Глава семнадцатая


«Хьюз», на котором летели Чен с Андреем, прошел над черной лентой шоссе, над тенистыми улочками курортного городка. Впереди уже вытянулась полоса дорогих коттеджей на морском берегу. Вилла у горы цела, на участке полный порядок — по крайней мере, так виделось на подлете. По команде Чена пилот посадил машину на песок перед воротами. Лишь только начал останавливаться винт, Чен с силой ударил пилота по затылку рукояткой пистолета. Неподвижного летчика связали его же брючным ремнем.

— Еще понадобится!

За воротами стояла тишина. Все так же цвели розы, которые обрезал пожилой китаец в рабочем комбинезоне — очевидно, садовник. Китаец был невысок, узкоплеч; венчик черных волос вокруг загорелой лысины слегка серебрился сединой.

— Иди в дом! — приказал Андрею Чен, поворачивая к садовнику.

На кухне пахло кофе, прямо на разделочной доске лежали бутерброды с ветчиной и сыром.

— Доброе утро, — послышался знакомый голос.

Патриция спускалась в гостиную. Она была босиком, в джинсах и клетчатой рубашке, завязанной на животе. Лицо осунулось, под глазами темные круги — сейчас явно сказывался возраст.

— Ни разу не видела тебя в форме. Тебе идет. — Голос был тихий, ровный.

Андрей был в «пятне». Высокие ботинки тяжело стучали по кафельной плитке пола, черный М16 устрашающе смотрелся на хромированной мойке.

— Я ведь расписался за нее, — заметил Шинкарев, кивнув на форму. — И за оружие. А кому сдавать, не знаю.

— Теперь никто ничего не знает. Ты поешь, налей себе кофе. Извини, кроме бутербродов ничего нет.

— Все нормально. Чен сказал, что ты в опасности.

— Так ты меня спасать прилетел? Мой герой, — усмехнулась Патриция.

Андрей не обиделся, но почувствовал себя несколько огорошенным — намерение спорить с таинственным Ши-фу по поводу этой женщины казалось не к месту и не ко времени. «Делить ее будем, что ли?» Он продолжил чуть холоднее:

— Твоя страна вступила в игру. Значит, в этой ситуации ты при тузах?

— Это моя страна всегда при тузах. А я — не всегда. Тем более не сейчас.

«Не во всякой игре тузы выигрывают», — вспомнил Андрей Козьму Пруткова. Собственно, именно это и предстояло проверить.

— Что все-таки происходит? Ты могла бы объяснить?

— Merde (Дерьмо (фр.)). — Разве ты не знаешь? Смотри новости.

— Я смотрел, в вертолете. Может, я дурак, но скажи, ты в опасности?

— Зачем тебе это знать? — бросила Патриция и направилась к лестнице.

Андрей налил кофе, взял сандвич. «Гнали, как черти, и что? Сижу один. Хорошо, хоть пожрать дали. Крыса отшила, Ши-фу этот вообще черт знает где. Ладно, сейчас главное — не дергаться».

— Не дергаться! — повторил он вслух, сжав правый кулак.

— Вот это правильно! — Чен неожиданно появился со стороны бара. — Слушай, не в службу, а в дружбу: сходи, глянь, как там наш воздушный волк. Э-э-э! Ты автоматик-то захвати, а если что... сам знаешь.

В саду Шинкарев крадучись пробирался кустами, потом замер недалеко от ворот. Стояла тишина. Было видно, что связанный пилот по-прежнему сидит на месте.

«Ну что? Все чисто? Хрен тебе — чисто!»

Пошевелились кусты у дорожки. И в другом месте чуть вздрогнули, и дальше тоже. Какие-то люди перемахнули через каменную ограду, окружая виллу.

«Пилот, такую мать!»

И опять в прицеле все белесое, и только яркая точка приближается к голове пилота. В кабине мелькнул женский силуэт, пилот приподнялся было с места, разминая руки, и тут же дернулся, повалившись грудью на штурвал.

Дав короткую очередь, Андрей перекатился по земле, швырнул ручную гранату, снова перекатился, снова выстрелил. Сад наполнился дымом, грохотом; нападавшие пригнувшись, перебежками устремились к дому.

В кухне все изменилось неожиданно и страшно: пахло гарью, все было разбито, стены изодраны, пол усыпан битым стеклом — похоже, попали из гранатомета. Чен отстреливался из-за колонны, держа пистолет двумя руками; по лбу текла кровь — рана неопасная, просто стеклом содрало кожу. Плохо только, что кровь заливала глаза.

Из гостиной послышался хруст стекла, выстрелы; пули ударили в стену над головой Шинкарева.

— Надо к бару! К бару! — крикнул Чен. — А, черт!

Автоматная очередь снова ударила в колонну, осыпав все бетонной пылью. Андрей, пригнувшись, сменил магазин. Откуда-то сверху, от лестницы раскатилась очередь «Калашникова», донесся звук падающего тела и крик Патриции:

— Уходите, живо! Я прикрою!

Она стреляла короткими очередями, отсекая нападающих от окон. Чен с Андреем броском пересекли гостиную, проскочили по коридору. Чен нажал какую-то кнопку в стене, полка бара стала отходить в сторону. Открылся узкий проход, в полутьме виднелись ступеньки, вырубленные в скале.

— Сюда! Живо!

— А Крыса?! — крикнул Шинкарев и выпустил в сад длинную очередь.

— Живо, кому говорю! — как змея, прошипел Чен.

— Нет!

Автомат в гостиной смолк, слышались только выстрелы из сада. Пули ударили в деревянную обшивку стен — полетели щепки; потом попало в бар, посыпалось битое стекло, остро запахло спиртным.

— Вперед, такую мать! — заорал китаец, вталкивая Шинкарева внутрь.

Сверху рухнула тяжелая стальная плита, перегородив проем, звуки боя мгновенно смолкли. Тускло горели электрические лампочки; ступеньки уводили все ниже. Лестница кончилась, потянулся узкий коридор. Чен нажал еще одну кнопку на стене — где-то вверху грохнуло, по ступенькам покатились камни.

— За мной, живо!

