«Не плачьте о нас...»

Планшет желтой кожи

Вернувшись домой, Нина Елистратовна узнала, что Юрий вместе с Муратом и Левой Акимовым отправились в город. Сын оставил на столе записку, она кончалась словами: «С охоты придем поздно. Не волнуйся».

Легко сказать, не волнуйся, когда скоро восемь, а с восьми комендантский час.

Но она нервничала напрасно. Сын вернулся вовремя — перемазанный с головы до пят, измученный, но с сияющими глазами. Первым делом он выставил в соседнюю комнату брата, закрыл за ним дверь и вдобавок прислонил к ней стул.

— Ну, мама, можешь нас поздравить. — Юра полез под куртку и вытащил офицерский желтой кожи планшет, туго набитый бумагами. — Часа три караулили. Они подъехали к кабаре у Цветника и пошли обедать. Двое офицеров в черной форме, погоны серебряные. Шофер остался в машине. Машина открытая — «мерседес-бенц». А мы видим, что они пошли пустые — ни планшета, ни портфеля. Ну, думаем, теперь только не зевать. Лишь бы шофер хоть на минутку отлучился. А он, паразит, достал какую-то книжку, уткнулся в нее — и ни с места. В Цветнике народу никого, самый подходящий момент. И машина стоит впритык к тротуару — из кабаре ее не видно. Короче, немцу нашему, видно, приспичило, и только он в двери кабаре — я к машине. Схватил планшет с заднего сиденья — и деру! Вот шуму-то у них будет! — Юра весело рассмеялся.

— Иди умойся и садись ужинать. Вы молодцы, ребята!

Нина Елистратовна развернула планшет и стала доставать из него бумаги, написанные на машинке, с грифами и печатями, чистые бланки, увенчанные германским орлом, карту с пометками. На некоторых документах стояло: «Streng geheim» («Совершенно секретно»).

Эти бумаги жгли руки, хотелось немедленно проникнуть в их смысл, скрытый за колючим готическим шрифтом. Но Нина Елистратовна разбирала немецкий с пятого на десятое и сейчас ругала себя последними словами, что и в школе и в пединституте относилась к нему равнодушно — лишь бы «спихнуть зачеты».

Юра, вернувшись из кухни, жадно набросился на борщ, в котором плавали одинокие кружки конской колбасы.

Даже если бы у Нины Елистратовны и были деньги, то на них все равно ничего не купишь. Цены на базаре фантастические: килограмм хлеба стоит 250 рублей, масла — б тысяч, сала — 7 тысяч, стакан соли — 200 рублей. А рабочие на мотороремонтном получают всего пятьсот да по карточкам килограмм хлеба в неделю. (Его выпекали из эрзац-муки.)

Таков был «новый порядок», установленный фашистами. В поддержание его комендатура вывесила приказ: «Все трудоспособные жители Пятигорска в возрасте от 16 до 55 лет обязаны трудиться. В случаях самовольного выезда из города, а также неявки по повесткам биржи труда в течение 7 дней виновные привлекаются к ответственности как за саботаж, а имущество их конфискуется».