Глава девятнадцатая


Перед ними поднимался пологий холм, поросший высокими раскидистыми фикусами. По деревьям прыгали черномордые обезьяны-колобусы, карабкались по кривым серым веткам, срывали мелкие зеленые плоды; среди больших лаково-блестящих листьев мелькали шерстистые рыжие спины. На холм ступенями поднималось здание, состоящее из множества параллелепипедов разной высоты, с гранями из зеркального стекла и темного кирпича; над некоторыми из корпусов торчали острые пирамидальные кровли. Вход выделялся ярко-красным навесом, имитирующим традиционные китайские ворота — мэнь; перед ним стояли черные скамейки из гнутых трубок и проволочной сетки. На стоянке бронированные «Шевроле» и маленькие джипы с красными крестами на дверцах.

— Красивый дом, — похвалил Андрей. — Что это?

— «Американский культурный центр».

— Имени Моники Левински?

— Имени Авраама Линкольна, насколько мне известно. «Красный крест» тоже здесь располагается.

— И Эм-Эм-Эм?

— Ну да. Где же еще?

— Так мы приехали к Элизабет?

— Да. Вот что... — китаец замялся немного. — Она обещала ждать меня в холле. Если она там, скажи, что я опаздываю, и задержи ее разговором, сколько сможешь. А я пройду сразу в офис.

— Понял. На кого работала Крыса? — чуть повысив голос, спросил Андрей. Прозвучало довольно резко. Особенно из-за прошедшего времени — «работала».

— На «Лорал», конечно. Но не только. Ты что, не понял?

— Понял, но... без деталей.

— Много будешь знать, сам одной детали лишишься. Здесь это быстро.

В конце прохладного полутемного холла стояли столики, за ними подсвеченная стойка бара. Широкое окно снаружи было закрыто плотной зеленью, пропускающей лишь слабый свет. Из листьев высунулась обезьянья морда, оскалила зубы и скрылась. За одним из столиков сидела женщина в легком сером костюме; перед ней — остывающая чашка кофе. Взгляд неподвижен, направлен на листья, прильнувшие к стеклу. Взяв кофе, Андрей подсел к женщине.

— Здравствуйте, мисс Холленфилд! Должен сказать, новая прическа вам очень к лицу. Мы с вами телезвезды, не правда ли?

— Эндрю? — Элизабет вздрогнула, оторвала взгляд от чашки. Но, кажется, не особенно удивилась появлению Шинкарева. — Вас же ищет полиция! А где Чен?

— С каких пор местная полиция способна кого-то найти? А Чен подойдет позднее, и прямо к вам в офис.

— Ясно. Как ваши дела?

Элизабет немного похудела, подстриглась, на строгом лице блестели очки в тонкой оправе. Молодой гарвардский профессор. «Или профессорша? Хотя это, кажется, профессорская жена».

— Дела в порядке, — ответил Андрей. — Кажется, есть компьютерная программа с таким названием. А как вы?

— Меня отправляют в Штаты.

— Почему?

— Говорят, в целях безопасности.

— Что ж, это разумно. Учитывая судьбу китайского батальона.

Все же она немного нервничала:

— Знаете, ведь я действительно считала, что ваши «эскадроны смерти» здесь лишние. Я не идеалистка и понимаю, что игра идет краплеными картами. Но когда увидела пленку...

— Пленка смонтирована.

— Все сюжеты смонтированы. Но я-то была внутри.

— Ну и что, что внутри. Все равно вы не инсайдер, не участник происходящего. Как и я. В сущности, все мы здесь туристы, не более.

Элизабет сняла очки. Локоть правой руки — на столе, кулак со сжатой в нем тонкой серебристой дужкой — под подбородком.

— Как вы думаете, Эндрю, можно ли убежать от всего этого?

— Наверное, можно. Но есть одна проблема. Приходится брать самого себя — вроде, как тень. Вы знаете что-нибудь о Патриции?

— Нет. Вы любили ее? Или любите? Не знаю, как сказать...

— Любил? Бог с вами, Элизабет! Разве в нашей жизни есть место для таких слов?