По потолку коридора тянулись толстые кабели; через каждые десять метров горели лампы, закрытые проволочной сеткой. Коридор шел прямо, сделал поворот; впереди послышался плеск воды. Еще поворот, и Андрей с Ченом вбежали в невысокий грот. Снова кнопка в стене, очередной взрыв сзади. Лампы погасли. В гроте была вода, она слабо светилась зеленым, пропустив через себя далекий дневной свет. У причальной стенки стояла быстроходная белая яхта. Из грота уводили в темноту еще какие-то ходы, в одном из них виднелась массивная стальная дверь. Китаец-садовник уже был здесь, загружал на яхту алюминиевые ящики-кофры.

Обменявшись с ним короткими фразами, Чен прыгнул на корму, за ним Шинкарев. Пожилой китаец поднялся в рубку. Рявкнули два восьмисотсильных мотора, винт выстрелил из-под кормы шаром вспененной воды, и яхта, отбросив своих пассажиров к заднему борту, рванулась от причала. Мимо понеслись каменные стены, подземный канал изогнулся, повернул. Над головой Андрея мелькнул бугристый край скалы, и впереди распахнулись свет и блеск моря.

Лишь только яхта вылетела из темного зева пещеры, сзади загремело. Оставляя за собой стеклянно-белую полосу в обрамлении пенных валов, яхта понеслась прочь от берега, сворачивая по широкой дуге.

Чен с Андреем сидели на корме, глядя на удалявшийся берег. Сильный ветер трепал волосы; густо летели брызги.

— Патриция? — спросил Андрей.

— Крыса-то?

— Крыса. Кто ж еще?

— Крыса-то... — сквозь зубы процедил Чен. — А вот как!

Ощерившись, точно волк, он направил на берег антенну черного пластмассового приборчика. Андрей метнулся к китайцу в попытке ногой выбить пульт дистанционного управления подрывом. Яхту бросило на волне, Шинкарев грохнулся о железный борт, Чен извернулся, одновременно отбив удар. Шинкарев мгновенно восстановил равновесие — некоторое время они стремительно работали руками, вращая их по узким окружностям, в технике Туй-Шоу[40]. Китаец держал свои кисти у запястий Андрея, блокируя все его попытки нанести удар. Выбрав момент, Шинкарев провел «левое отталкивание пяткой» — отбив руку Чена, нанес прямой удар стопой ему в грудь. Китаец отлетел к стенке кабины, но уже в полете нажал на кнопку и одновременно выполнил широкий мах ногой, называемый в тайцзи-цюань «потиранием стопы». Самым кончиком носка он достал болевую точку на ключице Андрея. Резкая боль скрутила тело Шинкарева, перерубило дыхание, в глазах плеснуло зеленым огнем. Уцепившись за поручень, хватая воздух широко открытым ртом, Андрей пытался разглядеть, что происходит на берегу. На глаза его словно набросили черную кисею — но виллу он видел.

После нажатия кнопки стены здания начали распадаться. Крыша поднялась, из-под нее вырвалось пламя, медленно и бесшумно превращая все в огненный конус. Грохот и ударная волна налетели вместе, заложили уши людям, на мгновение сбили яхту с хода; а конус превратился в столб черного дыма, который словно повис в пространстве: удаляясь от яхты, он одновременно увеличивался в размерах — так и скрылся за ближайшим мысом.

— А вот как! — повторил Чен с тем же волчьим оскалом. Потом смачно плюнул в море, швырнул туда приборчик и спустился в салон.

Шинкарев сел на кормовой рундук. Голова была пустой. Предплечья болели — казалось, по рукам основательно прошлись монтировкой. «Так что, Крыса погибла? »

— Эй! — приоткрыв дверь, позвал его Чен.

— Ну? — буркнул Андрей, едва повернув голову.

— Иди сюда.

Салон блестел латунью и лакированным дубом. Алюминиевые ящики были аккуратно разложены под диванчиками, обтянутыми мягким серым велюром.

— Давай выпьем, — предложил Чен, поставив на стол бутылку водки и два стаканчика.

«Выпьем, братцы, удалую за помин ее души! Помнится, одну мою знакомую эта строчка очень забавляла. В самом деле, почему бы и не выпить?»

— Ничего погуляли... — заметил Шинкарев, поставив стаканчик. — А хозяин виллы что скажет?

— Это и есть хозяин виллы, — Чен кивнул головой, указывая вверх, на рубку. — Господин Ли Ван Вэй, Мастер, или Ши-фу, — как больше нравится. Ты

с ним говорить собирался? По-мужски, да? Вот случай, если не раздумал. Только просьба: без меня. И так глупостей хватает.

— Ши-фу, значит... Вот оно как, — процедил Андрей.

«Говорить хотел? И о чем теперь говорить... Как — о чем? О деле говорить, черт дери! О русском батальоне, о моем отходе. О том, что ночью привезли. Э нет, вот об этом помалкивать! И все же, странный он какой-то.

Яхту подкидывало на быстром ходу; брызги висели на иллюминаторах; покачивались белые шелковые занавески. Чен, скрывшись в носовой каюте, вышел оттуда в легком сером костюме. Такой же костюм он швырнул Андрею:

— Переоденься.

— А это? — указал Андрей на форму.

— Больше не понадобится.

— Штык в землю?

— И не надейся! Show must go on! (Шоу должно продолжаться! (англ.)).

Оба комплекта формы китаец связал в плотный узел, прицепил к нему оружие и, отворив дверь, швырнул в пенный след за кормой.

— Вот так! — повторил он в третий раз.

— Куда мы сейчас?

— В столицу.

— А в столице что?

— По обстоятельствам.

— Эти обстоятельства опасны?

— Не более чем обычно. Повторяю, никакие дела не отменяются.

Андрей потянулся к бутылке, но наливать не стал — не время.

«Значит, дела не отменяются? Что ж, тем лучше».

— Ты что-то собирался сказать о предложении.

— Хочешь поговорить о предложении? Сейчас? — удивленно спросил Чен.

— Почему бы и нет?

Чен посмотрел в глаза Андрею.

— Верно, почему бы и нет? Тогда вот что... — Он притронулся к бритому лбу. — Ты видел, какие здесь горы? Какие скалы?

— Да уж, насмотрелся.

— Ну да. Так вот, если эти ваши... аппараты... разместить на крутых склонах — в расселинах, в выходах из пещер, на разной высоте? Они составят плотную сеть противовоздушной обороны. Ведь в горах авиация летает ниже вершин. Будь такие мины у чеченцев, они посносили бы ваши штурмовики и вертолеты к чертовой матери. Не находишь?

