Кулаком и добрым словом

Глава 15

— Тихо ты, болван, — отвешивая увесистую оплеуху, шикнул Фьялар на Галара. — Знаешь, придурок, чего мне это стоило? Ты хочешь, чтобы он догадался? И зачем я только связался с такой дубиной, как ты? На, — он сунул в руки Галара кувшин, — иди подлей ему вина! Квасир скоро осоловеет и уснет. Тогда мы…

— Ты хочешь напоить Квасира? — изумлённо прошептал Галар.

— Если ты идиот, это не значит, что и я тоже, — злобно зашипел Фьялар, наградив Галара еще одной зуботычиной. — Никому еще не удавалось напоить Квасира. Таким уж его создали боги. Я подмешал в вино дурманящий сонный порошок, смотри тоже не глотни, с тебя станется. Ну, чего стоишь столбом, неси быстрей, не то он догадается, — Фьялар присовокупил к двум оплеухам еще и пинок под зад, для скорости.

— Кажется, получается, — дрожащим от волнения голосом прошептал Галар, вернувшись, — уже носом клюёт. Зовёт тебя, выпить за дружбу, — он мерзко хихикнул.

— За дружбу говоришь, — рот Фьялара растянулся в жуткой ухмылке, обнажая ряд крепких кривых зубов. — Уже иду, только найду свой любимый нож. Куда же я его задевал? Ага, вот он где, — он нагнулся и вытащил из-за голенища сапога огромный тесак, каким мясники обычно разделывают бычьи туши. Другой рукой он ухватил Галара за грудки, рывком приблизив его уродливую рожу к своему лицу. — Подстрахуешь меня, недоумок, — дохнув смрадным запахом, зловеще прошептал Фьялар, — топор в углу. Если что…

Карлик вышел из чулана, излучая радушную улыбку гостеприимного хозяина.

— Дорогой Квасир, — начал он, приближаясь. Правую руку с зажатым в ней любимым ножом он держал за спиной, — для нас большая честь…

Квасир сидел за столом с отсутствующим выражением лица. Увидев Фьялара, он попытался сосредоточиться, его лицо расплылось в глупой улыбке:

— Д-р-р-руг Ф-ф-фья-а-лар!!! Выпьем! За друж-ж-ж-бу! Квасир схватил кружку с вином и залпом её осушил. Он попытался еще что-то сказать, но не смог. Его голова ткнулась лбом в столешницу, и он захрапел, пуская слюни.

— Ну что, отрыжка богов, кончилось твое время! — Фьялар оторвал голову Квасира от стола, ухватив за волосы. Он был доволен собой — всё шло по заранее намеченному плану. Блеснула сталь. Несколько мгновений Фьялар наслаждался игрой света на остро отточенном лезвии ножа, затем быстро и аккуратно перерезал Квасиру горло. Кровь хлынула широкой мощной рекой.

— От дерьмо! — выругался Фьялар, втыкая окровавленный нож в грубые доски стола. Выплеснув остатки вина из кувшина, он подставил его под струю крови. Кувшин быстро наполнялся тёмной тягучей жидкостью.

— Галар! — заорал Фьялар, используя всю мощь своих легких. — Быстро ко мне!

Галар выскочил из чулана с топором наперевес. Увидев Квасира с перерезанным горлом, он, жутко удивившись, спросил:

— Как, уже всё?

— Болван! — зарычал на него Фьялар, — я тебе сказал меня подстраховать, а ты, урод, даже не видел как я его кончил!

— Я топор искал, — попытался оправдаться Галар.

— Лучше б ты вчерашний день искал, — не унимался Фьялар, — было б больше пользы. Живо тащи пустую чеплашку — кровь скоро через край хлынет.

— Ага, щас! — Галар стремглав кинулся к чулану, но, не добежав, остановился. Обернулся и задал невинный вопрос:

— А де она, эта чеплашка?

От такого тупого вопроса Фьялар пришел в бешенство:

— Еще один вопрос, и я удавлю тебя своими собственными руками! Иди сюда! Держи кувшин и смотри, если прольешь… Исчезая в чулане, Фьялар не переставал ворчать:

— Говорила мне мама, хочешь сделать хорошо — сделай всё сам.

