Городище внезапно выскочило из тумана — путники попросту упёрлись в ошкуренные дубовые брёвна городской стены.
— О! — удивился Никита. — Это ж Медвежье Ушко! Поговаривают, что его основал сам великий богатырь Медвежье Ушко. Слышал о таком?
— Не — а! — отрицательно покачал головой Морозко. — А чё, у него действительно были медвежьи уши?
— Да нет. Обыкновенные. Хотя… Вон Белоян, верховный волхв, тот и вовсе с ведмячьей головой, и то ничего. Может и у этого тожа. Не знаю.
Морозко наклонился и подобрал старухин клубок. Стряхнул с него налипшие листья и спрятал в суму.
— Да, не обманула бабка, — радовался Никита, — без клубка нам до седова топать и топать! А сейчас до Киева рукой подать! Правда, по степи топать придется, ну ничего — лошадок прикупим, и вперед! Вот только не понимаю, почему ворота закрыты? Ить не поздно еще!
Постояв некоторое время в нерешительности, Никита постучал пудовым кулаком в массивную створку городских ворот. Ответа не было. Он постучал еще раз, уже сильнее. Створки затряслись, словно в них ударили тараном. За воротами послышалась какая-то возня и невнятное бурчание.
— Кого принесло на ночь глядя? — раздался ворчливый голос, и на уровне глаз путников открылось маленькое окошко. Появившаяся в окошке красная небритая физиономия охватила путников с ног до головы подозрительно-брезгливым взглядом.
— Чё надо? — спросила рожа, обдав пришельцев непередаваемым ароматом застарелого перегара сдобренного изрядным количеством чеснока.
— Позвольте смиренным путникам переночевать, — добродушно сказал Морозко.
— Ревень! — донёсся до путников чей-то крик. — Гони их в шею! И давай быстрей — твоя очередь кости бросать!
Страж еще раз внимательно оглядел поношенную и заляпанную грязью одежду скитальцев:
— Петь, плясать умеете?
— Нет, — покачали головой друзья.
— Тогда проваливайте! У нас не любят голодранцев, да к тому же не умеющих петь и плясать!
С этими словами страж захлопнул окошко.
— Ах ты, тварь! — разозлился Кожемяка и ударил в ворота с такой силой, что они затрещали.
Окошко распахнулось вновь. Физиономия стража уже не была такой самоуверенной. Он был напуган.
— Чего фулюганите! — неожиданно тонким голосом заверещал он.
— Открывай по-хорошему! — ревел Кожемяка. — Разнесу щас всё здесь к чертям собачьим!
— Так, что за шум! — послышался за воротами суровый голос.
— Дык, хотят всякие… — проблеял Ревень, отвернувшись от окошка.
— Ну-ка дыхни! — рявкнул голос. — Опять на посту брагу дуете? Всех в поруб посажу! Ну и кто здесь буянит?
В окошке показалась бородатое лицо бывалого воина, изуродованное многочисленными шрамами. Он внимательно осмотрел путников.
— Не степняки. А что поизносились, так с кем не бывает. Пропустить! — коротко приказал он.
Створка слегка приоткрылась, и друзья протиснулись в образовавшуюся щель под защиту массивных стен городища.
— Слушай, воевода, — обратился Никита к начальнику городской стражи, — чего ворота в такую рань закрыли? Раньше до темноты всегда открытыми держали!
— Неспокойно нынче, — помрачнев, ответил воин, — степняки лютуют. Все веси в округе вырезали. Да какие — то они странные эти печенеги, всех под чистую режут, в жертву какому-то своему новому богу. Вот ворота и на запоре. Так спокойнее. Давайте проходите, пока я не передумал!
Парни быстро проскользнули мимо стражи и выскочили на широкую городскую улицу.
— Ну, и куды теперь? — спросил Никиту Морозко.
— Как это куды? — удивился Кожемяка. — Ясен перец — в корчму! Там и постоялый двор. Покушаем, наконец, по человечески, отоспимся. С лошадниками сторгуемся, и в Киев.
— А где она, корчма? Спросить может у кого? — не успокаивался Морозко.
— Ну, друг, ты даешь! — рассмеялся Кожемяка. — Корчма, где и всегда: в любом городе, веси, селе, или просто так, она на перекрёстье дорог. Запомни накрепко — пригодиться! Пойдем, что ли?
