Куколка

Глава третья

Бэлль еще не спала, когда услышала на лестнице шаги Мог. У женщины плохо сгибалось колено, поэтому она передвигалась медленно.

— Мог! — позвала Бэлль пронзительным шепотом, потому что не знала, ушли ли полицейские. Она слышала, как стучали в дверь, поэтому была готова к тому, что в любую минуту они могут спуститься к ней. — Зайдешь ко мне?

— Посмотрите, кто не спит! — воскликнула Мог, входя к ней в комнату. У Бэлль не было керосинки, поэтому Мог чиркнула спичкой и зажгла свечу. — Твоя мама рассказала мне, что сегодня произошло. Когда я вернулась, полицейские как раз собирались уходить. Только представь — Милли убита! Все девушки теперь напуганы; бьюсь об заклад, кое-кто из них завтра смоется. Но я уверила их, что здесь самое безопасное место: молния два раза в одно и то же место не попадает.

Мог была спокойна, как всегда: она и не думала терять голову.

— Бедняжка Милли, — продолжала она, и ее глаза наполнились слезами. — Милая, добрая душа. Несправедливо, что ее лишили жизни.

Женщина присела на край кровати Бэлль и убрала с лица девочки волосы.

— Как ты, дорогая? Должно быть, испугалась?

— Я ничего не слышала, пока мама не пришла сюда с полицейскими, — солгала Бэлль.

Мог пристально взглянула ей в глаза.

— Быть такого не может! У тебя слух, как у летучей мыши! Ты даже не слышала, как кто-то спустился по водосточной трубе и побежал во двор?

— Ну… какой-то шум я слышала, — призналась Бэлль. — Но подумала, что это кошка лазит по мусорным бакам.

Мог пару минут молча сидела на кровати. При свете свечи ее лицо казалось моложе и мягче.

— Когда я уходила, ты оставалась у Милли в комнате. Когда ты спустилась? — наконец спросила она.

Бэлль покачала головой.

— Точно не скажу — я не смотрела на часы. Было еще не слишком поздно. В доме стояла тишина.

— Из-за снегопада Энни отпустила девушек в мюзик-холл. Остались только Милли и Долли. Я была внизу, когда девушки собирались. Они так шумели, так радовались свободному вечеру, что разбудили бы и мертвого. Удивительно, что ты ничего не слышала.

Бэлль почувствовала себя крайне неуютно. Мог, как, впрочем, всегда, догадалась, что она лжет.

— Ты заснула наверху, да? — тревожно спросила женщина. — Я собиралась сходить за тобой, но подумала, что твоя матушка тебя поколотит, если увидит там. Я решила, что ты потихоньку проскользнешь позже, когда все разойдутся.

Бэлль чувствовала, как ей на глаза наворачиваются слезы. Она не была уверена в том, что родная мать испытывает к ней нежные чувства, но в обращении и взглядах Мог сквозила горячая, беззаветная любовь. Бэлль тяжело было обманывать Мог, несмотря на то что у Энни, вероятно, были очень веские причины настаивать на том, чтобы ее дочь солгала.

Внезапно глаза Мог расширились от ужаса.

— Ты видела, что произошло! — воскликнула она и тут же зажала рот рукой. — Господи боже мой! А матушка велела тебе ничего не рассказывать…

— Прекрати, — слабо сопротивлялась Бэлль. Ей так хотелось открыть все Мог, поплакать у нее на плече, пока страхи не рассеются. Но если Энни что-то велит, все обязаны ей повиноваться. — Просто поверь в то, что я спала у себя в комнате.

Мог схватила Бэлль за руки. Ее маленькие, обычно блестящие глаза сейчас были холодными и серьезными.

— Когда врешь об убийстве, ничего хорошего не жди, — произнесла она. — Я завтра же поговорю об этом с Энни, и плевать на то, как она отреагирует. Позволить убийце остаться безнаказанным уже грешно, но любая женщина должна знать, что юной девушке обязательно нужно кому-то излить душу, иначе ее замучают кошмары. Но я понимаю, что ты дала матушке обещание, и не стану сегодня принуждать тебя его нарушать.