— А какая наша жизнь?

— Жизнь взрослых людей. Мужская жизнь — даже для женщин. Жизнь без слез.

Шинкарев сам себя не узнавал. Никогда он не блистал в разговорном жанре. Что-то дальше будет?

— Слез? — переспросила американка.

— Слова о любви по-настоящему звучат лишь в обрамлении женских слез.

Элизабет взялась было за чашку, но сразу поставила ее на столик.

— А разве мужчины не плачут? — спросила она.

— Мужчинам присуща определенного рода волосатость, притупляющая способность к слезам. Я пошутил, извините. А вот страсти в нашей жизни есть. Их даже больше, чем нужно.

— Нет страсти без доверия и мужества. И непредсказуемости. Не правда ли, хорошо сказано? — Она снова подняла чашку. Кофе там осталось на донышке.

Кажется, тема исчерпала себя. А Чена все не было.

— Вы собираетесь в Россию? — спросил Шинкарев.

— Быть может, в Санкт-Петербург. Вы не хуже меня знаете, какие тенденции сейчас проявляются в России.

— Какие же?

— Ксенофобия, психологическая закрытость от внешнего мира, самоотстранение от всех международных проблем. Некоторые даже говорят об автаркии[49]. Естественно, что идея «Fortress Russia», корпоративной страны-крепости, вовсе не приводит Запад в восторг. Будет усилена пропаганда наших ценностей: свободы, демократии, открытого общества. Понадобятся опытные сотрудники. Но я предвижу большие трудности.

— Почему?

— Запад и Россия говорят на разных языках. Запад говорит о ценностях, Россия говорит об интересах.

— А вам не кажется, — возразил Андрей, — что Запад, рассуждая о ценностях, думает об интересах: ресурсах, территориях, военных преимуществах?

— Это, как минимум, дискуссионно, — возразила американка. — Главная проблема в другом. Люди из «третьего мира» чувствуют моральное право на возражение Западу. Может быть, миссия Запада — если она есть — и состоит в том, чтобы помочь «третьим странам» высказаться на языке, понятном современному миру. А самому Западу — прислушаться к сказанному.

— Вы идеалистка, по-моему, — заметил Андрей. — И все равно не инсайдер.

— Прежде всего я квалифицированный сотрудник Эм-Эм-Эм.

— Несомненно. Тогда не объясните ли мне вот что: как стряпают газетные «утки»?

Зачем он задал этот вопрос? Время шло, американку требовалось еще подержать на месте. Хотя дело было не только в этом. По своей работе Андрей не сталкивался вплотную с информационной войной, однако история с пленкой кое-чему его научила. Надо отдать должное, сработали они четко. И еще: занимая новое место в международном бизнесе, будь то поставки солдат или технических систем, без работы с прессой ему не обойтись.

— Эм-Эм-Эм не занимается «газетными утками», — холодно ответила Элизабет.

— Разве я говорю об Эм-Эм-Эм? Но вы же в курсе, как это делается.

— Зачем это вам? Что-нибудь личное?

— Так, для общего развития.

Конечно, это было личное! «Россия — кусок дерьма, завернутый в капустный лист, который валяется в грязном сарае. Россия сосала и всегда будет сосать», — писала в передовой статье респектабельная «Canadian Tribune». Именно пресса была голосом лощеных западников, постоянно напоминающих, какое место должен занимать русский дикарь, пропахший «гребаным борщом». Любую попытку отказа от этого места следовало пресекать — засудив на лыжной трассе, арестовав банковские счета или направив авианосцы. А еще у «золотого миллиарда» развелось множество новоявленных холуев — эстонцев, поляков, болгар, — активно осваивающих подобный тон в отношении России.

— Для общего развития, — повторил Шинкарев.

— Ну, особенного секрета здесь нет. — Собеседница положила ногу на ногу. В ее голосе чувствовалось превосходство эксперта, объясняющего профану основы своей профессии.

— Если вам интересно... В общем, это похоже на стратагему Сунь-Цзы: «Бросить кирпич, чтобы получить яшму». В стране «третьего мира» выбирается купленная провинциальная газета...