— Может быть, — ответил Шинкарев, — хотя я не специалист по боевому применению изделий. Но ведь они решат только часть проблемы — защитят от сравнительно медленных и низколетящих объектов[41].

— Это одно обстоятельство, — продолжал Шинкарев. — И второе: мины-то надо ставить. Периодически проверять, обслуживать. И самое главное: насколько я понимаю, они не должны быть в постоянной готовности. Определенные секторы мин нужно включать и отключать по ситуации. На равнине все это легко сделать — достаточно соорудить кольцевые проезды для машин техобслуживания. А в горах? Тем более на скалах?

Китаец был готов к этому вопросу.

— Ставить и обслуживать будут специальные подразделения, получившие горно-стрелковую подготовку в сочетании с технической. Скажем, ваши русские отряды. Техник поднимется на скалу, проверит, отрегулирует или починит изделие. При модульной конструкции это нетрудно — вынул неисправный блок, такой же вставил.

— Наши подразделения? Что, им так и торчать здесь, в ваших горах?

— Почему бы и нет? Все будет оплачено. Может, в первое время — пока не обучат наших. Это не вопрос. А вот активация-отключение большого количества изделий... секторная активация, назовем ее так... здесь сложнее. Понимаешь, нам нужна электронная система с удаленным управлением...

Шинкарев с некоторым удивлением поймал себя на том, что почти забыл о погибшей Крысе. Но Чен говорил действительно интересные вещи. Правда, не во всем понятные.

— Управляющий центр? — попытался уточнить Андрей. — Расположенный там же, в горах?

— Не только. Нужен вариант сетевого, рассредоточенного управления. Из многих точек. Скажем из обычной городской квартиры, возможно расположенной в другой стране. Через Интернет, через сотовые телефоны. Примерно так: набираешь на своем сотовом код команды, и в горах активируется определенная группа мин. Или ракет, чего угодно. Есть идеи?[42]

— Какие идеи? Откуда? — пожал плечами Шинкарев, честно округлив глаза.

«Кто мешает тебе выдумать порох непромокаемый?» — резонно вопрошал Козьма Прутков. Похоже, китаец был с ним солидарен.

— Так уж и нет? — качнул он головой. — А фирма «Нокиа»?

Ну разумеется, странно было бы, не знай они о контактах с финнами. Но уж точно не от него — Крысе он не сказал ни полслова. Следили за ним в Хельсинки? «Сами чухонцы, поди, и стукнули. За бабки-то». Так или иначе, подробно рассказывать о командировках в «Нокиа» Шинкарев не был уполномочен. А вот намекнуть не мешало — похоже, клиент сидел доброкачественный.

— Погоди-ка... У финнов есть программа, называется «Интеллектуальный дом». Удаленный доступ к управлению инженерными системами через Интернет, или по «мобиле», через Дабл-Ю-Эй-Пи[43]. На расстоянии свет включают, регулируют режим отопления, отключают холодильник. Открытая система, свободное наращивание функций. Это то, что есть поблизости от нас, от Питера. Над чем думают в Силиконовой долине, я не знаю.

— Для начала сойдут и финны. Можешь выйти на них с нашей задачей?

— Я ведь не частное лицо. Как начальство скажет.

— Как надо, так и скажет, — уверенно бросил Чен.

Знал, о чем говорил? Или блефовал, пыль в глаза пускал? Шинкарев даже шажка не сделал из курьеров, только приглядывался к следующей ступеньке — а как все усложнилось...

— А для чего вообще все это? — спросил он.

— Что именно?

— Зачем ПВО в горах? Чего там защищать — ракеты, что ли?

— Дались тебе ракеты! Там много чего будет. Чен посмотрел на часы:

— Время новостей. Давай посмотрим, а то на вахту скоро. Еще выпьем?

— Я — нет.

Чен открыл дубовую дверцу в стенке салона, за ней оказался небольшой серебристый «Хитачи». Пошли международные новости:

...Речь Президента США: «Силовая акция цивилизованных стран позволит остановить этнические чистки. Мы будем неустанно бороться против зла, где бы оно не находились! In God we trust! (На Бога уповаем! (англ.)).

...Совместное заявление России, Китая и Израиля: «Попытки интернировать группу мирных российских граждан создают крайне опасный прецедент». В результате консультаций в Совете безопасности ООН определен порядок выезда российских туристов, которые покинут страну под контролем посольства Китая и командования американских миротворческих сил. Технической организацией выезда занимается туристическая компания «Лянмэнь».

Местные новости:

...Готовится заседание ГКЧП, на котором будут присутствовать представители всех политических сил страны. Вероятно, на этом заседании президент сделает заявление о своей отставке и переходе всей полноты власти к Комитету...

...Крупная авария на горном водохранилище. Большое количество жертв в нескольких населенных пунктах, через которые прошла волна...

...В горах активные передвижения мусульманских сил самообороны (сепаратистами их уже не называли). Правительственные войска проводят плановую перегруппировку...

...В курортном городке этой ночью произошло ограбление спортивного магазина. Похищено большое количество летней одежды, пляжные и рыболовные принадлежности. Преступники не найдены, следы уводят в джунгли...

...Срочное сообщение: только что на одной из приморских вилл произошел взрыв бытового газа. Обнаружено пятнадцать погибших, восемь тяжелораненых...

«А Крыса? Что-то они молчат. Про убитую американскую гражданку наверняка сообщили бы. Хотя еще вопрос, в каком состоянии трупы. Грохнуло-то — будь здоров!»

— Скоро будет весело, — пообещал Чен, глядя на экран.

— Я люблю повеселиться, — откликнулся Шинкарев, — а особенно пожрать. Как тут с этим?

— Ты на камбузе, меню — на твое усмотрение.

Новости закончились, Чен вышел на корму. Андрей открыл холодильник, достал продукты. Поставив на газ сковороду картошки с китайской тушенкой (та же «Великая стена», которую китайцы прут в Россию), он принялся за салат из помидор.

«Ничего, сожрут! Тем более под водку».

Поставив на стол тарелки, в ожидании жареной картошки он зашел в носовой отсек. Там было светлее, чем в салоне. Наверху — большие наклонные стекла, покрытые каплями, внизу — два спальных места. На стене — черно-белое фото Патриции: круглое юное лицо в веснушках, вязаный воротник свитера под самый подбородок, густая челка, ровно обрезанная над светлыми бровями. За спиной — река, одетая в камень, высокие дома, размытый силуэт Эйфелевой башни. Перед портретом что-то белое — бумажная птичка «цуру»[44] свешивалась на нитке, покачиваясь вместе с яхтой.

