Лабиринт (СИ)

Глава 52

— Женя, проснись, — слышу проникновенный шепот Алекса мне в ухо. Не открывая глаз, ёжусь от приятного трения его щетины по моей коже. Он легко касается подбородком моего оголившегося из-под одеяла плеча, словно бы случайно, но побьюсь об заклад, что делает это намеренно, — Женя…

Подняв руку и по-прежнему не размыкая глаз, наощупь отодвигаю его лицо от себя в сторонку. У меня уже мороз по коже от этих лёгких, маньячных касаний, и очень нежелательные ассоциации. Натягиваю одеяло с головой.

— Если ты просто проверить, как я, — немного хриплю со сна, — то отлично, но умираю, как спать хочу..

И это правда! Оказывается, я ужасно устала. А несколько часов сна в полёте, даже на удобной кровати, не позволили мне хорошо отдохнуть. Этого, увы, очень мало.

— Но мы почти приземлились.

— Ммм, нет, ещё минутку..

— Ты безответственная, Женя.

Ха! Вот этим он меня точно не возьмёт. Я знаю, что такое преподавание в две смены и ночная подработка с переводами за компьютером после, и это при том, что наутро мне снова нужно быть на работе. А сейчас я вообще в отпуске.

Так что несколько дополнительных минут сладкого сна для моей ноющей головушки, уверена, ему погоды не сделают.

— Хорошо. Есть и другие, более приятные способы пробуждения, — произносит Алекс вкрадчиво, и место рядышком со мной медленно прогибается под его весом, — например, оргазм..

Он еще даже не успевает договорить, как я резво вскакиваю и перемещаюсь в сидячее положение, чтобы проснуться окончательно. Прижимаю одеяло к груди. Мне не послышалось?! Смеётся.

— Доброе утро, Алекс, молодец, — кисло улыбаюсь, проведя рукой по волосам. Так и есть, воронье гнездо! Стараясь не кряхтеть, двигаюсь к краю кровати прямо в одеяле, чтобы спустить ноги, — а вот это было действенно. Сколько мы проспали?

— Больше четырёх часов, и в Эфиопии сейчас добрый вечер, — он усмехается, — жду тебя за дверью.

И Алекс уже берется за нее, когда я считаю нужным заметить:

— Хорошо, но позволь тебе напомнить кое о чем! Эти пошлые шуточки совершенно неуместны. Потому что никакого романа или романчика у нас с тобой не предвидится, я понятно объясняю?

Он оборачивается. Стою с грозным видом в своем коконе из одеяла, уперев руки в боки.

Говоря о романе я, конечно, подразумеваю секс. Легкомысленное дорожное приключение, на которое Алекс, судя по всему, все еще рассчитывает. Но это ничего — пусть постепенно привыкает к мысли о том, что со мной такие номера не проходят.

— Ты хочешь сейчас это обсудить? — спрашивает меня спокойно, но я замечаю, как дергаются желваки на его скулах. Задумываюсь. Ага, не понравилось!

— Десять минут на сборы, Женя. Приземляемся, — не дождавшись моего ответа, холодно произносит он и выходит из нашего спального отсека.

Уши закладывает, но я собираюсь в рекордно короткий срок. Думаю, не истекает даже этих заявленных им десяти минут, как я выхожу к нему собранная, умывшаяся и полностью одетая.

А дальше — все происходит стремительно. Эфиопия! Покидаем гостеприимный авиаборт, спускаясь по маленькому трапу прямо в густую золотистую мглу. Жадно вдыхаю полной грудью незнакомый воздух, наполненный экзотически-сладкими запахами. Ветер теплый, с песком, чуть не сбивает нас с ног сильными порывами. Алекс участливо, но молча поддерживает меня за локоть. Не обращаю внимания на это.

Не успеваем мы осмотреться, как возле нас, словно гриб из-под земли, вырастает улыбчивый черный человечек в фуражке и форме светло-кофейного цвета, с погонами и красивыми нашивками. Засматриваюсь на него и скорее угадываю, чем слышу, как Алекс, со стоном ругнувшись сквозь зубы, обращается к нему:

— Добрый вечер! Почему в форме?

