Лабиринт (СИ)

Глава 56

Третий час сидим, как приклеенные.

Болтаем о том-о сем — уходить никуда не хочется. Алекс выглядит невозможно мило в своей аккуратной домашней рубашечке и брюках. И ведь ни за что не скажешь, что передо мной мальчиш-плохиш! Хотя этот его уверенный, раздевающий взгляд никак не спрячешь за опрятным фасадом пай-мальчика.

Помешивает ложечкой остывший чай, оказавшийся, кстати, весьма приличного качества. Мой уже давно холодный тоже.

— Молочка подлить? — решаю пошутить. Алекс улыбается.

— Ну, подлей, — вообще-то, он пьёт без молока. Озадаченно хмурюсь, вспоминая все, что знаю о традиционных английских чаепитиях.

— Если по правилам, то сначала в чашку льют теплое молоко, а потом уже чай, — подсказывает он, — раньше такой ход спасал тонкий, изысканный фарфор от погибели. Сейчас уже не актуально! Разве что на чаепитии в Букингемском дворце.

— Откуда ты можешь знать об этом наверняка, может, там давно уже пьют чай из керамики, с тортом и в джинсах, и вовсе не в пять вечера, — смеюсь.

— Уверен, что так, но на официальных приёмах все по-прежнему довольно классически, — невозмутимо отвечает он.

— Ты бывал во дворце на приёмах? — уточняю недоверчиво.

— Елизавета с мужем приглашают некоторых из нас на награждения коллег. За этим всегда следует чай по протоколу, — он сообщает это довольно просто, как будто говорит о чем-то обыденном. Для меня же чай с королевой, во дворце сродни чему-то сказочно-недосягаемому! Приблизительно как слетать на Марс, — кстати. Почему ты иногда подшучиваешь на эту тему, завидуешь?

— Пожалуй, да, — заключаю с уверенностью. Алекс снова смеётся.

— Тоже хочется попить чайку с королевой?

— Ага, — киваю, — но я как-то, знаешь, не питаю иллюзий на этот счёт.

— И все же, один реальный шанс у тебя есть, — он хитро прищуривается, — для этого надо всего-то получить английское гражданство и дожить до ста лет.

— Серьёзно? Почему до ста?

— Апофеозом английского чаепития является традиция — англичан, доживших до ста лет, приглашают на чашку чая к королеве. Ещё ни одному столетнему, насколько я знаю, не отказали.

— Ого, а вот это по-настоящему серьёзный стимул для британцев дожить до ста лет, — восклицаю мечтательно. И смотрю на Алекса, невольно усмехаясь от возникшего на контрасте с ним образа Гриши в растянутых на попе и коленках штанах-трениках, — а тебя хоть сейчас в Букингемский дворец! Презентабелен даже в домашней одежде. Так и хочется растрепать немножко твою идеальную стрижку, и еще сделать как-нибудь так, — перегнувшись через стол, смешно поднимаю вверх воротник его рубашки.

Возвращаюсь в прежнее положение, хихикая и любуясь творением рук своих. Но, вдруг замечаю, как опасно тяжелеет взгляд Алекса.

— Ты можешь растрепать меня, как захочется, — недвусмысленно предлагает он, а я понимаю, что несмотря на непринуждённую болтовню, напряжение между нами никуда не делось. И этот его взгляд, наглый, неприкрыто восхищенный, колкой изморозью проходит по коже, заставляя невидимые волоски встать дыбом, — а мне… очень хочется растрепать тебя.

— Гм… а мы завтра собираемся к Артисту? — спрашиваю невпопад, желая срочно сменить тему. Делаю вид, что очень заинтересована узором на ручке чайной ложечки, — честно говоря, не очень-то приятно будет увидеть его!

— И не увидишь, — глухо отвечает Алекс, тоже сосредоточиваясь на ложке в моих руках, — завтра днем у меня встреча с двойным агентом, он даст необходимую информацию. Я все сделаю сам. Знаешь, ты действуешь на меня так… умиротворяюще! Со мной такое впервые.