Морозко с любопытством оглядывался по сторонам — это второе после Малых Горынь городище, в котором ему довелось побывать. Никита заметив это, лишь усмехнулся:
— Эх, Морозко, ты еще Киева не видел, да Новгорода! По сравнению с ними здесь тьфу — собачья конура! А Царьгород? Ладно, скоро сам все увидишь!
Тем временем на Медвежье Ушко опускались сумерки. Улицы городка опустели, это позволило друзьям быстро добраться до ближайшей корчмы. Отворив скрипучую дверь, путники зашли внутрь, осмотрелись. Корчма была пуста. Только за столиком у стены восседал одинокий рыцарь в старых посечённых латах, неспешно потягивающий хмельной напиток.
— Хм! — хмыкнул Никита. — Чудно! Корчма пустая!
Из кухни, словно колобок, выкатился маленький пухлый корчмарь. На его абсолютно лысой голове блестели капельки пота.
— Откуда ж народу взяться? — грустно пожаловался он. — Уж который день путников нет. То ли печенеги их бьют, то ли попрятались все. А местные по домам свою брагу пьют, им недосуг сюда ходить.
— Ну, значит, нам больше достанется! — потер в предвкушении руки Кожемяка. — Давай что есть в печи, все на стол мечи!
— Вам — то, может и лучше, а у меня убытки, — совсем загрустил корчмарь, оглядывая поношенную одежду путников.
— Сейчас мы твою грусть немного развеем, — весело сказал Никита, блеснув золотой монетой из старого кургана.
Как только трактирщик увидел золото, он сразу оживился, его маленькие поросячьи глазки алчно блеснули, а толстые оладьеподобные губы раздвинулись в довольной улыбке. Никита звонко щелкнул ногтем по монете и подкинул её в воздух. Монета, описав красивую дугу, была ловко поймана корчмарём. Тот в свою очередь внимательно оглядел её со всех сторон и попробовал на зуб. Его потное лицо тут же засверкало ярче золота.
— Чего изволите? — слащавым голоском спросил корчмарь. От его недавней печали не осталось и следа.
— Я уже сказал: все, что есть в печи, — недовольно буркнул Никита.
— Щас всё будет! — засуетился корчмарь, исчезая на кухне.
— Где сядем? — спросил Морозко.
— Да где нравится, там и приземляйся! Свободных мест много.
— Давай вон там, у стены, — показал Морозко.
— Давай, — хлопнул его по плечу Кожемяка.
Они пристроились по соседству со старым витязем. Из кухни выкатился колобок на коротеньких ножках, похоже, сын корчмаря, такой же маленький и упитанный. Он быстро смахнул со стола крошки чистой тряпкой. Затем накинул на него вышитую петухами красную скатерть. Словно по волшебству на ней стали появляться разные яства: рябчики в тесте, перепела, даже лебедь в яблоках, печеный кабанчик, и прочая, прочая, прочая…
— Налетай! — весело крикнул Никита, с хрустом выворачивая запеченную кабанью ногу и впиваясь в нее крепкими зубами.
Морозко, недолго думая, присоединился к пиршеству. За долгую дорогу припасы, собранные добродушным банником, давно закончились. Последние дни приходилось питаться впроголодь. Ели только то, что смогли собрать: ягоды, грибы, коренья. Друзья глотали пищу, но никак не могли насытиться. Уставший от безделья корчмарь приносил всё новые и новые блюда, не успевая убирать со стола росшие, словно на дрожжах груды костей. Наконец, приступ голода был задавлен, и друзья принялись наслаждаться ужином, теперь уже не спеша.
— Хорошо! — сказал, отдуваясь, Никита и привалился спиной к стене. — Вот, доберёмся домой, — он мечтательно закрыл глаза, — мамка обрадуется. Пирогов напечет. Знаешь, какие она у меня пироги печет?
Морозко отрицательно покачал головой.
— Ничего, доберёмся, узнаешь. А я больше всего люблю с яблоками. Батька тож рад будет. Погибших только жалко, да и товар, если по чести, тоже. Ух, Нильс, собака, еще попадется мне! Уж я отомщу! Живым в землю зарою! Нет, лучше на кол! Потолще, чтоб, значит, дольше мучился!
Тут Никита краем глаза заметил, что сидевший за соседним столом седой воин с интересом прислушивался к их разговору.