— «Урюпинская правда»?

— Скорее «Браззавиль Ивнинг Стандарт». Она публикует оплаченный материал, а экземпляр доставляется в столицу страны и попадает на глаза корреспонденту одного из западных изданий. Тут важно не ошибиться: западная газета должна быть, с одной стороны, крупной, а с другой, — «сливным бачком» для всякого рода сомнительной информации.

— А что, есть и такие?

— Господи, сколько угодно: американская «Вашингтон Таймс», английская «Сан», итальянская «Республика». Этот «сливняк» перепечатывает сообщение со ссылкой либо на провинциальную газетку, либо на «неофициальные источники». Далее информация попадает в мировые информационные агентства: «Рейтере», «Франс-Пресс», ваше «ИТАР-ТАСС». Эти агентства (со ссылкой на «сливняк») рассылают новость в редакции крупных газет: «Тайме», «Пари Матч», «Вашингтон Пост»... Ну, в России сейчас нет солидных газет, насколько я знаю. Вот солидные газеты и публикуют «утку», но уже в «отмытом» виде — со ссылкой, допустим, на «Рейтере». Из газет, а чаще с газетных сайтов «утка» появляется в новостных программах крупнейших телеканалов: американского Си-Эн-Эн, английской Би-Би-Си, немецкой «Дойче Велле», французской «Антенн-2», вашего ОРТ. А те ссылаются на респектабельную «Таймс». И вот о новости уже говорит весь мир...

— Забывая на следующее утро.

— Не совсем так — что-то все равно останется. В этом и смысл. Конечно, можно действовать быстрее — допустим, скачать «утку» с интернетовского сайта и разослать дальше по и мейлу. Однако некоторое время все равно надо выждать, да и следы запутать требуется. В общем, старые способы как-то солиднее, консервативнее.

— Особенно в отношении всякой дряни. Но та пленка, с нашей операцией в деревне, появилась в телеэфире уже на следующее утро. Правда, лишь на одном канале.

— На телеканале Эм-Эм-Эм, — кивнула Элизабет. — Но то — особый случай, дело государственной важности. Уверяю вас, в Петербурге я этим заниматься не собираюсь.

«Не ты, так другие». Но Шинкарев лишь машинально подумал это. Он был захвачен мыслью, точнее, ощущением догадки, понимания, — он увидел, как работает механизм! Ну конечно! Если хочешь представить янкесов врагами, вызвать ненависть к ним в сознании своего народа — не надо говорить, какие они плохие. Не надо показывать, как они бомбят югославские больницы и писать о том, что под видом усыновления они вывозят русских детей ради донорских органов. Даже если это правда. Надо говорить о том, какие плохие мы. Это мы русские, есть грязные дикари, бездарно прожирающие природные ресурсы! Это мы живем в грязных городах, это нами управляют придурки-политики! Это мы не умеем ни работать, ни воевать, ни детей рожать! Что, в общем, соответствует действительности. А потом добавить ненавязчиво: вот так они думают о нас. Вот с таким представлением они собираются к нам— сегодня на машинах «Форд», завтра на танках «Абрамс»; сегодня на самолетах «Боинг-747», завтра на самолетах «Боинг-52»...[50]

Пожалуй, «ненависть» — громко сказано. Но отчуждение, самоотторжение от них— да, это достижимо. Вполне. «Удивительное дело: и просто вроде, но пока въедешь...»

— Что-то вы замолчали, — заметила американка. «Черт, уйдет ведь! А Чен?!»

— В Петербурге мы можем встретиться, — предположил Шинкарев и добавил, сам не зная зачем: — Надеюсь, кассетные ракеты для этого не понадобятся.

Все-таки между ними что-то произошло. И что-то осталось.

— Вот вы о чем. — Элизабет улыбнулась, слегка покраснев, сняла и опять надела очки. — Может, и не понадобятся...

А Чен так и не появился.