Человечек озадачивается. И застывает стойким оловянным солдатиком — вытянувшись в струнку, но с таким лицом, что мне становится жаль его. Алекс смотрит свирепо, ожидая ответа. Он все еще в плохом настроении?! Человечек робко представляется:

— Добрый вечер, мастер Найт! Лейтенант Жапех!

— Лейтенант Жапех, я задал вам вопрос.

— Виноват! Не понял вопрос!

— Наша цель в том, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, — объясняет Алекс, — лейтенант, на будущее! Сотрудников спецслужб встречают исключительно в штатском, и на автомобилях, принадлежащих гражданским. В вашем уставе есть это, почитайте. Где автомобиль?

— Виноват, мастер Найт, — человечек огорчённо сдёргивает с себя фуражку и, неловко сминая ее в руках, делает приглашающий жест в сторону, — вон там, автомобиль с гражданскими номерами… пройдёмте, прошу вас!

Когда мы втроем подходим к зоне парковки этого крошечного аэропорта, я убеждаюсь, что Алекс был прав. Несмотря на сумерки, на нас с любопытством оглядываются все, кому, что называется, не лень. Ведь здесь мы мало того, что немногочисленные белые люди, так ещё и в сопровождении полицейского.

Усаживаемся на задние сиденья самого обычного рено меган белого цвета, а маленький Жапех при этом страшно суетится. Алекс явно напугал его своим перфекционизмом и высокомерием.

— Едьте спокойно, не больше шестидесяти километров в час, пожалуйста, — говорит ему Алекс с неудовольствием. Жапех тут же отзывается на это возгласом: «Есть, мастер Найт!»

— Мы едем в гостиницу? — интересуюсь у Алекса тихонько.

Он нажимает какую-то невидимую глазу кнопку, и между нашими и водительским местами со скрипом выезжает прозрачная звуконепроницаемая перегородка. Я видела такое только в фильмах! Не получается сдержать улыбку.

— В гостиницах прослушка, а селиться в гостиницу такого захудалого городишки — прямой способ обратить на себя внимание всех жителей! Быстрее будет, только если остановиться в палатке на рыночной площади, — хмуро отвечает он.

— Как ты вообще сохранил здравый ум при такой работе?! Для тебя же каждый таракан, выглянувший из-за угла — шпион, — смеюсь.

— Возможно, но это лучше, чем жить таким беспечным, как ты.

— Можешь не верить, но я тоже очень осторожный человек, Алекс.

— Да, имел случай убедиться, когда вытаскивал тебя из логова черных трансплантологов, — ухмыляется, и я тут же сникаю. Машинально лезу в сумку за телефоном, чтобы проверить, нет ли новостей от Кати.

— А ты злой! Кто тебя уже успел укусить, муха це-це? — продолжаю нашу перепалку, включая телефон.

— Нет, просто не люблю, когда что-то идёт не так с самого начала. Это как знак, что жди неприятностей, — и Алекс вдруг меняется, превращаясь из колко-насмешливого в обеспокоенного. Похоже, он действительно верит в это. Я делаю паузу, прежде чем отозваться:

— Да ладно, это ведь как себя настроишь. Вселенная нас зеркалит, ты же в курсе?

— Может быть, — но тон его по-прежнему серьезен, — однако, игнорировать предупреждения от Вселенной бывает опасно…

А я вижу кучу неотвеченных звонков от папы! Встревоженная этим, тут же, без лишних раздумий набираю его. Глядя на меня, Алекс достаёт свой телефон тоже и делает кому-то звонок.

— Папа?

— Женечка! Привет, — он отвечает почти сразу, и дышит в трубку радостно-возбуждённо, — а у нас тут такое!

— Что, рассказывай?

— Срочно приезжай. Представляешь, вчера был на приеме у начальника городского здравоохранения, лично! Вызвал меня через своего секретаря, откуда только телефон нашли? Ну, в документах по Катюше, наверное, — чуть переведя дыхание, продолжает, — он еще очень удивился, что я ни сном, ни духом… И вот тебе наши новости — Катеньке операцию назначили через две недели! Донора нашли! Бесплатно все!