— Слышь, старина, чего сидишь один, как бирюк? Дуй к нам за стол. Все ж веселее! — обратился он к витязю.
— Спасибо, — со странным акцентом ответил старый воин, забирая кружку и подсаживаясь к парням.
— Так ты немец! — раскусил старика Кожемяка. — То-то я гляжу — доспех у тебя какой — то странный, не наш!
— Да, я издалека, — согласился старик.
— А чего потерял в наших лесах? — полюбопытствовал Никита.
— О! — сказал старый воин. — Это длинная история.
— Дык мы никуда и не спешим! — сказал Никита, подливая старику в кружку вина.
Старик сделал большой глоток, отер седые усы.
— С чего бы начать, — задумался он. — Я был молод, но все-таки постарше вас, полон сил, и все было мне по плечу…
— Сэр Ругер — Великий истребитель драконов!
Эхо визгливого голоса Главного Церемониймейстера весело играло в высоких сводчатых потолках тронного зала. Но, не успев наиграться всласть, оно было жестоко разрублено гулкими ударами кованных железом сапог. Обладатель сапог, войдя в зал, огляделся, а затем решительно зашагал к трону. Восседавший на троне король болезненно морщился: каждый шаг рыцаря пульсирующей болью отдавался в его седеющей голове. Король Вильгельм был далеко не молод. Вчерашний пир, устроенный в честь заморского жениха, которого по счёту, не добавил монарху здоровья. Напротив он уже давно вышел из того возраста, когда можно всю ночь наливаться элем, не беспокоясь о завтрашнем дне. Король сдерживался из последних сил: от звука громких шагов бледное, нездоровое лицо короля приобретало зеленоватый оттенок. Не дожидаясь пока рыцарь достигнет трона, и с трудом сдерживая подступающую тошноту, он выдавил:
— Что привело Великого истребителя в наши края? Насколько я знаю, драконы у нас не водятся.
По правую руку от короля, на троне меньших размеров, сидело прекрасное создание, также увенчанное короной. Единственная дочь короля — принцесса Клотильда. Она с откровенным любопытством разглядывала приближающегося рыцаря.
— Пап, — вполголоса окликнула она отца, — это и есть тот самый Ругер?
— У-у-у, — невнятно промычал король.
— Я слышала, — понизила она голос, наклоняясь к самому уху отца, — он из простых смердов. В нём нет ни капли благородной крови!
— Угу, — едва слышно подтвердил тот, не в состоянии даже утвердительно качнуть головой.
Рыцарь тем временем уверенно двигался к трону, мощно вбивая каждый шаг в мрамор. Королю казалось, что он собирается расколоть все каменные плиты на своём пути. Двигался рыцарь нарочито медленно, словно давая возможность зрителям рассмотреть и оценить его по достоинству. Однако во всей его медлительности чувствовалась скрытая энергия спящего до поры вулкана, что, проснувшись, стирает с лица земли города. Приблизившись к трону, рыцарь остановился, склонил голову в знак уважения.
— Ваше величество! Ваше высочество!
Его низкий голос, больше похожий на рев рассерженного медведя, вызвал у короля новый приступ тошноты.
— Вот смерд! Благородные рыцари, и те склоняют передо мной колено. А этот только головой кивнул, словно ровне, — потирая виски пальцами, отметил про себя король.
Рыцарь продолжал говорить, его громкий голос было прекрасно слышно во всех уголках тронного зала.
— Драконов у вас действительно нет. Я прибыл с другой целью! — глаза Ругера безумно сверкнули. — Ваше величество! Меня знают и чтят во всех королевствах Средиземья. Менестрели слагают песни о моих подвигах. К тому же я богат. Только одна у меня беда, мой замок без хозяйки: я холост. Насколько я знаю, ваша дочь, прекраснейшая принцесса Клотильда, — на этот раз Ругер низко поклонился принцессе, придерживая у бедра длинный меч, — на выданье. Я прошу руки вашей дочери! — проговорил он, пристально глядя в глаза королю.
Король опешил, забыв на время о тошноте и головной боли. В тронном зале повисла нехорошая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханьем короля. Первой нашлась Клотильда:
— Фи, папа! Как эта деревенщина смеет нам такое предлагать! К тому же от него противно пахнет! — брезгливо наморщила она свой благородный носик, закрыв его платком.
