Кулаком и добрым словом

Глава 14

Невесть откуда налетевший мелкий дождик так и не смог охладить разгоряченные тела. Но он все-таки принёс небольшое облегчение. Дунай сорвал с головы шлем, перевернул, подставляя его под жиденькие струйки. Набрав немного дождевой воды, он с наслаждением вылил её себе на голову. Веси и селища на пути богатырей попадались все чаще и чаще, что говорило о приближении большого города.

— Скоро Ворута, — словно услышав мысли Добрыни, произнес Дунай. — Давненько я не был здесь!

Добрыня с интересом осматривал все вокруг. Он бывал в разных странах, и много чего повидал, но в Литве бывать не приходилось.

— А ведь люди везде одинаковые живут! — вдруг подумалось ему. — По разному одеваются, говорят на разных языках, но суть одна… готовы перегрызть друг другу глотку за самую малость. Таким уж создал их бессмертный Род, и зачем только это понадобилось старику?

— Смотри! — оторвал Добрыню от таких необычных для богатыря дум Дунай. — Город уже видно! Прибыли, слава Богам!

— Ну ничего себе! — удивленно присвистнул Добрыня, оглядывая городские стены.

Ворута, по сравнению с Киевом, был маленьким городком. Но это не мешало ему огородиться от мира каменной стеной, в то время киевские стены были в основном из дерева.

— Да, этот городок с наскоку не возьмешь! — задумчиво проговорил Добрыня.

— Так мы ж сюда не за этим! — удивился Дунай.

— Это так, — как бы между прочим откликнулся Добрыня, — на будущее пригодиться.

Широкий, мощенный брусчаткой, двор короля Турберна встретил путников неприветливо: на мокрых после дождя камнях Снежок поскользнулся. Копыто застряло в выбоине. Добрыня спешно спрыгнул с коня и осмотрел ногу. К облегчению богатыря все обошлось.

— Не к добру это! — огорчился Дунай.

— Да все нормально! — оборвал причитания спутника Добрыня.

Тут к ним подскочил бойкий светловолосый мальчуган. Дунай кивнул ему. Парнишка затараторил что-то по-своему, Дунай ответил. Затем спрыгнул с коня и бросил повод пареньку.

— Смотри, — предупредил Дунай паренька, — чтоб накормил самым отборным зерном!

Добрыня, передавая повод в руки мальчишке, попросил Дуная:

— Скажи ему, чтобы ихний лошадник ногу Снежка осмотрел! Мало ли что!

Дунай перевел, парнишка кивнул и увел богатырских коней в конюшню.

— Ты поглянь, Зубан, — услышали богатыри насмешливый голос, — кого к нам с дождичком занесло!

Двое стражей на княжьем крыльце весело скалились. Тот, который и был по-видимому Зубаном, расплылся в довольной улыбке, сверкнув большими лошадиными зубами:

— Тю, да это ж Дунай! Здорово, бродяга!

— Ну, как вы тут без меня? — улыбнулся в ответ Дунай, пожимая стражам руки.

— Помаленьку, — ответил Зубан, — провинились мы вчера с Ольгердом! Вот теперь у крыльца торчим!

— Опять по пьяни чудили? — весело заржал Дунай.

— Да, понимаешь, корчмарь брагу плохую продал! — оправдывался Ольгерд, красуясь свежим синяком. — Не брала она нас, бочку выдули, и ни в одном глазу! В отместку мы корчму по брёвнышку и раскатали! А он собака, князю нажаловался! И теперь мы у крыльца!

— Ладно мужики, кончай лясы точить, — вдоволь насмеявшись, сказал Дунай, — дело у нас к Турберну неотложное! Сгоняйте кто-нить, сообщите!

— Ольгерд, твоя очередь докладать королю! — подмигнув Дунаю, отозвался Зубан.

— Ну его, — отозвался Ольгер, скорчив страшную гримасу, — не в духе он сегодня! Сходи ты, а? А с меня пиво!

— А у тебя еще гроши остались? — оживился Зубан. — А говорил, калита пуста!

Ольгерд потупил взор.

— Эх, ладно, схожу! Только в последний раз! — согласился Зубан. — Чего докладать-то? — спросил он Дуная.

— Посол Великого киевского князя Владимира, — напыжился Дунай, — так и доложи!

— Это ты, что ли, посол? — выставив напоказ огромные зубы, подначил Дуная Зубан.

— Не, — мотнул головой Дунай, — я за переводчика. Вот посол! — указал Дунай на Добрыню. — Знакомьтесь, братцы, величайший из богатырей каких я знаю — Добрыня!