Бэлль восприняла это как намек на то, что на сегодня с нее довольно вопросов, и почувствовала одновременно и облегчение, и разочарование. Облегчение — потому что, если бы Мог продолжила расспросы, она бы не выдержала и рассказала ей всю правду, рискуя навлечь на себя гнев Энни. Но в то же время Бэлль испытала и разочарование из-за того, что Мог не решилась пойти против воли Энни — а ей так хотелось поговорить о том, что она увидела.

— А теперь поспи. — Мог подтолкнула Бэлль назад к кровати, натянула одеяло повыше и так плотно его подоткнула, что Бэлль трудно было пошевелиться. — Утро вечера мудренее.

На следующее утро снежный покров стал еще толще — всю ночь не переставая валил снег, скрывая следы, которые оставил убийца. Рано утром тело Милли забрал катафалк, а вскоре после этого прибыли полицейские, чтобы тщательно обыскать комнату девушки.

Энни велела Бэлль не покидать кухню. Она даже не хотела, чтобы девочка поднималась наверх, чтобы убраться, разжечь камины и вылить ночные горшки. Энни ходила мрачнее тучи и говорила со всеми резко. Мог предположила: это потому, что ей пришлось проснуться раньше обычного.

Мог оставалась наверху, то ли потому, что нервничала из-за прихода полиции, то ли потому, что решила приглядывать за остальными девушками — Бэлль сказать не могла. Она слышала, как проституток по очереди вызывали на допрос. Когда Руби, самая юная из девушек, спустилась в кухню, чтобы выпить чашку чая, она рассказала, что полиция расспрашивает о мужчинах, которым особенно нравилась Милли.

— Я рассказала им, что Милли все любили, — с горечью заметила Руби. — Красавицей ее не назовешь: плохая кожа, тусклые волосы. Черт меня побери, если я знаю, почему выбирали такую старуху, как она. Да и с головой у нее было не в порядке!

— Все равно она была хорошей, — сказала Бэлль. — Доброй и веселой.

Руби скорчила рожицу.

— Эта веселость и свидетельствовала о том, что у нее не в порядке с головой. Бордель не место для веселья, скажу я тебе! Легавые целую вечность допрашивали Долли, потому что она вчера не ходила с нами в мюзик-холл. Она ответила, что легла спать — разыгралась мигрень — и ничего не слышала.

Еще ни одна из девушек так долго не разговаривала с Бэлль; Энни не поощряла этих разговоров. Теперь, когда Бэлль выдалась возможность поболтать с Руби, она была решительно настроена выведать побольше о происходящем наверху.

— Странно, что она ничего не слышала, — сказала Бэлль.

— Да Долли любит свою «ханку», что тут непонятного! Когда она находится под ее действием, хоть стадо диких коней по дому проскачет — она не проснется.

— «Ханку»? — переспросила Бэлль.

— Настойку опия, — объяснила Руби, вопросительно глядя на Бэлль, как будто удивляясь ее несообразительности. — Коричневую настойку, которая делает день немного приятнее.

Бэлль слышала о настойке опия, но считала, что доктора прописывают ее людям, страдающим от сильных болей.

— Неужели, когда занимаешься этим с мужчинами, это так больно? — спросила она.

Руби захихикала.

— Ты что, еще никогда этим не занималась?

Бэлль уже собиралась ответить, что, разумеется, нет, но тут на верхней ступени лестницы показалась Энни и велела Руби опять подниматься наверх.

— Я просто хотела выпить чашечку чая, — ответила Руби.

— Будешь пить чай тогда, когда я тебе разрешу, — отрезала Энни. — Ступай наверх. Бэлль, а ты перегладь постельное белье.

Бэлль поставила утюг на печь и разложила на столе толстое одеяло, приготовившись к работе. Но когда она услышала, что полицейские позвали Энни в гостиную, потихоньку прошмыгнула наверх и приоткрыла дверь в коридор, чтобы слышать все, что будут говорить.

Полицейский задал несколько общих вопросов о том, кто живет в борделе, что Энни известно о каждой из девушек, как долго они здесь работают. После этого он перешел к мужчинам-посетителям. Спросил, сами ли они выбирают девушку или Энни находит проститутку для каждого господина.