— Ты?! Ты?! — наконец прорвало и короля. Он орал, разбрызгивая слюни, его зеленоватое лицо на глазах меняло цвет, наливаясь дурной кровью.
— Ты прибыл просить руки моей дочери? — задыхался от ярости король. — Да как ты, со своим свинячьим рылом, осмелился даже подумать о том, что я отдам тебе свое единственное сокровище! Он богат!!! И богаче видали! Твой замок у чёрта на рогах! А ты сам, — король встал с трона и своим холёным, наманикюренным пальцем ткнул в громадную и твердую, словно скала, грудь Ругера, — смерд!!! Смерд, неизвестно каким образом получивший рыцарский пояс и шпоры! Неужели ты думаешь, что если какой-то подвыпивший рыцарь ударил тебя мечом по плечу, всё, ты ровня нам — благородным, насчитывающим не одно поколение великих предков!
Король сложил кукиш и сунул его под нос Ругеру:
— Накося выкуси! Как смердом родился, так смердом и помрёшь! Вся твоя слава, все твои подвиги — тьфу, пыль и прах под ногами моего великого рода. Принцы крови дерутся между собой за право породниться с нашим домом. Ты среди них — шелудивый пёс, которого не пустят даже на псарню. Да мои великие предки перевернутся в гробах, вздумай я отдать тебе дочь.
Рыцарь выслушал оскорбления, не дрогнув ни единым мускулом.
— Предки? — спокойно произнес он. — Я сам себе великий предок! Время рассудит, кто из нас более достоин уважения. Ты глубоко ошибаешься, называя меня псом. Псы, — Ругер махнул рукой в сторону группы рыцарей, стоявших невдалеке, — вон они, бегают на незримой цепи вокруг трона. Задницу тебе лижут. Дерутся между собой за каждую обглоданную кость с твоего стола, преданно виляя хвостами. Я так не умею. Я волк. Не путай это! — Ругер повернулся и медленно покинул зал.
От группы рыцарей отделился один. Приблизившись к трону, он резко упал на одно колено, громко лязгнув доспехами.
— Мой король, — низко наклонив голову, процедил сквозь стиснутые зубы рыцарь, — дозволь догнать наглеца. Я сумею забить его дерзкие слова в его же поганую глотку.
— Встань, Вольдемар, и успокойся, — приказал король.
Рыцарь резко поднялся, но головы не поднял. Его руки судорожно сжимали рукоять гигантского меча.
— Недостойно благородного рыцаря, — продолжил монарх, — вызывать на поединок смерда, пусть даже и опоясанного. Погибнуть от руки лучшего рыцаря королевства — честь для любого. А какая у смерда честь? Всё, — король, пошатываясь, с трудом поднялся с трона и громко крикнул, — все свободны! О, господи, как болит голова! Виночерпия ко мне! Срочно!!!
Весна. Земля пробуждается от зимней спячки. Солнце своими теплыми лучами заставляет радоваться всё живое. Однако в этот радужный весенний денёк на душе короля Вильгельма было неспокойно. В уединении сидел он в тронном зале и предавался горестным размышлениям.
— Вот же ж дрянная девчонка, — думал он, в раздражении теребя седеющую бороду, — надо же, отказать стольким женихам, среди которых были такие прекрасные партии. Принц Фердинанд, принц Воган. Породнившись с любым из них, я смог бы усилить державу, а там, глядишь, и слить два государства. Ведь Клотильда единственная наследница. А я хорош!!! — он в ярости стиснул подлокотники трона, обшитые дорогим бархатом. — Распустил девчонку — слишком долго потакал ей! Эх! Какие женихи! Какие партии!
Невесёлые мысли монарха неожиданно прервал Главный церемониймейстер, проскользнувший в приоткрытую дверь тронного зала.
— Ваше величество, — окликнул он короля тихим голосом, — к вам делегация с западной границы, во главе с сэром Иггельдом. Говорят — дело, не терпящее отлагательства.
— Зови, — распорядился король, поудобнее устраиваясь на троне.
Церемониймейстер раскрыл дверь нараспашку.
— Сэр Иггельд — Защитник западных пределов!!! — громко объявил он.
Противный резкий голос стеганул короля по ушам.