Едва только Фьялар скрылся, во входную дверь кто-то негромко постучал. Галар испугался, его руки предательски задрожали, расплёскивая драгоценную влагу. Хотя Галар и был туповат, но он прекрасно понимал, что свидетели им в этом деле ни к чему. Поэтому он, дрожащими руками аккуратно поставил драгоценный сосуд на стол. Затем выдернул торчавший в столешнице окровавленный нож Фьялара. Сделав первый шаг к двери, Галар споткнулся о брошенный им ранее топор. Недолго думая карлик нагнулся и поднял его. Стук раздался вновь. В два гигантских прыжка Галар добежал до стены и встал к ней спиной рядом с дверью.

— Войдите! — прокричал карлик осипшим от страха голосом.

Входная дверь открылась, и в комнату вошел человек. Галар видел только его заросший черными густыми волосами затылок. Карлик неслышно отделился от стены, взмахнул топором. Череп вошедшего оказался на диво прочным, с первого удара Галар рассек только кожу на затылке и забрызгал себя кровью. Не дав вошедшему опомниться, он нанес второй удар точно в то же место. Второго удара череп не выдержал — раскололся словно гнилой орех. Осколки затылочной кости вперемешку с мозгом белыми искрами брызнули во все стороны. Человек, не издав ни звука, упал лицом вниз. От удара тела о пол содрогнулся весь дом. Неожиданно за спиной Галара кто-то испуганно взвизгнул. Карлик резко обернулся. В дверном проёме, остолбенев от ужаса, стояла женщина. Широко открытыми от страха глазами она смотрела на подрагивающий в руке Галара чудовищный топор. Не раздумывая, карлик всадил ей в грудь широкий мясницкий нож, что держал в другой руке. Женщина жалобно вскрикнула, в её груди забулькало, и она медленно осела на пол. На шум из чулана выскочил взъерошенный Фьялар. Вид двух неподвижно лежащих, истекающих кровью тел привёл его в замешательство. Не обращая внимания на дрожащего от возбуждения сотоварища, Фьялар быстрыми шагами пересёк комнату и склонился над мужчиной с разрубленной головой. Перевернув его на спину, карлик наклонился, прислушался, пытаясь уловить дыхание. Но мужчина был мёртв и недвижим, словно камень. Фьялар медленно поднял голову, его губы дрожали.

— Ты зачем убил Гиллинга? — тихо спросил Фьялар, багровея на глазах.

— Ка-ка-кого Гиллинга? — заикаясь переспросил Галар.

— Великана Гиллинга, придурок!!! — взорвался Фьялар, брызжа слюной.

— Великаны они это — здоровые, — развел руками Галар, словно пытался показать, каким должен быть великан, — а этот маленький.

— Идиот! Ты хоть что-нибудь слышал о магии великанов?

— Нет, — глупо улыбаясь, ответил Галар.

— Меня угораздило связаться с самым тупым карлой на свете! — от отчаяния Фьялар обхватил голову руками. — Я позвал Гиллинга, чтобы он подчистил за нами грязь, — Фьялар махнул рукой в сторону Квасира.

— Какую грязь? — не понял Галар. — У нас чисто!

— О-о-о!!! — заревел Фьялар от бессилия. — Он должен был сожрать тело Квасира, тогда бы никто не догадался! А ты убил его и его жену, болван! Ты, — он подскочил и схватил Галара за грудки, — ты провалил такое дело…

Неожиданно Фьялар остановился, словно вспомнил что-то важное. Отпустив Галара, он схватил за ноги Гиллинга и потащил его к выходу:

— Хватай жену Гиллинга и тащи её к лодке, — приказал он Галару. — Магия великанов заканчивается с их смертью, сейчас они опять станут большими. Поторопись, ублюдок! Нам нужно успеть увезти их тела подальше в море и утопить!

