В комнату вошел какой-то парень, как я потом узнал, это был наш повар. Он попросил проследовать в главный зал:
— Банкет в честь возвращения главы готов!
Вау! Банкет в честь меня... В последний раз для меня готовила моя бывшая в прошлом январе. Под "готовить" я подразумеваю не пельмени сварить или полуфабрикат прогреть, а полноценно готовить. Хотя в её случае, лучше бы и не пыталась. Так вот, в прошлом январе на мой день рождения она решила приготовить романтический ужин. Не бескорыстно, конечно. Всякий раз, когда она что-то делала для меня, это было с расчетом. То сапоги новые купи, то подписку оплати, то на море свози. И ладно бы только это.
— Сашенька, отвези мою маму на вокзал.
— Сашенька, отвези маму в гости.
— Сашенька, мама хочет съездить в театр, свози её. Сегодня.
Объяснить Ане, что я не личный водитель её мамы было сложно. Ещё сложнее было объяснить это Надежде Васильевне — маме Анны. Вообще мне не жалко кого-нибудь подвезти или с чем-нибудь помочь, если об этом не в последний момент говорят и нормально просят. А не так, как Надежда Васильевна.
— Александр, отвези меня в театр. Александр, почему ты не заправил вовремя машину? Мы так можем опоздать. Александр, когда ты в последний раз пылесосил салон? Тут ужасно пыльно. Александр, будь джентльменом, хоть немного, помоги мне выйти.
Последнее было сложным занятием, потому что эта вредная бабка весила не меньше 200 кг. Бррр... Как вспомню... нет, лучше не вспоминать, а то кошмары сниться будут.
Так вот, Аня накормила меня куском пережаренной, жесткой как подошва, говядины, картофельным пюре, которое представляло из себя два комка недоваренной картошки с соусом неизвестного происхождения.
А потом начала забрасывать удочки. Свозить в Турцию.
Приемлемо, — подумал я. — В конце года я получил премию, можно и прокатиться. А потом она начала настаивать на том, чтобы мы взяли с собой её маму. Я чуть не подавился покупным тирамису.
— Ну, Саша, пожалуйста, — посмотрела на меня Анна и стала прозрачно намекать на продолжение банкета, но уже не с едой.
У меня тоже слабости есть, в общем, согласился. А когда бронировали отель, Аня сказала, что надо брать не два номера, а один, так как её мама боится быть одна, потому что не понимает ни по-турецки, ни по-английски. И ходить одна там тоже не может.
— Я тоже по-турецки не понимаю, — взвыл я.
— Но ты по-английски говоришь, и ты мужчина.
— Ну и что, что мужчина?
— Мама боится, что к ней приставать будут, Турция всё-таки.
— Ты серьёзно? — спросил я. — Это турков спасать надо. В ней 200 кило минимум, у неё своё гравитационное поле. И она сама как черная дыра, ещё засосёт беднягу какого-нибудь, спутав с кебабом, а нам потом кости прятать. Если останутся, конечно.
— Александр! Как ты можешь говорить так о моей маме?! — Аня бросилась в слезы. Но я этому не поверил, она всегда начинала реветь, чтобы получить от меня то, что хочется, если по-другому не прокатывало.
И вдруг я подумал: а зачем мне всё это? И сказал: «давай расстанемся».
***
В зале было довольно просторно, стояло штук двадцать небольших столов и один длинный. На всех столах стояли вазы с фруктами и какими-то, видимо, сладостями. Фрукты были шикарны, таких яблок я не видел нигде, они были настолько сочными, что практически прозрачными! Готов поклясться, я видел эти яблоки насквозь.
Я решил сесть за длинный стол. По простой причине. Тырить еду с других столов было бы весьма проблематично, а на длинном столе еды точно будет больше!
Живот заурчал, а я чуть было не сел за длинный стол, да только Энн не дала.
— Это стол для прислуги, — прошептала она. — Твой вон тот. — Энн кивнула в другой конец зала.
Ну, может, стол и поменьше, но тоже неплохо, — подумал я и набросился на еду.
Я ел и ел, а еду всё приносили и приносили. Разнообразное мясо, рыба, рис, конечно. Какие-то причудливые сладости. Было очень вкусно. Вино тоже отличное.
Ко мне за стол подсел мой главный генерал. Это был крупный, мощный мужик по имени Джин. Он хотел поговорить об Оде и его наступлении. Джин рассказал о том, что здесь у нас армия на 20 000 человек, а Ода идёт с 60 000.