— Эх, надо бы сменить церемониймейстера. Ну до чего противно орёт, — подумал он.
Церемониймейстер тем временем продолжал надрываться:
— А с ним богатей… Но закончить фразу он не успел, потому как был сбит с ног резко ворвавшимся в тронный зал человеком. Вбежавший рыцарь стремительно пересёк зал и преклонил колено перед королём.
— Мой король — беда! — тяжело дыша, заявил он.
— Ну и что еще за беда? — спокойно, но со сталью в голосе, спросил король. — Ты позволяешь себе врываться словно ураган! Топчешь прислугу!
— Не вели казнить! — прервал короля Иггельд, приложившись со всей силы лбом об пол. — В Черных горах завёлся дракон. Как только снега сошли, он объявился. Оголодал, наверно, после зимы. Сначала эта тварь пожрала скот. Затем принялась за крестьян. Несколько деревень дракон вообще спалил дотла. Смерды бегут в разные стороны, только бы подальше от монстра! Так что осенью ваше величество может не дождаться обычных податей, — его голос на мгновение стал ехидным, — брать не с кого будет. Из отряда, посланного мной утихомирить чудовище, ни один не вернулся! Граница оголена, — рапортовал Иггельд, — полёг практически весь гарнизон. Если узнают соседи — быть беде! Срочно нужны люди для охраны границы! И хорошо бы Ругера…
— Что?! Это отребье! — вскипел Вильгельм. — В нашем королевстве и без Ругера хватает героев! Только кликну…
Неожиданно большая тень на мгновение закрыло солнце в цветных мозаичных окнах тронного зала. Со двора донеслись истошные женские крики, визги и грубая мужская ругань. Все в зале кинулись к окнам. Увидев горящие постройки, бестолково снующую челядь, беспомощную охрану, Иггельд обреченно прошептал:
— Всё, он уже здесь… тот самый…
Прильнувшим к окну удалось разглядеть исчезающего в голубом небе большого дракона. Его чешуя ослепительно сверкала в лучах солнца. Монарху показалось, что в лапах чудовища трепыхается что-то живое. Но внимательно рассмотреть мешали солнечные блики. Крики во дворе не стихали — пожар не удавалось погасить.
В распахнутые ворота тронного зала вбежала растрёпанная Главная Фрейлина — личная фрейлина принцессы. Заметив короля, она споткнулась и, растянувшись во весь свой немалый рост по натёртому до зеркального блеска полу, подъехала к самым ногам короля. Обхватив его сапоги руками и что-то невнятно бормоча, она принялась целовать их, орошая слезами. По знаку монарха прислуга попыталась поставить фрейлину на ноги, но безуспешно — пальцы несчастной свело судорогой. Только после того, как виночерпий вылил ей на голову кувшин холодного вина, королю удалось разобрать сквозь вой и слёзы:
— Принцесса- а-а-а…Не уследила-а-а…Дракон…
Оттолкнув от себя фрейлину, король заревел:
— Вольдемара ко мне!!! Живо!!!
Как всегда подтянутый, лучший рыцарь королевства сэр Вольдемар не замедлил явиться.
— Вольдемар! Собирай лучших из лучших! Спаси дочь!
— Будет сделано, мой король! — коротко ответил рыцарь.
Время замедлило свой бег. Оно тянулось бесконечно, словно коровья жвачка. Двое суток прошло с тех пор, как отряд лучших рыцарей королевства отправился за принцессой. В ожидании вестей король неподвижно сидел на троне, не смыкая глаз, отказываясь от пищи и воды. Он осунулся, черты его лица заострились. Само лицо приобрело желтовато-бледный, словно у мертвеца цвет. В волнении он сгрыз все ногти, не замечая, что пальцы кровоточат. Наконец, прошлым вечером вернулся гонец, посланный с отрядом. Известия были печальными — никто из отряда не выжил в схватке с жутким монстром. И только тогда раздавленный горем монарх послал за Ругером. Теперь он сидел, тупо уставившись в пустоту, и ждал, когда появится тот, от кого сейчас зависит судьба его единственной дочери, да и всего королевства.
— Сэр Ругер, — наконец объявил церемониймейстер.
В открытую услужливым слугой дверь вошёл Ругер. Также неспешно, как и в первый раз, пересёк тронный зал. Он остановился возле трона и, смерив короля с головы до ног тяжелым взглядом, лениво процедил:
— Ну что, припекло, ваше величество?