— Когда мужчина приходит первый раз, он обычно стесняется, поэтому я, как правило, сама выбираю для него девушку, — объяснила Энни. — Но во второй и третий раз они предпочитают зайти в гостиную, выпить, поболтать с девочками. Когда я приглашаю пианиста, они еще и танцуют. И тогда выбирают кого-нибудь из свободных девушек.

— А Милли часто спрашивали? — Этот вопрос задал другой, хриплый голос; до настоящего момента Бэлль полагала, что в комнате с матерью находится только один полицейский.

— О да! Она была самой популярной девушкой, — не колеблясь ответила Энни. — Я бы сказала, что все мои клиенты когда-нибудь ее заказывали. Но я вам уже говорила вчера, что Милли убил не один из постоянных клиентов. Убийцу я никогда раньше не видела.

— Вы не могли бы его описать? — спросил полицейский с хриплым голосом. — И попытайтесь сделать это чуть усерднее, чем вчера, — с сарказмом добавил он.

— Я уже говорила вам, что не принято слишком пристально рассматривать клиента в первый его визит — иначе он больше никогда не придет, — резко произнесла Энни. — Я бы дала ему лет двадцать пять, не больше. Худощавый, хорошо одетый, каштановые волосы, чисто выбрит. Такое впечатление, что он работает в какой-то конторе — воротник-стойка, на голове — котелок.

Бэлль нахмурилась в замешательстве, услышав описание убийцы, которое дала мама — слишком далеко оно было от реальности. Девочка смутно понимала, почему ее мать не хочет, чтобы она рассказала полиции о том, что видела, но теперь у нее складывалось впечатление, что Энни намеренно пускает полицейских по ложному следу, на поиски человека, который абсолютно не похож на настоящего убийцу.

В эту секунду по лестнице начала спускаться Мог, и Бэлль вынуждена была прикрыть дверь и поспешно вернуться к работе. Удивительно, но Мог оставила Бэлль в покое — ни о чем ее не расспрашивала, не предупреждала. То ли Энни пригрозила ей, чтобы не болтала, то ли сама Мог не хотела поднимать этот вопрос, пока в доме была полиция — Бэлль не знала.

Еще одна странность: нигде не было видно Джейкоба, и хотя Бэлль не могла бы сказать с уверенностью, но она не помнила, чтобы он был здесь вчера вечером, когда приехала полиция. Она предполагала, что Энни велела ему вызвать полицию, а потом скрыться с глаз и не показываться, пока тут все не уляжется.

Бэлль с изумлением осознала, что за последние сутки ее жизнь в корне изменилась. Еще вчера утром она понятия не имела о том, что происходит наверху. Теперь она все знала, и от этого знания ей становилось стыдно и противно. К тому же она оказалась свидетельницей убийства — кто бы на ее месте не испугался? Но сейчас, когда Бэлль слышала, как мать хладнокровно лжет полиции, она уже совершенно ничего не понимала.

Полицейские рыскали по борделю до четырех часов вечера. Мог постоянно ворчала из-за того, что они нанесли в дом много снега.

— Шастают туда-сюда по лестнице, в гостиную — на улицу, им и в голову не приходит, что они затаптывают наши ковры. Почему просто не зайти и больше никуда не выходить? Что с них возьмешь — мужчины! Бесполезные особи! Я бы их и на порог не пускала!

Бэлль чувствовала, что Мог волнуется не из-за испачканных ковров, а за тех, за чью судьбу она несет ответственность. Бэлль поймала себя на том, что вздрагивает от резких звуков. Ей было страшно, и она в любую секунду готова была расплакаться.

Девочка снова и снова вспоминала то, что видела, и не понимала, как мужчина мог убить Милли только за то, что она не захотела с ним жить. Бэлль нужно было с кем-то поговорить, чтобы избавиться от этих ужасных видений, и единственным человеком, который мог бы ее выслушать, успокоить, объяснить происходящее, была ее мать.

С каждой минутой внутри Бэлль все сильнее закипала злость. Она чувствовала горечь разочарования из-за того, что Энни, как видно, больше печется о своих «девочках», чем о собственной дочери. А она, Бэлль, вынуждена делать вид, будто ничего не произошло, и продолжать заниматься рутинной работой.

— Где бы была моя мама, если бы не мужчины! — отрезала она, отчасти надеясь на то, что ее слова подвигнут Мог на разговор, начатый вчера вечером.