Дальше он молчит, вынуждая меня оставить ложку в покое и поднять на него глаза. Непонятная недосказанность повисает в воздухе.

— Это как? — выдыхаю.

Серьёзность его тона и близость ко мне, несмотря на призрачную преграду между нами в виде стола, оказывает странное, почти парализующее воздействие. Я вдруг вспоминаю, что мы совсем одни в этой квартире, и за окном глубокая ночь.

Неподвижно сижу, то и дело натыкаясь на горящий взгляд Алекса, от которого вспархивают те самые пресловутые бабочки в разных местах, но не хочу даже думать о том, что мне давно пора бежать и закрываться в своей спальне. Как будто это спасёт меня от постоянного, странного чувства беспомощности перед ним.

— Я ищу в себе агрессию… и не нахожу, — он смотрит пристально, — раньше думал, что буду убивать его, рвать на куски, ломать по косточке — за Старка, за нас, а теперь… теперь мне даже не хочется задавать вопросы. Стало не интересно, не важно. Не нужно. Знаешь, незнакомое, новое ощущение! Нет охотничьего азарта. Когда хочется только созидать… понимаешь? Женя…

Киваю ему утвердительно, глубоко задумываясь. Легкий флёр светскости и пустословия напрочь исчезает из нашей беседы, наполняя ее до краев новыми, скрытыми смыслами, о которых знаем только мы.

Замираю в оцепенении от своих мыслей. Сейчас я как бабочка на булавке, вся перед ним! Захочет взять меня — и я сгорю в его руках, без остатка. Захочет спросить, о чем угодно — отвечу только правду. Но, я же не соберу себя потом по кусочкам, снова?

Только не во второй раз.

Поэтому я сильно сжимаю руки под столом — до боли, до побелевших косточек, и нахожу в себе силы остановить это, пока меня окончательно не расплавило в лаве чего-то необъяснимого. Так будет правильно, единственно верно.

— Мне тоже, — выдыхаю и встаю, по-прежнему избегая его взгляда, — и это прекрасно. Лучше созидать, чем разрушать! Спокойной ночи.

Я сбегаю, не оборачиваясь. Сбегаю, как будто за мной гонятся черти. От Алекса, от реакций своего тела на него — этих неконтролируемых вспышек жара, и предательски-приятного, ноющего ощущения внизу живота всякий раз, когда он смотрит на меня чуть дольше обычного. Еще от саднящей, почти невыносимой в такие минуты боли в моей душе, в моем сердце.

И все же, стоит только мне услышать тихий голос Алекса, когда я уже почти пересекаю порог кухни, как это останавливает мой бег.

— Мне больно, — признаётся. Резко торможу, оборачиваясь.

— Отчего?!

— Мне всегда больно, когда ты бежишь, — Алекс встаёт со стула и подходит ко мне, близко. Но делает это так неспешно, даже деликатно, как будто боится испугать своими действиями или словами, — а ведь для меня ничего не изменилось. Я люблю тебя… как и раньше, сколько бы лет ни прошло. Может, сейчас даже больше, чем раньше!

Шокированная, я молчу, хотя сказанное им так живо перекликается с моими собственными чувствами.

Что люди делают в таких случаях? Обнимаются, целуются, возможно, плачут вместе? Мы же просто стоим, потрясенные друг другом.

— Кстати, — он продолжает, — мне от тебя не нужен секс, принципиально. Ты ведь из-за этого в такой панике?

Вместо ответа обнимаю Алекса.

— Но почему ты думаешь, что ничего не изменилось? — горячо, порывисто шепчу ему в ухо.

— Я говорю то, что чувствую, — также шепчет он мне в шею, не размыкая нашего объятия, — а что чувствуешь ты?!

Мне трудно говорить. Не дождавшись ответа, Алекс мягко отстраняется, чтобы заглянуть в мои глаза. Осторожно берет за руки. Его пальцы удивительно тёплые, сильные — держат крепко.

— Я искал тебя так долго, безотчетно, во всех… и ближе этих всех была Женевьева! Она очень напоминает тебя, внешне. Но она — не ты… а твой муж похож на меня?

