазин! — визгливым голосом воскликнула мисс Фрэнк. — Уходите сейчас же, маленькая проститутка!

Бэлль знала, что должна уйти; никакие слова не смогут разрушить предрассудки этой женщины.

— Отлично, я уйду, — произнесла Бэлль, бросаясь к рабочей скамье и хватая небольшую горку шляпок, сделанных по ее эскизам. — Но эти шляпки вы не сможете продать. Я схожу в «Анжелику» и сообщу, что последний заказ разработала и сделала проститутка. Вероятно, если хозяйки магазина похожи на вас, они захотят все вам вернуть!

Лицо мисс Фрэнк сморщилось, и на долю секунды Бэлль пожалела о сказанном. Но она была слишком обижена, чтобы отступать; до недавнего времени девушка искренне верила, что симпатия, которую она чувствовала к этой женщине, взаимна.

— Мне семнадцать. Я прошла через ад. Меня выкрали из дома и увезли за несколько тысяч километров. Я не имею ни малейшего понятия, когда вернусь на родину, — с яростью бросила она, размахивая стопкой шляпок. — Робкая надежда на то, что мне удастся обрести почву под ногами, умерла вчера с мистером Рейсом, но я полагала, что у меня есть по крайней мере один настоящий друг, который выслушает меня и посоветует, что мне делать, а не станет осуждать. Какой же дурой я была!

Бэлль испытала небольшое облегчение, когда увидела краску стыда на лице старушки, но тут же отвернулась и вышла из магазина.

Заливаясь слезами, Бэлль вернулась домой. Выбора у нее не оставалось — придется покинуть Новый Орлеан. По всему выходило, что история была слишком скандальная, и Бэлль понимала: мисс Фрэнк не сможет сохранить все в тайне. Бэлль не сомневалась: она не успеет и глазом моргнуть, как история дойдет до Марты и та приедет за ней.

И еще нельзя было забывать о полиции. Полицейские наверняка снова придут к ней и станут задавать вопросы, особенно если найдут что-нибудь необычное у Фальдо во время вскрытия. Как только они узнают о ее прошлом, они могут даже обвинить ее в его смерти. И что еще страшнее, люди, которые стоят за продажей женщин, могут захотеть, чтобы она замолчала навечно.

Бэлль испугалась. Если она отправится на вокзал, один из прихвостней Марты может предупредить мадам, и за Бэлль придут. Лучше всего, наверное, плыть морем, но она понятия не имела, как попасть на корабль.

Собирая вещи, Бэлль подумала: она всегда знала, что этот день настанет, потому и купила чемодан. Но девушка продолжала всхлипывать, потому что не ожидала, что это случится при подобных обстоятельствах. Она с такой любовью выбирала предметы обстановки, ей было больно все это бросать. Синий веер, украшенный золотыми херувимами, который висел над кроватью, она могла прихватить с собой, потому что он складывался и не занимал много места, но взять картину, на которой был изображен экзотический пляж, она не могла — полотно было слишком большим. Много часов Бэлль провела, представляя, что живет на таком пляже в небольшой хижине с соломенной крышей. Рядом раскачиваются пальмы, а вокруг белый песок и лазурное море. Она мечтала о мужчине, похожем на Этьена, который заботился бы о ней. Но и картина, и красивый красный ковер возле камина в гостиной, и все милые безделушки, которые она покупала, должны остаться здесь.

Сейчас у нее было больше одежды, чем в тот день, когда она приехала сюда, — четыре платья, многочисленные нижние юбки, рубашки, чулки, панталоны и туфли, — но не было теплого пальто. Старая шуба, в которую ее нарядили во Франции, осталась на корабле, на котором Бэлль приехала в Новый Орлеан. Несмотря на здешний мягкий климат, Бэлль знала: как только она подъедет ближе к Нью-Йорку, станет значительно холоднее.

Через час Бэлль уже шагала по Канал-стрит. Ее рука болела от тяжелого чемодана, а ведь девушка преодолела совсем небольшое расстояние. Уходя, она положила ключи от дома в почтовый ящик, предположив, что хозяин объявится, как только ему сообщат о смерти Фальдо.