В его словах звучала издевка, но король не обратил на это внимания — он попросту сполз с трона и встал перед Ругером на колени:
— Всё отдам! Спаси дочь! Молю!!!
Рыцарь криво усмехнулся:
— Не зазорно ли вашему величеству на коленях перед вонючим смердом ползать? Предки-то в гробах, небось, как на вертелах крутятся?
Король закрыл лицо руками, его плечи тряслись.
— Ладно, ближе к делу, — пожалел короля Ругер, прекращая издеваться над безутешным монархом. — От монстра я державу избавлю. Истреблять их племя моя работа, но плата будет двойной! И вперёд!
Король слабым движением руки подозвал к себе церемониймейстера:
— Найди казначея. Скажешь, я приказал выдать сэру Ругеру столько, сколько он попросит.
Церемониймейстер пулей вылетел из тронного зала.
— Спаси!!! — со слезами на глазах просил стоящий на коленях монарх, протягивая к Ругеру руки, — всё твоё будет, и принцесса и королевство!
— Моли бога, твоё величество, чтоб она живой оказалась, — бросил Ругер королю на прощание Ругер и покинул тронный зал, звеня металлом доспехов.
Большая пустошь перед пещерой дракона была выжжена его огненным дыханием и усыпана многочисленными костями. Сильный запах разложения, струившийся из тёмной пещеры, заставил Ругера поморщиться.
— Ну, как всегда, — проворчал он, слезая с коня. — Ну, до чего нечистоплотное животное, стоит оставить без внимания — не пройти, не проехать! Словно дитя малое. Сплошная грязь и вонища. Ворча, он вытащил меч из ножен и двинулся к пещере, давя громадными сапожищами хрупкие косточки. Вход в логово дракона был огромен, через него в обиталище монстра попадало достаточно света, но Ругер все же немного подождал: глаза должны привыкнуть к сумраку. В глубине пещеры лежал, свернувшись, словно сытый кот, огромный дракон. В его когтистых лапах было зажато крохотное тельце похищенной принцессы. Пока еще живой. Принцесса, увидев Ругера, сделала попытку вырваться из смертельных объятий, но, потерпев неудачу, не придумала ничего лучше, как завизжать на всю пещеру:
— Спасите!!!
— Вот ведь дура! — плюнул в сердцах Ругер.
Дракон зашевелился. Его огромные фасеточные, словно у большой стрекозы глаза открылись, полыхнули кроваво-красным. Чудовище развернулось, встало на ноги. Встопорщило свои кожистые крылья.
— Ну, тварь, получи!!! — неистово заорал рыцарь, взмахивая мечом.
Тяжёлый окровавленный мешок с гулким стуком упал к ногам короля. Из него наполовину высунулась страшная клыкастая морда поверженного дракона.
— Где дочь? Где… где моя девочка? — дрожащим голосом прошептал король.
— Здесь, — скорбно произнес Ругер, протягивая королю еще один окровавленный мешок, — всё, что осталось от принцессы. Я ничего не смог сделать. Слишком поздно!
Подошедшие слуги бережно взяли второй мешок из рук рыцаря.
— Где моя крошка? — опять повторил король, глядя на Ругера безумными глазами. — Где…, - он встал с трона, сделал пару шагов и без чувств свалился на пол.
— Я сделал свое дело, — Ругер наклонился и поднял мешок с головой монстра. — Трофей по праву победителя забираю себе!
Ругер сидел напротив камина, развалившись в любимом кресле. Ночь своим чёрным плащом окутывала большой зал, оставляя нетронутым лишь небольшой участок, освещаемый тлеющими углями. Ругер протянул ноги поближе к огню и блаженно закрыл глаза. Наконец-то закончилась эта эпопея с драконом, и можно позволить себе немного расслабиться. Умиротворяющая тишина нарушалась лишь шаркающими шагами старого Гудерза. Но они не мешали Ругеру отдыхать. Гудерз был самым преданным слугой, одновременно личным доктором Ругера и сенешалем его замка. И еще одно умение отличало Гудерза от других слуг: из всех трофеев хозяина он изготавливал отличные чучела. Шарканье приближалось. Гудерз, знавший замок как своих пять пальцев, прекрасно обходился и без света. Ругер нагнулся и взял один из стоящих возле камина факелов, опустил его в тлеющие угли. Подождал, пока тот разгорится. Затем вытащил. Яркий огонь вырвал из темноты тёмную фигуру подошедшего Гудерза. В руках старый слуга держал большой поднос, на котором обычно выносят к столу жареных поросят. На нём лежало что-то, закрытое куском ткани.