Андрей несколько минут глядел на фото, затем снял журавлика и подвесил его в салоне. Картошка готова — Vive la France et les pommes le terre frites! (Да здравствует Франция и жареная картошка! (фр.)) — так, наверное, сказала бы Патриция.

Выключив газ, Шинкарев поднялся в рубку. Там было светло, по белому пластику потолка бегали солнечные зайчики. Дрожали стрелки приборов, светился зеленым экран локатора. Сбоку от локатора мерцал жидкокристаллический дисплей GPS, показывающий морское побережье и положение яхты. Судно было далеко в море — берег виднелся лишь узкой полоской, над которой стояли высокие облака. В море было оживленно: шли танкеры, сухогрузы, большой красно-белый паром; на горизонте виднелись силуэты военной эскадры. Господин Ли Ван Вэй передал штурвал Чену, положил ладонь на локоть Андрею.

— Пойдем туда, — кивком головы указал вниз, в направлении салона.

Чен остался на вахте, Ши-фу спустился с Андреем в салон.

— Китайцы едят жареную картошку? — спросил Шинкарев, раскладывая еду по тарелкам.

— Китайцы все едят, — любезно ответил господин Ли Ван Вэй.

Шинкарев разлил водку, оба приветственно подняли запотевшие рюмки.

«Ну что? Говорить хотел, так говори. Чего тянуть-то?»

— Она мертва? — Андрей так и не решил, как ее звать: Пэт, Патриция, Крыса?

Пожилой китаец медленно выпил водку, молча посмотрел себе в тарелку, затем поднял взгляд на Андрея:

— А ты жив?

Понятно. Нарвался на даосского учителя, который «говорит о свете, указывая на тень» — теперь пойдет кружева плести. Ответить в том же духе, что-нибудь типа «как ветка сосны»? Да не мастер он, по соснам-то.

— Да, жив. А что?

— И собираешься жить вечно?

— Нет.

— Налей еще, пожалуйста. Ты хорошо приготовил, спасибо. Твое здоровье! — Китаец снова поднял рюмку. — А как ты хотел бы умереть? Ты думал об этом?

— Думал.

— Когда?

— На войне думал. И в другое время тоже. Но меньше, чем на войне.

— И как же?

— Вы хотите это знать?

— Если ты не против.

— Понимаете, я родился в Сибири...

— Я знаю это.

Загорелое лицо лучилось улыбкой, вокруг глаз собрались морщинки, лишь глаза-щелочки поблескивали холодной чернотой.

«Ну, понятно. Еще б ты не знал!»

— Так вот, если бы я мог выбирать... наверное, так: сначала прожить долго. Потом узнать, что болен чем-то и нормально жить уже не способен. Или не болен, неважно. Короче, приехать домой, сходить в церковь, в баню. Взять с собой пару бутылок водки для анестезии и ночью, в мороз уйти в тайгу. Пройти, сколько сможешь, потом сесть или лечь в снег. Мягко отключиться и исчезнуть в тайге, чтобы весной уже ничего не нашли. Умереть, как зверь. Раствориться.

— Как зверь?

«Как пьяный зверь. Свинья? Говорят же: «напился как свинья». Впервые высказанная вслух, давняя мысль показалась полной ерундой.

— Это хорошая смерть? — все-таки спросил Андрей.

«Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы лучше к ней приготовиться». К. Прутков. Вот так надо говорить, если уж взялся.

— Нет. Не думаю, что хорошая, — качнул головой китаец.

— Почему? Самоубийство? Привязанность? Я придумал себе смерть и теперь буду стремиться только к ней, опасаясь смерти как таковой, во всех остальных ее видах? Или дело в водке?

— Может быть, тебе не понадобится водка. А сейчас выпей, если хочешь.

Странно, у Андрея исчезло желание спорить о Крысе. С этим пожилым китайцем можно было говорить о гораздо более важных вещах. Но предложение выпить вернуло к реальности, в том числе к взрыву виллы. «Третья рюмка, между прочим. Третий тост».

— Выпить в память о Крысе?

— Нет. Зачем?

— Если она жива, я хочу жить с ней, — твердо сказал Шинкарев. — Это моя женщина! Вот так.

— Твоя женщина? — мягко улыбнулся господин Ли Ван Вэй. — Ты ее купил? Украл?

— Нет.

— Взял в плен? Может быть, освободил из плена?

— Нет.

— Как она может быть твоей?

Твердость тона Шинкарева словно проваливалась куда-то, без всякого сопротивления. Словно удар, встретивший пустоту. Обычно за таким ударом следует жесткий захват со стороны противника. Но это если противник боец. А если он мудрец? Ши-фу, Мастер, или как его там?

— Ты хорошо приготовил, вкусно, — повторил китаец, поднимаясь. — Сейчас спустится Чен, а мне пора на вахту. Значит, твоя женщина? Твоя? — переспросил он, удивленно подняв брови.

Ши-фу вышел на корму, Андрей сидел в салоне. «Вот черти узкопленочные! Ладно, хоть жив остался». Кстати, да. За наглость выкинули бы в море, акулам на корм, и концов не найти!

***

На шоссе, ведущем в горы, выстроилась колонна двухэтажных комфортабельных автобусов с нарисованными бело-красными китайскими воротами на бортах. Рядом с ними стояла рота десантников местных ВВС в полном вооружении. Поодаль четверо сверяли списки.

Рахим в джинсах и белой футболке, китайский дипломат во всем темном, американский полковник — представитель миротворческих сил, одетый в «пятно», и американский же полковник Кеннет Паркер в штатском.

Элизабет, в элегантном сером костюме, с карточкой МММ на лацкане, стояла чуть поодаль, в группе корреспондентов.

Из-за деревьев показалась большая группа мужчин, одетых по-курортному, во все легкое и светлое. Они приближались, небрежно помахивая удочками, фотоаппаратами, яркими сумками. Задерживаясь возле китайского посла, мужчины расписывались, каждый напротив своей фамилии, затем неторопливо проходили в автобусы.

На Бороде были черные очки, широкие шорты лимонного цвета, белая майка с надписью «Greenpeace»; на мощных волосатых ногах — пластмассовые шлепанцы и белые теннисные носки.