Подозвав карету, Бэлль попросила отвезти ее к магазину Альдерсона, подождать, пока она совершит покупки, а потом доставить ее на пристань.

Бэлль испытала легкие угрызения совести, когда купила дорогое серое пальто с черным мутоновым воротником и манжетами, а к нему — черную мутоновую шапку и темно-синее шерстяное платье и записала расходы на счет мистера Рейса. Но она напомнила себе, что до сегодняшнего дня всегда была бережлива, и в любом случае он остался ей должен за синяк на подбородке и за то, что так подло обошелся с ней перед смертью.

Часам к четырем Бэлль готова была расплакаться, поскольку не смогла купить билет на корабль. Из разговоров с посредниками она поняла одно: большинство кораблей были торговыми судами, которые не брали пассажиров, а на тех кораблях, куда пассажиров брали, хотели посмотреть ее документы, прежде чем продать ей билет.

Порт напоминал вонючий, душный, осипший улей. Огромные мужчины потели, разгружая и загружая суда, что-то кричали друг другу, когда опускали или поднимали громадные деревянные ящики. Другие катили бочки по наклонной доске, потом по булыжной мостовой к ожидающей подводе.

Груженые телеги и тачки, которые тянули усталые старые лошади, громыхали, проезжая через толпу. На кораблях перевозили даже скот: коров, лошадей, коз. В какой-то момент пара молодых бычков взбрыкнула, растолкала моряков, портовых грузчиков и остальных людей на причале. На Бэлль постоянно глядели, ее толкали. Девушке докучали попрошайки, а юная негритянка в лохмотьях даже попыталась сорвать у нее с головы шляпку.

Бэлль было очень жарко. Она устала, и ей было страшно. Ее тысячи раз предупреждали, что Новый Орлеан — опасный город, но только сегодня в порту она осознала насколько. Повсюду бегали стайки грязных полуголых пяти-шестилетних детей со спутанными волосами. Малыши высматривали, что бы стащить. Бэлль увидела самых низкосортных проституток, которые вываливали свою грудь на всеобщее обозрение и зазывали мужчин при свете дня. Увидела бесчисленное множество пьяных и наркоманов — по их желтоватым, вытянутым лицам с уверенностью можно было сказать, что они пристрастились к опию. Бэлль слышала столько слов на разных языках, видела представителей всевозможных национальностей: от китайцев до коренных индейцев. И, несмотря на то что она с первого дня в Новом Орлеане знала, что этот город стал домом для представителей всех рас и вероисповеданий, до сегодняшнего дня ей не доводилось лицом к лицу сталкиваться с теми, кто живет на самом дне.

Перед тем как выйти из дома, Бэлль предусмотрительно засунула бóльшую часть денег в кошелек, надежно прикрепленный к поясу юбки, но, глядя на окружающих, понимала: все, что у нее есть — одежда, туфли, даже чемодан — желанная добыча для воров. Она ни на секунду не расслаблялась и не позволяла себе отвлечься. Но время шло, и Бэлль становилось все тревожнее, ведь если до наступления ночи она не сядет на корабль, ей придется искать ночлег. Ей было страшно даже представить себе, какой ночлег она сможет найти в подобном месте.

— Эй, мисс, сегодня вечером во Францию отчаливает «Служанка из Кентукки».

Бэлль удивилась, когда к ней обратился паренек. Он до боли напомнил ей Джимми из Лондона — такие же рыжие волосы и веснушки.

— Он берет пассажиров? — спросила она.

Парнишка махнул рукой, указывая куда-то вдоль причала.

— Это не пассажирский корабль, — сказал он. — Но я знаю капитана. Думаю, он вас возьмет.

— А ты кто? — строго спросила Бэлль, поскольку раньше никогда не встречала этого парнишку и удивилась, что он знает, куда ей нужно.

— Меня зовут Эйбл Густанг, помогаю тут, в порту. Я слышал ваш разговор с одним из посредников и подумал, что вы отчаянно хотите отсюда убраться. Бежите?