— Нет! — этот вопрос заставляет улыбнуться ему вполне искренне, — полный антипод… Алекс, да. Твои чувства взаимны. Я еще, правда, до конца не понимаю, — запинаюсь. Сглатываю, — что это. Но не равнодушие точно, и не просто физическое желание… Что будет с нами дальше?

— Дальше? Все, что угодно, все, что захотим, — Алекс выглядит немного ошарашенным, но вместе с тем по-детски, неприкрыто счастливым, — никаких ограничений! Кроме одного. Мы не разорвем нашу связь, никогда больше… Скажи. Ты согласна?!

Кафе «Париж», Бахр-Дар, Эфиопия

Полдень. В этом заведении всегда немноголюдно, особенно в такое время. Вечером еще может заглянуть кое-кто из местных на чашечку хорошего кофе, но больше всего здесь, конечно, рады туристам.

Поэтому когда маленькие колокольчики на входе оповещают персонал о прибытии гостей, и дверь открывается, пропуская внутрь мужчину и женщину, суетиться начинают абсолютно все.

Все, кроме официанта Жерома — как гласит его бейдж. Никакой он, конечно же, не Жером, а Палу, местный парнишка, но политика тотального «офранцуживания» в кафе всех и каждого вполне серьезно предполагает французское имя даже на бейдже уборщицы.

Стоит ли говорить, что весь персонал здесь чернокожие, однако хозяин кафе очень гордится созданной им атмосферой. Ведь на каждом столике присутствует миниатюра Эйфелевой башни, а официанты — их всегда двое, на случай большого количества гостей, в костюмах и при галстуках. К тому же, в меню — шутка ли, обязательно присутствуют лягушки!

— Ну, чего встал, Палу? — администратор Жак сердитым шёпотом одергивает парня, застывшего с оттопыренной от удивления, мясистой губой.

Ему невдомек, что псевдожером сразу узнал вошедшего! Как раз сегодня его брат, работающий на местных бандитов, прислал ему фото белого человека — опасного преступника, с приказом немедленно позвонить, если он увидит того где-нибудь.

Стоит отметить, что Палу очень дорожит своей работой, потому что в Бахр-Даре по достижении совершеннолетия у молодёжи всего три пути — на базар, в сферу обслуживания туризма или в бандиты. Его же путь, второй, самый обеспеченный и спокойный. Однако Палу не посмеет ослушаться старшего брата.

Проворно схватив меню и нацепив дежурную улыбку, он идёт к посетителям. Здоровается, а затем осторожно кладёт меню на стол.

Они приветливы с ним, и Палу невольно любуется этой молодой европейской парой — такие красивые и почти не сводящие глаз друг с друга. Наверное, молодожёны! Он сразу подмечает, как дама вся словно светится от счастья и насколько нежен, предупредителен мужчина рядом с ней. В этот момент он даже думает только о том, насколько сильно хотел бы полюбить так кого-то. Трудно поверить, что этот влюбленный, улыбчивый мужчина может быть по-настоящему опасен. Но, возможно, они работают вдвоем — как Бонни и Клайд, например?

Молодые европейцы делают заказ. Палу тщательно записывает его детали в свой маленький блокнотик, обитый синим бархатом. Он немного удивлён, что в заказе нет лягушек. Возвращается за барную стойку через кухню, передав туда заказ и, ожидая, дрожащими руками достает свой телефон как можно более незаметно. Находит ещё раз фото, чтобы окончательно удостовериться, а затем прячется в подсобное помещение, делая звонок брату.

— Палу?

— Балу, он здесь, — докладывает в крайнем волнении.

— Ты молодец, — брат не скрывает своей радости, — работай спокойно, да гляди, не выдай себя никак… звони, если что!

Бросает трубку. Палу кивает, глядя на потухший уже экран телефона.

— Ну что такое, где ты?! — в подсобку заглядывает вечно недовольный Жак.

Всего двадцать минут спустя к кафе подъезжает неприметный серый микроавтобус. За рулём Макс Талер, а в салоне рядом с ним двое эфиопов-подручных. Он торопливо цепляет на одного из них видеоустройство со встроенным мощным микрофоном микроскопических размеров.