— Встретимся еще с тобой, сучонка, — процедил он, проходя мимо Элизабет.

Есаул прыгал на одной ноге, опираясь на плечи двух парней. Другая нога была в бинтах.

— Газета «Вашингтон таймс», — поднесла ему микрофон Джейн, откидывая с лица прямые светлые волосы. — Что вы можете сказать о своей поездке в джунгли?

— Очень увлекательно, мэм, — ответил Юрий по-английски. — Но в джунглях на нас напали... — задумался, — дикие макаки!

— И что?

— Как напали, так и отпали. Сходи, посмотри, до сих пор там лежат.

Джейн быстро достала карту:

— Вы не покажете, где это? Где? — возбужденно переспросила по-русски.

— Где, где... В Караганде!

Есаул поскакал дальше, довольный ответом. Наконец все подписи оказались сверены с паспортами, все люди расселись в автобусах. Охрана колонны, состоящая из спецназа местных военно-воздушных сил, заняла места в бронетранспортерах. Полковник Паркер

не поехал в аэропорт. Накануне ему позвонили и назначили время: китайские материалы должны доставить в офис «Лорал» и передать непременно в присутствии полковника. Так всегда и происходило, с той лишь разницей, что это делала Крыса. Однако в назначенное время никто так и не появился.

Не обнаружив при посадке русских ни Эндрю, ни Чена, Элизабет решила сама проехать в аэропорт. Может, эти двое объявятся там?

***

В Санкт-Петербурге моросил мелкий, почти невидимый дождь. Над Пулковским аэровокзалом нависли тяжелые тучи, но самолеты летали — если обращать внимание на погоду, из Питера ни один лайнер не поднимется. На мокром асфальте стояли авто цвета «мокрого асфальта» с притемненными стеклами. Машины казались массивными, словно бруски свинца. В одной из них открылись дверцы, и под навес перебежали двое мужчин в темных костюмах. Один из вышедших, пожилой, был Геннадий Сергеевич Дробышев — директор питерского представительства «Лимассол инвест-менте Лтд». Другой оказался сравнительно молод, лет тридцати пяти — подтянутый, загорелый брюнет южноевропейского типа.

— Ну, давай, Костенька, — сказал пожилой, — вывози ты этого супергероя-суперзасранца! Хватит ему солидную фирму позорить за ее же командировочные. А то стыдобища какая — на весь мир по ящику кажут.

— Полет «Шмеля»? — усмехнулся южанин. — Не беспокойтесь, mon cher Gennady (Дорогой Геннадий (фр.)), — и не таких вывозили. А песенка у вас на кассете хорошая. «Там были девочки, Маруся, Роза, Рая... « — напел он с мягким средиземноморским акцентом.

— Иди уж... артист! Через Кипр летишь?

— Да, загляну на денек. Потом туда, через Сингапур.

— Завидую! Эх, молодость наша курьерская — наган на боку, пакет за пазухой...

— Так и езжайте. Как это по-русски сказать? Старинкой потрясете...

— Поехал бы, да все дела держат, будь они неладны! Что, бишь, я сказать-то хотел? Да, вот, — предстоит разговорчик на Кипре. Серьезный человек появится, от серьезных людей. Он сам тебе позвонит.

— Quelle? Comment? (Кто? Что? (фр.)).

— Страшные тайны мадридского двора?

— Да какие уж в России тайны! В нынешние-то времена! На вот, почитай, пока летишь. Тебе полезно. — Геннадий Сергеевич вручил южанину тонкую пластмассовую папку. — А как прибудешь на место, свяжись с Ченом да потолкуй с ним. Он ничего мужик, хоть и китаец.

— Хороший китаец... как дальше? Угадайте с трех раз.

— Брось ты! Правда, есть там дедок один, вот тот — да, больно уж подозрительный. Будь ним поосторожней. А вообще, действуй по обстановке, не мне тебя учить. Ну, давай!

Мужчины обнялись, похлопав друг друга по спинам, затем брюнет скрылся за широкими стеклянными дверями. Через сорок минут он уже сидел в коротком и толстом «Боинге-737», выруливающем на взлет. За иллюминатором проезжали мокрые стожки скошенной травы, классические русские березки, понурые от дождя. В салоне сексапильная стюардесса показывала действие кислородной маски. Наметанным взглядом оценив женские формы, упакованные в строгое синее «team-dress», брюнет защелкнул ремень и открыл папку.

***

В это же самое время другой лайнер, массивный «Боинг-747», оторвался от бетонки столичного аэропорта далекой тропической страны. В салоне, среди прочих пассажиров, сидела большая группа загорелых мужчин — русские наемники, еще недавно воевавшие в здешних горных джунглях. Но в самолете были не все из тех, что садились в автобусы.

Во время прохождения таможенного досмотра полковник Кеннет Паркер отсутствовал. За происходящим следил только китайский дипломат, сам улетевший тем же рейсом. Это с удивлением отметила Элизабет, приехавшая в аэропорт по личным причинам — с надеждой встретить Чена, своего тайного любовника. Она не знала точное количество отсутствующих, отметила только, что нет кое-кого из ее знакомых: Бороды, Сергея, Рахима и других. А ведь в автобус они садились. Об этом Элизабет сообщила полковнику Кеннету Паркеру в NSA, немедленно связавшись с ним по сотовому.

Информацию о задержавшихся наемниках полковник принял к сведению, но оперативно отреагировать не имел возможности. В страну прибыла лишь передовая группа американской морской пехоты, и та с конкретной задачей: взять под охрану места высадки миротворческих сил. Полковник хотел позвонить генералу Кьонгу, намереваясь выразить возмущение небрежной охраной и потребовать немедленного розыска «Иванов». Однако в последний момент он положил трубку, подумал еще и позвонил молодой темноволосой женщине — лидеру местного отделения «Фалунгун». Поколебавшись, женщина пообещала найти и нейтрализовать русских силами боевых групп движения.

***

Бойцы, отсутствие которых заметила Элизабет, попросту не вернулись в автобусы, когда те сделали короткую остановку у одного из придорожных кафе. Народу в батальоне было много, и на то, что людей стало чуть меньше, никто не обратил внимания. По крайней мере, офицеры ВВС, сопровождавшие колонну, ничего не заметили. Улетавшие русские тоже шума поднимать не стали.