***

Чен спокойно сидел в посетительском кресле, поджидая Элизабет в ее офисе. Вторая сотрудница, Джейн, время от времени поглядывала на него. Позвонил телефон, Джейн сняла трубку, бросила подозрительный взгляд на китайца, затем вышла в коридор. Чуть привстав, Чен пробежал взглядом бумаги на столе Элизабет. Найдя среди них одну записку, он пошевелил губами, запоминая комбинацию из латинской буквы и нескольких цифр.

***

Отметившись в портовой конторе, господин Ли Ван Вэй, хозяин белой яхты, тоже направился в город. Пересекая рыбный рынок, он с неодобрением покосился на фалунгуновцев со свастиками. Ши-фу был традиционалистом, крайне подозрительно, если не сказать враждебно, относившимся к «вестернизированным» соотечественникам: жителям Гонконга, Тайваня, американских чайнатаунов. Сказывался и важный, хотя и теневой пост в аппарате ЦК КПК. Пост этот, однако, не мешал ему быть боссом одной из шанхайских «триад» — не самой влиятельной, но агрессивной, имеющей большие планы на будущее. Как водится в Китае, «триада» одновременно была даосской школой с боевым уклоном, а ее боевики — учениками Мастера. Лучшим учеником считался Чен Сяован, которого прочили в преемники Мастера.

Как правило, господин Ли Ван Вэй пытался внедриться в разные области бизнеса, вербуя там преданных учеников. Через Крысу он вышел на американский электронный бизнес, а теперь приглядывался к Андрею Шинкареву — не станет ли тот его учеником и доверенным лицом в оружейном (или ином) бизнесе России? В этом смысле Элизабет Холленфилд не показалась Ши-фу интересной, и он отдал ее в работу Чену — про запас.

Во времена председателя Мао даосский Мастер угодил в сельскохозяйственную коммуну на перевоспитание, там и в партию вступил. С большой теплотой он вспоминал работу с тяпкой на кукурузном поле, призывая молодых даосов не отрываться от родной земли. Выдвинулся товарищ Ли Ван Вэй во времена «модернизации» Дэн Сяо Пина. В самый разгар холодной войны его бросили на российский участок работы, который с течением времени становился все более и более важным.

Так или примерно так размышлял почтенный господин Ли Ван Вэй, направляясь на такси в респектабельный жилой пригород столицы. Проехав по тихой тенистой улочке, машина остановилась у дома, представляющего собой простой двухэтажный параллелепипед, напоминавший укрепленный пункт: светло-серые бетонные стены, узкие окна, прикрытые солнцезащитными решетками. На стенах качались тени пальм. Пальмы росли перед домом, их мохнатые стволы поднимались вдоль дорожки, вымощенной крепким розово-красным кирпичом. Дорожка влажно блестела — ее только что промыли теплой водой с французским шампунем.

Это был дом генерала Кьонга.

***

«Вот зараза! Чего не идет-то?!» — раздраженно подумал Шинкарев про Чена, не представляя, чем еще задержать собеседницу.

— Где вы живете в Штатах? — Он в очередной раз сменил тему.

— У меня служебная квартира в Вашингтоне, но я не люблю ни ее, ни этот город. Родители живут в Род-Айленде, на самом берегу океана. Вот там мне нравится, особенно поздней осенью. У них большой старый дом из серого камня, с крутой крышей; моя комната — высоко, под самым коньком. В осенние шторма брызги доносит до стекол. Беру отцовский «Лендровер» и уезжаю на целый день. Кругом никого, только мокрые черные скалы и высохшая трава на холмах. Останавливаешь машину и слушаешь ветер, шум океана, крики чаек. Но теперь редко там бываю — нет времени.

— Выполняете приказы? Спасаете мир от русских «эскадронов смерти»?

«Закинуть удочку об оставшихся русских? Что ей известно? Если аккуратно...»

— Вы второй раз пытаетесь оскорбить меня в конце нашего разговора, — грустно улыбнулась американка. — Хотя я не против непредсказуемости в общении, я же вам говорила.

«Точно по Пруткову: «Щелкни кобылу в нос, она махнет хвостом».

— Я не хотел оскорбить вас, простите. И разве наш разговор окончен?

