Куколка

Глава двадцать девятая

Габриэль еще раз взглянула на часы, висящие в коридоре. Два часа дня, а Бэлль так и не вернулась. Женщина попыталась убедить себя в том, что ее постоялица проводит время с мужчиной, который ей по-настоящему нравится, и, скорее всего, он повел ее куда-нибудь пообедать.

Но ни одна здравомыслящая девушка не станет щеголять днем в вечернем платье и лисьей накидке. Внутренний голос подсказывал Габриэль, что Бэлль в опасности.

Эта девушка приехала сюда в вечернем платье, поверх которого было надето теплое пальто. Она так и не рассказала, откуда прибыла. Поскольку гостиница «Мирабо» расположена совсем недалеко от станции, было очевидно, что она сбежала от мужчины и села в первый попавшийся поезд до Парижа.

Обычно Габриэль нисколько не интересовалась своими постояльцами. Для нее было достаточно, чтобы они вели себя тихо, поддерживали чистоту, уважали ее гостиницу и других постояльцев и платили в срок. За пять лет она, как и любой владелец гостиницы, повидала трудных, неприятных и беспокойных гостей. Она вызывала жандармов, чтобы унять разбушевавшихся постояльцев. Как-то одна из постоялиц свела счеты с жизнью наверху. Взбешенные мужья искали тут своих сбежавших жен. У нее даже жила женщина, которая в действительности оказалась мужчиной. Заглядывали в «Мирабо» и проститутки, которые хотели снять номер. Обычно Габриэль тут же распознавала продажных женщин и отказывала им, хотя и ей случалось ошибаться. Но как только они пытались привести мужчину, Габриэль указывала им на дверь.

Тем не менее Бэлль — особый случай. Она приехала вся взъерошенная, явно доведенная до отчаяния, без багажа, и Габриэль ожидала, что от нее будут одни неприятности, но оказалась неправа.

Она поняла, чем занимается Бэлль, после того как девушка вернулась домой ранним утром. Габриэль была обескуражена: опыт (в том числе и собственный) подсказывал ей, что Бэлль скоро начнет позволять себе вольности. Но опять ошиблась. Бэлль оказалась идеальной постоялицей: нетребовательной, благодарной за малейшее одолжение и невероятно обходительной.

Больше всего в Бэлль ее покорили изысканные манеры и нежная улыбка. Габриэль нравилось наблюдать, как она учит французский, как начинает влюбляться в Париж. Всегда было приятно смотреть на нее, такую стильную, красивую — настоящую даму.

Но тревога, которую испытывала Габриэль за свою постоялицу, последние недели не проходила. Хозяйка гостиницы по себе знала, что для таких юных девушек, как Бэлль, Париж полон опасностей. И дело не только в грабителях, которые ни перед чем не остановятся, чтобы завладеть ее сережками, но и в безумцах, которые были одержимы такими красивыми девушками, как она.

Когда Бэлль не вернулась и в десять вечера, тревога Габриэль усилилась. В отчаянии она вошла в комнату постоялицы, включила свет и огляделась, надеясь найти что-нибудь, что могло бы пролить свет на то, куда она отправилась вчера вечером.

Как обычно, в комнате царил идеальный порядок. Платья висели в шкафу, внизу ровными рядами стояли туфли, белье было аккуратно сложено в ящиках. Рядом с кроватью лежала пара книг на английском. На туалетном столике стоял флакон одеколона, лежали расческа и массажная щетка, а на неглубоком подносе — всевозможные заколки для волос и шпильки.

Несколько удивил лежащий у кровати блокнот с эскизами шляпок. Несмотря на то что Габриэль сносно говорила по-английски, читала она с трудом, но догадалась, что подписи внизу означают материал, из которого сделана каждая шляпка. Женщину поразило желание Бэлль стать шляпницей, но, судя по ее прекрасным эскизам и подробным записям, она была настроена решительно.

Вся одежда, туалетные принадлежности и безделушки были куплены уже после того, как Бэлль здесь поселилась. Писем она не получала, у нее не было никаких записных книжек и дневников, которые послужили бы ключом к разгадке того, кто она, откуда приехала. Ни одного адреса друзей или родных в Англии. Ее корреспонденция состояла из записок, которые время от времени приносили посыльные. Габриэль заметила, что последнее послание лежит на туалетном столике.