— Да, это проблема, — протянул я.
— Не совсем, — ответил Джин. — Наши 20 тысяч хоть с сотней тысяч Оды готовы сразиться. И мы победим, не сомневайся. Только с Одой разберись сам. Я с ним... бороться не могу.
— Так проблема только в Оде?
— Да, больше можешь ни о чем не думать, только Оду на себя возьми.
Остальные воины согласно закивали.
Чем же их так этот Ода пугает? Неужели так крут? И как я с ним справлюсь?
— А что у него за способности? Объясни.
Джин немного замялся, поморщился, будто и вспоминать не хотел, и сказал:
— Он умеет влиять на эмоции. Если точнее, то усиливать их, — Джин помолчал и продолжил. — И перенаправлять. Например, помнишь твой план доведения Оды до инфаркта?
Я кивнул, и Джин продолжил:
— Если бы в нём начал появляться страх, то он бы перенаправил его кому угодно. И мог бы усилить его многократно. Тогда его жертва умерла бы от страха.
— Понятно. Надо что-то сделать со страхом.
— Не совсем, — ответил Джин. — Это касается абсолютно любых эмоций. Меня так страхом не проймёшь. Я к этому устойчив, но Ода... Он ужасен... Ты помнишь все 6 кланов? Саката, Ода, Судзуки, Санада, Акияма и Казама. У Оды армия большая, но довольно слабая. Её бы давно разбили, если бы не он. Санада, Акияма и Казама подчиняются Оде беспрекословно. Он вселяет в них ужас.
***
Когда я проснулся, солнце уже было высоко. Лениво позавтракав, я стал думать, что делать с Одой.
— У тебя есть всё, чтобы его победить, — сказала Энн. — Способность подавлять эмоции или полностью их убирать. Попробуй вспомнить, ты в его теле. Оно помнит всё.
Я задумался. Перед глазами начали появляться какие-то картины.
Город. Лавка с булочками. Какой-то засранец сказал девчонке лет восьми, что она уродина и убежал. Девчонка ревет. Ренджи подходит к ней, кладёт руку на голову. Она успокаивается, начинает улыбаться.
— Никогда не плачь из-за дебилов, — сказал ей Ренджи и пошёл дальше.
Другая картина.
— Глава! Помогите генералу Абе. Его жена умерла уже месяц как, а он не выходит из депрессии. Того и гляди, самоубьётся.
Ренджи, войдя в просторный, но аскетично обставленный зал замка, замечает его, сидящего в глубокой задумчивости у низкого стола. Это — генерал, человек, чьё имя известно далеко за пределами этих земель. Его фигура, обычно прямая и внушительная, сейчас сгорблена, словно груз утраты придавил его к земле. Лицо, обычно выражающее непоколебимую решимость, теперь кажется измождённым, с глубокими тенями под глазами, выдающими бессонные ночи. Его длинные, седеющие волосы, обычно аккуратно уложенные, растрёпаны.
На генерале надето простое тёмное кимоно, лишённое привычных украшений и знаков отличия. Рядом с ним на столе лежит катана в изысканных ножнах, но её положение кажется необычным — клинок слегка выдвинут, как будто рука генерала только что отпустила рукоять. На полу рядом с ним стоит чашка саке, нетронутая, а рядом — лист бумаги с набросками стихов, написанных резкими, нервными штрихами. Чернила кое-где размазаны, словно от капель, упавших на бумагу.
Взгляд генерала устремлён в пустоту, его глаза, обычно пронзительные и полные огня, теперь тусклы и словно смотрят куда-то далеко, в прошлое. Он не замечает гостя, погружённый в свои мысли. В воздухе витает тяжёлая тишина, нарушаемая лишь слабым шорохом ветра, проникающего через полуоткрытые сёдзи. Ренджи чувствует, что перед ним человек, стоящий на грани, балансирующий между жизнью и смертью, и каждое его движение, каждый вздох словно наполнены глубокой скорбью и сомнениями.
Наконец генерал замечает Ренджи и произносит:
— Глава Саката. Я не расставался с этой женщиной 20 лет. И не хочу изменений. Я ухожу, прости мою слабость.
— Я понимаю, — произносит Ренджи. Из его тела начинает выходить золотая энергия, она устремилась к голове генерала Абе.