— Нет конечно, — ответила Бэлль и едва не засмеялась — настолько разительным было сходство с Джимми. Она тут же почувствовала, что может доверять этому пареньку. Эйбл был худощав и бос, его рваные штаны были обрезаны до середины икр. Бэлль решила, что ему не больше двенадцати. — Я приехала в Америку без документов и очень хочу вернуться домой, — объяснила она.

— Вы работали проституткой? У них часто нет документов, — сказал парнишка.

— Нет, — ответила Бэлль, но не была уверена в том, что в ее голосе прозвучало праведное негодование.

— Что ж, подозреваю, что сюда вас в любом случае привез мужчина, — продолжал Эйбл, прищурившись, потому что солнце светило ему прямо в глаза. — Так обычно бывает с красивыми девушками.

Бэлль улыбнулась.

— Ты напоминаешь мне одного моего знакомого. Но я сильнее, чем кажусь на первый взгляд, поэтому даже не пытайся провести меня. Если устроишь меня на корабль, получишь награду.

— Десять долларов? — уточнил Эйбл.

— Это честная сделка. Если только корабль пригоден для плаванья и мне не придется спать в трюме или с капитаном.

Эйбл улыбнулся. Во рту у него недоставало нескольких зубов.

— Он может вести себя как настоящий джентльмен. Я однажды работал у него, он неплохой мужик.

«Служанка из Кентукки» оказался внушительным пароходом, но когда Бэлль подошла поближе, ее сердце ухнуло вниз, поскольку судно было ржавым и заброшенным, и девушка засомневалась, что оно сможет обеспечить ей хотя бы часть того комфорта, которым она располагала, плывя на пассажирском корабле в Новый Орлеан. Однако «Служанка из Кентукки» направлялась в Марсель, а это гораздо ближе к Англии, чем Нью-Йорк. И в любом случае было уже слишком поздно отступать.

— Постойте здесь минутку, я поговорю с капитаном, — сказал Эйбл. — Не убегайте, ладно?

Бэлль заверила его, что с места не сойдет, и стала глядеть в спину парнишке, шагавшему по трапу с уверенностью взрослого человека.

Прошло минут десять. С каждой минутой Бэлль волновалась все сильнее. Внезапно Эйбл появился на причале в сопровождении невысокого полного человека, одетого в темный пиджак с золотым позументом и фуражку. Мужчина смотрел на Бэлль. Эйбл что-то взволнованно говорил, размахивал руками, как будто в чем-то убеждал его.

Парнишка сбежал по трапу к Бэлль.

— Капитан боится, что от вас будут одни неприятности, — признался он. — Он не любит перевозить девушек без сопровождения, потому что они часто страдают морской болезнью и требуют внимания. Но если вам удастся убедить его, что вы не такая, и, возможно, даже внушить ему мысль о том, что вы можете быть полезны во время плавания, думаю, он согласится.

Поднимаясь по трапу к капитану Роллинзу, Бэлль собиралась с духом. Она понимала, что должна быть осторожной. Если она будет слишком услужливой, капитан решит, что сможет спать с ней всю дорогу до Франции, а если будет слишком холодна, он найдет причину ей отказать.

Бэлль одарила Роллинза своей самой широкой улыбкой и протянула руку для рукопожатия.

— Рада с вами познакомиться, капитан. Я очень благодарна вам за то, что вы согласились взять меня на борт.

— Я еще ничего не решил, — буркнул Роллинз. У него были такие темные глаза, что создавалось впечатление, будто в них вообще нет зрачков. Несмотря на небольшой рост и полноту, он был довольно симпатичным — чистая, покрытая золотистым загаром кожа, четко очерченные черты лица. — Я должен быть уверен в том, что вы не станете для меня обузой.

— Я могу не выходить из своей каюты, если вам так удобнее, — сказала Бэлль. — Или же могу помогать с приготовлением еды. Я хорошо переношу качку; по дороге в Америку все пассажиры, кроме меня, страдали от морской болезни.