Итак, Квасира не стало. Его тело было надежно спрятано. К тому же карлы распустили слух, что Квасир захлебнулся в собственной мудрости, ибо он не нашел того, кто мог бы выспросить у него всю мудрость. Убийство Квасира сошло карлам с рук. Разлили они кровь Квасира в две чаши и котел и, смешав её с мёдом, сварили чудесный напиток — мёд поэзии. Всякий, единожды попробовавший мёда, становился либо мудрецом, либо скальдом. Но, как и опасался Фьялар, им пришлось ответить за смерть великана Гиллинга и его жены…

— Вот он, мёд поэзии, — любовно погладил крутой бок котла Фьялар. — Слышишь, урод, я тебе говорю, — окрикнул он Галара. — Нам всё-таки удалось! Ща хряпнем по глоточку мёда и станем мудрее богов! Ваще-то тебе нужно больше, тупая ты образина, одним глотком твою тупость не вылечить! Сам Один будет к нам за советом бегать! На коленях глоточек мёда выпрашивать будет. Но не получит ни фига! А затем, — он мечтательно прикрыл глаза, — слава о нашей мудрости пойдет по всему миру. И в Мидгарде, и в Асгарде, даже в Нифльхейме…

Закончить он не успел, его хрустальные мечты были разбиты в прах страшным рёвом, доносившимся с улицы. Ужасный рык сотряс землю. Откуда-то сверху на карликов посыпалась труха и мелкие камни. Посуда, стоявшая на полках, попадала на пол и разбилась.

— Землетрясение! — заверещал Галар, опрометью бросаясь к двери. За ним словно по палубе драккара, попавшего в шторм, качаясь и спотыкаясь, побежал Фьялар. Галар, добежав до двери, резко её распахнул, но так же резко и закрыл. Навалившись на дверь спиной, он размахивал руками, хватал ртом воздух, пытаясь что то сказать Фьялару.

— Что там? — нетерпеливо спросил Фьялар. Но Галар только молча лупал глазищами и надсадно дышал. Не добившись от него ничего вразумительного, Фьялар ухватил сотоварища за шкирку и отбросил от двери. Слегка приоткрыв дверь, он глянул в образовавшуюся щель. У дверей их дома бушевал разгневанный хримтурс. Из огромной пасти великана исходил оглушительный рёв. Окружающие жилище скалы трескались и осыпались от этого рёва. Фьялар в испуге закрыл дверь.

— Это Суттунг, сын Гиллинга, — обречёно прошептал он. — Теперь нам не отвертеться!

Суттунг схватил вероломных карликов и разгромил их жилище. Затем он вышел в море и посадил убийц отца на скалу, что во время прилива поглощается водой. Но и на этот раз хитрым карлам удалось выкрутиться. Вирой за убийство Гиллинга и его жены послужил с таким трудом добытый мёд поэзии. Со слезами на глазах отдавали злобные дварфы чудесный напиток, так ни разу и не пригубив его. Но мир со страшным великаном был восстановлен. Новым хозяином мёда стал Суттунг, сын великана Гиллинга.

— Гуннлед! — могучий глас Суттунга гулким эхом пошёл гулять по многочисленным закоулкам необъятной пещеры.

С древнейших времён пращуры Суттунга жили в мрачных пещерах Хнитбьерга, облагораживая их в меру своих способностей: гигантский очаг в углу, в котором горели целые деревья, вывернутые с корнем, грубая, сколоченная из необработанных стволов домашняя утварь, столы, стулья, лежанки — вот и всё, чем довольствовались неприхотливые инеистые великаны. Осторожно поставив драгоценную ношу на стол, Суттунг заревел еще громче:

— Гуннлед!

После гибели Гиллинга и его жены ближайших родственников у Суттунга осталось раз, два и обчелся: дочь Гуннлед, да родной брат — Бауги. Постоянно странствуя, Суттунг редко бывал дома, а драгоценный напиток нужно стеречь. Бауги Суттунг не доверял по причине его природной тупости, что не редкость среди великаньего племени. А вот дочь — подходящий страж для напитка: и умна, и хитра, даром, что молода — нет еще и двух сотен лет. Наконец Гуннлед соизволила явиться на зов отца. Еще не достигшая своего полного роста, великанша была по пояс отцу.

— Вот! — проревел Суттунг, глядя на дочь сверху вниз. — Это вира за убийство моего отца и твоего деда Гиллинга. Береги пуще глазу своего. Хватает на свете всяких проходимцев, что не прочь поживиться за наш счёт.

