Северина почти обогнула озеро, когда её догнал запыхавшийся Ситников.
Она не удивилась, обернувшись на его шаги, и улыбнулась ему как старому знакомому. Не находя слов от волнения, Ситников молча взял её под руку и стиснул в руке её холодные пальцы.
— Вы хотите вернуться туда, в сторожку?
Она вскинула на него быстрый взгляд, в котором опять же не было ничего похожего на удивление.
— Вы всё слышали?
— Почти всё.
— Омерзительный тип…
— Да, Северина.
— Знаете, господин учитель… Юлиан. Мне хочется пройтись. Вы проводите меня до деревни?
— Разумеется. Именно это я хотел вам предложить… Если вы не возражаете, мы можем заглянуть ко мне, и, если вас не смущает гостеприимство старого холостяка, мы с вами выпьем чаю с малиновым вареньем и попробуем разобраться с вашим телескопом.
…Пётр, сбиваясь и старательно увиливая от небезопасных мест в изложении своей истории, всё ещё рассказывал Вито-жинскому о произошедшем на озере, когда Ситников и Северина торопливо шагали к деревне. Начал накрапывать дождь, и погружённая в красноречивое молчание пара невольно вынуждена была ускорить шаги.
Войдя в бывшую кузницу, Северина первым делом направилась к телескопу.
— Вы любите астрономию, Северина? Удивительное пристрастие для молодой женщины.
— Оно досталось мне в наследство от отца. Вместе с этим телескопом.
— Женщине сложно заниматься в наше время наукой. Особенно в России.
— Женщине вообще сложно… заниматься тем, что влечёт её сердце. Иногда этому мешает собственная нерешительность, иногда — внешние обстоятельства. К сожалению, тихая домашняя жизнь и занятия наукой — то, о чём я мечтала с детства, и то, чем, увы, заняться я себе позволить не смогла. Точнее, мне этого не позволили… люди и события.
— Какие события? — глядя в упор на Северину, спросил Ситников.
— Мой… родственник Виктор Вито-жинский рассказал мне о вашем с ним разговоре. Полагаю, вы осведомлены о некоторых вещах… Но сейчас мне не хотелось бы об этом говорить. Я чувствую себя, сейчас, наверное, так, как мог бы чувствовать себя матрос, сошедший на землю после длительного плавания. Я не знаю, что приключится со мной завтра. Правда, не знаю. Но сейчас мне спокойно и хорошо. Это, — она смело посмотрела в глаза своему собеседнику, — благодаря вам, Юлиан…
Ситников, краснея, дрожащими руками возился с телескопом. Никакой серьёзной поломки не обнаружилось; как и предполагала Северина, слегка сместилась линза. Он догадался, что Северина лишь нашла повод заглянуть в его лабораторию.
— Вот и готово, Северина. Хотите, взглянем на Луну?
— С удовольствием. Неспешные наблюдения за звёздным небом — то, чего мне очень не хватает уже полтора года.
— А где ваш отец, Северина? — некстати спросил Ситников.
— Погиб. Недавно, — сухо ответила Северина. — Я соврала вам, сказав, что привезла этот телескоп в подарок подруге и потому он спешно нуждается в починке. Я не расстанусь с ним ни за что на свете.
Ситникову показалось, что глаза женщины заблестели. Он пожалел о том, что обратил её к мрачным воспоминаниям.
— Давайте вынесем телескоп на крыльцо и полюбуемся небом, хорошо? — Ситников вскочил со стула и, обойдя Северину сзади, бережно взял её руку в свою и увлёк за собой.
— Вот, взгляните, — сказала она. — Этот кратер называется Коперник. А вон там, ближе к Северному полюсу, кратер Галилей.
Ситников едва взглянул на лунные кратеры и уставился на Северину.
— У вас так оживают глаза, когда вы говорите о звёздах…
Она смутилась.