— Теперь ты мои глаза и уши, Ка, — произносит с довольной ухмылкой, — просто зайдешь в кафе и сядешь, обязательно пройдя мимо его столика. Закажешь кофе, расплатишься. В ту сторону даже не смотреть! Выпьешь полчашки и сразу же к нам, ясно? На все-про все у тебя десять минут. Пятнадцать максимум. Но, никакой показной спешки. Время пошло.

Тот кивает и стремительно выходит из микроавтобуса, направляясь к «Парижу».

— Так, теперь ты, Балу, — Макс поворачивается к нему, — звони брату, скажи, чтобы обслужил Ка быстро и улыбался ему как старому знакомому. Давай.

Ба послушно делает звонок.

Макс азартно потирает руки, не забыв взглянуть на часы, когда Ка выходит из кафе. Жадно хватает записывающее устройство, аккуратно, впрочем, сняв его с Ка.

— Что объект? — бубнит себе под нос, подключая устройство к маленькому планшету и выводя сделанную автоматически видеозапись на экран.

— Он с дамой, — докладывает Ка, — очень красивая! Едят салаты и жаркое в горшочках.

— С дамой? — Макс хмурится, увеличивая лица на экране.

— Да. Гладил ее ручку. Воркуют о чем-то..

— Я же сказал тебе не смотреть туда?!

— Он ничего не заметил, — Ка виновато оправдывается, — он смотрел только на неё!

— Ба! — Макс неожиданно хлопает себя по лбу, и оба эфиопа чуть не подскакивают, удивлённо на него таращась. Он же заходится в каком-то истерическом смехе, — да ведь это Эжени. Первая любовь. Однако же!.. Очень интересно.

Макс пересматривает видеозапись снова и снова, совершенно не обращая внимания на своих притихших подручных. Вцепляется в руль, надвигая кепку на лоб пониже, когда они, рука об руку неспешно выходят из кафе.

— Ты, Балу, — Макс кивает на них, идущих по широкому мощёному бульвару в сторону небольшого торгового центра, — идешь за ними, очень и очень аккуратно. Пристрелю, если он или она тебя заметят! Твоя задача сейчас довести их до места. Возможно, он провожает ее, возможно, они живут вместе. Ты должен незаметно разузнать, где она живёт. Если зайдут в дом — не иди за ними, но очень тихо приоткрой дверь и попробуй определить этаж. В подъезд не заходи, ясно? Если он возьмёт тебя за горло — скажешь, что хотел украсть кошелёк. Как только выяснишь адрес, звони! Сиди сейчас пока… я скажу.

Макс немигающим взглядом, долго буравит их спины. Ухмыляясь, произносит вполголоса по-английски: «И в самом деле, ничего не видит! Никого. Кроме нее… весьма неожиданный козырь». Дожидается, пока они не скроются за поворотом, чтобы с удовлетворённым видом отдать короткий приказ подручному: «Вот теперь догоняй».

Балу тенью выскальзывает из машины.

— Что дальше будем делать, шеф? — интересуется Ка.

— Пока ждём, — Макс снова смотрит на часы. Ка робко достаёт свёрточек из-за пазухи. Разворачивает — в нем пара лепёшек и банан.

— Можно мне перекусить, шеф? Позволите угостить?

— Ешь, — Макс едва заметно морщится, улыбаясь, — спасибо, нет. Сначала за кофе мне сходи.

Достаёт сигареты.

Ему трудно усидеть на месте, но, закурив, он сидит, не шелохнувшись, с лихорадочным блеском в глазах. Самый настоящий охотничий азарт переполняет его! Макс знает, что из затеянной им кровавой игры с Алексом может выйти только один. У него есть несколько мотивов для этого поступка, однако главный из них примитивен до банального. Но ему уже все равно — он слишком хорошо понимает, что точка невозврата пройдена. Через час его телефон звонит — Балу называет адрес.

— Теперь отойди на безопасное расстояние и наблюдай, — командует он, — пока объект находится там, мы ничего не предпринимаем.