Стражи с изумлением уставились на известного богатыря.

— Тот самый? — переспросил Ольгерд: слава о Добрыне гремела далеко за пределами Руси. — Дядька нынешнего князя Русов?

Дунай подтверждающе кивнул:

— Он самый! Давай, Зубан, дуй, не задерживай! Доложи как положено!

Зубан, гремя доспехами и поминутно оглядываясь на Добрыню, исчез в княжьем тереме. Но вернулся на удивление быстро.

— Проходите! Король ждет! Дунай, дорогу еще не забыл?

— Найдем! — коротко ответил Дунай.

Пройдя по длинному мрачному коридору, они, наконец, добрались до массивных резных дверей. Дунай остановился и кивнул стражам, стоящим по обе стороны от дверей.

— Прибыли! — сказал он, решительно толкая тяжелую дверь.

Друзья, переступив порог, оказались в большой палате. Добрыня чувствовал себя неуютно: каменные стены давили. Добрыне здесь не нравилось — он с детства привык к деревянным теремам. Хотя Добрыне и приходилось бывать с красной ложью в Царьграде, но там дворцы базилевсов поболе будут: не действуют так угнетающе. В отдалении на резном кресле восседал король Турберн. Богатыри, гордо подняв головы, подошли к трону и поклонились по русскому обычаю.

— Здрав будь, Турберн! — торжественно произнес Дунай, набрав в грудь побольше воздуха. — Богатыри Добрыня и Дунай от Великого Князя Русов — Владимира, с выгодным предложением!

Добрыня вышел вперед и протянул грамоту королю. Турберн холодно принял ее, не удостоив богатырей даже кивком головы, затем сорвал сургучную княжью печать и погрузился в чтение.

— Надо же, — съязвил Добрыня, которого покоробил холодный прием, — даже грамоту разумеет.

— Ну так, — отозвался Дунай, — грамотка по-литовски отписана, а надо было по-русски отписать, чтобы жизнь малиной не казалась.

— Будь начеку! — тихо предупредил Добрыня, глазами указывая на Турберна. Лицо короля багровело на глазах.

— Сейчас прорвет, — подумал Дунай и оказался прав: Турберн, дочитав грамоту, порвал ее, а обрывки швырнул в лицо богатырям.

— Шелудивые псы! — завизжал Турберн. — Как вы набрались храбрости предлагать это мне, потомку великих королей литовских!!! Как я могу отдать свою дочь за робичича, выскочившего из грязи?!

— Чего орет? — спокойно поинтересовался Добрыня.

— Князь наш ему, видите ли, не по ндраву! — так же спокойно ответил Дунай.

— А-а-а, вона в чем дело! — усмехнулся Добрыня и положил руку на рукоять меча.

Турберн тем временем накинулся на Дуная.

— А тебя, предатель, я давно на кол хотел посадить, чтоб другим неповадно было!

— Постой! — дерзко оборвал его Дунай. — Все, что я тебе должен был, я вернул сполна! И имя своё бесчестить не позволю!

— Взять их! — коротко приказал Турберн.

— Началось! — выпалил Дунай, хватаясь за меч. — Прости старина, — выдохнул он, свалив подбежавшего стража тяжелым навершием рукояти, — не я это начал!

С перекошенным ужасной гримасой лицом, на Добрыню наседал второй страж.

— Я примерно и ожидал такого приема! — увернувшись от острого наконечника копья, посетовал Добрыня и деловито оглушил стража пудовым кулаком. Но от дверей неслись еще двое стража с пиками наперевес. А из коридора уже отчетливо доносился топот множества ног.

— Ну, прям безобразие какое-то! — вяло выругался Добрыня, уклонившись от очередного копья. — Всяк норовит меня сегодня на пику насадить как майского жука!

— А я говорил, — сшибая противника с ног, брюзжал Дунай, — не к добру Снежок спотыкался!

Звеня металлом доспехов в зал вбежала толпа воинов и без раздумий кинулась на богатырей.

— Ничего! Разомнёмся! — «успокоил» Добрыня товарища, вынимая меч.

Устало перешагивая через обезображенные трупы, Дунай подошел к резному креслу Турберна. Демонстративно вытер о полу его кафтана окровавленную полосу металла. Турберн, боясь пошевелиться, круглыми от удивления глазами смотрел на двоих богатырей, которые только что отправили в лучший мир его личную охрану.