— Ну вот, вы напоминаете мне о том, что я играю роль учительницы и должна занимательно рассказывать детишкам всякую всячину…
— Не прерывайте урока сейчас, Северина. Мне больше нравятся ваши глаза, когда в них отражаются звёзды, чем когда в них видны следы пролитых вами прежде слёз. Я не лукавлю, мне очень хорошо сейчас с вами… заниматься лунной географией. Скажите, откуда у вас такая тяга к астрономии?
— Когда мне было одиннадцать лет, я заболела корью и пролежала дома три месяца. Отец принёс телескоп и поставил около моей постели. Я целыми вечерами разглядывала Луну. Я мечтала и задавалась вопросом: смогут ли когда-нибудь люди поехать на Луну так же, как сейчас они путешествуют на поездах?
— Ещё бы! — оживился Ситников. — Лет через восемьдесят-сто будут изобретены космические корабли. Представьте себе огромные ракеты, которые с помощью мощных зарядов…
Северина перебила его:
— Могут преодолеть земное притяжение и пронести нас через космос, да? Я тоже заболела этой книгой, Ситников.
— Какой книгой? — не понял Ситников.
— Но вы ведь сейчас говорите о смелых предположениях Жюля Верна, его книге «Из пушки на Луну», мне тоже принёс её отец…
Ситникову снова пришёл черед удивляться.
— Вы тоже любили Жюля Верна?
Она с восторгом воскликнула:
— Да я его обожаю! Обожала прежде… — добавила она тихо.
— О, Северина, когда я прочитал в детстве «Двадцать тысяч лье под водой», я был так потрясён, что…
— Неправда, Ситников, вы не могли читать её в детстве! Она появилась всего год назад…
Ситников прикусил губу.
— Э-э… Я имел в виду, что почувствовал себя ребёнком, стоящим на пороге открытия мира, когда читал её.
Ситников придвинулся к Северине и взял её руку в свою ладонь.
— Северина, я так давно не встречал женщин, которые любят книги… и Жюля Верна, и глядеть на звёзды в телескоп…
Северина ответила просто:
— А я, Юлиан, никогда прежде не встречала человека, к которому чувствовала бы то, что сейчас чувствую к вам.
Луна, которой не требовались увеличительные линзы, стала свидетелем первого безмолвного поцелуя людей, соединившихся после того, как один из них пересек межпространственный коридор.
Поздней ночью топот копыт раздался за оградой бывшей кузницы. Лесничий Витожинский, догадавшись, что Ситников не спешит возвращаться за Петром, верхом привёз парнишку, который сразу же скользнул спать. Недолго поговорив у ограды с Севериной, Витожинский условился с ней о следующей встрече и ускакал.
Северина в сопровождении Ситникова направилась к дому старосты…
…Пётр проснулся поздно, догадавшись, что наступило воскресенье. Он с недоумением уставился на постель Ситникова. Очевидно, тот со вчерашнего вечера не прикасался к ней.
— Ситников, Ситников… — пробормотал Пётр. — Надеюсь, что вы отдаёте себе отчёт в том, что делаете.
Выйдя во двор, он увидел Ситникова, спящего возле плетня в мечтательной позе. Пётр догадался, что Ситников так и просидел всю ночь во дворе, грезя о Северине Сидорович. Он проснулся, лишь когда Пётр тронул его за плечо, и, покорно улыбаясь, двинулся в дом.
— Знаете, Ситников, меня всё больше заботит эта история. Может быть… Мне кажется, лесничий Витожинский очень неравнодушен к своей кузине. Вчера, по крайней мере, весь вечер он просидел чернее тучи, и не думаю, что это потому, что он расстроился из-за вашей предстоящей дуэли. Я могу… В практической магии есть определённые приёмы, которые могут вынудить Северину побольше думать о Витожинском и поменьше — о вас.