Замираю. Волна горячей благодарности к Алексу затапливает меня как цунами, резко и мощно — грозя сорвать крышу, требуя немедленного выплеска эмоций. Я смотрю на него, расплываясь в широкой счастливой улыбке. Хочется повизжать от радости, хочется крепко обняться! Нет, не то что бы это стало для меня стопроцентным сюрпризом, неожиданностью, но — это никак не отменяет того факта, что свершившееся есть самое настоящее чудо.

Конечно, Алекс замечает мой слегка обезумевший взгляд, и впивается в меня настороженно-внимательным своим. Но, болтает дальше. Так и держим зрительный контакт, продолжая телефонное общение с другими людьми.

— Пап, так а… что сказали-то?! Уже дата есть, конкретная? — немного заикаюсь.

— Представь себе, Женя, есть! Хотя, вообще, я думаю, что нас с кем-то перепутали… но я не стал им этого говорить, само собой. Быстро сориентировался!

— Как это?

— Мне этот большой начальник вопросы задавал чудные, и с главврачом говорил по громкой связи прямо в моем присутствии! А, как тебе? Я там чуть не сомлел… Потом спрашивает, значит, а кем мы приходимся консулу, и почему сразу не пришли с нашей бедой к нему? Да разве бы нам такое в голову пришло! Да точно, попутал с кем-то. Повезло, Женька!

— И что ты ему сказал? — улыбаюсь.

— Не переживай, дочь! Сказал, мол, мы люди маленькие. И все. А он посмеялся только — говорит, не хотите признаваться, ну и Бог с вами. Только по всем вопросам теперь сразу ко мне… Каково?! Мы с Элеонорой Юрьевной даже закатили дома пирушку по такому случаю! Хотя, знаешь, как бы не сглазить… В общем, приезжай, Женечка. Катя волнуется.

— Папа, — я волнуюсь тоже, сейчас даже дышится с трудом. Торопливо сворачиваю разговор с ним, — спасибо тебе огромное за такие новости! Катюше привет. Я позвоню ей! И, конечно, приеду… Но попозже, когда закончу со всеми делами. Нас ни с кем не перепутали, это я попросила за Катю у одного очень хорошего человека. Объясню потом. А сейчас извини, мне пора. Пока.

И хотя трубка еще что-то вещает с вопросительными интонациями, решительно нажимаю на сброс. Сижу, растирая вспотевшие ладошки и наслаждаясь этим ощущением полнейшего душевного спокойствия. Так хорошо мне, наверное, еще никогда не было! Терпеливо жду, пока Алекс закончит свой разговор. Когда это происходит, резко придвигаюсь к нему, не сдерживая себя больше.

— Алекс, дорогой..

— Да?

— Кате назначили операцию через две недели, и все бесплатно! Это ты?

— Я, — подтверждает он, и расплывается такой же солнечной, как и моя, улыбкой. А дальше я двигаюсь чисто интуитивно. Не думая ни о чем, поддаваясь порыву, просто наклоняюсь к нему и, притянув к себе за шею двумя руками, целую в губы…

Киевский национальный лингвистический университет, Украина

В одном из подсобных помещений, заваленном старой рухлядью и коробками со свежими канцелярскими товарами, за огромным ксероксом притаились двое. Здесь ведется интимный разговор между завхозом Григорием Лопахиным и начальником сектора компьютерного обеспечения Савелием Темных. Беседуют они очень тихо, близко склонившись друг к другу головами, и раскрыв толстые общие тетради.

— Сколько ты поставил краски для принтеров? — шелестит одними губами Григорий.

— Сто двадцать пять, — следует такой же тихий ответ. Гриша делает пометку у себя в тетради.

— Принято. А реально?

— Семьдесят четыре.

— Многовато.

— Ничего, в прошлый раз и больше проходило.