— Почему у вас нет документов? — напрямик спросил Роллинз.

— Потому что меня похитили в Лондоне, — призналась Бэлль. — Я стала свидетельницей убийства, и преступник выкрал меня, чтобы заставить замолчать.

— Было слишком рискованно везти вас так далеко, — улыбнулся капитан.

— Он заработал кучу денег, когда продал меня, — ответила Бэлль. — И теперь я хочу вернуться домой и призвать его к ответу. Пожалуйста, скажите мне, сколько будет стоить дорога до Франции.

— Двести долларов, — ответил капитан.

Бэлль закатила глаза.

— В таком случае мне придется поискать другой корабль. У меня нет таких денег.

— Уверен, мы могли бы договориться, — заверил ее Роллинз.

Услышав тон, которым были произнесены эти слова, Бэлль напряглась. Она отлично понимала, что он имеет в виду.

— Нет, давайте договоримся об оплате здесь и сейчас, — сказала она. — Семьдесят долларов!

Капитан фыркнул и поджал губы, не глядя на нее.

— Я с трудом наскребу восемьдесят, но больше заплатить не смогу. Пожалуйста, капитан Роллинз, возьмите меня на корабль! — взмолилась Бэлль. — Обещаю, я буду вам полезна.

Он опять взглянул на нее и медленно покачал головой. Но потом неожиданно улыбнулся.

— Хорошо, я отвезу вас в Марсель за восемьдесят долларов, но если вас укачает, помощи не ждите.

Через двадцать минут, отдав деньги Роллинзу и попрощавшись с Эйблом, Бэлль уже сидела в каюте. Помещение было настолько маленьким, что девушка едва смогла протиснуться между койками и стеной с иллюминатором. Она не могла представить себе, что каюту придется с кем-то делить.

Капитан Роллинз велел ей оставаться в каюте до тех пор, пока они не отчалят. На самом деле Бэлль прекрасно поняла, что он имел в виду: ей следует оставаться в каюте, пока он не разрешит ей выйти. Но девушка не возражала. Она так устала, почти не сомкнула глаз минувшей ночью и была готова спать сутки напролет.

Капитан сообщил ей, что на борту, кроме нее, еще двое пассажиров — Арно Жермен, француз, и его жена Аврил, американка. Они возвращались домой, во Францию, где жила его семья. Бэлль видела эту пару лишь мельком; Аврил было около тридцати пяти лет, ее муж был лет на десять старше. Но даже несмотря на то, что, скорее всего, они не захотят с ней общаться, Бэлль обрадовалась, что на борту есть по крайней мере еще одна женщина. Когда капитан Роллинз провожал ее в каюту, на нее жадно таращились несколько членов команды. Все выглядели неопрятными, у всех были дикие, горящие глаза. Бэлль решила запирать дверь каюты.

На третий день на борту Бэлль привыкла к определенному режиму и обнаружила, что команда матросов, показавшаяся ей подозрительной, состояла из представителей разных национальностей. Половина матросов была неграми, остальные были каджунами, мексиканцами, китайцами, ирландцами, бразильцами, а кок был итальянцем. Пока что матросы держались с ней на удивление почтительно, вероятно, потому что капитан им это приказал.

После завтрака Бэлль около часа прогуливалась по палубе, потом брала кофе на камбузе, относила его капитану Роллинзу и спрашивала, нет ли для нее каких-нибудь поручений. Пока он редко о чем-либо ее просил. Создавалось впечатление, что он с трудом находил для нее задания. Бэлль пришивала пуговицы к его рубашке, убирала в каюте. Еще она помогала Джирно, корабельному коку, готовить овощи на обед, но больше на камбузе ей работы не давали. Разговоры с капитаном заполняли часть дня. Девушка чувствовала, что ему нравится ее компания.

Днем она чаще всего сидела в небольшом неопрятном помещении, которое называли кают-компанией, и читала. На корабле были сотни книг: на полках, в коробках и даже в стопках на полу, которые грозили вот-вот завалиться. В этом же помещении Бэлль, супруги Жермен и пятеро старших офицеров ели. Несмотря на тесноту и запущенность, здесь было по-домашнему уютно.