— Сейчас кажется, что эта боль никогда не пройдёт, но тебе станет лучше. — продолжил Ренджи, а его энергия искрилась, пронизывая мозг человека. Сам Абе начал меняться. Безнадёга пропала из его глаз. Они перестали быть пустыми и безжизненными. — Твоя жена ведь говорила перед смертью, чтобы ты жил дальше и радовался жизни.
Генерал кивнул:
— Но я не могу...
— Можешь, я тебе помогу.
Они сидели молча примерно 5 минут, а энергия Ренджи делала своё дело в голове генерала. Вдруг он заговорил:
— Спасибо, глава. Теперь я чувствую, что могу продолжать жить. Спасибо.
— Если у тебя будут ещё проблемы, обращайся. Не нужно тянуть. Мы в одном клане. Мы должны помогать друг другу, — сказал Ренджи на прощание.
Я почувствовал, как одинокая слеза покатилась по щеке. Какой хороший парень этот Ренджи всё-таки! Воодушевившись, я принялся тренироваться.
Наш главный повар был расстроен из-за ссоры с девушкой. Я решил помочь ему, используя силу. Тем более надо было проверить, как всё работает. Я отправил энергию ему в голову, как это делал Ренджи в том воспоминании.
— Приятно, но почему-то немного странно, глава. Когда вы помогали мне в последний раз, я не чувствовал ничего во рту. Хотя печаль ушла, спасибо!
Я обрадовался, правда, следующие два дня в замке, кроме повара, все были в депрессии. Потому что вместе с негативными чувствами я ему подавил и способность различать вкусы.
— Ничего не чувствую, — сказал он, положив в рот ложку васаби. — Надо доложить ещё.
Мы ели только пересоленную и перепечённую пищу. Я взмолился:
— Ну что тебе мешает готовить как всегда, но не пробуя.
— Так, господин, — ответил он. — Вы же меня наняли из-за моего вкуса. Я всегда готовлю, пробуя, у меня нет точных рецептов, у меня даже весов нет, всё на глаз и на вкус! По-другому не могу!
Через 2 дня всё прошло, и весь замок вздохнул с облегчением.
— Глава Саката! Глава Саката! Срочное донесение. Ода приближается со своей армией! Будут у крепостной стены через час!
Я вздохнул. Надо было что-то делать. Хранительница сказала:
— Пошли на стену, посмотрим.
Знаете, как выглядит приближение 60-тысячной армии с высоты стены? Как нашествие тараканов. Люди ещё были далеко и выглядели как чёрные точки. Про борьбу с тараканами, кстати, у меня есть история.
Дело было полтора года назад. Когда я ещё с Аней встречался. Возвращаюсь я с работы. В парадной стоит противно-сладковатый запах. Опять соседи тараканов травят! Вот чёрт, к нам ведь все побегут.
Захожу в квартиру, ну да, конечно. Аня орёт, что есть мочи. Сама залезла на спинку дивана. Не на сам диван, а именно на спинку. Надеюсь, не треснет.
— Саша, тут тараканы! Сделай что-нибудь. — визг не прекращался. Рядом с диваном уже было полчище тараканов, и они продолжали прибывать из всех щелей и даже розеток. Их было столько, что меня не оставляло чувство, что соседи их специально разводят, а потом травят, чтобы к нам убежали.
Я взял тапок в руку, подошёл к дивану, немного согнулся и только хотел треснуть по большому скопищу тараканов, чтобы разом прибить много. Как, издав очередной визг, Анна прыгнула на мою спину, а я был не готов и стал падать. Лицом вниз. На тараканов. Моё лицо одним ударом прибило больше тараканов, чем я за всю свою жизнь. Из разбитого носа хлынула кровь. Тараканов в моей крови потонуло тоже немало, кстати. Возможно, я немного преувеличиваю, но кто это не делает, когда рассказывает про свои боевые подвиги?
— Донесение! — звонкий голос вырвал меня из воспоминаний. Прибыл посыльный от Оды.
— Ода-сама передаёт вам: сдавайтесь! Тогда он пощадит вашу жизнь.
Я ответил посыльному:
— Передай своему Оде, что я вызываю его на дуэль. — все присутствующие восхищённо ахнули, а я продолжил. — Зачем бессмысленные смерти, решим всё вдвоём.
Посыльный убежал передавать ответ Оде. Вскоре вернулся.