— Сейчас, может, и не хотели. Но тогда, в трейлере, определенно хотели. Почему?

— Не знаю, — честно признался Андрей.

— Удивительно, но и я не знаю. Не нашла никакого разумного мотива.

«Чен говорил про ум! Давай бей сюда!»

— Разумный мотив? Бог с вами, Элизабет! Какой мотив у русского мужчины после драки, водки и секса? Еще раз извините, ради Бога.

В очередной раз сменив тон в ходе разговора, Андрей изобразил некоторую взвинченность, настаивая на своем.

«Цепляется!»

— Пожалуй, — задумчиво согласилась женщина. — Полагаю, Фрейд был прав в своей оценке мужского интеллекта.

— Фрейд?

«Давай, давай, разводи!»

— Это одна из причин моего приезда в эту страну.

— Даже так?

— Тема моей докторской диссертации звучит следующим образом: «Биоэнергетика в учении Зигмунда Фрейда».

— Интересно! Поясните, пожалуйста.

— Вы невежественны, но любознательны. Это общее свойство русских?

— Вероятно.

— Тогда это действительно молодая нация. Мне легко это говорить. В силу древности собственной.

— А... — начал было Шинкарев, но замолк, глядя на нос с горбинкой и тяжелые веки, прикрывающие карие глаза.

— Вся концепция Фрейда, — спокойно продолжала американская еврейка, — построена на движении энергии в человеческом теле. На усилении и ослаблении энергетической напряженности. «Активная энергия», «пассивная энергия», «энергетическая защита» и ее «прорыв», «восстановление потенциала» — все это есть в его учении. В энергетическом аспекте оно почти полностью совпадает с концепциями Востока — скажем, учениях о пране или ци.

— Действительно интересно...

Андрею и правда показалось это занимательным. Не зря же он занимался тайцзи.

— Интересно другое, — продолжала Элизабет. — Основная сексуальная энергия, по Фрейду, — «Либидо». Ее источник — «Ид», Оно. Так вот, «Либидо» — изначально мужская энергия, будь она у мужчины или женщины, будь она направлена на мужчину или женщину. Когда вы сказали про мужскую сущность нашей жизни...

— Я не это имел в виду.

— А я именно это.

«Может, она лесбиянка? Или бисексуалка? Есть в ней что-то такое... Но тут я ей не собеседник».

— Пусть так, — согласился Шинкарев. — Но зачем вы приехали сюда? Искать специалиста по Фрейду?

— По биоэнергетике.

— И как, нашли?

— Нашла.

— И... что? «Ши-фу?»

— Ничего. Разговора не получилось.

— Найдите другого.

— Боюсь, хватит с меня и одного. А разговор наш действительно окончен. Удачи вам, Эндрю, надеюсь, еще увидимся!

«Под Ши-фу подкатывала... Интересно, трахнул он ее перед тем, как сдать Чену?»

Женщина поднялась и пошла через прохладный холл к лифту. Узкая юбка обтягивала круглый зад и длинные бедра. Тонкий серый жакет легко лежал на покатых плечах. Шинкарев глядел ей вслед, представляя наедине с собой, с Ченом и с пожилым китайцем. «Если мужчин считать за корабли, то она была Панамским каналом». Но Андрей не был уверен, справедлива ли фраза из американского фильма применительно к этой женщине. Зато был уверен, что он ей не судья.

В полутемном лифтовом холле Элизабет Холленфилд встретилась с Джейн, шедшей навстречу. В очередной раз мисс Холленфилд почувствовала заряд тяжелой бабьей ненависти, которая словно излучалась этой худенькой девушкой. Fucking bitch! (Еб...ая сука! (англ.)) — подумала Элизабет. — Точно ведь, сволочь, с катушек съехала! Все здесь кончится полным дерьмом — вообще все, не только для этой оттраханной шлюшки... Интересно, куда подевалась Крыса? Крысы побежали с корабля?» — усмехнулась она неожиданному каламбуру. Пусть так. Но ей-то что делать?