Арно Жермен демонстративно игнорировал Бэлль, и девушка догадывалась, что он знает о ее прошлом. Его жена Аврил поглядывала на нее с любопытством, но, похоже, ей явно было запрещено с ней разговаривать. Бэлль была этому только рада, поскольку не хотела отвечать на вопросы.

Капитан Роллинз пользовался правом задавать вопросы. Он явно благоволил к Бэлль. Его темные глаза блестели, когда он глядел на нее. Во время утренних бесед Бэлль рассказала ему о себе больше, чем намеревалась, но даже когда она призналась, что работала в борделе у Марты, лицо Роллинза по-прежнему оставалось спокойным. Он почти не удивился услышанному, и Бэлль поняла: даже если ей придется открыть ему всю правду, он примет ее как ни в чем не бывало.

Корабль должен был причалить у Бермудских островов, пополнить запасы пресной воды, а потом пересечь Антлантику, зайти на Мадейру и наконец пришвартоваться в Марселе.

В тот вечер, когда корабль должен был пристать у Бермудских островов, капитан велел Бэлль не покидать каюту.

— Власти тут не дремлют, — объяснил он. — И в этом нет ничего удивительного, они же англичане, — добавил Роллинз с кривой улыбкой. — Тебе может показаться, что они сочувствуют твоему положению, но это не так. Они просто отошлют тебя назад в Новый Орлеан, а меня отдадут под суд. Поэтому сиди в каюте и не высовывайся.

Когда судно стояло на якоре, в каюте было душно и жарко. Бэлль знала, что на Бермудских островах такие же пляжи, как тот, что изображен на оставленной в Новом Орлеане картине. Она так мечтала их увидеть! Девушка разделась до сорочки, легла на койку у открытого иллюминатора и стала прислушиваться к звукам тропического острова. Где-то вдалеке играли на железном барабане. Бэлль слышала женские крики, очень похожие на вопли уличных торговцев в Лондоне. Из иллюминатора гавань разглядеть было невозможно, но когда корабль пришвартовался, Бэлль увидела темнокожих женщин с лоснящимися лицами, в ярких платьях, с корзинами фруктов на голове. Она рассмотрела также пухленьких голых темнокожих ребятишек, прыгающих с причала, и мужчин в длинных лодках, похожих на шлюпки, вырезанных из ствола дерева. Мужчины забрасывали рыболовные сети в лазурную воду.

Вся команда радовалась остановке на Бермудах. Второй помощник капитана, лейтенант Грегсон, заметил, что все матросы будут пьяны в стельку через час после того, как окажутся на берегу. Он сказал Бэлль, что именно здесь моряки частенько отстают от судна, иногда намеренно, но чаще всего потому, что напиваются настолько, что уже не в состоянии вернуться на корабль. Грегсон пожаловался на то, что собирать команду в конце вечера входит в его обязанности, а это означает, что он должен оставаться трезвым.

Как только все сошли на берег и на корабле наступила тишина, Бэлль стало грустно и одиноко. Она попыталась заснуть, чтобы время до отхода пролетело быстрее, но внезапно ее охватила тревога. Она продолжала размышлять о том, что, когда доберется до Франции, настанет Рождество, и вскоре после этого исполнится два года с тех пор, как убили Милли. Еще два года назад она понятия не имела, что такое бордель. Трудно было поверить в то, что она была такой наивной, но, видимо, Мог с мамой пригрозили девушкам, что те окажутся на улице, если станут обсуждать с Бэлль то, что происходит наверху.

Как все изменилось с тех пор! Она проехала тысячи километров, из невинной девушки превратилась в шлюху, из ребенка в женщину. Теперь Бэлль уже не думала, что может узнать о мужчинах что-то новое; все романтические мысли об ухаживании, любви и браке испарились.