Микроавтобус трогается с места, лихо управляемый Максом с помощью уличного навигатора. Он останавливается только в глухом переулке за пару улиц до указанного дома. К счастью, в Бахр-Даре не принято устанавливать кодовые замки на подъездных дверях, поэтому Балу без особого труда вычислил этаж.

И Макс решает позвонить Женевьеве.

— Привет, детка, как ты?

— Привет, — она сердито шипит в трубку, — наконец-то! Ты на месте? Ищешь его?

— Нашел, только что, — он расплывается в широкой улыбке, — пора, Дженни. Выдвигайся!

— Мне ехать к тебе?

— Ну да, такой план, — смеётся, — садись на самолёт, а как приземлишься в Аддис-Абеба, звони. Тебя встретят!

— Как он? — спрашивает она обеспокоенно.

— Нормально. Прожигает жизнь, встретил тут дамочку… но тебе лучше поторопиться.

— Дамочку? — Дженни взволнована, — ты уверен?

— Более чем.

— Кто-то из местных?

— Туристка, — небрежно бросает он, — давай-ка поторопись, не то уведут мужа из-под носа.

— Кто меня встретит, не ты?

— Мои друзья, — Макс весело скашивает глаза на сосредоточенного ожиданием Ка. Он говорит по-английски сейчас, поэтому может позволить себе говорить все, что угодно, — шайка черных обезьян! Дороговато, но мы их купили, на время. Очень услужливые, хоть и тупые.

— Отлично, — она нервничает, — но зачем? Тот городишко маленький, как я понимаю, мы бы и сами наткнулись на Алекса где-нибудь рано или поздно..

— Поздно нам не подходит! — многозначительно перебивает он ее, — а нашелся он так быстро, потому что..

Его телефон высвечивает звонок на второй линии, и Макс замолкает. Ему звонит Балу. Макс отвечает, переходя на амхарский и сбрасывая вызов Дженни:

— Да?

— Объект покинул дом, — поспешно сообщает Балу.

— Без девушки?

— Без девушки.

— Хорошо. Жди нас под подъездом, так чтоб мы увидели тебя, — Макс немедленно срывается с места, взглянув на часы — неискоренимая привычка. Почти два часа дня.

Когда они подъезжают, он выходит из машины и быстро инструктирует подручных:

— Ждёте у подъезда, никого не впускаете под любым предлогом! Я выведу девушку. Скоро. Уверен, у нас мало времени. Она может не сопротивляться, а может сопротивляться, когда выйдет. Если будет идти добровольно — просто откроете для нее дверь в микроавтобус. Если притащу ее силой, ваша задача помочь мне быстро запихнуть ее. Поищите уже сейчас что-то подходящее, чем можно связать руки и ноги. Пока все.

Крадучись, заходит в подъезд и поднимается на второй этаж.

Всего три квартиры на площадке. Стучит в одну из них наобум, ему открывает кудрявый малыш. Макс прикладывает палец к губам, говоря, что ошибся. Его дьявольская интуиция на этот раз дала сбой.

Терпеливо дожидается, пока малыш закроет дверь. Теперь вторая. Но, за ней тишина — на стук никто не открывает. Он уже до боли закусывает губы, подходя к третьей. Если Эжени не откроет ему, он просто ничего не сможет сделать. Пока не сможет.

Нажимает кнопку звонка. Раздаётся длинная мелодичная трель, похожая на птичью. И вдруг — удача! Приятный женский голос с тревожными нотками, там, за закрытой дверью, на английском:

— Кто там?

Макс действует интуитивно, самозабвенно импровизируя:

— Привет! Я от Алекса. Мне нужно передать тебе информацию, — и добавляет, — я Тень! Помнишь меня?

Он уверен, что да.

Эжени наверняка помнит его, но Макс боится обращаться к ней по имени, ведь едва ли это ее настоящее имя. Настоящего он не знает, но если бы его действительно прислал Алекс, Макс не мог бы не знать.

И вновь — невероятная удача. Она открывает ему дверь.