Куколка

Глава пятая

— Ты где была? — возмущенно поинтересовалась Мог, когда Бэлль вошла в кухню, попрощавшись с Джимми. — Ты должна спрашивать у меня разрешения, прежде чем куда-то ходить одной.

— Прости, — ответила девочка. — Мне захотелось подышать свежим воздухом.

— Тебе повезло, что твоя мама еще не проснулась, — сказала Мог. — Мне через минуту нужно уходить, чтобы распорядиться о похоронах Милли. Пилеры[2] заявили, что им не удалось выяснить, где живут ее родные, но, как по мне, они даже не пытались это сделать.

— Чем я могу помочь? — спросила Бэлль.

Было видно, что Мог взвинчена до предела.

— Ничем, мое золотце. Это наша с Энни забота. Мы не хотим, чтобы кто-то путался у нас под ногами.

— Родные Милли узнают, кем стала их дочь? — поинтересовалась Бэлль.

Ей стало грустно оттого, что такую живую, веселую девушку хоронят почти тайно.

— Знаешь, им было известно, где живет Милли, — неодобрительно хмыкнув, ответила Мог. — Но они ни разу даже строчки ей не написали. Как по мне, им на нее наплевать.

Бэлль была вынуждена с этим согласиться.

— А когда похороны? — спросила она.

— В пятницу в четыре, — сообщила Мог. — Отпевание состоится в церкви Святой Троицы. Потом мы с девушками выпьем чая — помянем Молли. Ничего помпезного. Я испеку пироги и приготовлю бутерброды. Это все, что мы можем для нее сделать.

Бэлль подумала, что неожиданно повзрослела, став свидетельницей убийства. Она чувствовала, что Мог держит скорбь о Милли в себе, потому что все ждали от нее стойкости в любых жизненных испытаниях. Бэлль привыкла считать Мог старухой, но на самом деле она была всего на десять лет старше убитой девушки. Бóльшую часть жизни Мог провела в этом борделе, редко куда-то выходила, всегда была под рукой, и чаще всего ее помощь недооценивали.

Девочка подошла к Мог и крепко-крепко ее обняла.

— С чего бы это? — грубовато удивилась та.

— Потому что ты особенная! — ответила Бэлль.

— Отцепись! — отрезала Мог, но по напускной грубости, с которой она оттолкнула Бэлль, по ее дрожащему голосу было заметно, насколько она тронута.

В пятницу в половине четвертого Мог и Энни в черных одеждах и шляпках с вуалями направились в похоронное бюро на Энделл-стрит. Тело Милли привезли сюда после вскрытия.

Две женщины следовали чуть позади запряженного лошадью катафалка до церковного кладбища, где должны были захоронить тело. Утром у Джейкс-Корт оставили два венка и несколько букетов цветов. В них не было карточек, но Мог решила, что они, скорее всего, от поклонников погибшей девушки. Энни купила сосновый венок с восковыми красными розами — она сказала, что он пролежит дольше, чем венок из живых цветов. Она все утро нервничала, и Мог объяснила: не стоит этому удивляться, ведь она любила Милли. Бэлль подумала, что, вероятнее всего, мама просто боялась, что похороны привлекут к ней ненужное внимание.

На хозяйстве остались Лили и Салли — старшие из девушек. Мог велела им в половине пятого поставить чайник и накрыть в кухне стол для чаепития. Они с Энни вернутся часам к пяти.

Как только Мог с Энни ушли, Бэлль набросила накидку и поспешила на улицу через черный ход. Девушки остались наверху, она слышала, как они кричат друг на друга. Куда-то подевалось ожерелье Долли, и она обвиняла в краже одну из девушек.

После смерти Милли проститутки все время ссорились. Мог объясняла это скукой, но в чем бы ни крылась причина перебранок, Бэлль была по горло сыта скандалами. Она хотела разыскать Джимми.

Она не отважилась отправиться прямиком в «Баранью голову», поэтому стала неспешно прохаживаться неподалеку в надежде, что Джимми ее заметит. Он говорил, что около четырех часто выходит прогуляться, поэтому она перешла дорогу и уставилась на витрину комиссионного магазина, ожидая появления юноши.

Днем немного потеплело, и грязный лед в водосточных канавах быстро таял. Бэлль подождала минут пятнадцать, пока не стемнело, а потом, замерзнув, направилась вдоль по улице к рынку Ковент-Гарден, продолжая высматривать Джимми.

