«Не плачьте о нас...»

Ракеты над городом

Ранним утром ребята кружными путями пробрались на Машук. Это отняло много времени, зато им не встретился ни один патруль. Для сигнального поста они облюбовали пулеметное гнездо, откуда месяц назад наши десантники вели огонь по наступавшему противнику.

Весь город отсюда был виден как на ладони. Цветник, Дом пионеров, а вон серовато-розовое здание городского театра.

Сентябрьское солнце пригревало совсем по-летнему, и с окрестных полян поднимался светло-сиреневый парок, рядом в кустах прочищала горло зорянка. Кругом было так мирно и спокойно, будто война давно кончилась и на этой ласковой осенней земле нет больше ни страданий, ни слез, ни смерти…

…Самолет появился не с востока, откуда его ждали ребята, а с юга, из-за гор. Облитый солнечным светом, он медленно и беззвучно, словно бумажный голубь, плыл к городу.

— Наш? — спросил Юра. — А почему один?

— Одному легче прорваться через линию фронта, — спокойно пояснил Лева Акимов и до боли в пальцах сжал в руке ракетницу.

Самолет пошел на снижение. В городе взахлеб затявкали зенитки. Вокруг самолета стали распускаться белые тугие клубки, словно лопались какие-то круглые шары, набитые пухом или ватой.

Ребята, не дыша, следили за самолетом.

Лева Акимов взглянул на часы, которые ему дала Нина Елистратовна: они показывали ровно половину двенадцатого.

Самолет, увертываясь от разрывов, упрямо шел к центру города.

— Даю сигнал, — сказал Лева и поднял пистолет.

Три красные ракеты одна за другой взмыли над Машуком и по широкой дуге ушли в сторону театра. Почти одновременно из-за горы Горячей прочертили небо шнуры зеленого цвета. Зависнув над крышей театра, ракеты рассыпались колючими звездами, бледными при свете солнца.

Вслед за этим над Цветником выросли исполинские оранжево-черные кусты, и до слуха ребят донесся грохот фугасок.

— Уходим, — приказал Лева.

И мальчишки, используя ходы сообщения, которыми был изрыт Машук, побежали вниз.

В тот же день они попытались проникнуть в центр города, посмотреть, куда упали бомбы. Но ничего не вышло: все прилегающие к театру улицы оцепила фельджандармерия.

В очередях и на базаре народ только и говорил, что о налете.

— Это ж надо, прямо в "Бристоль" бомба-то ахнула.

— И театр зацепило…

— Дождались и мы праздничка, слава те господи…

Слухи ходили самые разноречивые. И только через несколько дней ребятам удалось узнать все точнее: одна из бомб угодила в офицерский санаторий рядом с театром, куда со всех фронтов приезжали отпускники. Убитых и раненых гитлеровцев было около сотни.

Совещание в театре так и не состоялось: фон Клейст не решился еще раз подвергать опасности жизнь своих командиров и штабистов. Он уехал разгневанный, и Винц понял, что на карту поставлена не только его, Винца, карьера, ко и голова. Слова, сказанные генералом на прощание, не оставляли в том ни малейшего сомнения:

— Если в ближайшее время вы не поймаете ракетчиков и всю подпольную агентуру, пеняйте на себя, капитан.

И по городу снова покатилась зловещая волна арестов и обысков.