«Не плачьте о нас...»

Новички

Начальник «русского» гестапо подошел к зданию бывшего пединститута. Теперь здесь было общежитие городской полиции.

Колесникова интересовали два новичка, недавно принятые в полицию. Старший из них, Федор Бердюков, вызывал в начальнике оперотдела не то что подозрение, а какое-то смутное беспокойство. Он был почтителен, но за этой почтительностью проскальзывало то ли презрение, то ли высокомерие. По документам и Федор и Анатолий числились рядовыми красноармейцами. Оба дезертировали, как и Колесников. Причина дезертирства была обычной: поняли, что война проиграна и шутить со смертью дальше не стоит. И тот и другой уроженцы Смоленщины. Проверить это не удалось: село их было дотла сожжено, а уцелевшие жители разбежались.

Новичков поселили вместе с двумя «старыми» полицаями — Гришаном и Краснощековым (так распорядился Колесников). Бывшая аудитория, где они жили, была заставлена кроватями, музейными столами с гнутыми ножками, диванами и оттоманками. Стояло здесь даже трюмо, которое с разрешения Колесникова приволок из гостиницы «Бристоль» Краснощеков.

Когда Колесников вошел, перед этим зеркалом стоял Бердюков и брился. Увидев начальство, он чуть заметно кивнул. Остальные приняли стойку «смирно».

Колесников сел против зеркала на один из диванов и, закурив, сказал:

— А знаете, Федор Анатольевич, у меня для вас есть новость. В Овсянке на Смоленщине вы никогда не жили. Я проверил.

Рука Федора, в которой он держал опасную бритву, даже не дрогнула, только уголки губ скривились в насмешливой улыбке.

— Что еще? — спросил он.

— Пока и этого достаточно.

— Дешевая покупка, Александр Акимович. Не пройдет. — Федор вытер влажным полотенцем лицо и повернулся к Колесникову. — Я не пойму только, за что вы меня невзлюбили.

«Я и сам не пойму, за что», — подумал Колесников, краем глаза глядя на Анатолия. Парень явно порывался что-то сказать, но, видно, не смел вступить в разговор. Гришан и Краснощеков сидели, навострив уши.

— Так вы действительно земляки? — спросил Колесников Анатолия. Тот засмеялся.

— Вы, господин начальник, меня прямо смешите. Да в Овсянке Федора знает каждая собака.

— Брось, Толя, пускай язык почешет, если охота, — с ленцой сказал Бердюков, и опять в его голосе Колесникову почудилось легкое презрение. Задуманное было сделано. Гришан и Краснощеков теперь глаз не спустят с Федора. Пускай он остерегается их, а по-настоящему за ним будет следить совсем другой человек.

«Если я ошибаюсь, придется извиниться», — подумал Колесников. Вслух он сказал:

— Вы четверо дежурите сегодня в Цветнике до наступления комендантского часа.

Колесников козырнул и вышел, еще раз бросив взгляд на Федора.