— Добился своего? — плюнул Дунай в лицо королю. — А ведь можно было миром все решить! Они, — он махнул головой в сторону трупов, — были отличными парнями и хорошими воями! Но супротив Добрыни, — он покачал головой, — у них не было шансов! Вот почему я присягнул Владимиру! У его стола такие витязи собрались…

Богатырь, забрызганный кровью с головы до ног, был страшен. От его громкого голоса Турберн то и дело вздрагивал. Дунай развернулся и пошел к выходу.

— Я согласен! — вдруг хрипло выкрикнул король. — Берите дочь! Владимира лучше иметь союзником!

— Ящер тебя задери! — сквозь зубы выругался Дунай.

Опраксия не заставила себя долго упрашивать: быстро собрала самое необходимое, и вот путники уже едут в сторону Киева. Старшая дочь литовского короля на удивление хорошо управлялась с лошадьми. Одетая в мужское платье она ничем не отличалась от мужчин. Сноровка была отличная, о чём Добрыня, подождав пока Опраксия отъедет подальше, и сказал Дунаю.

— А я предупреждал, что у Турберна девки оторви да выброси! Наверное в мать пошли. Турберн — трусливая лисица. Он только предками кичиться может! А мать у них знатная поляница была!

— А где она сейчас!

— Зачахла от тоски, Турберн ее никуда не отпускал, за семью замками держал! А она… — он махнул рукой.

— Зачем же такая баба за него замуж пошла?

— Добрыня, ты словно вчера родился? Конечно не пошла бы! Турберн долго ее пас, словно крылатую кобылицу. Ну и выпас наконец! Сторожил пуще глазу. Ну и зачахла она без чистого полюшка!

— Да, дела, — протянул Добрыня

— Однако дочек поднять успела, и воспитала по-своему, — продолжал Дунай. — Опраксия поспокойней будет. Да и отсюда давно вырваться хотела. Спорить она не любит: лучшей жены князю и не сыскать! А вот Настасья…, - Дунай запнулся и замолчал.

— Что, Настасья? — прищурившись, переспросил Добрыня.

— Она чистый пламень! — выдохнул Дунай. — Непокорная, своевольная… даже отец ничего с ней сделать не смог! Богатырша, каких поискать!

— Ой, паря! — беззлобно рассмеялся Добрыня. — Я гляжу, ты попался!

Дунай покраснел до самых кончиков ушей. Он пришпорил коня и умчался вслед за Опраксией.

— Эх, молодость! — подумал Добрыня, пуская Снежка галопом.

Так пролетело два дня. Боги на этот раз миловали путников, неприятности обходили их стороной. К исходу вторых суток Дунай заметил на виднокрае одинокий шатёр. Богатырь указал на него Добрыне.

— Добрыня, — преданно заглянул он в глаза побратима, — отпусти силой померяться!

— Ты чего, — помрачнел Добрыня, — приключений ищешь? Недавно ведь пел, что неприятности сыплются со всех сторон! А сейчас сам нарываешься!

— Ну, Добрыня! Отпусти, неужто сам молодым не был? Я догоню!

— Ты уже себя победителем мнишь? — поинтересовался Добрыня. — Смотри, как бы…

— Понял я, понял! — вился вокруг товарища Дунай. — Ну, можно?

— Езжай! — тяжело вздохнув, ответил Добрыня. — Только смотри у меня! — погрозил он кулаком.

Дунай развернул своего вороного, и помчался к одинокому шатру. Ярко-красное полотнище лениво полоскал слабый ветерок.

— Вот неженка, — подумал Дунай, подъезжая поближе, — под чистым небом да на земельке ему видать жестко! С таким я враз справлюсь. Мы простые, к роскоши непривычные! Вот Неистовый Святослав, с него пример брать надо — камень под головой считал роскошью для настоящего воя непозволительной! Поэтому держал всех вот здесь, — Дунай крепко сжал пальцы в кулаке. — Уважали его все и боялись! Настоящего воя должны бояться, иначе нельзя!

Так за размышлениями он не заметил, как подъехал к роскошному шатру. Дунай спешился, откинул невесомый полог и заглянул внутрь. В шатре, уткнувшись лицом в атласную подушку, спал неизвестный витязь.

— Неженка, каких поискать, — окончательно уверился в своей догадке Добрыня, — ишь кожа какая нежная да гладкая, словно у младенца! Не то что моя, обветренная дубовая шкура. Ну, пусть спит, будить не буду. А то скажет, что напал на спящего. Пусть силов наберется, они ему еще ой как понадобятся.

Он задернул полог и принялся распрягать коня. Ворон уже успел снюхаться с крепкой лошадкой неизвестного богатыря и призывно рыхлил пыльную землю копытами.