Как обычно, на узких улочках было не протолкнуться. Слух Бэлль резали громкие крики уличных торговцев; звуки, воспроизводимые музыкантами, играющими на аккордеонах, скрипках и даже на ложках; грохот телег по мощеной мостовой. Люди пытались перекричать царивший на улицах шум. Страдал не только слух Бэлль, но и ее обоняние. Запах конского навоза, глазированных яблок, рыбы, гниющих овощей, горячего хлеба и булочек — все это смешалось и повисло в холодном воздухе подобно зловонной, окутавшей все паутине. Девочка удрученно заметила обветшалые здания, давно требующие ремонта, захламленные улицы, мужчин и женщин, находящихся в разной степени опьянения, кишащих повсюду чумазых детей, одетых в какие-то лохмотья. Казалось, единственными светлыми пятнами среди этого убожества были процветающие пивные и ломбарды.

Бэлль казалось странным, что, несмотря на то что она выросла в этом квартале, до настоящего момента она никогда по-настоящему не замечала, насколько здесь все убогое, унылое и разбитое. Вероятно, потому что Бэлль была сама не своя и у нее от шума раскалывалась голова, а от вони сводило желудок, она чувствовала, что в каждой подворотне и во дворе таится опасность. Она зашагала быстрее, желая только одного — поскорее добраться домой.

Уже подходя к Джейкс-Корт, девочка услышала за спиной стук колес подъезжающего экипажа, но даже головы не повернула, поскольку звук был довольно привычным в этих местах. Внезапно она почувствовала, как ее ноги отрываются от земли, как будто кто-то схватил ее сзади. Кто-то вцепился в руки Бэлль и вывернул их за спину. Одновременно ее рот зажала чья-то ладонь, чтобы она не кричала. Бэлль вырывалась, пыталась лягаться, но напавший на нее мужчина был намного крупнее и сильнее ее. Девочку рывком втащили в черный экипаж, который поравнялся с ней и перегородил всю улицу.

Поскольку уже стемнело, а уличные фонари горели очень тускло, и к тому же в экипаже было еще темнее, чем снаружи, Бэлль не сразу поняла, что внутри сидит еще один мужчина. Она осознала это, когда он схватил ее за руки, пока первый нападавший заскакивал внутрь. Один из них постучал по стенке экипажа, чтобы кучер трогал.

Бэлль была напугана, но продолжала громко кричать, пытаясь дотянуться до дверцы экипажа. От сильного удара в висок ее отбросило на сиденье.

— Еще хоть раз пикнешь, и я тебя убью, — произнес знакомый хриплый голос.

Девочка мгновенно поняла, что это убийца Милли. И ни на секунду не усомнилась в том, что он приведет свою угрозу в исполнение, если она его ослушается.

— Мог, куда она подевалась? — раздраженно произнесла Энни.

Они пришли четверть часа назад. Поскольку все девушки уже устроились в кухне и шумно стали расспрашивать о похоронах, она не сразу заметила отсутствие Бэлль. И только разливая вино по маленьким бокалам, увидела, что дочери нет.

— Не знаю. Я думаю, что она просто вышла подышать свежим воздухом, знаешь, как она любит, — ответила Мог. — Бэлль вам что-нибудь говорила? — спросила она у девушек.

— Последний раз мы видели ее перед вашим уходом, — ответила Лили.

Она и еще четверо девушек сидели полураздетые: в поношенных шалях, наброшенных поверх грязных ночных сорочек и панталон. У всех проституток был такой вид, как будто они уже неделю не причесывались. Светлые волосы Лили напоминали воронье гнездо.

От неряшливого вида девушек, от бессмысленного выражения на их лицах Мог просто взбесилась.

— Вы могли хотя бы причесаться, выказать хоть каплю уважения к вашей подруге! — прикрикнула она на них.

— Но бордель ведь сегодня вечером закрыт, — дерзко ответила Лили. — Какой смысл наряжаться, если никто не придет?

— Я надеюсь, что на ваших похоронах хоть кто-то будет скорбеть! — зашипела на них Мог. — И вы могли бы проявить больше участия к Бэлль.

— С ней все будет в порядке, — вступила в разговор Эмми, теребя крысиный хвостик сальных волос и покусывая его кончик. — Что с ней может случиться? Ведь все знают, кто ее мама.