Она взяла его в руки и прочла. Ни адреса, ни имени отправителя.

«Месье Лебран хотел бы встретиться с вами сегодня вечером на Монмартре. Фиакр заедет в семь», — прочла она. Внизу стояли инициалы — «Э. П.»

Лебран — довольно распространенная фамилия, возможно, даже вымышленная, поэтому толку от нее мало. На Монмартре очень много ресторанов, кафе и баров — Бэлль могла бы отправиться в любой из них. Паренек, который принес эту записку, был гаменом, уличным мальчишкой, которые за пару сантимов выполняли подобные поручения. Габриэль сомневалась, что сможет узнать мальчика, если увидит его еще раз — он вбежал в дом, вручил ей конверт, адресованный мадемуазель Купер, протянул Габриэль еще один клочок бумаги, чтобы она на нем расписалась, и убежал прочь.

Женщина присела на кровать, задумчиво глядя на записку. Она была написана на хорошей белой бумаге, но лист явно был вырван из блокнота, поскольку края были неровные.

— Похоже, отправитель оторвал адрес, который был написан сверху, — пробормотала она себе под нос. — Адрес гостиницы! — воскликнула Габриэль, когда ее осенило. — Разумеется! Так Бэлль договаривалась о встречах.

Габриэль знала, что для богатых постояльцев фешенебельных отелей обычной практикой было обращаться к консьержу или портье с просьбой подобрать ему женщину для компании. Она удивлялась тому, что не додумалась до этого раньше. Бэлль идеально подходила работа такого рода. Она была не похожа на обычную проститутку, умела держаться с достоинством, у нее были отличные манеры, способные удовлетворить требования самых взыскательных мужчин.

Внезапно Габриэль почувствовала головокружение. Бэлль не повезло, на ее пути попался опасный человек. И, несмотря на то что большинство деловых людей вдали от дома предпочитают необременительный секс, среди них всегда найдутся жестокие или извращенные люди, считающие, что проститутка вполне подходит для воплощения их больных фантазий.

Габриэль просунула руку под оборку воротника и потрогала неровный шрам. Ее сыночку Анри исполнился всего год, когда она познакомилась с человеком, который назвался Жераром Турнье. Он казался настоящим джентльменом, согласился заплатить ей пятьдесят франков и повел ее поужинать. Но вместо того, чтобы отвезти Габриэль домой, как они договаривались, он завел ее в темный переулок и полоснул по шее ножом. Габриэль повезло, что ее быстро нашли и она не умерла от потери крови. Но оставшийся отвратительный шрам был постоянным напоминанием о том, что стало с ее былой красотой.

— Бэлль намного умнее, чем была я, — уверяла себя Габриэль, опуская записку в карман фартука и выходя из комнаты.

Женщина заперла за собой дверь. Она знала: если Бэлль к утру не вернется, она должна заручиться чьей-то помощью, чтобы найти ее, потому что была уверена, что не сможет жить в ладу с собой, если девушку найдут мертвой.

Габриэль вычеркнула из жизни всех приятелей, которых она знала, когда была проституткой. Она не хотела, чтобы что-либо напоминало ей о ее былой принадлежности к представительницам древнейшей профессии. Она боялась, что Анри узнает, чем она занималась в прошлом. Но была одна женщина, с которой она поддерживала связь — она выхаживала Габриэль после нападения в переулке и приглядывала за Анри.

Когда на следующее утро хозяйка гостиницы проснулась и обнаружила, что Бэлль так и не вернулась, она решила, что после того, как подаст завтрак постояльцам и отправит Анри в школу, ей необходимо съездить к Лизетт. Она не ожидала, что ее старинная знакомая подскажет, где искать Бэлль, но она наверняка знает людей, которые могут помочь.