— Ода-сама согласен! Но есть условия.
Условия были простыми: если побеждает Ода, то Саката с кланом становятся его прихвостнями, как Казама и прочие, а если побеждает Саката, то Ода обязуется не вступать с ним в войну три года.
— Согласен. Что ещё за условия?
— Дуэль должна проходить в просторном, хорошо проветриваемом помещении. Вы должны быть один. Сопровождающие запрещены. Ода-сама тоже придёт один.
Я кивнул. Посыльный продолжил:
— Должны быть персиковое вино и сырная тарелка.
— Чего? — не понял я.
— Персиковое вино и сырная тарелка, — повторил человек. — В сырной тарелке обязательно должен быть пармезан, грюйер и пекорино. Остальное произвольно.
Какая к чёрту сырная тарелка в Японии в средние века, — подумал я. — Хотя это ж аниме. Ладно. Мы же вроде бороться собираемся. Нафига ему сыр? Странный какой-то.
— У нас есть сырная тарелка? — я обратился к одному солдату.
— Будет! — крикнул он, убегая по направлению к кухне.
— Ещё условия будут? — спросил я.
— Последнее, господин. Ваша дуэль — это одна партия в го.
Я чуть не подавился. Я не умею играть в го. Я никогда не играл в го. Это не вариант. И уже собрался отказаться...
— Кузнецов, не вздумай! Это отличный вариант.
— Но Я НЕ...
— Тебе и не надо. Я умею.
— Ты же слышала, что он сказал, что там должны быть только мы и никого больше.
— Это не важно. Я тебе все ходы подскажу. Просто доверься мне.
Я хотел спросить, как, но решил: а была не была.
— Принимаю вызов! Пусть приходит в зал для переговоров.
Посыльный ушёл. Солдат, который убегал на кухню, прибежал и сообщил, что вино и сырная тарелка готовы.
Мы пошли к переговорной. Я посмотрел на Энн. «Не дрейфь, Кузнецов». Сказала она, хотя нет, не сказала. Её губы не шевелились, и звук исходил не от неё. Её голос просто появлялся у меня в голове.
— Это телепатия. Я тебе подскажу все ходы. Не волнуйся.
Вдруг вокруг меня собрались мои генералы и просто бойцы. Джин вышел вперёд и изрёк:
— Господин, я восхищаюсь вами.
Вы приняли этот бой, зная, что путь будет труден, а противник — силён. Вы не отвернулись от вызова, не спрятались за спины других, а встали лицом к лицу с испытанием. Это не просто смелость — это величие духа.
Каждый ваш шаг — это не просто движение вперёд, это доказательство того, что вы готовы бороться за то, во что верите. Вы не боитесь ошибаться, потому что знаете: даже в ошибках есть уроки, которые делают нас сильнее.
Ваша решимость вдохновляет. Вы напоминаете всем нам, что настоящая сила — не в отсутствии страха, а в умении идти вперёд, несмотря на него. Вы не просто играете — вы создаёте историю, ход за ходом, камень за камнем.
Спасибо вам за то, что вы есть. Вы — пример того, как надо жить: смело, мудро и с открытым сердцем.
Я восхищаюсь вами. И я верю, что ваш путь, каким бы сложным он ни был, приведёт вас к великим свершениям.
С пафосной рожей Джин поклонился. И свинтил. В неизвестном направлении. Я даже не заметил, так как свинтил он с такой скоростью, с какой убегал бы от Надежды Васильевны, если бы она попыталась его поцеловать.
Я огляделся, не только Джин свинтил! Когда успели? Два парня замешкались, их кто-то схватил за рукава, сказав: «Быстрее, Ода идёт». Парни взвизгнули и тоже сбежали.
— Ну, я тоже пойду, — сказала Энн. — Займу место поудобнее.
— Эй, минуту! Все сбежали, меня одного оставили, а если Ода придёт, это увидит и смекнёт, что меня просто убить можно и всё. Я-то может и крут, но с целой армией один не справлюсь.
— Ода никого с собой не приведёт, не волнуйся, — ответила Энн.
— Откуда знаешь?
— Я поузнавала об Оде. Ему это не нужно. Бои против Казамы, Санады и Акиямы он сам выиграл. Без помощи от кого-либо. — сказала Энн и пропала.
Я сел за стол, посмотрел на доску для го и горестно вздохнул. Тут дверь распахнулась, и вошёл он.