В восемь вечера Энни обратилась в полицию на Боу-стрит. Она сообщила о своих подозрениях в том, что ее дочь, вероятно, украли и, возможно, даже убили. Они с Мог оббежали весь Севен-Дайлс, расспрашивая знакомых, не видели ли они Бэлль. Но, к несчастью, в тот день ее никто не встречал.

Дежурный сержант, крупный мужчина с колючими усами, казалось, счел заявление Энни просто смешным.

— Это маловероятно, мадам, — ответил он. На его губах играла усмешка. — Девушки ее возраста… любят гулять. Возможно, у нее даже есть дружок, о котором вы не знаете.

— Бэлль не ходит гулять, когда стемнеет. Вероятно, вам известно, что в моем борделе несколько дней назад убили девушку? Вполне возможно, что убийца следил за моим домом и украл Бэлль.

— А зачем она ему? Она же не работает у вас? — удивился полицейский. — Вы ведь сами утверждали, что во время убийства она спала и вы никогда по вечерам не позволяли ей подниматься наверх. Возможно, он даже не знает, что у вас есть юная дочь.

— Убийца поступил так, чтобы предупредить меня, — не отступала Энни. — Он дал понять, что может сделать все, что захочет. Этот человек убил одну из моих девочек, украл Бэлль… Что дальше?

Сержант встал из-за стола, потянулся и зевнул.

— Послушайте, мадам, я понимаю, что вы взволнованы, но могу поспорить на что хотите, что она пошла на встречу с парнем и забыла о времени. Ваша дочь боится возвращаться домой, потому что знает, что вы будете злиться. Но она все равно придет, когда замерзнет и проголодается.

— Пожалуйста, приступайте к поискам! — молила Энни. — По крайней мере поспрашивайте, не видел ли ее кто-нибудь.

— Разумно. Если сегодня вечером ваша дочь не придет, завтра мы начнем ее искать, — согласился полицейский. — Но она обязательно вернется, вот увидите!

В одиннадцать часов того же вечера Мог и Энни сидели вдвоем в кухне. Обе были слишком встревожены и не могли заснуть. Уверения полицейского их не успокоили. Обе прекрасно знали, что Бэлль по доброй воле никогда не пропустила бы поминки Милли; по ее мнению, это все равно что выказать безразличие к убитой девушке. Если бы с ней что-то случилось на улице, например, ее сбил экипаж или она заболела, Бэлль обязательно дала бы о себе знать.

— Я не знаю, как мне поступить, — призналась Энни. — Если я скажу полиции, что знаю убийцу, что преступление было совершено на глазах у Бэлль, они подумают, что я как-то с этим связана, и, может быть, даже обвинят меня в том, что я мешаю вести расследование. Однако если я ничего им не скажу, они не станут принимать меня всерьез и не начнут ее искать. Но хуже всего, если я скажу, что это Ястреб, и до него дойдет слух о том, что я опознала его. Он убьет Бэлль, а потом придет за мной.

Мог понимала, что Энни права. Никто в Севен-Дайлс не посмел бы украсть Бэлль. Энни была частью этого сообщества, и какими бы безнравственными ни были их соседи, своих они никогда не грабили и не обижали.

Но этот Кент, или, как его еще называли, Ястреб, понимал, что он на свободе до тех пор, пока Бэлль с матерью держат рот на замке. У него, наверное, повсюду свои люди. Мог могла бы поспорить, что он уже знает: Энни сегодня была на Боу-стрит. Но после того как он хладнокровно задушил Милли, Мог прекрасно понимала, что ему не нужен даже предлог для убийства Бэлль.

— Мне кажется, ты должна рассказать полиции правду, — ответила Мог, взвесив все «за» и «против». — Но в то же время ты должна обратиться за помощью к своим покровителям, чтобы разузнать, куда этот злодей увез Бэлль.

Энни молчала и задумчиво грызла ногти.

— Я боюсь, что он ее продаст, — наконец призналась она.

Мог побледнела. Она отлично понимала, что имела в виду Энни под словом «продаст». В определенных кругах молодые и красивые девственницы могут принести целое состояние.

— Боже мой, только не это! — прошептала Мог и перекрестилась.

Ее глаза наполнились слезами. Она протянула руку и сжала ладонь Энни. Мог знала, что именно так и случилось с ее подругой, когда она была ровесницей Бэлль.

Губы Энни дрожали. Она пожала руку Мог в ответ, пытаясь отмахнуться от ужаса воспоминаний двадцатипятилетней давности.