Габриэль редко отходила от «Мирабо» дальше чем на километр. А если и отходила, то только когда гуляла с Анри или отправлялась за продуктами. Она даже не пыталась принарядиться, поскольку, одеваясь безвкусно, не привлекала к себе ненужного внимания. Но, собираясь к Лизетт, Габриэль решила, что должна выглядеть соответствующим образом, поэтому переоделась в старый, но все еще нарядный серый костюм в белую клетку. Для женщины, предпочитающей прятать свою фигуру под просторными одеждами, жакет был достаточно облегающим, а чтобы прикрыть шрам, Габриэль повязала замысловатым узлом белый шарф. Довершила образ черная бархатная шляпка с короткой вуалью, которую хозяйка гостиницы надевала, когда шла в церковь. Ей понравилось, как она выглядит — не выделяется из толпы и в то же время не кажется пуританкой.

Когда более десяти лет тому назад Лизетт в´ыходила Габриэль, они сняли комнаты в одном доме на Монмартре, но через год, когда Габриэль уехала из Парижа, нанявшись экономкой к Самюэлю Аркрайту, английскому художнику, Лизетт пришлось переехать в публичный дом. Они лишь изредка посылали друг другу письма, и, несмотря на то что Габриэль искренне любила Лизетт, она не хотела, чтобы та напоминала ей о прошлой жизни.

Умение Лизетт ухаживать за немощными и больными пригодилось ей через пару лет, когда она родила сына и стала работать сиделкой в Ла-Сель-Сен-Клу. С тех пор женщины встречались лишь однажды, когда Габриэль вернулась в Париж после смерти Самюэля. В ту встречу Лизетт рассказывала о себе мало. Она беспокоилась о Габриэль, которая скорбела после смерти Самюэля, и сомневалась, правильно ли поступает ее подруга, вкладывая все деньги, завещанные ей Самюэлем, в гостиницу.

Габриэль прекрасно знала свои недостатки. Она никогда не была общительной, а после того, как на нее напали, вообще стала замкнутым человеком, не поддерживала светских бесед и сторонилась людей. Постояльцы иногда жаловались на то, что она слишком молчалива, необщительна. К счастью, несмотря ни на что, всегда находились люди, которым необходима была такая небольшая комфортабельная гостиница, как «Мирабо», и бизнес Габриэль процветал.

Сев на поезд до Ла-Сель-Сен-Клу, Габриэль с беспокойством подумала о том, что Лизетт могла переехать — она не получала от нее весточки уже около года. Но женщина успокаивала себя тем, что даже если ее приятельница и сменила место жительства, по крайней мере она, Габриэль, хотя бы попытается сделать что-нибудь для Бэлль.

Женщина легко нашла лечебницу и постучала в дверь. Ей открыла пожилая дама в белом фартуке, надетом поверх черного платья.

Габриэль извинилась за беспокойство. Она сказала, что ей необходимо срочно поговорить с Лизетт. Пожилая дама велела ей подождать на улице.

Прошло несколько минут, и из дома вышла встревоженная Лизетт. Когда она увидела свою старинную подругу, ее красивое лицо озарила широкая улыбка.

— Габриэль! — воскликнула она. — Как я рада тебя видеть! Что привело тебя сюда?

Габриэль спросила, где они могут поговорить, и Лизетт ответила, что можно зайти в кафе и выпить чашечку кофе; ей только нужно предупредить, что она отлучится.

Уже через пять минут подруги направлялись к площади. Габриэль как можно короче изложила историю своей постоялицы, которая отправилась на встречу с мужчиной и пропала.

— Я полюбила эту юную англичанку, — призналась она. — Представь, как только я поняла, чем она зарабатывает себе на жизнь, я стала тревожиться за ее безопасность, но она, как и все мы, была уверена в том, что ничего плохого с ней случиться не может. Я надеялась, что ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы помочь мне ее найти.

— Она англичанка? — переспросила Лизетт. — Сколько ей лет?

— Лет восемнадцать… Точно не знаю. Ее зовут Бэлль Купер.

Лизетт испуганно вздрогнула.

— Бэлль? У нее темные вьющиеся волосы и голубые глаза?

— Вы знакомы? — не веря своим ушам, удивилась Габриэль.