Мог ничего не ответила и продолжала помешивать рагу с курицей, которое она готовила на ужин, но по ее бледному напряженному лицу было видно, что она встревожена ничуть не меньше Бэлль.

— Молодчина! — похвалила Мог, когда оглянулась и увидела, что Бэлль складывает одеяло, на котором успела перегладить огромный ворох белья. — А сейчас присядем, выпьем чайку. Думаю, мы это заслужили.

За свою короткую жизнь Бэлль не раз наблюдала за тем, как Мог справляется с любыми проблемами с помощью чашечки чая. Если девушки наверху ссорились или если в день стирки дождь лил как из ведра, в ход шло это проверенное средство. Мог никогда не пыталась что-либо решить до завершения ритуала чаепития: она расставляла чашки и блюдца, молочник и сахарницу, наполняла ароматным чаем заварочный чайник. Когда все заинтересованные стороны усаживались за стол и Мог разливала всем любимый напиток, тогда она была готова поделиться своей точкой зрения.

Но на этот раз о спокойствии не могло быть и речи — когда Мог взяла из буфета чашки, они зазвенели, потому что у нее дрожали руки; даже по кухне она передвигалась немного неуверенно. Когда женщина отодвинула ящик стола, чтобы достать ложки, одну она уронила на пол. Бэлль поняла, что Мог пытается совладать со своими эмоциями и что она так же сбита с толку, напугана и потрясена, как и сама Бэлль.

Мог как раз накрывала чайник красным вязаным чехлом, когда они услышали, как по лестнице в подвал спускается Энни. И Бэлль, и Мог вздрогнули, как будто их поймали за чем-то недозволенным.

— Все в порядке, я не кусаюсь, — успокоила их Энни усталым голосом. — Чашечка чая будет как раз кстати. Я как выжатый лимон.

Бэлль поспешила достать из буфета еще одну чашку и блюдце.

— Наш бордель сегодня открыт? — осторожно поинтересовалась Мог.

Энни села и задумалась на пару секунд.

— Нет, думаю, сегодня мы работать не будем — из уважения к памяти Милли. Она была хорошей девушкой. Нам всем будет ее не хватать.

— А как же ее родители? — спросила Мог. — Я знаю, у Милли была семья. Кто скажет им о ее смерти?

Бэлль отметила резкий тон Мог и почувствовала, что той есть что сказать Энни, поэтому девочка взяла свою чашку и направилась к мягкому креслу, стоящему у плиты, чтобы женщины могли поговорить.

— Только не я. Наверное, обо всем сообщит полиция, — ответила Энни, и впервые в ее голосе послышалась неуверенность. — Неужели они расскажут правду о том, почему и как она умерла? Услышать подобное — настоящий ужас для матери!

— Это верно, — согласилась Мог.

Сейчас, когда Бэлль поняла, кем была Милли, и осознала, что ее мать зарабатывает на подобных ей девушках, девочку несколько удивляло одно обстоятельство: Энни беспокоилась о том, что скажут родственники Милли.

— Может быть, ты напишешь им пару слов? — спросила Энни у Мог.

— Даже если бы я знала, где они живут, разве их утешишь словами? — грустно произнесла та, и Бэлль заметила, как по ее щеке катится слеза. — Как-то я писала письмо для Милли, когда она только начала здесь работать. Приврала, что она моя домработница и вообще хорошая девушка. Милли умоляла меня написать ее матери, чтобы та не волновалась. Сама-то девушка была неграмотной. Но мать Милли ничего не ответила. Милли твердила, что вернется домой, как только подкопит денег, но постоянно все спускала.

— Я думала, ты могла бы сообщить, что она сгорела от лихорадки или ее сбил экипаж, — предложила Энни. — Но если ты не помнишь, где живут ее родители, то ничего не поделаешь.

— Такое ужасное преступление обязательно попадет на первые полосы газет, — резко напомнила ей Мог. — Они все равно узнают правду!

— Мог, перестань! — упрекнула ее Энни. — И без твоих уколов мне не по себе.

— Что правда, то правда: тебе настолько не по себе, что ты запретила дочери рассказывать полиции все, что она видела, а сама вылила на них ушат лжи, описывая внешность убийцы.