Одним из излюбленных занятий Бэлль на корабле было изучать команду и представлять каждого матроса у Марты. Лейтенант Грегсон, второй помощник капитана, был самым молодым офицером и был не женат. Белокурый, голубоглазый, он походил на героя любовных романов; Бэлль решила, что он из тех, кто напивается до беспомощного состояния, а когда наконец-то поднимается наверх с одной из девушек, тут же отключается.

Лейтенант Эттли, первый помощник капитана, сорокалетний женатый мужчина из Сен-Лу, считал себя Дон Жуаном. Бэлль решила, что он похож на горностая: худощавый, но высокий, с пронзительными темными глазами, которые шарили по комнате, боясь упустить даже мелочь. Бэлль подозревала, что он из разряда чрезмерно любопытных мужчин, из тех, которые больше возбуждаются, когда подсматривают за тем, как занимаются сексом другие, чем когда занимаются им сами.

Капитана Роллинза понять было сложнее. Он был хорошим семьянином — на письменном столе у него стояла фотография жены и троих детей, и он рассказывал о своей семье с большой теплотой. Однако Бэлль чувствовала, что он не безгрешен; когда она призналась, что работала у Марты, стало очевидно, что Роллинз бывал в подобных заведениях. Бэлль чувствовала, что он обязательно воспользуется ситуацией: сам навязываться не станет, но будет заманивать женщину в сети, из которых ей сложно будет выбраться. Бэлль подозревала, что капитан страстный человек, умелый и щедрый любовник.

При мысли об этом девушка улыбнулась. Он может быть ей полезен, когда они приплывут в Марсель.

Бэлль протянула Аврил Жермен миску и вытерла ей лоб влажной фланелевой салфеткой, искреннее сочувствуя женщине. Она вспомнила, как плохо было Этьену во время морской болезни. Аврил стенала, что вот-вот умрет, и Бэлль чувствовала себя обязанной ей помочь. Когда женщину опять вырвало, ее лицо стало таким же зеленым, как грубое одеяло, в которое замотала ее Бэлль, после того как помогла убрать грязные простыни с койки.

— Вы не умрете, — твердо сказала Бэлль, забирая у Аврил миску и выливая ее содержимое в помойное ведро. Затем она ополоснула миску водой и передала ее назад на случай, если женщине опять будет плохо. — Через пару часов шторм утихнет, и вам станет лучше.

Аврил была невысокой привлекательной женщиной со светлыми вьющимися волосами, голубыми глазами и нежным личиком. Одежда на ней была дорогая и красивая. Аврил напоминала Бэлль фарфоровую куколку, изображенную в книжке, которую ей в детстве подарила Мог. Кукла считала себя королевой детской комнаты, потому что была очень хорошенькой и хозяйка любила ей играть. Фарфоровая гордячка отвратительно обращалась с остальными игрушками, потому что считала, что они намного ниже ее по положению. Аврил очень походила на эту куклу.

— Почему вы так любезны со мной? — слабым голосом спросила она. — Я вела себя с вами просто отвратительно.

Бэлль улыбнулась. В начале пути семья Жермен не обращала на нее никакого внимания, но с тех пор как корабль отчалил от Бермудских островов, они стали вести себя еще хуже. Они не только не позволяли ей участвовать в общем разговоре, но и стали делать колкие замечания в ее адрес. Очевидно, супруги Жермен получили подтверждение того, что Бэлль шлюха, и чувствовали себя оскорбленными тем, что вынуждены сидеть с ней за одним столом.

Бэлль так и подмывало послать Арно Жермена к черту, когда он стал умолять помочь его жене, но девушка не могла отмахнуться от страданий другого человека.

— Даже у проституток есть сердце, — ответила она, протягивая руку, чтобы взять чистую простыню. — На самом деле многие из нас намного великодушнее, чем обычные люди. Но я не понимаю, почему вас с мужем так злит мое присутствие. Насколько я понимаю, вы зарабатываете тем, что поставляете в публичные дома спиртное!

Капитан Роллинз как-то проговорился об этом. Бэлль подозревала, что это произошло не случайно: он надеялся, что она сможет использовать эту информацию в своих целях.