— Знаешь… похоже, я знаю эту девушку, — произнесла Лизетт и рассказала о том, как два года назад выхаживала девочку приблизительно такого же возраста, с таким же именем и внешностью. — Ее увезли в Америку, — закончила она свой рассказ. — Но ко мне приходил человек, который искал ее. Он представился другом ее семьи. Это было где-то около года назад.

— Его звали Этьен?

Лизетт нахмурилась.

— Нет, это был англичанин лет тридцати. Но почему ты упомянула об Этьене?

— В последний раз, когда я видела Бэлль, она назвала мне именно это имя. Она сказала, что доверяет ему.

Они дошли до кафе и сели за столик на террасе, подальше от остальных посетителей. Лизетт, казалось, была в замешательстве.

— В чем дело? Ты знаешь человека по имени Этьен? — поинтересовалась Габриэль.

Лизетт кивнула.

— Он сопровождал Бэлль в Америку.

Габриэль не возлагала больших надежд на эту встречу, поэтому для нее оказалось сильным потрясением то, что Лизетт знакома с Бэлль и знает человека, имя которого девушка упомянула. Сердце Габриэль бешено забилось, на лбу выступили бисеринки пота.

— Ты могла бы мне все рассказать? — попросила она. — Похоже, тебе о Бэлль известно гораздо больше, чем мне.

Лизетт колебалась.

— Я оставила нашу профессию, так же как и ты, — грустно произнесла она. — Но я уверена, ты ничего не забыла. Я и так рассказала тебе больше, чем нужно, только потому, что ты моя старинная подруга и я доверяю тебе. Мне нужно думать о сыне.

Габриэль прекрасно поняла, что она хотела сказать. Она взяла подругу за руку, чтобы подбодрить.

— Я ничего не забыла. Все, что ты скажешь, останется между нами.

Лизетт рассказала ей все, что знала: как Бэлль попала в лечебницу, как она полюбила эту девочку, как ее искал Ной Бейлис.

— Он мне очень понравился, — призналась она. — Я едва не согласилась на его предложение уехать с ним отсюда. Но я боюсь.

Габриэль кивнула. Люди, которые стояли за торговлей юными девушками, безжалостны, и Лизетт было трудно доверить мужчине свою жизнь и жизнь своего сына.

— Но этот человек, Этьен, который отвез Бэлль в Америку, он такой же, как и остальные? Почему она стала ему доверять?

Лизетт пожала плечами.

— Большинство из нас, оказавшихся в этом бизнесе, принуждают делать то, что мы изначально считаем неправильным. Это не значит, что вокруг одни подлецы. Могу предположить, что Бэлль пробудила добрые чувства в душе Этьена, как и в моей, и в твоей. Она провела с ним много времени, пока они плыли в Америку. Наверное, они подружились. Этот англичанин, Ной, просил, чтобы я с ним связалась, если узнаю, куда Этьен отвез Бэлль. Я попыталась это сделать, но потерпела неудачу.

Габриэль вздохнула.

— Сейчас, я думаю, он все равно не смог бы нам помочь.

— Может быть, и нет, — согласилась Лизетт. — Кроме того, я слышала, что Этьен отошел от дел. Ходили слухи, что его жена и двое детей погибли во время пожара и сейчас он конченый человек. Разумеется, это могут быть только слухи. Я и раньше слышала подобные истории. Их придумывают только для того, чтобы держать в страхе остальных.

— Ты хочешь сказать, что кто-то делает это намеренно?! — в ужасе воскликнула Габриэль.

— Подобное случается, если кто-то нарушит правила, — сказала Лизетт, украдкой оглядываясь по сторонам, как будто боясь, что их могут подслушать.

Обе женщины на несколько минут замолчали. Лизетт допила кофе и сказала, что ей пора.

— У меня есть адрес Ноя, — призналась она и жестом показала официанту, чтобы принесли счет.

— Правда? — задохнулась от радости Габриэль. — Ты дашь мне его?

Лизетт кивнула. Подошел официант, и Габриэль расплатилась. Подруги встали и вышли из кафе.