Внешне, однако, мисс Холленфилд ничем не выдала своего раздражения — лишь слегка пожала плечами, поднимаясь на третий этаж.

***

Андрей взял еще кофе.

«Жесткая и циничная стерва? — Он продолжал думать об ушедшей американке. — Пытается выжить в стае, как и все мы. А вот и стая».

За соседним столиком рассаживалась компания американцев. Среди них были офицеры в форме, несколько женщин, в том числе худенькая девушка в очках — Джейн. На лицах озабоченность, широких улыбок не видно — вокруг все свои, театр показывать некому.

Тем временем Шинкарев, достав блокнот и узкий черно-золотой «паркер», попробовал набросать модель поставки в эту страну русских солдат. Свою модель он составлял, пользуясь системой SADT[51] — системой многоуровнего моделирования процессов. Прямоугольники, обозначавшие отдельные операции, выстраивались в лесенку, соединяясь друг с другом подписанными стрелками. Стрелки с четырех сторон приходили, уходили от каждого прямоугольника; стрелка сверху обозначала «руководство», стрелка снизу — «исполнителей», стрелка справа — «вход» (загрузка в операцию всего материального и людского обеспечения), а стрелка слева — «выход» (получение результата и передача его на следующую операцию). Каждый прямоугольник-операция может конкретизироваться, разворачиваясь собственной лесенкой прямоугольников-операций — и так на сколько угодно уровней.[52]

«Шаг за шагом, — думал Андрей, глядя на квадратики. — Такой вот план жизни».

В данный момент он с удовольствием ощущал себя экспертом, планирующим сложную задачу. Итак:

Сюда — бойцы, плюс техники, обслуживающие инженерные системы. Где-то их учить — горная подготовка, техническая, адаптация к джунглям. Стало быть, тренировочный центр.

Проезд туда-обратно, включая гробы. Перевалочная база — безопасное место на бойком международном перекрестке. На Кипре?

Финансовые потоки. Зарплаты, страховки, пособия вдовам. Стало быть, офшорный банк. Там на Кипре. Фирма может открыть свой.

Организация, дисциплина. Устранение откровенного криминала, разного рода «солдатских матерей».

Если заданы три параметра задачи: деньги, сроки, качество, то жестко регламентировать можно только два — третий должен остаться гибким. Задачи же, точно расписанные на бумажке, никогда не доводятся до конца.

Какой параметр будет «плавающим»? Пожалуй, на разных этапах разные. Сначала будет резерв в сроках, но мало денег. Потом сроки станут жесткими, но деньги можно будет найти, если не хватит. И только на качестве экономить нельзя. Посылать сюда пушечное мясо он им не даст! Не даст, и все! Либо поедут нормальные солдаты, либо вообще никто. Шинкарев редко принимал по-настоящему твердые решения, но в этом он был тверд.

«Все-таки не хватает чего-то очень важного. Попа, что ли, завести? Теплее, но не то».

***

На третьем этаже, в небольшом офисе, Элизабет сидела на столе, высоко подняв и раздвинув ноги. Юбка ее задралась выше пояса, кружевные трусики валялись среди бумаг, глаза были закрыты. Чен, стоя перед столом и держа женщину за талию, ритмично двигал тазом в такт ее частому дыханию, прорывающемуся сквозь стиснутые зубы. Последний толчок, взаимная судорога; длинные перламутровые ногти впились в белую футболку мужчины. Послышался короткий сдавленный стон и длинный, все отпускающий выдох. Гладкая щека женщины прижалась к неровной смуглой коже китайца, руки одновременно притягивали и отталкивали его:

— А теперь уходи! Нет, постой! Нет, уходи, уходи, ради Бога... Бери ключи и уходи! Немедленно!

Заправляя в брюки футболку, Чен наклонился к уху Элизабет и прошептал:

— Крыса спрятала куда-то расчеты, которые она сделала по китайским материалам. Похоже, собирается продать их русским через Эндрю, своего любовника. Ши-фу обеспокоен этим, он не хочет терять связи с американцами.

— А русские? — ответно шепнула Элизабет.