— Иди, побегай! — Дунай хлопнул Ворона по крупу. — Да и я отдохну, мне силенка тоже понадобиться, — он улегся подле шатра на прогретую летним солнцем степную землю, удобно пристроив под голову седло.

— Вставай! — богатыря разбудил чей-то звонкий голос, и в его бок уткнулся булатный наконечник копья. — Проспал ты своё счастье, дружок!

Дунай отрыл глаза и огляделся. Шатер исчез, а на его месте гарцевал верхом давешний спящий витязь, да еще пребольно тыкал Дуная в бок наконечником копья. Лицо витязя закрывала сверкающая на солнце личина, сквозь прорези в которой были видны только глаза.

— Ладно, — ворчливо согласился Дунай, хватаясь рукой за острый булат и отодвигая его в сторону, — проспал! Но я ведь тебя не тронул, когда спал ты! Давай уж честь по чести, дай мне встать, одеться, а там уж и силушкой померяемся вволю!

Витязь на мгновение задумался, затем утвердительно кивнул головой и убрал копье. Дунай вскочил на ноги, и засунув пальцы в рот, резко свистнул. Поднимая сухую степную пыль, к богатырю мчался Ворон.

— Слышь, — обратился Дунай к супротивнику, неподвижно стоящему неподалёку, — как зовут тебя? Куда сообщить, что так и так, принял, дескать, ваш сын смерть геройскую от руки Дуная! — одним неуловимым движением, Дунай не касаясь стремян взлетел в седло.

— Не хвались на рать…, - последние слова супротивника потонули в громовом ржании Ворона, взвившегося на дыбы.

— Что? — переспросил Дунай. — Тебе насрать? — он старался разозлиться перед поединком. — Сейчас мы это проверим!

— Я говорю, — громко повторил неизвестный, — не хвались на рать идучи!

Булатная личина искажала голос витязя, но на мгновение этот звонкий голос показался Дунаю знакомым. Но только на мгновение.

— Держись, сопляк! — крикнул Дунай, выставляя копье и пуская Ворона в галоп.

Противник несся на Дуная с молчаливой решимостью. Они сшиблись словно две горы, если бы горы умели двигаться с такой быстротой. Щепки полетели в разные стороны: супротивники даже не покачнулись в седлах. Отбросив бесполезный кусок дерева: все, что осталось от прочного копья, Дунай обнажил меч. Противник скопировал его действия: пустил солнечный зайчик полосой шлифованного булата. Дунай несколько раз взмахнул мечом, нагоняя кровь в мышцы, затем, привстав на стременах, обрушил на противника богатырский удар. Руку тряхнуло, а от щита супротивника отвалился добрый кусок.

— А! — радостно воскликнул Дунай и тут же забыл об осторожности, увидев, что рука противника бессильно повисла, — это тебе не пряники медовые трескать!

Неожиданно рядом что-то свистнуло, Дунай инстинктивно пригнулся, закрываясь щитом. Неведомая сила сорвала с головы шелом.

— Вот, блин! — выругался про себя Дунай. — Противник — то непрост, ишь как он меня отвлек! Ч ведь чуть башки не лишился!

Поединщики продолжали кружить друг против друга. Рука неизвестного уже не висела плетью, а крепко сжимала изуродованный щит. Они изредка обменивались ударами в поисках слабых мест. Солнце потихоньку перевалило зенит. Тени удлинялись. Богатыри уже бросили наземь остатки измочаленных щитов.

— Слышь, — привлек внимание неизвестного Дунай, — давай спешимся! Заморились наши коники добре!

Неизвестный устало кивнул. Добрыня спрыгнул на пыльную степную землю, взрыхленную копытами коней. Тело, измочаленное не хуже щитов, противно ныло. Противнику, судя по иссеченным доспехам тоже пришлось не сладко. Дунай стараясь не обращать на боль внимания, стал сближаться с неизвестным.

— Уф! — с трудом нанося очередной удар неподъёмным мечом, пыхтел Дунай. Бледный месяц с интересом следил за поединком. Богатыри двигались медленно, словно окутанные невидимой паутиной. Наконец, они повисли друг на друге, опустив мечи.

— Слушай, — сипло сказал Дунай, облизывая пересохшие губы, — давай без оружия, а? Сил больше нет мечом махать!