Бэлль поразили дерзость и храбрость Мог. Вызывающе вздернув подбородок, она приготовилась к бою. К счастью, Энни, казалось, совершенно пала духом, как будто у нее не было сил на то, чтобы устраивать сцену.

— Я ни словечка Мог не говорила, — подала голос Бэлль, опасаясь, что мама обвинит ее в болтливости. — Она сама догадалась.

— Верно, догадалась. Как только я увидела Бэлль, сразу все поняла — она не умеет лгать так правдоподобно, как ты.

— Прикуси язык! — предупредила Энни.

— А то что? Вышвырнешь меня на улицу? Если я пойду в полицию и расскажу все, что знаю, тогда ты попляшешь. Признайся, зачем ты покрываешь этого человека? Насколько я понимаю, это тот, кого девушки окрестили Боксером?

— Я не хочу обсуждать эту тему в присутствии Бэлль, — прошипела Энни.

— Она и так уже знает, что происходит в этом доме! И узнала это самым отвратительным образом! — бушевала Мог, потрясая сжатым кулаком. — Я умоляла тебя отослать ее в школу, постоянно повторяла, что она рано или поздно обо всем узнает. Но тебе же виднее! Ты полагала, что если держать Бэлль внизу, то она будет оставаться в полном неведении о происходящем. Видит Господь, мне и в голову не приходило, что она может узнать об этом таким ужасным образом! Но даже тупица понял бы, что такая сообразительная девушка, как Бэлль, сама обо всем догадается.

— Мог, ты слишком много себе позволяешь! — осадила ее Энни, но в ее голосе уже не слышалось былого высокомерия.

— Я позволяю себе вольности только потому, что люблю вас с Бэлль, — повысила голос Мог. — Если ты забыла, то я напомню: именно я уговорила Графиню не выбрасывать тебя на улицу, когда обнаружилось, что ты на сносях. Я купала и кормила Бэлль, пока ты ублажала Графиню. Я любила эту девочку как собственную дочь. Я постоянно была рядом с тобой, работала на тебя, обманывала ради тебя, плакала из-за тебя, поддерживала в трудную минуту. Возможно, ты, Энни Купер, и являешься хозяйкой этого дома, но я тот клей, который не дает твоей жизни распасться на куски.

Бэлль никогда не слышала, чтобы спокойная, мягкая Мог кому-нибудь прекословила. От этого девочка и сама расхрабрилась.

Она встала прямо напротив матери.

— Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должна говорить полиции, как на самом деле выглядел убийца, — произнесла она, в упор глядя на мать.

Энни первой опустила глаза.

— Потому что это очень опасный человек. У него связи повсюду. Даже если полиция его поймает и посадит за решетку, он найдет способ до тебя добраться. Я не могу рисковать.

По спине Бэлль пробежал холодок. Не это она ожидала услышать.

— Почему ты не указала ему на дверь, когда он в первый раз распустил руки с девушками? — поинтересовалась Мог, но в ее голосе уже не было резких ноток, как будто она признала свое поражение.

— Я попыталась это сделать, но он мне пригрозил, — сцепив пальцы и не поднимая глаз, ответила Энни. — Он кое-что обо мне разузнал. Когда он стал постоянно спрашивать Милли, казалось, что она не возражала против его грубости. Я думала, что со временем он пресытится и отправится в другой бордель.

— Мне кажется, он ее любил, — вмешалась Бэлль. — Он говорил, что хочет, чтобы они жили вместе.

— Такие, как он, никого не любят! — презрительно воскликнула Энни. — Он бы использовал ее, а потом, когда красивая, но глупенькая Милли надоела бы ему, попросту избавился бы от нее. Уж лучше умереть, чем жить с таким, как он.

Бэлль не могла отделаться от чувства, что ее мать говорила, основываясь на собственном опыте.

— Как его зовут? — спросила Мог.

— Он назвался господином Кентом, но я случайно узнала, что в некоторых кругах он известен как Ястреб. Впрочем, довольно об этом. Девушки целый день просидели в своих комнатах и ничего не ели. Пора им спускаться к ужину. Никому из них ни слова. Вы поняли? Завтра я поговорю с сержантом и узнаю, известно ли им, откуда Милли родом. Если у них нет о ней никаких сведений, я сама займусь похоронами. Это все, что я могу для нее сделать.