— Сейчас я вынесу тебе его адрес, — пообещала Лизетт. — Мне кажется, твои новости только еще больше расстроят семью Бэлль, но если Ной приедет в Париж — а он обязательно это сделает, — скажи ему, чтобы не впутывал меня в это дело.

В то время как две подруги беседовали в Ла-Сель-Сен-Клу, Бэлль лежала на кровати в маленькой запертой комнате, изо всех сил стараясь не поддаваться панике.

Она могла только догадываться о времени суток, глядя сквозь крошечную дырочку в доске, которой было забито окно. Дырочка была такой маленькой, что туда невозможно было просунуть даже мизинец. Когда Бэлль посмотрела сквозь нее, она не увидела ничего, кроме клочка неба. Девушка даже не догадывалась, что в доске есть дырочка, пока не наступил рассвет и тоненький лучик солнца не проник в комнату. Бэлль обыскала комнату, чтобы найти что-нибудь острое и сделать дыру побольше, но безуспешно. Она стянула тонкий матрас с кровати и обнаружила, что на ней нет пружин, только веревки, прибитые к деревянной раме крест-накрест. Бэлль обшарила пол в надежде обнаружить хотя бы гвоздь или болт, но не нашла ничего.

Сейчас крошечный лучик стал ярче, поэтому Бэлль предположила, что настал день и ярко светит солнце. Но время суток в любом случае не имело большого значения. Желудок Бэлль урчал от голода. В кувшине на умывальнике была вода. Бэлль уже попила немного, но она не знала, когда вернется Паскаль, поэтому решила лишь изредка делать пару глотков.

Девушка горячо надеялась, что он вернется сегодня вечером. Но что он намерен с ней сделать? Бэлль сомневалась, что Паскаль ее отпустит. Он побоится, что она побежит в жандармерию или к управляющему «Ритца». Но он не может держать ее здесь бесконечно. Неужели он собирается ее куда-то увезти? Или просто убить?

Еще утром Бэлль отмахнулась от этой абсурдной мысли; она даже представила, как Паскаль приходит и извиняется или объясняет свой поступок тем, что хотел преподать ей урок. Но время шло, и мысль об убийстве уже не казалась ей такой нелепой, поскольку это был единственный способ обеспечить ее молчание.

Кому принадлежит этот дом? Бэлль подумала, что маловероятно, чтобы он принадлежал Филиппу Лебрану — у него не было ни малейших причин держать ее здесь в заточении. Девушка была уверена, что Паскаль также не владелец этого дома — простой консьерж не мог позволить себе такую роскошь. Неужели он заодно с хозяином и они собираются продать ее в очередной бордель? Или опять отправить за море?

Эти мысли проносились у нее в голове, пока она не почувствовала, что может сойти с ума. Бэлль стучала в стены, била ногой в дверь. Она напряженно прислушивалась, надеясь услышать хоть какой-то звук, если не в этом доме, то в соседнем, но кругом была полнейшая тишина. Девушка подозревала, что это здание находится выше соседних. Вероятно, стены этой комнаты не являются смежными с другими домами.

Бэлль догадывалась: Габриэль беспокоилась из-за того, что она не вернулась домой, особенно после того, как предупредила ее. Но станет ли она что-либо предпринимать? Да и что она может сделать? Габриэль не знала, кто организовывал ее встречи с клиентами.

Интересно, как скоро хозяйка гостиницы решится обыскать ее комнату и найдет деньги в тайнике, между средним и нижним ящиками платяного шкафа? Там лежала тысяча семьсот франков. Достаточная сумма для того, чтобы любая испытывающая финансовые затруднения хозяйка воздержалась от того, чтобы сообщить властям об исчезновении постоялицы.

Казалось, что Бэлль сама себе приносит несчастья: как только она думала, что ее жизнь вот-вот изменится к лучшему, случалось что-нибудь ужасное.

Дома в Севен-Дайлс она так радовалась тому, что познакомилась с Джимми, что в тот же вечер у нее на глазах убили Милли. После ужасных испытаний, которые выпали на ее долю в борделе мадам Сондхайм, Бэлль подумала, что все закончилось, когда оказалась в лечебнице, где ее выхаживала Лизетт. Но потом ее отослали в Америку.