Неизвестный что-то невнятное буркнул и утвердительно махнул головой. Мечи тут же выскользнули из ослабевших рук. Богатыри оттолкнулись друг от друга. Покачиваясь, они мерили друг друга злобными взглядами. Наконец противник размахнулся, и Дунай, собрав остатки сил, прыгнул на него. Обхватил закованное в металл тело. Сжал, что было сил. В глазах потемнело. Враг вяло трепыхался, но разорвать стальной захват не мог. Дунай резко оторвал противника от земли и кинул в дорожную пыль, припечатав сверху своим весом. Неизвестный лежал тихо, по-видимому без сознания. Дрожащей рукой Дунай сорвал с лица витязя погнутую личину.

— О, боги! — вырвался у него глас изумления. — Настасья!

Он осторожно слез с девушки.

— Да как же это? — недоумевая, выкрикнул Дунай. — Настасьюшка!

Он поднял голову девушки и положил её себе на колени. Сорвал с её головы шлем. Ласково провел по коротко стриженым волосам рукой. Девушка застонала и открыла глаза.

— Дунай! — тихо позвала она. — Как я хотела, что бы ты победил! И ты не подвёл!

— Зачем? Зачем ты состязалась со мной?

— Я обещала маме перед смертью, что моим мужем станет лишь тот, кто сумеет победить меня в честной схватке! Но я любила только тебя, — её губы тронула легкая улыбка, — с того самого первого дня, когда увидела тебя в отцовской дружине. И боги помогли нам! Я боялась, что ты не сможешь одолеть меня, поэтому дома я никогда не выходила на двобой с тобой…

— Я тоже боялся, — честно признался Дунай, — боялся, если ты победишь, то будешь презирать меня всю жизнь! Я тоже, — он судорожно сглотнул, — тоже всегда любил только тебя одну!

— Поставь шатер, милый, — слабым голосом попросила Настасья, — нам нужно отдохнуть.

Свинцовые волны холодного моря разбивались о прибрежные камни фьорда, обдавая солёными брызгами стоящих на берегу людей.

— А ну разойдись! — заорал чернобородый викинг в рогатом шлеме, сбрасывая на берег сходни. — Набежали тут, — проворчал он, привычно смахивая с красного обветренного лица капли воды, — разойдись, кому говорю!

На пристани действительно было много народу: убелённые сединами древние старцы, их ученики, служки, были здесь служители Перуна и Волоса, и других, не знамо каких богов.

— Эк, сколько волхвов в одном месте, — удивленно присвистнул Кожемяка, — и каким только ветром их сюда принесло?

Настроение у Никиты было отличное: до Варяжского моря им удалось добраться без приключений. До Смоленска они загорали, развалившись на тюках с товаром. А в Ключ-городе, благодаря помощи купца Алтына, старинного друга отца Никиты, быстро нашли попутчиков до побережья.

— Праздник скоро в Арконе, — отозвался Морозко, — каждый уважающий себя волхв, хоть раз в жизни обязан здесь побывать!

— Эй! — закричал друзьям все тот же чернобородый варяг. — Грузиться будем, или как? Мне плевать на то, что вы заплатили вперёд! Не поторопитесь загрузить свои задницы на судно, уйдем без вас!

Никита с Морозкой быстро вбежали по трапу на борт. Чернобородый поднял сходни, отдал концы, и драккар, неспешно покачиваясь на волнах, вышел в открытое море. Попутный ветер погонял судно, ходко продвигающееся к намеченной цели. Утомленные долгой дорогой и мерным покачиванием, друзья незаметно задремали.

— Выдерну свой верный меч! — затянул вдруг песню мерзкий противный голос. — И пойду рубать всем бошки с плеч!

— Да заткнешься ты наконец! — прикрикнул кто-то на горе-певца, бросая в него грязным сапогом. — И откуда только берутся такие уроды? Двух слов связать не может, и туда же — петь!

Проснувшись от криков, друзья переглянулись.

— А ведь точно, — почесал в затылке Никита, — дерьмовых певцов-то на свете больше! А почему так происходит, никто не знает.

— Есть про то один сказ, — вдруг отозвался сидевший рядом с Морозкой седой древний дед.

— Дед, — повернулся к старику Никита, — я гляжу ты из волхвов, знаешь много. Расскажи. Дорога — то долгая.

— Отчего ж не рассказать, — согласился старик, — слушайте. Давным-давно, — начал он свой кощун, — во времена бесконечных, кровопролитных войн решили асы и ваны заключить мир. В знак мира смешали они слюну в одном сосуде, и получился из этой слюны мудрый человек. Квасир. Помимо мудрости обладал Квасир поэтическим даром, и никто не мог с ним в этом сравниться, даже Браги. Жутко завидовали ему карлики — дварфы, особенно Галар и Фьялар. И однажды они заманили его к себе…