— Для этого они и остались — охранять Эндрю и вывезти из страны вместе с материалами. Кроме того, они хотят отомстить «Фалунгуну» за погибших китайцев. Наверное, они разделятся: одна группа займется курьером, другая — фалунгуновцами.

— Кто их оставил? Кьонг?

— Нет, Ши-фу.

Выйдя в коридор, Чен, что-то черкнул на клочке бумаги. После ухода китайца Элизабет тщательно проверила стол — все в порядке, бумаги на месте. Она сразу позвонила в NSA, полковнику Паркеру, передав ему информацию от Чена, в том числе про связь Крысы и русского курьера.

Но Кеннет Паркер только хмыкнул недоверчиво: похоже, все они там перетрахались. Впрочем, приказал усилить розыски пропавшей Патриции Фергюсон. То, что оставшиеся русские нацелились на «Фалунгун», полковника не особенно беспокоило — это его шеф, генерал Роджерс, зачем-то носится с этими ублюдками. А по нему, так режутся «Иваны» с узкоглазыми, а те и другие — с исламистами, да и черт с ними — воздух чище будет!

***

Господин Ли Ван Вэй уже два часа беседовал с генералом Кьонгом — неторопливо, витиевато, с утонченной восточной вежливостью. Вопросы, тем не менее, ставились жестко — слишком много недоразумений накопилось за столь короткой срок.

Генерал уверил Ши-фу, что он и понятия не имел о планах заговорщиков захватить Президента, разрушить плотину водохранилища и тем более утопить китайский батальон вместе с механизированной бригадой, направленной в столицу. Генерал был обманут, как и все честные люди в этой стране.

Разумеется, в Центральном комитете коммунистической партии Китая вовсе не считают генерала изменником. Об этом и речи быть не может! Но его роль в связи с высылкой русского батальона...

Глупо отпираться — генерал Кьонг дал свое согласие на нейтрализацию русских. Ему казалось, это был разумный компромисс. Но он отнюдь не одобряет той оскорбительной поспешности, с которой это соединение — действительно, превосходное соединение! — было выдворено из страны. И уж тем более не возражает против импорта сюда новых русских солдат. К тому же, насколько ему известно, — а это известно только ему, и никому более, — русский батальон выведен не весь.

В том-то и дело, улыбнулся господин Ли Ван Вэй. И здесь очень желательна помощь генерала Кьонга, которая будет наилучшим доказательством его лояльности китайским товарищам.

Какая именно требуется помощь, — любезно осведомился генерал.

О, сущая безделица! Право, ничего особенного.

И все же?

Доступ в арсенал антитеррористической службы ВВС.

Для чего, если не секрет?

Так, кое-что получить оттуда.

Что именно?

Снаряжение. Совсем немного. И на короткое время — всего на один вечер. Разумеется, на условиях полной секретности.

Не угодно ли многоуважаемому господину Ли Ван Вэю сообщить, с какой целью будет использовано снаряжение?

«Осадить Вэй, чтобы спасти Чжао» — кажется, так называл это Сунь Цзы. А еще он говорил: «Избегая полного, проникай в пустое. Скорость важнее силы, а точность важнее скорости».

Кьонг задумался. Судя по всему, цитаты из классиков произвели на него должное впечатление.

Что ж, наконец ответил генерал, он не возражает. Сейчас будет сделан звонок дежурному офицеру, и арсенал открыт перед Ши-фу. Но возникает другой вопрос — такое посещение будет иметь свои последствия...

Как и все в нашем мире, — мягко улыбнулся господин Ли Ван Вэй.

Так вот, в этих последствиях генерал хотел бы видеть свое место... скажем так, наиболее адекватным образом. И кое-что предпринять с этой целью.

О да, разумеется, — кивнул Ши-фу. Господин генерал имеет на это законное право. Все, что угодно.

Генералу было угодно устроить прием. Завтра вечером, в этом доме. И на этом приеме сделать важное политическое заявление, разумеется, в присутствии прессы и представителей дипломатических кругов. Во всяком случае, в разосланных приглашениях было сказано именно так: «важное политическое заявление».