По знаку официантки человек тридцать русских проникли в кухню и вышли через черный ход. Там их уже ждал большой красный грузовик, предназначенный для развозки «кока-колы». В фургоне пришлось стоять — набились туда как сельди в бочку. В темноте и духоте, матерясь сквозь зубы, часа два ехали по старому разбитому асфальту, затем несколько часов — по гладкому шоссе. Судя по долетающему шуму и частым остановкам на светофорах, грузовик пересек столицу. Потом он снова закачался на ухабистой дороге. Проехав так еще с полчаса, машина остановилась. Задние двери открылись, и показался китаец Джекки:

— Вылезай, приехали, — скомандовал он, с усмешкой оглядывая бойцов, малость обалдевших от духоты и качки, и добавил: — дорогие товарищи.

Разместив «Иванов», Джекки сделал звонок генералу Кьонгу. Он произнес условную фразу на южно-китайском диалекте — «кантонезе», на котором говорят в Гонконге и Макао. Из фразы генерал понял, что часть русских осталась в стране. Оставлять и тем более размещать русских не было приказом Кьонга (однако офицер ВВС распорядился не препятствовать такого рода инициативам). Просто Джекки был двойным агентом — будучи «солдатом триады» у Ши-фу, кое о чем постукивал генералу. Получив информацию об «Иванах», генерал никому сообщать не стал.

И уж само собой никто не счел нужным сообщать об этом Андрею Шинкареву, который в тот момент беседовал о смерти с тем самым Ши-фу, сидя в комфортабельном салоне маленького белого кораблика.

Звонок Джекки был перехвачен службой NSA. О факте перехвата было доложено полковнику Паркеру, однако понять смысл сообщения американцы не сумели.

***

Через несколько часов полета и пары часов, проведенных в такси, брюнет, которого начальник Андрея провожал в «Пулково», оказался на Южном Кипре, на окраине города Лимассол. На улочке, где он остановил такси, стояли невысокие дома кремового, желтовато-белого, оранжевого цвета, в стены которых были врезаны тяжелые дощатые ворота. Узкое пространство между домами накалилось под солнцем, над неровными плитами мостовой вибрировал горячий сухой воздух. Выглядывая из-за каменных оград, на фоне теплого голубого неба покачивались пальмы и кипарисы.

После питерской сырости брюнет наслаждался жарой, напоенной бризом Средиземного моря. Подойдя к одному из домов, он стукнул пару раз тяжелым бронзовым кольцом. Калитка отворилась. Под дощатой перголой, увитой виноградом, брюнета ожидал русский мужчина лет пятидесяти — крупный, сильный, с небольшим брюшком. Его немного вытянутое, но полное лицо с высоким лбом и двойным подбородком успело хорошо загореть. Седые усы нависали над небольшим, обманчиво-мягким ртом; карие глаза были немного навыкате. Он носил очки — квадратные, в стальной оправе.

Брюнету показалось, что мужчина похож на отставника — но не на военного или сотрудника секретной службы, а на полицейского чина, «мента», как говорят русские коллеги брюнета. Впрочем, изучив в самолете материалы, он хорошо знал, кто перед ним.

— Костас Димитриадис? — спросил русский.

— Точно так.

— Сергей Петрович, — протянул руку отставной русский мент. — Давайте сядем. Вы уже знаете, какую организацию я представляю?

Да, Костас знал это. РОСПО — «Российская организация сотрудников правоохранительных органов». «Масоны в погонах», как называла их российская либеральная пресса. Сорок два представительства в России и СНГ. Как минимум, десять тысяч членов. Серьезно.

Формально зарегистрированная как профсоюз отставных милиционеров, РОСПО активно внедряется в ключевые сферы экономики. Это она обеспечила силовое возвращение собственности Московского коммерческого клуба, на который замахнулись чеченцы (1999г.). Дала от ворот поворот хохлам, пожелавшим вернуть себе Донецкий металлургический комбинат, который подмяла под себя русская фирма «Metals Russia Corp.» (2000 г.). Инаконец, в 2001г. официально взяла на себя обеспечение безопасности «Межгосударственного объединения угля и металла» (МЕАОУМ), образованного правительствами (!) 11государств СНГ. Сейчас эта организация заинтересовалась деятельностью киприотской фирмы «Лимассол инвестментс Лтд» в части технического сотрудничества с одной из южно-китайских структур.

Именно так сформулировал Сергей Петрович: РОСПО желает участвовать в сотрудничестве (понимай: контролировать его). Однако не с Китаем или иной южно-азиатской страной, а с некоей очень перспективной структурой (слово «триада» никто не произносил), возглавляемой господином Ли Ван Вэем. Со своей стороны, РОСПО готова помочь в получении тех видов вооружения, оборудования и техники, поиском которых в настоящее время занимается эта самая... гм-м-м... структура. Разумеется, речь идет исключительно о российских изделиях. Кроме того, РОСПО заинтересована в прекращении американо-китайского ракетного бизнеса и переключении его на Российскую Федерацию. Переключение — по возможности, а вот прекращение — в обязательном порядке.

— Да, господин Димитриадис, мы патриоты и этим гордимся! — со всей определенностью выразился Сергей Петрович.

— О-la-la! Как грек, я понимаю ваши глубокие чувства! — Киприот, изображая беспечного француза, сделал в воздухе замысловатый жест пальцами. — Но прекратить? — продолжал он. — Это же, pardon, монстры: Китай, Америка! И мы... Давид и Голиаф! Под силу ли?..

Разумеется, согласился Сергей Петрович, такое не под силу скромному милицейскому профсоюзу. Как и небольшой инвестиционной компании с Кипра. Как и китайской «триа...» прошу прощения, организации. Но это в обычной ситуации. Ситуация же в той стране имеет тенденцию к резкому изменению. И потому желательно включиться в нее как можно активнее, чтобы успеть половить рыбку в мутной воде. Не так ли?

— Oui (Да (фр.)).

Что ж, тем лучше. Господин Димитриадис, вероятно, знает человека по имени Чен Сяован?

Разумеется, он, собственно говоря, и летит на встречу с Ченом Сяованом.

О, это замечательно! В таком случае господину Димитриадису полезно знать две вещи.

Первое: по сведениям заслуживающих доверия источников, одной из конспиративных баз секты «Фалунгун Дайфа» — главного противника интересующей нас «три...» организации — является ночной клуб «Циньхуа», расположенный в столице той азиатской страны. Злачное, надо сказать, местечко.