Аврил опять вырвало. Бэлль бросилась перестилать ее постель, убрала ей волосы со лба и положила на него влажную тряпку. А потом, когда Аврил перестало тошнить, Бэлль умыла ее и дала ей попить.

— Ты права, — сказала Аврил слабым голосом, опираясь на стену. — Так мы зарабатываем себе на жизнь. Но я предпочитаю об этом не думать.

Бэлль не видела смысла в том, чтобы развивать эту тему — в конце концов, Аврил было очень плохо. Фарфоровая кукла из книжки тоже страдала: она упала с полки, ее лицо треснуло, и после этого с ней никто не хотел играть.

— Что ж, по крайней мере, у вас хватило духу в этом признаться, — заметила Бэлль. — А сейчас давайте умоемся и наденем чистую ночную рубашку — и вам станет намного лучше.

Через час она покинула каюту Жерменов, забрав грязные простыни и рубашку. Бэлль радовалась тому, что Аврил стало немного легче. После того как ее помыли и уложили на чистые простыни, она тут же уснула и ее лицо было уже не таким зеленым.

Бэлль стирала в раковине белье, когда в прачечную заглянул капитан Роллинз.

— Как продвигается твоя миссия милосердия? — спросил он. В глазах у него блеснул озорной огонек.

— Милосердно быстро, — ответила Бэлль и засмеялась. — Миссис Жермен уже немного лучше.

Она засунула край простыни между валиками катка для сушки белья и стала поворачивать ручку, наблюдая за тем, как отжимается вода.

— Из вас вышла бы хорошая сиделка, — заметил капитан Роллинз. — Я только что встретил господина Жермена, он чрезвычайно тронут вашей заботой о его жене.

Бэлль пожала плечами.

— Проститутка и сиделка — очень похожие профессии, только удовлетворяют они разные потребности.

— Вы могли бы выше держать голову, если бы стали сиделкой, — сказал Роллинз.

Бэлль подняла глаза на капитана и поймала на себе его задумчивый взгляд.

— Я бы держала голову выше, если бы у меня был собственный дом, экипаж и красивая одежда, — парировала она. — Сиделкам мало платят.

— Следовательно, вы будете продолжать зарабатывать деньги уже известным вам способом, когда вернетесь в Англию?

Бэлль этот вопрос показался странным.

— Разумеется нет, если у меня будет выбор, — ответила она, тряхнув головой. — Я хочу открыть свой шляпный магазин. Над ним будет несколько комнат, где я буду жить и устрою мастерскую. Но у меня осталось слишком мало денег, а от Марселя до Лондона путь неблизкий. Поэтому, если у вас есть идеи, как мне заработать деньги, не продавая себя, я охотно вас выслушаю.

— Мне грустно слышать от вас такие речи, — ответил Роллинз негромко. В его голосе прозвучала укоризна.

Бэлль положила отжатую простыню и шагнула ближе к капитану. Большим и указательным пальцами она ущипнула его за щеку.

— Как я уже сказала, покажите мне иной путь, и я с радостью по нему последую. Но не стоит беспокоиться обо мне, капитан; как говорят в Новом Орлеане, я крепкий орешек.

Тем же вечером в девять часов Арно Жермен подошел к капитанскому мостику, чтобы поговорить с капитаном Роллинзом.

— Добрый вечер, сэр, — приветствовал Роллинз пассажира. — Как ваша жена? Море немного успокоилось.

Шторм стих часов в шесть, и, несмотря на то что море до сих пор волновалось, судно перестало раскачивать на волнах.

— Ей намного лучше, — ответил Арно по-английски с сильным акцентом. — За это стоит благодарить мисс Купер.

— Я слышал об этом, — признался капитан. — А я-то едва не отказался брать ее на борт, потому что полагал, что это она заболеет и потребует к себе внимания.

— Мне очень стыдно за то, как я с ней обошелся. Моя жена уверяет, что эта девушка спасла ей жизнь.

Капитан Роллинз улыбнулся. Он представить себе не мог, что этот дерзкий маленький французишка способен смущаться.