Это было самое болезненное, омерзительное, унизительное переживание, и даже теперь, после стольких лет, она помнила запах пота своего насильника, пропитанное виски дыхание и боязнь того, что его грузное тело раздавит ее заживо. Энни кричала, ей было очень больно, но он, казалось, получал наслаждение от ее криков, а когда в конце концов все закончилось, осмотрел ее гениталии и с удовлетворением увидел на них кровь.

Тогда Энни была совсем еще ребенком. У нее и груди еще не было — худощавая мальчишеская фигурка!

Теперь Энни знала, что стала одной из тысячи детей, которых похищают на улицах. По всему Лондону владельцы борделей нанимали людей, как правило женщин, похожих на почтенных матерей семейств, чтобы те поставляли им для торговли юных девушек. Чаще всего с девочками обращались так же, как с Энни: держали полуголодными взаперти, чтобы они стали более сговорчивыми. Иногда их даже били, пока они не сломаются.

После изнасилования дети чувствовали себя раздавленными как морально, так и физически. Они продолжали заниматься проституцией, потому что не могли вернуться домой. С Энни получилось именно так. Она знала: если ее мать узнает, что с ней произошло, она этого не переживет. Поэтому Энни навсегда потеряла свою семью; она была уверена: для ее близких будет лучше, если они будут считать, что их дочери на них наплевать, и не узнают, чем она занимается на самом деле.

Через пару лет она набралась храбрости и сбежала из того ужасного борделя. Ей улыбнулась удача, когда она оказалась в относительной безопасности у Графини в Джейкс-Корт. Здесь Энни научилась если не любить, то терпимо относиться к «ремеслу», которым вынуждена была заниматься. Иногда в компании других девушек она даже чувствовала себя счастливой.

Когда бордель Графини перешел к ней, Энни подумывала о том, чтобы продать его, а на вырученные деньги открыть магазинчик в респектабельном районе. Но ничего другого она не умела. А если она начнет новое дело и прогорит, потеряет все деньги? Как тогда им с Бэлль жить?

Энни долго и тщательно взвешивала все «за» и «против» и пришла к выводу: пока у мужчин существует потребность в сексе, всегда найдутся люди, которые будут зарабатывать на этом деньги. Поэтому она приняла решение «остаться в бизнесе», но пообещала себе, что ее бордель станет лучшим. Она будет принимать к себе только опытных девушек, которые хотят работать проститутками, будет хорошо их кормить, следить за их здоровьем и гигиеной, не станет забирать всех заработанных ими денег. Это казалось идеальным компромиссом.

Она никому не предлагала и никогда не предложит ребенка. Мужчины частенько просили ее найти им очень юных девочек, но таким посетителям Энни всегда указывала на дверь, недвусмысленно давая понять, то она думает о подобных пристрастиях.

Сейчас, когда Бэлль пропала и, возможно, находилась на волосок от гибели, Энни поняла, насколько была глупа, раз не предвидела такого развития событий. Как она собиралась обеспечить безопасность Бэлль, живущей в борделе?

— Ты была права, мне следовало отослать ее в закрытую школу, — произнесла Энни срывающимся от переполнявших ее эмоций голосом. — Было глупо держать ее возле своей юбки.

Энни знала, почему не отослала Бэлль — дочь была для нее единственным лучиком света, а точнее смыслом всей ее жизни. Энни казалось, что если Бэлль будет рядом с ней, она сможет предотвратить любую надвигающуюся на нее беду.

Женщина взглянула на Мог полными слез глазами.

— Даже если бы Милли осталась жива, рано или поздно Бэлль узнала бы о том, что здесь происходит.

— Прекрати себя винить и подумай, кто может нам помочь.

Мог совершенно не обрадовалась тому, что оказалась права относительно закрытой школы и Бэлль. Кроме того, несмотря на свою настойчивость, она испытала облегчение, когда Энни отказалась расстаться с дочерью. Бэлль была настолько дорога Мог, что даже день без нее казался ей слишком долгим.

— Как зовут того мужчину, который благоволил к Милли? Того краснощекого юнца… По-моему, он эксперт в страховой компании?

Энни нахмурилась.

— Ной Бейлис! Похоже, ты права. Милли говорила, что он еще и в газете работает. Как нам его найти?

— Для начала стоит посмотреть в нашей хозяйственной книге, — ответила Мог. — Знаю, что мужчины, которые приходят к нам, часто называются вымышленными именами, но Ной был не из тех, кого ты называешь «постоянными клиентами», поэтому он мог написать свой настоящий адрес.