— Не нравится мне это, Савва, — и горячим шепотом, — я слышал, главбух Зинаиду Петровну в этот раз на сверку направляет! Со старой каргой, сам знаешь, не договоришься. Голову поморочим, конечно, но… Давай оставим сто.

— Никак нельзя, я же уже и заявку оформил..

— Переоформишь, — безапелляционно обрывает его Гриша, — она ж меня с потрохами сожрет! Итак с ней в позапрошлый раз сколько собачились… По маленькой-то оно ничего выйдет, подшаманим. Я все сказал!

Савва горько вздыхает, делая соответствующую пометку в своей тетради.

— Ладно.

— На когда заявил?

— До конца месяца.

— Так. Бумага?

— Двадцать пачек.

Гриша что-то нервно зачеркивает у себя.

— Есть. Так, по бумаге мне ещё по всем отделам не забыть свести! Расход большой. Что реально?

— Пятнадцать.

Оба они вдруг чутко улавливают чьи-то быстрые шаги в коридоре и тут же дружно закрывают тетради, отпрянув друг от друга. В маленькое помещение почти вбегает запыхавшийся молодой человек в рабочем халате.

— Григорий Иванович! Здесь вы?

— Чего тебе, Паша? Я занят..

— Там из приемной звонили, вас замдекана к себе вызывает!

— Как замдекана? — Гриша аж приседает на стульчик от неожиданности. Под ложечкой неприятно сосет.

— Что, сам Александр Анатольевич?

— Сам, — парень испуганно кивает, — мы вас уже все обыскались! Сказали срочно.

Буркнув что-то невнятное, Григорий спешит в приёмную заместителя декана, не разбирая дороги и на ходу приглаживая волосы. Ольшанский Александр Анатольевич известен своей суровой педантичностью в работе. Что Гриша сделал не так? Вернее, он, конечно, хорошо знает все свои «косяки», но не может же быть, чтобы его финансовые махинации вскрылись! Тогда и ему самому, и его подельникам точно несдобровать. Так и тёпленького места лишиться можно, а может и каких еще неприятностей похуже заработать на свою пятую точку.

Целиком погружённый в себя, он даже не слышит приветствий от изредка встречающихся в длинном широком коридоре начальственного этажа коллег. Заходит в приёмную. Крякает. Секретарь Альбина Павловна поднимает голову от бумаг. Она кажется ему сегодня особенно строгой в своем приталенном твидовом костюме темно-красного цвета и белой блузе с брошью.

— Здравствуйте, — лепечет Гриша, — можно мне к Александру Анатольевичу зайти? Вызывал.

Она кивает. Задержавшись на миг у порога приёмной, и застегнув пиджак на все пуговицы, он приближается к массивной двери с соответствующей табличкой.

— Здравствуйте, подождите. Я доложу, — царственно произносит секретарша и берет трубку черного как смоль, с изобилием кнопок, телефона внутренней связи, — Александр Анатольевич, Ватрухин.

Когда она замолкает, Гришу мороз продирает по коже от затянувшейся паузы. Альбина Павловна кладёт трубку. Закрывает какое-то окошко на мониторе своего компьютера и, не глядя на Григория, кивает на дверь шефа:

— Можете войти.

Вот мегера! Крадущимся шагом он доходит до нужной двери и аккуратно дергает на себя за ручку, открывая. Входит, сразу же натыкаясь на колючий взгляд человека за письменным столом исполинских размеров.

— Вы почему без маски? — слышит Гриша из недр этого кабинета, и быстро сует руку в карман. Нашарив аптечную одноразовую маску, он немедленно надевает ее на лицо и подходит ближе.

Начальственные кабинеты в университете до смешного огромны. Ни дать, ни взять дворцовые залы — наследие советского прошлого и чисто партийного размаха. Такие кабинеты обычно неуютны и в холодное время года плохо отапливаются.

Идти до начальника остаётся не меньше десятка метров, но Гриша быстро преодолевает их негнущимися ногами. Александр Анатольевич делает ему знак садиться на стул за специальным приставным столиком.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, Григорий Иванович, — он снимает усталым жестом очки, — мне тут передали из отдела кадров, что Евгения Владимировна приболела. Уж не коронавирус ли?