— В таком случае вы должны отблагодарить ее, — посоветовал он. — Я случайно узнал, что ей не хватает денег на дорогу до Англии.

— М-м-м… возможно, — пробормотал Арно. — Но скажите, капитан, вы не находите, что в этой девушке есть некая загадка?

— Вы имеете в виду, что она молода и красива, но в то же время очень добра?

Арно кивнул.

— К тому же она обладает удивительным даром — не боится посмеяться над собой. Эти понимающие взгляды, умение отвечать на колкости… Мне кажется, в душе она смеется над нами. Она сказала моей жене, что мы зарабатываем деньги, продавая спиртное в публичные дома, следовательно, мы не лучше, чем она!

Капитан Роллинз усмехнулся.

— Если бы она заявила подобное в кают-компании, когда ваша жена чувствовала себя хорошо, представляю, какая бы буря поднялась.

— Это уж точно. Но я не разделяю вашего веселья. Теперь я боюсь, что эта девушка попытается заручиться расположением моей супруги и нам придется пригласить ее в наш дом во Францию.

— Не думаю, что она на такое способна, — хмыкнул капитан Роллинз. — По-моему, вы судите по себе.

Арно раздулся от негодования.

— Ну, знаете ли, сэр! Это было очень грубо с вашей стороны! — пропыхтел он.

Чуть позже капитан передал штурвал первому помощнику и спустился в свою каюту, чтобы сделать записи в судовом журнале. Но поймал себя на том, что просто сидит и смотрит в пустоту, размышляя над тем, что Арно Жермен сказал о Бэлль.

В ней действительно была какая-то загадка. Она дерзкая, откровенная и смелая. Не многие молодые женщины в ее положении отважились бы плыть во Францию на грузовом судне. Но больше всего в Бэлль Роллинзу нравилось то, что она не стыдилась своей профессии. Создавалось впечатление, что она раз и навсегда решила: несмотря на то что не она выбрала себе это ремесло, она добьется успеха на этом поприще. И он не сомневался в том, что она преуспела — с ее-то ошеломляющей внешностью!

Роллинз возжелал ее, как только увидел, но Бэлль недвусмысленно дала ему понять, что не потерпит посягательств с его стороны. Он понял, что она очень честна, и к тому же ему нравилось ее чувство юмора. У капитана вновь вызвало улыбку воспоминание о том, что Бэлль поставила Аврил Жермен на место, напомнив ей о том, что ее муж зарабатывает на жизнь, поставляя спиртное в бордели. Роллинза позабавил рассказ девушки о том, как она решилась стать содержанкой одного железнодорожного чиновника, который разочаровал ее как любовник.

Капитан Роллинз часто встречал мужчин, которые трясутся над своими красивыми женами или любовницами, как скряга трясется над золотом, никогда не позволяют им сиять на публике и на каждом шагу пытаются умалить их ценность. Скорее всего, они чувствуют себя недостойными такого богатства или боятся, что кто-то другой может его украсть. Сам Роллинз не мог представить, чтобы он так себя вел — если бы Бэлль была его любовницей, он бы выставлял ее напоказ, водил повсюду, чтобы окружающие мужчины ему завидовали. Какой прок владеть сокровищем, если не имеешь возможности им похвастаться?

Но его немного беспокоил нездоровый интерес Жермена к Бэлль. И, несмотря на то что француз утверждал, будто не хочет в дальнейшем иметь с ней дела, у Роллинза появилось смутное опасение, что единственная цель, с которой этот человек приходил на капитанский мостик — попытаться выведать что-нибудь о Бэлль. Похоже, у Арно были на нее какие-то виды.

Капитан размышлял над тем, стоит ли предупредить девушку о том, чтобы она не принимала никаких предложений от этой пары. Но если он это сделает, она может разозлиться и выказать Жерменам свое негодование. Как ни печально, но это будет означать, что в следующий раз Арно зафрахтует другое судно, которое будет перевозить его вино в Новый Орлеан. Поэтому лучше всего положиться на проницательность Бэлль и промолчать.