Тем временем в чертогах Вальхаллы, на золотом престоле в задумчивости восседал великий Один. А вокруг кипел бесконечный пир. Вечный пир, на котором гуляют лучшие воины, эйнхерии, когда-либо жившие на земле. Так будет продолжаться до самого Рагнарека, последней битвы, после которой уцелеют немногие. А пока… пир горой, пир без конца. Воины пьют без меры, жрут без меры, благо пьянящее молоко козы Хейдрун и мясо вепря Сэхримнира никогда не кончаются. Сейчс напьются и схватятся за ножи. Один лишь грустно улыбнулся: все мёртвые в Вальхале с восходом солнца оживают, страшные раны затягиваются, отрубленные конечности прирастают. Ну вот, как обычно, мертвые сброшены под стол, где и очнуться завтра поутру целыми и невредимыми, а пир продолжается. Как всё это наскучило Всеотцу за бесконечную череду лет. Приелось, набило оскомину. Пьяные хари, жирные руки, засаленные волосы верных эйнхериев вызывают отвращение. Один давно уже ничего не ест, скармливая свою пищу ручным волкам Роги и Фрекки, от мяса Сэхримнира его тошнит. Где Квасир, только он мог рассеять тоску Отца богов своими песнями. Его нет, он давно перестал посещать Вальхаллу. Да и кто может выдержать такое бесконечно долго?

Неожиданно в пиршественную залу ворвались две огромные черные птицы. Два ворона Хугин и Мунин, глаза и уши старого Хрофта. Сделав круг почёта по залу и попутно нагадив на головы самым рьяным забиякам, чем несказанно порадовали одноглазого бога, вороны расселись на плечах Великого Водчего. Устроившись поудобнее, они принялись наперебой каркать.

— Тихо! — прикрикнул на них Один. — Давайте по очереди.

Интересную историю поведали пернатые Одину. Про исчезновение Квасира, убийство великана Гиллинга и его жены, про чудесный напиток, отданный карлами Суттунгу…

И Один понял: это шанс. Шанс развеять скуку и обзавестись чудесным напитком. Перед ним сейчас стоял всего лишь один вопрос: с чего начать?

Прав был Суттунг, что не доверил напиток Бауги. Именно с этого слабого звена начал Один свою охоту за мёдом.

— Пошевеливайтесь, остолопы! Солнце уже высоко! — по хозяйски покрикивал Бауги на девятерых неповоротливых ётунов. — Дождетесь, повыгоняю! Такие работники мне не нужны! Да вы больше прожираете, одни убытки от вас!

Великаны, находившиеся у Бауги в услужении, лишь преданно смотрели хозяину в глаза. Умом они не блистали, как впрочем и сам Бауги, но хозяину виднее. Поэтому спорить они не решались, а лишь кивали, соглашаясь, своими большими словно пивные котлы головами.

— Что бы к вечеру нижний луг был выкошен! А не справитесь, не видать вам жратвы, как своих ушей!

Бауги повернулся к работникам спиной, давая этим понять, что разговор окончен.

Великаны негромко поворчали, лениво разобрали косы и отправились на луг.

Утреннее солнце еще не начало как следует припекать, а с утомлённых работников сошло уже десять потов. Проходивший мимо странник, уселся на придорожный камень, оглядел цепким взглядом взмыленных косарей и поинтересовался:

— Ребятки, а чего это вы так устали? На дворе еще утро!

— Да косы тупые, — пожаловался один великан, — были б острые, мы мигом бы работу справили. А так… — он обреченно махнул рукой.

— Так наточите, что может быть проще, — усмехнулся путник.

— Хозяин жадный. Точило не дает. Говорит острой косой и дурак сможет! — перебивая друг друга загалдели великаны.

— Эх, горемыки, — пожалел их путник. — Помогу я вам, — неизвестно откуда в его руках появился точильный камень. — Эй ты, толстопузый, — он указал пальцем на великана, который заговорил с ним первый, — давай сюда свою косу. Он пару раз вжикнул точилом по косе и отдал её хозяину. — Ну, попробуй теперь! Толстяк махнул косой и, потеряв равновесие, рухнул на землю. Маленькое деревце, которое росло на обочине дороги, накренилось и упало на землю, срезанное под корень острой косой.