Там на ее долю выпали минуты счастья, когда они бродили с Этьеном по Нью-Йорку и плыли в Новый Орлеан, но совсем скоро Бэлль оказалась заложницей в борделе у Марты и поверила в то, что Фальдо Рейс станет ее счастливым билетом домой. Их связь оказалась всего лишь иной формой заточения, но работа у мисс Фрэнк в шляпном магазине вновь вселила в Бэлль надежду. Потом Фальдо умер, а мисс Фрэнк отвернулась от нее.

В Марселе Бэлль доверилась мадам Албертин, но та предала ее, заманив в ловушку.

Наконец, когда она уже собралась вернуться домой к матери, Мог и Джимми, ее обманул Паскаль. Почему? Он, должно быть, заработал на ней кучу денег, разве этого ему было недостаточно?

Неужели все обернулось бы иначе, если бы она с удовольствием легла с ним в постель?

Бэлль сомневалась в этом. Паскаль знал, что здесь есть комната, наверное, заранее планировал запереть ее там. Возможно, он испугался, что потеряет работу, если станет известно, чем он промышляет?

После того вечера в кафе на Монмартре она должна была предвидеть, что он не откажется от своего желания переспать с ней. В глубине души Бэлль понимала, что ее ждут неприятности. Тогда почему она не послушалась своего внутреннего голоса и не уехала из Франции? Почему была такой дурой и поверила, что ей очень важно увидеть Париж весной? Но если бы все дело было только в весеннем Париже, она могла бы перестать принимать приглашения и переехать в другую гостиницу, чтобы Паскаль подумал, будто она уехала навсегда. Бэлль скопила достаточно денег, но хотела заработать еще больше из-за собственной глупой гордыни и нежелания возвращаться домой с пустыми руками.

В душе девушки закипало гадкое чувство, когда она лицом к лицу столкнулась с правдой о себе самой. Она знала, что многих проституток вначале принуждали продавать свое тело, остальные оказались в этой профессии из-за отчаянной нужды и даже по откровенной глупости, но все проститутки, которых она знала, были слеплены из одного теста — они были либо жадные, либо ленивые.

Потом Бэлль расплакалась от стыда. Она была девственницей, когда Кент похитил ее и продал мадам Сондхайм, но почему, ради всего святого, она позволила Марте убедить себя, что это нормально — обслуживать по десять человек за ночь? Почему она поступилась своими моральными принципами?

Бэлль всегда гордилась своей храбростью, но смелым поступком было бы отправиться в полицию в Новом Орлеане и рассказать о том, что с ней произошло и почему. Это было бы намного лучше, чем пытаться стать самой востребованной проституткой и гладить себя по головке за то, что узнала десятки способов заставить мужчину кончить быстрее, чтобы переключиться на следующего беднягу-извращенца, который не может найти себе женщину.

Сколько девичьих жизней разрушил Кент и его приспешники? Сколько матерей и отцов печалятся, потеряв своих дочерей? Если бы она только набралась смелости, возможно, она могла бы кого-нибудь спасти.

Когда Бэлль наплакалась вдоволь, ей пришло в голову, что именно поэтому ее мать была холодна и равнодушна к своей дочери. Девушка понятия не имела, как и почему Энни стала проституткой, а теперь, наверное, так никогда и не узнает об этом. Но сейчас она понимала, что Энни изо всех сил старалась скрыть от нее то, чем занималась. Запреты подниматься наверх после шести, попытки держать ее подальше от девушек, желание приохотить к книгам и газетам — все для того, чтобы Бэлль узнала: мир не ограничивается Севен-Дайлс. Даже позволив Мог стать для дочери второй матерью, Энни проявила благие намерения. Добрая, нежная, любящая Мог была более подходящим примером. Она научила Бэлль различать добро и зло, держаться с достоинством и правильно говорить. Энни надеялась, что ее девочка не повторит судьбу своей матери.

— Я ее подвела, — всхлипывала Бэлль, уткнувшись в матрас, и от этой мысли ей было намного хуже, чем от всех издевательств Паскаля.