Гриша обомлевает. Да откуда же ему знать?

Это страшное слово коронавирус. Появилось оно в их стране совсем недавно, а в университете о нем так вообще едва слышали, но паника уже явственно начинает просачиваться в сознание и уклад жизни всех людей. Александр Анатольевич одним из первых, не дожидаясь прямых указаний сверху, начал принимать меры по предотвращению распространения заболевания. Это именно с его легкой руки ректор издал общеобязательное распоряжение о повсеместном использовании сотрудниками университета масок и дезинфекции всех помещений.

— Я точно не знаю, извините, — осторожно отвечает он, — Евгения Владимировна со мной сейчас не проживает.

— А что случилось, почему? — подозрительно прищуривается начальник, — но вы же как-то общаетесь с ней, Григорий Иванович? Она уже открыла больничный лист?

— Да я, в общем, — Гриша мнется, — не знаю таких подробностей. Разводимся мы.

— Давайте-ка вы уходите на самоизоляцию, на две недели, — говорит шеф тоном, не терпящим возражений. Очевидно, что Гришины проблемы его волнуют мало, а вот сомнения по поводу сокрытия заразной болячки есть, — ступайте прямо сейчас в кадры, напишите заявление за свой счёт, а я подпишу. Так будет правильнее всего на фоне эпидемиологической ситуации в стране. Нечего подвергать риску других сотрудников!

И тут Гришу охватывает паника. Ему никак нельзя уходить на две недели, ведь уже со следующей ожидается приёмка крупной партии канцелярских и прочих товаров для отлаженной работы всех отделов и секторов. Пользуясь своей должностью завхоза, он наладил некие финансовые схемы обогащения, которые просто рассыпятся карточным домиком без его присутствия. Обязательно вскроются лишние единицы заказанных товаров и услуг, а вступившим с ним в преступный сговор коллегам одним никак не справиться! И все полетит в тартарары.

Гриша краснеет, сверкая глазами.

— Александр Анатольевич, Евгения ничем не больна, — горячо возражает он, — я не хотел говорить, но она сейчас вообще за границей! Подработку там себе нашла. Контракт заключила. А больничный себе наверняка выдумала, чтобы не выходить на работу!

— Позвольте, какая работа, какой контракт? — шеф озадачивается, — ее трудовая книжка находится здесь, в университете.

— Александр Анатольевич, ей послезавтра на работу выходить, — проникновенно продолжает Гриша, — вы должны уволить ее за прогулы, если не выйдет! Она в Америке сейчас. Пусть отдел кадров ей послезавтра позвонит, если ее не будет на рабочем месте, и спросит, в какой больнице открыла больничный! И сразу же надо с проверочкой в ту больницу, если назовет. А вот не назовёт, посмотрите…

— Успокойтесь, не горячитесь так, Григорий Иванович, — удивленно прерывает его шеф, и даже делает небольшую паузу, — да как же так получилось с Евгенией Владимировной? Вы ведь говорите о своей жене..

— Она мне больше не жена, — Гриша говорит это с такой плохо скрытой ненавистью в голосе, что шеф снова смотрит на него в изумлении, — Александр Анатольевич, Евгения бросила меня. И уехала зарабатывать по заграницам. Так что не болеет она ничем!

Замдекана ещё какое-то время задумчиво изучает его.

— Очень странная история, Григорий Иванович! Я вам, конечно, сочувствую, но… Евгения Владимировна всегда у нас была на хорошем счету. Отличный педагог и ответственный сотрудник. Хмм… Я даже не знаю, что вам сказать. Ну, хорошо! Давайте сделаем так — вы сейчас возвращайтесь на свое рабочее место. И работайте. А Евгении Владимировне мы обязательно позвоним.

Гриша с заметным облегчением на лице поднимается со своего места. Неловко топчется секунду-другую.

— Я пойду тогда, Александр Анатольевич?

— Идите, работайте, — коротко кивает шеф, и углубляется в лежащие перед ним на столе бумаги. Григорий выходит из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.