— Нет, Пётр. Нельзя мешать людям страдать. Страдания облагораживают душу. Тем более страдания любовного свойства. Северина должна переживать и мучиться, раз уж её посетило чувство… — Внезапно Ситников осекся, поняв, что несёт несусветную чушь. — Нет, Пётр, нет, ни под каким видом. Ты не должен поддаваться искушению облегчать людям их желание добиться взаимности. Ужасная неприятность, которая случилась с тобой в будущем, когда ты не устоял перед соблазном подсластить переживания своей сестрёнке, могла ведь не случиться, если бы ты был осмотрительнее в том, что касается человеческих отношений. Не следует, Пётр, впутывать в них магию. Хорошо, если ты по-настоящему постараешься это понять…
— Подождите, Ситников… — Пётр чего-то не понимал. — Что может произойти в моём будущем после того, как мы вернёмся?
— Не будем гадать сейчас, Пётр. Решения, которые определяют всю нашу дальнейшую жизнь, мы должны принимать самостоятельно. Хотя, видит бог, непросто принять верное решение. Именно оно чаще всего кажется нам самым неправильным.
Эта туманная фраза слегка расстроила Петра, оставив его в полном недоумении.
…День прошёл без особых приключений. Ситников до обеда спал как убитый, послав деревенского мальчишку к графу, дабы тот сообщил, что учитель чувствует себя нездоровым, промочив ноги во время прогулки по болоту. Пётр бесцельно слонялся по лаборатории, ломая голову над подоплёкой последних слов, сказанных ему Ситниковым.
Уже в сумерках, закончив последние приготовления, Пётр и Ситников погрузили машину времени на тележку и, пыхтя и надрываясь, отбуксировали её к лесу, в то место, где рельсы вклинивались в угодья графа Разумовского. С трудом они поставили машину на рельсы. Ситников всё предусмотрел — ни один поезд не должен был пройти здесь до завтрашнего появления локомотива.
Ещё некоторое время прошло в молчании. Ситников принялся раскладывать костёр.
— Мы будем ночевать здесь?
— Конечно. Не забывай, что случилось с ней из-за нашей небрежности в две тысячи двадцать седьмом году. Ею может завладеть… какой-нибудь предок Руслана Зайченко.
Снова Ситников замолчал. Наконец, тяжко вздохнув, он сказал:
— Пётр, я принял решение. Завтра я не вернусь с тобой в будущее.
Ларин Пётр не нашёлся, что сказать.
— Вы о чём, Ситников?
Ситников грустно посмотрел на него.
— Разве не ясно? Я люблю эту женщину.
— Боже, Ситников, я же вас предупреждал! Ну вот, завтра вас убьют на дуэли. И ваша Северина сможет лишь поставить вам памятник с сентиментальной надписью.
Пётр ткнул Ситникову фотографию.
— Пётр, будущее можно изменить, и ты теперь знаешь об этом так же хорошо, как и я. Оно пока ещё не написано. Каждый человек создаёт своё будущее самостоятельно. Я не хочу позволить этой фотографии определить мою судьбу и пойти на поводу у предопределённости. Я хочу прожить свою жизнь, руководствуясь тем, что я считаю правильным… и своим сердцем.
— Ситников, вы же понимаете, что в таком случае ваша жизнь продлится ещё один день. Ситников, боже мой, Северина ведь умная женщина, она не такая, как другие. Вы должны поговорить с ней. Сказать ей правду. Она поймёт. Она будет знать, что вы должны вернуться в будущее. И ей будет не так больно.
— Как ты себе это представляешь, Пётр? Мы сами не очень-то хорошо понимаем, как это у нас получилось. Северина тронется умом, если я заговорю с ней об этом. Или подумает, что разыгрываю её.
— Может быть. Но… почему не взять её с нами в будущее?
— Её в будущее… — Петру показалось, что эти слова отрезвили Ситникова.
С минуту тот молчал.
— Спасибо, Пётр. Ты напомнил мне о том, что я прежде всего учёный. И я в ответе за последствия своих экспериментов. Никому не дано права вмешиваться в пространственно-временную последовательность ради своих страстей. Мы вернёмся в две тысячи второй год и уничтожим эту проклятую машину. Кто бы мог подумать, что путешествовать во времени — это так больно?