— И мне! И мне! — наперебой заревели великаны.

— Э нет! Так дело не пойдет! Я к вам на работу не нанимался! Вот точило продать могу! Недорого!

— Мне! Нет мне! — ётуны обступили странника со всех сторон.

— Ладно! Давайте по-честному! Я подброшу точило в воздух, а кто его поймает, тот и будет им владеть. Ну, согласны?

Раздался одобрительный рёв девяти луженых глоток.

— Раз, два, ловите! — крикнул бродяга, подбрасывая точило.

Сминая всё на своём пути, великаны кинулись ловить вращающуюся в воздухе чудесную вещицу. Забыли великаны обо всём на свете, даже о том, что в руках у них косы. Через мгновение всё было кончено… на месте падения точила, лежала куча конвульсивно дергающихся, истекающих кровью тел. Странник с ледяным спокойствием взирал на эту кровавую кашу. Наконец, когда замер последний великан, странник поднялся с камня. Аккуратно достал из лужи крови точило и слегка дунул на него: кровь осыпалась с бруска бурой пылью, и оно вновь стало чистым. Бродяга спрятал точило за пазуху и вновь вернулся к своему камню.

Ближе к полудню Бауги пошел проверить как движется сенокос. При виде открывшейся картины великан схватился за голову:

— Что же мне теперь делать? Где я сейчас найду новых работников?

— Возьми меня, — предложил бродяга.

В ответ на это предложение Бауги гулко расхохотался:

— Тебя? Как может такой жалкий червяк как ты выполнить работу девяти великанов?

— А ты попробуй, — ничуть не смутившись, заявил бродяга.

— Как зовут тебя, букашка?

— Там, откуда я родом, меня иногда называли Бальверк. И ты так зови.

— Хорошо, Бальверк. По рукам. Что ты хочешь за работу.

— Много мне не надо. За работу хочу лишь один глоток чудесного мёда, что храниться у твоего брата Суттунга.

— Всего-то? — удивился Бауги. — Проси больше!

— Нет! Только один глоток!

— Договорились! — обрадовался Бауги. — Я думаю Суттунг не откажет мне в такой мелочи, как глоток мёда.

— Э нет, — остановил Бауги Бальверк. — Сначала поклянись самой страшной клятвой, что если Суттунг не даст мёд, ты поможешь мне его добыть.

— Клянусь…

… назвавшись Бальверком, Один проработал у Бауги до самой зимы. С любой работой справлялся Бальверк играючи. Не мог нарадоваться на нового работника Бауги. Но наступил час расплаты…

— Я обещал! — насупившийся Бауги злобно сверкал исподлобья своими маленькими, налитыми кровью глазами.

— Как ты, остолоп, мог обещать то, что тебе не принадлежит? Не дам ни капли! — отрезал Суттунг.

— Ты всегда всё грёб под себя, братец! Но мёд не твой, не смей его присваивать! Гиллинг был и моим отцом тоже! Отдай мою долю! — вскипел Бауги.

— Не дам! Или ты плохо слышал? — ощерился словно волк Суттунг. — Отныне ты не сможешь даже войти в пещеру с мёдом, или я не знаток горной магии. Убирайся по добру…

— Отдай! — заверещал Бауги, бросаясь на Суттунга с кулаками.

Суттунг одним ловким ударом сбил Бауги с ног. Затем, наклонившись к поверженному, произнёс:

— Мой тебе совет: лучше вообще забудь про мёд, для тебя он не существует!

Забыть нанесённую обиду Бауги не мог. Сам по себе мёд не нужен был глупому великану, он и так считал себя умнее других. А вот отомстить «любимому» братцу желал он больше всего на свете. И если мед для Суттунга дороже родного брата, значит лишившись его Суттунг будет наказан. А уж Бауги найдёт достойное применение волшебному напитку.

— Хорошо, — сказал Бальверк, — если мы не можем забрать мёд силой, нужно попробовать взять его хитростью.

— Как же, хитростью! — засомневался Бауги. — Суттунг сам кого хочешь вокруг пальца обведет!