Второе: американская гражданка Патриция Фергюсон активно сотрудничает со структурой господина Ли Ван Вэя. Именно по вопросам ракетной навигации. А если учесть, что означенной гражданке симпатизирует один из ваших людей — тот самый, огнеметчик хренов...

Собеседники вежливо посмеялись. Сегодня утром они оба видели Шинкарева в теленовостях МММ.

— Несомненно, мой собеседник хорошо информирован, — заметил киприот.

— Да, господин Димитриадис, вы совершенно правы. Мы хорошо информированы, — с готовностью принял комплимент Сергей Петрович. — Так вот, при корректной постановке вопроса...

— Вербануть бабу? — спросил Костас. — Кто: мы или вы?

— Ну... — поморщился его собеседник. — В сущности, это одноразовый материал. Скоро ее пришьют, не те, так другие. Но, коли считаете нужным — Аллах в помощь, как говорится! Кстати, об огнеметчике... Как этот вопрос ставится в «Лимассол инвестментс»?

— А не кажется ли многоуважаемому Сергею Петровичу, что это не его собачье дело?

— Ха-ха-ха, — оценил тот светскую легкость собеседника. — Нет-нет, РОСПО вовсе не собирается вмешиваться в кадровые вопросы своих партнеров! Важно именно то, о чем было сказано в начале: устойчивое сотрудничество с китайской организацией, подконтрольное РОСПО. И все поставки — только из России!

Кстати, господина Димитриадиса не удивило, что разговор происходит на Кипре? Да еще в условиях секретности? Нет, руководство «Лимассол инвестментс» здесь ни при чем. Оно-то как раз готово идти навстречу — РОСПО ведь не претендует на весь посреднический бизнес. Просто в России имеются могущественные противники. Прежде всего, в «Росглаввооружении». Коррумпированные бюрократы, понимаешь, не в восторге от усилий честных людей. А потому...

— Топ сикрет! Тс-с-с! — Брюнет прижал палец к губам и оглянулся по сторонам.

Все же приятно, когда умные люди понимают друг друга. Согласовав кое-какие мелочи и на прощанье пожав руку Костасу, милиционер закончил почти патетически:

— Ну что, грек, потрудимся для России-матушки? Вы ж православные как-никак. А?

Mais certainement, mon cher Pet-ro-vitch! (Конечно, дорогой Пет-ро-вич! (фр.)) — Для России-matushki! — с готовностью откликнулся киприот, при этом похлопав по карману. — Ну и для себя немножко.

***

К вечеру на море поднялась невысокая, но размашистая зыбь. Яхта шла на крейсерской скорости, то поднимаясь, то опускаясь на длинных, низких волнах. Чен спал, господин Ли Ван Вэй стоял вахту. Андрей сидел на кормовом рундуке, глядя, как раздвоенный белый след скрывается за гребнем очередной пройденной волны. На горизонте малиновый закат был обрезан черным краем моря и низкими темно-синими тучами. Медленно — вверх, медленно — вниз. Похолодало. Резкий, порывистый ветер срывал брызги и пену с волн.

Мысли были заняты Патрицией. В сгущающихся сумерках ее круглая веснушчатая мордочка сливалась с ухоженным лицом европейской женщины, жестким в своей породистой однозначности. Сначала они не совмещались; две женщины, казалось, ни в чем не совпадали друг с другом. Но потом перед глазами словно возник легкий контур, в линиях которого жила и юная Пэт, и соблазнительная Патриция на выставке, и усталая, взрослая Крыса. Там и загорелая женщина на пирсе, она же под дождем в «Саду пяти камней». И за столом при свечах. Потом ночные лица: закрытые глаза, приоткрытый рот со стиснутыми зубами, кольца каштановых волос на подушке. И на кухне, когда говорила, прощаясь: «Бери, бери еще...»

Потом все отдалилось, словно погасло. Погас и закат. Море накрыла темнота, лишь на топе горел яркий фонарик.

«Вот она была и нету, — Шинкарев все еще думал о Крысе, — что, в общем-то, не факт».

На мысе работал маяк. У самого горизонта в ночном небе появилось легкое сияние — предвестие столичных огней.

«Какой смысл в курьерской жизни? Может быть, так: возможность принимать решения есть иллюзия. Если действие пассивно, ограничено, — скажем, стенами тюрьмы, — появляется иллюзия, будто где-то в другом месте есть свобода, возможность что-то решать. В моем случае действие предельно активно, требует постоянных мелких, тактических решений — при отсутствии решений по существу. Все решают другие. Иллюзорность решений как таковых. Аминь».

В салоне зажегся свет, он падал из иллюминаторов, вырывая у ночного моря пятно бутылочно-темной воды, изрисованной полосами пены. «Интересно было бы привязаться, прыгнуть в море и поплыть за яхтой на шкерте. Можно принять такое решение? Нет. Почему? Акулы». Открылась дверь, свет упал на корму.

— Ты здесь? — спросил заспанный Чен. — Не замерз? Мне скоро на вахту, иди, выпьем кофе.

В салоне было тепло, в рокот моторов вплеталась тихая музыка из динамиков, вмонтированных в деревянные панели. Тело расслабилось на шелковистом велюре диванчика.

— Что в новостях?

— Все то же, — ответил китаец.

— Это плохо?

— Я этого не сказал.

— Верно. А еще ты не сказал, что Крысы больше нет. Кстати, мой разговор с боссом не состоялся.

«Или все-таки состоялся?»

— Откуда я знаю, жива она или нет? — Чен не отреагировал на слова о Ши-фу. — Ее работа не закончена, вот что я знаю.

— А что ты еще знаешь?

— Что положено знать, то и знаю. Я начальник небольшой.

— А мне известно, что ты был с Элизабет. Ночью, на вилле.

Чен, казалось, нисколько не удивился.

— Она далеко пойдет, — спокойно сказал Чен. — Большая стерва. Очень умная и жесткая. Я стараюсь охранять ее от опасностей, пока она в этой стране.

— Зачем?

— Пригодится.

«Еще вопрос, кто кому пригодится». Чен поставил чашки на стол, налил кофе из кофеварки.

— У нее есть слабое место? — спросил Андрей.

— Как у всех умных и жестких американцев — именно в уме и жесткости. Кстати, она это прекрасно понимает.