Пресса, дипломатические круги... что ж, это хорошо. А «Фалунгун»?

Нет, заявил генерал, представителям «Фалунгуна» приглашений отправлено не было.

И не будет?

Нет, не будет.

Не кажется ли генералу, что в свете складывающейся ситуации это выглядит несколько демонстративно?

Совершенно верно, именно так генералу и кажется. Не соблаговолит ли уважаемый Мастер посетить этот прием? А также помочь своими людьми в его охране?

Разумеется, Ши-фу почтет за честь присутствовать на приеме. Его лучший ученик Чен Сяован возьмет на себя охрану. Но вот в чем вопрос: полагает ли уважаемый генерал, что такого рода инициативы, наряду с посещением арсенала военно-воздушных сил, могут ускорить происходящие события?

Да, так генерал полагает. Кьонг любезно поклонился — воистину, его собеседник мудрый человек.

Но коль скоро события ускорятся, заметил Ши-фу, — а они и без того развиваются достаточно быстро, — какую позицию намерены занять в этом Военно-воздушные силы?

Позицию, адекватную ситуации, твердо заявил генерал. Гибкую, но бескомпромиссную! Твердую, но демократическую! О деталях генерал говорить не может — он человек военный, пусть уважаемый собеседник его простит.

Конечно, пусть секреты остаются секретами! Ответ генерала вполне устраивает господина Ли Ван Вэя, как и товарищей, стоящих за ним. На этом он хотел бы попрощаться — разумеется, с надеждой на новые встречи. Ближайшая из которых состоится на завтрашнем приеме.

На том беседа завершилась. Сев в такси, Ши-фу достал мобильный телефон и сделал один короткий звонок — назначил встречу китайцу Джекки.

Первое, что требовалось выяснить: от кого это Кьонг узнал о неполном выводе русских? И если Джекки — агент Кьонга... ничего не произойдет. Пока. Именно в качестве такового он и станет работать дальше, только сообщения, отправляемые генералу, будет предварительно обсуждать с Ши-фу.

Второе: надо взять у Рахима Даниярова размеры одежды и обуви русских солдат, снятые перед рейдом в магазин пляжно-спортивных товаров.

Третье, и главное: собрать всех «солдат триады», в данный момент находящихся в столице. Сегодня вечером предстоит редкая потеха, которую никто из пацанов старается не пропускать.

***

По полю военного аэродрома ходили бородатые люди с зелеными повязками на головах. Аэродром был пуст. После катастрофы с плотиной водохранилища (беспомощные «Апачи» лишь покружились над потопом), командующий ВВС генерал Кьонг приказал перегнать куда-то все машины; в пустом ангаре остался сломанный транспортник, да на поле сдуру приземлилась санитарная «Газель». Пилота и врача тут же пристрелили, а в вертолете обосновался военный летчик из Саудовской Аравии. Смуглый, горбоносый, с черной, как смоль, бородой, он выглядел настоящим бедуином, только вместо арабского скакуна управлял винтокрылой машиной. Ему бы «Апач»... Шайтаны! Но ничего, говорили повстанцы, и вертолеты заберем, а этого пса Кьонга первым расстреляем, дай только срок!

А за перевалом, над горной саванной ревели двигатели мощных транспортников — тяжелых двухмоторных «Чинуков». Лопасти рубили воздух, высохшая трава ходила волнами, когда вертолеты садились один за другим. На темных бортах виднелись красно-белые полосатые прямоугольники с голубым квадратом в левом верхнем углу — государственные флаги Малайзии. В небе барражировали «Миг-29» с теми же опознавательными знаками — малайзийские ВВС, в нарушение резолюции Совета безопасности ООН, осуществляли спешную переброску мусульманских отрядов. Опускались задние рампы «Чинуков», и на землю сходили бородатые, до зубов вооруженные исламисты.

Снова завязались бои. Разрозненные отряды макак, лишенные тяжелой техники, подвоза боеприпасов и поддержки с воздуха, из последних сил удерживали перевал, лишь недавно захваченный русскими и китайцами.

В воздухе явственно запахло резней.


Загрузка...