Но Бальверк не слушал, он продолжал размышлять:

— Если нельзя зайти в пещеру спереди, то нужно зайти в нее сзади.

— Но сзади сплошная скала! Там нет входа! Ты умеешь проходить сквозь камень? — удивился Бауги.

— Нет не могу! Но у меня есть кое-что в запасе! — Бальверк порылся в дорожном мешке. — Это бурав — Рати. Ты пробуришь им отверстие. Я влезу в него и украду мёд. Возьму свою долю, остальной мёд будет твоим.

— Ты не настолько мал, чтобы пролезть в отверстие оставленное этим…

— Это не твои проблемы, — оборвал его Бальверк, — крути давай!

Бур вгрызался в скалу словно в масло. Пока Бауги крутил ручку, его начали терзать сомнения. Стоит ли ругаться с Суттунгом из-за такой мелочи? Суттунг это так просто не оставит. Но он поклялся Бальверку, что поможет ему достать мёд.

— Нужно просто убить Бальверка, тогда обещание потеряет силу, — пришла в его тупую голову блестящая идея. — Я не буду до конца бурить отверстие, а когда Бальверк залезет в него, приколю его как жука буром!

— Готово. — сказал Бауги.

— Ну-ка отойди, я гляну, — сказал Один. Он уже догадался, что Бауги темнит. Это большими рунами было написано на его роже. Бальверк наклонился к отверстию и дунул в него. Оттуда ему в лицо полетела каменная крошка и пыль.

— Нет, друг, — сказал Бальверк, — крути дальше! Отверстие не сквозное!

Рассвирепев оттого, что ему не удалось провести Бальверка, Бауги в два оборота просверлил скалу насквозь.

— Теперь все! — раздраженно проревел великан.

Один дунул в отверстие еще раз. В мгновение ока он обернулся змеем и исчез в пещере. Неповоротливый великан не успел достать Бальверка буром.

Гуннлед была молода по меркам своего племени. Двести лет для ётунов только начало жизни. И как любая молодая девушка она мечтала. Мечтала, что когда-нибудь в её пещеру зайдет прекрасный молодой великан, которому она отдаст всю свою нерастраченную любовь, и который ответит ей взаимностью. И вот однажды ночью пещера её наполнилась туманом. А когда туман рассеялся, он был здесь, тот единственный, прекрасный, с кем она, не задумываясь, пошла бы на край света.

— Как зовут тебя, прекрасный юноша? — промолвила потрясённая Гуннлёд.

— Зови меня Бальверк, — ответил ей Один.

— Останься со мной хоть ненадолго! И проси за это что хочешь! — взмолилась Гуннлед.

— Я могу остаться с тобой только на три дня! — ответил ей Бальверк. — И за это ты дашь мне три глотка чудесного мёда.

Три дня провела Гуннлед с любимым в том сладком полусне-полуяви. И когда в конце третьего дня он попросил напиться мёда, Гуннлед без раздумий отдала его. Первым глотком осушил Один котёл Одрёрир, со второго чашу Бодн, а с третьего чашу Сон. Гуннлед не противилась тому, что Один забрал весь мёд. Она отдала бы ему весь мир, если б могла.

Покинув пещеру, оборотился Один орлом и взмыл в небеса. Суттунг, обнаружив пропажу, тоже принял обличье орла и бросился в погоню. Быстро нагонял великан Одина — тяжела была ноша отца богов. Еще чуть-чуть, и острые когти орла вопьются в похитителя. То ли от страха, то ли от расстройства желудка, выпустил Один часть мёда через задний проход и облегченный оторвался от Суттунга. Возвратившись в Вальхаллу, выплюнул он оставшийся мёд в чашу и отдал ассам, которые и умеют слагать стихи. Людям же досталось только то, что потерял Один во время полёта.

— Оттого на земле, так много плохих поэтов! — закончил старик свой сказ.

— От дела, — весело заржал Никита, — так он, значит, дерьма объелся? Теперь ясно!

— Спасибо, старик, — поблагодарил волхва Морозко, — поучительная история!

Никита ржал над этой историей всю дорогу, едва только незадачливый певец попадался ему на глаза.