— Отсюда тайцзи?

— Конечно.

— При штурме перевала, в блиндаже, помнишь? Может, не стоило ее вытаскивать?

— У тебя была возможность принять решение, и ты решил. Решил, рассчитывая переспать с ней. Так мне кажется.

«Не помню, чтобы я там что-то решал».

— Может, ты и прав, — согласился Андрей. — Хотя не представляю, как бы я мог застрелить Элизабет.

— Лучше уж резать. Все, Эндрю, пора мне на вахту. А ты поспи — завтра придем в столицу, день будет трудным. Нет, вру — я не знаю, каким он будет.

Поставив свою чашку в мойку, китаец вышел на корму.

В переборку, отделяющую от салона спальный отсек, были врезаны две узкие двери. За одной — туалет, за другой — душ: белый кафель, горячая вода, французский шампунь. На койке — прохладное свежее белье. Фото Патриции виделось размытым серым пятном. Яхта мерно качалась, мелко дрожал корпус от работы дизелей, время от времени вскидываясь под ударом волны.

«Утром придем в столицу. До Питера я мало ездил. Когда начал чувствовать этот кайф: заканчивается ночь, проведенная в пути, и новый день начинается в чужом городе? Может быть, с Таллина?»


...Первый год службы лейтенант-двухгодичник Андрей Николаевич Шинкарев командовал взводом в танковом полку, стоящем под Нарвой. Кстати, танковый взвод — это всего лишь три танка. Не Бог весть что, но хлопот было достаточно. В эстонскую столицу Андрей выбирался на выходные, свободные от дежурств. Переодевшись «по гражданке», ночью садился на ленинградский поезд, рано утром прибывал на место. Зимой поезд подходил к Таллину еще в темноте, делая широкий разворот вокруг Старого города. Его шпили словно гигантские иглы врезались в золотистую полосу рассвета.

Уже на вокзале все было непривычным — начиная с фанерной выгородки перед мужским туалетом, разукрашенной черными и оранжевыми диагональными полосами. Направление к сортиру указывала стрелка с загадочными буквами «WC». Как-то раз под ней Андрей увидел три русские буквы, намалеванные красной краской: «ЧВР». Он не знал тогда, что это такое. У них, в русской Нарве, такого никто не писал.

За подземным переходом начиналась старая каменная мостовая. В темном небе замерли фронтоны домов, а на другой стороне улицы, за высокими деревьями парка, светлели известняковые скалы. На скалах тоже стояли дома — уже совсем светлые, с оранжевым блеском в стеклах. Двадцатидвухлетний лейтенант, выросший в Сибири, оглядывался по сторонам в возбужденном недоумении — в этом европейском городе каждая мелочь была иной. Какой «иной»? Крепкой, наверное, — не грозящей в любой момент развалиться, перекоситься, выкрошиться.

На завтрак были сочные сосиски с капустой в кафе «10 minutt», что напротив Старых ворот, ведущих на Тоомпеа — потом двенадцать часов в Старом городе. День теплел, капало с карнизов. Кривые улочки наполнялись народом, открывались магазины. Каменные лестницы уводили куда-то вверх, останавливаясь на террасках — там росли старые тополя, их толстые, муарово-зеленые стволы бросали на известняковую скалу легкие зимние тени. Отсюда можно было коснуться шершавой круглой черепицы крыш; между ее красно-коричневыми рядами держались полоски пушистого снега, отливающего синевой на ярком солнце.

С высоты Тоомпеа открывалось море, а с другой стороны, за черепичными крышами и матовой бронзой башни «Олимпия», поднимались лесные холмы. Шпили Олевисте, Нигулисте, Ратуши, покрытые позеленевшей медью, взлетали далеко вверх.

Опершись на каменный парапет, глядя на панораму Старого Таллина, Шинкарев задумывался. Народ, построивший и обихаживающий такой город, имеет право жить, как он хочет? Наверное. Тогда что здесь делает капитан Шинкарев? Что делает его танковый полк? Может быть, вывести танки, как того требуют эстонцы? И все пойдет цивилизованно, по-европейски, без русского смазного сапога, под которым хрустят кости правых и виноватых? Без «совка»?

Из ГДР уже начали выводить войска. Того же требовали поляки, чехи, венгры. У него дома, в Сибири, тоже требовали ухода русских — в Туве, скажем. Но там другое дело — будет кровь, русских просто вырежут. А здесь? Эстонцы говорят: уйдут танки, всем будет лучше, и русским тоже. Так? Черт его знает, может, и так.

Шинкарев тогда хотел во всем разобраться — непредвзято, честно и объективно. Признавая и права, и вину своего народа. Он еще не понимал, что не надо ни в чем разбираться. А что надо? Надо нутром чуять — в кого стрелять. «Никогда не сомневайся, надо ли стрелять. Сомнение есть повод для стрельбы», — говорил по сходному поводу одесский авторитет Мишка Япончик. Позже Шинкарев и сам это понял.

Что именно он понял? Одну совсем не простую вещь. В цивилизованных странах живет множество умных, приятных, хорошо воспитанных людей. Обеспеченных, ухоженных, любящих свои семьи. Подтянутых, спортивных — людей первого сорта. Они работают в сверкающих небоскребах, молятся в старинных храмах, водят дорогие машины по современным автострадам. Они не являются нашими врагами, отнюдь нет! Это мы для них враги — те, кто населяет Россию. И не враги даже — просто «лишний народ», мировой популяционный мусор, прожирающий ресурсы, необходимые цивилизованному человечеству.

Это непросто понять. А многие до сих пор не поняли. Очень уж красиво все упаковано — трудно, как советуют китайцы, «отделить видимость от сущности».

Но надо.

В Домском соборе на голых стенах висели черные шлемы баронов, свешивались выцветшие орденские знамена. Баронские могилы с истертыми крестами были просто плитами старого каменного пола. А на бугристой побеленной стене перед входом в собор краснели те же русские буквы: «ЧВР».

К отходу поезда ноги уже не держали. Последние усилия шли на то, чтобы забраться на верхнюю полку; в подступающем сне он чувствовал, как трогается поезд, стучат колеса, — и, одновременно, как бьют волны в борт белого кораблика. Плавно вздымаясь и опускаясь, кораблик шел на зарево береговых огней южного мегаполиса.

Над темным морем занимался рассвет.

Загрузка...