— Хозяин, — произнёс Гудерз выцветшим от старости голосом. — Я закончил. С этими словами он сдернул материю. На подносе лежал новый трофей господина. Осмотрев творение своего слуги, Ругер не смог сдержать возгласа восхищения:
— Ну, старый чертяка! На этот раз ты превзошёл самого себя! Эта голова, она… Она словно живая!
Гудерз сдержанно наклонил голову:
— Всё моё умение, господин, к вашим услугам.
— Я уже присмотрел место для этой красоты, — Ругер поднял факел повыше, осветив стену каминного зала, вдоль которой висели его многочисленные трофеи. — Я повешу ее здесь, между этой рыжеволосой — Брунгильдой и этой светленькой, из далёкой Куявии, как ее… Прелепой.
Из черного покрова темноты на освещенный пятачок света неожиданно вынырнула страшная драконья морда.
— О! Обжорка проснулся, — с теплотой в голосе сказал Ругер.
Он почесал дракону чешуйчатое надбровье. Обжорка закрыл глаза и довольно заурчал, словно сытый кот.
— Тебя я нашел желторотым дракончиком, от которого отвернулись остальные драконы лишь за то, что у тебя слишком долго не отрастали крылья. Твои сородичи, Обжорка — высокомерные болваны. Теперь, когда я встречаю настоящего дракона — я убиваю его. А крылья у тебя прорезались действительно поздно. Но ты оказался ничем не хуже любого дракона из твоего племени!
Тебя, Гудерз, чуть не забили камнями, обвиняя в колдовстве. А какой из тебя колдун? Просто ты умеешь делать кое-что лучше других. Этого не любят. Одни только твои растворы, что позволяют отрубленным головам долго не портиться, чего стоят! Иначе, где бы я взял столько драконьих голов, для доказательств? Вместе мы сила!!! Ну, — он обвел взглядом свою немногочисленную команду, — небольшой отдых. И снова в бой…
Старик замолчал. Приложился к кружке, чтобы промочить пересохшее горло.
— Ну, дед, молодец! — хлопнул Кожемяка по плечу старого рыцаря. — Так им и надо! Нечего от простого люда морды воротить!
— Бессмысленная жестокость, — тихо сказал Морозко. — Можно было как-нибудь иначе…
— Ты чего? — Кожемяка с удивлением смотрел на друга. — Месть — это свято! Так поконом завещано! Глаз за глаз!
Старик поставил пустую кружку на стол, молча наблюдая за перепалкой друзей.
— Слышь, дед, ты хоть ему скажи! — обратился Никита к Ругеру.
Ругер кашлянул в кулак, прочищая горло.
— Когда я был молод, — сказал он, — я тоже так думал. Глаз за глаз. Истина молодых, с кипящей горячей кровью. Но с годами я стал сомневаться, правильно ли я поступал…
— Вот те раз, — воскликнул Никита. — Ладно, чего дальше — то было?
— Дальше? — переспросил Ругер. — Дальше совсем просто: Гудерз умер от старости, Обжорка съел какую — то особо ядовитую принцессу и издох. Я остался один. Распустил челядь. Замок со временем обветшал. Мне стало в нём неуютно. Мои трофеи стали преследовать меня во сне… Я покинул замок. Все, что мне оставалось делать — это сражаться с драконами. Я преследовал их везде, где только мог. Но их становилось всё меньше и меньше. Наконец, почти совсем не осталось. Поговаривают, что только в вашем диком краю они еще водятся.
— Да, — согласился Кожемяка, — чего у нас только не водится. — Смоки, чугайстыри, кощеи, бабы ёги. В непроходимых лесах всякого добра навалом. И в киевских, и в муромских.
— Так я и оказался в вашей Куявии, — продолжал Ругер. — Приходилось когда-то здесь бывать. Да я уж рассказывал…
Входная дверь громко заскрипела, заглушая последние слова старого немца. В корчму вошли два могучих витязя в запыленных доспехах.