Лазурный Берег

10

Потом пролетела безмятежная неделя. Они съездили в Монте-Карло и в Ниццу, прогулялись по улочкам, посидели в кафе, прокатились на яхте еще раз. Лазурный Берег предлагал множество развлечений, однако Рите и Мэтью не хотелось перепробовать все — хотелось просто быть вместе, бродить, держась за руки, и обниматься, стоя на набережной. Они много гуляли по Антибу.

— Можно сходить на местный рынок, это достопримечательность ничем не хуже Кэмдена, — предложила Рита.

И правда, весьма оживленный крытый рынок был веселым гибридом восточного базара и средоточием местной общественной жизни. Солидные здешние матроны, облаченные в лучшие платья, прогуливались с корзинками, покупая зелень и овощи, суетливые туристы сновали между рядами, всюду царил гвалт и смешение языков: французского, английского, испанского, немецкого, а местами слышна была арабская речь и даже обнаружилась стайка японских туристов.

— И японцы тут конечно же, — заметил Мэтью.

— Разве это редкость?

— Наоборот, везде полно этих сынов самураев, и везде они абсолютно одинаковые: ходят стайкой, все обвешанные фотоаппаратами, лопочут что-то по-своему. Никогда не понимал Страну восходящего солнца.

— Я тоже. Восточные философии мне чужды. Мы будем что-нибудь покупать?

— Хм… Например? Я не в курсе местных чудес.

— В Провансе много национальных блюд. Отсюда по традиции везут вина и оливковое масло. Прованс — один из старейших винодельческих регионов в мире, история производства вина насчитывает тут никак не меньше двух с половиной тысяч лет. Но главное на этом рынке не продукты. — Рита махнула рукой. — Вон там продают свои работы художники, а еще торгуют старинными вещами. Пойдем посмотрим?

Рынок народных промыслов оказался настоящим чудом. Душистые травы, ароматы, эфирные масла и парфюмерия на их основе; тулузские духи, пахнущие фиалкой, фиалочный конфитюр, фиалочное мороженое, фиалочное вино и засахаренные фиалочные листья для украшения выпечки. Скатерти, салфетки, полотенца с традиционными узорами, цветное стекло, яркая керамика. Многочисленные модели корабликов — из бумаги, ниток, дерева, пластика. Сантоны, маленькие глиняные статуэтки, изображающие жителей старого Прованса — мельников, пастухов, прях, булочников. Занятные безделушки и утварь из коры пробковых деревьев и фаянс из Мустье-Сент-Мари. И все это — разложено на прилавках, расставлено на полках, сияет, переливается, таинственно мерцает, пахнет… Настоящий приют колдунов, этот крытый рынок.

Через час они возвращались обратно по узким средневековым улочкам, Мэтью нес пакет с сувенирами и чесночным хлебом, а Рита с аппетитом откусывала кусочки от свежеиспеченной булочки.

— Ох, всегда приезжаю из Франции с лишними килограммами, здесь просто устоять невозможно, какая еда вкусная!

— Особенно если учесть наличие Сесиль… и усердие поваров в местных ресторанах.

— Да уж! Как жалко, что так мало отпуска осталось.

— Мне тоже очень жалко, — как-то странно проговорил Мэтью и внимательно взглянул ей в глаза.

Рита смутилась и отвела взгляд. Что она могла ответить?

В душе поселилось странное беспокойство. Рита не понимала, откуда оно берется и почему. Чего ей не хватает, почему так? Но оно отошло на задний план при мысли о том, что у них с Мэтью еще целых три дня до возвращения в хмурый Лондон. Однако скорое окончание отдыха не настолько огорчало Риту, как в предыдущие годы. Теперь, когда она вернется в Лондон, Мэтью, возможно, будет рядом. Ей очень хотелось продолжить эти отношения, но свое мнение по этому поводу Мэтью еще не озвучил. С ним было так хорошо, легко и просто, и тем не менее Рита страшилась задавать заветный вопрос. Для нее это потихоньку перерастало в маленькую манию: чем дальше, тем страшнее. Должны же быть у человека свои страхи?

Но она начинала подозревать, что их отношения — это уже нечто большее, чем просто курортный роман. Хотелось бы верить.

И вместе с тем ее точили сомнения. Ведь Мэтью как-то высказался о невозможности серьезных отношений для себя, причем весьма резко и определенно. И Рита тогда решила, что это к лучшему. Глупая. С одной стороны, она предпочла бы никогда не слышать тех слов, чтобы иметь возможность поверить в некое совместное будущее; с другой — прагматизм всегда предпочтительнее слепоты. Нужно знать, чтобы уметь с этим справиться. Но захочет ли Мэтью справляться?..

Элен звонила часто, последний раз сообщила, что после похода они поедут прямо в Ниццу и оттуда вылетят домой, так что причин для беспокойства нет. Рита вздохнула с тайным облегчением: возвращение Элен и компании могло бы что-то нарушить в их отношениях с Мэтью. Что-то хрупкое и не до конца понятное ей самой.

В предпоследний день они на машине поехали в Альпы.

Шоссе вилось между живописными скалами, то ныряло в ущелья, то выбегало на простор. Изумительно цвела лаванда, сиреневые поля раскинулись там и тут на склонах гор. Можно было бы подняться высоко, к горнолыжным курортам, где снег не тает круглый год, однако Рите не хотелось мерзнуть.

В какой-то момент она остановила машину у въезда в небольшую деревню, и они с Мэтью прогулялись пешком. Залитые солнцем улицы, доброжелательные местные жители, старенькая церковь… На крохотном кладбище за нею, у ослепительно-белых плит с почти стершимися надписями, Мэтью затих и долго стоял, глядя на камни. Рита не тревожила его. Что-то странное было здесь, в солнечной тишине. Казалось бы, царство смерти, но буйно росли травы, деревья бросали тень на испещренные непонятными надписями плиты, и было отчего-то хорошо.

По дороге, все время ведущей вверх, Рита и Мэтью поднялись до небольшого мужского монастыря, врубленного в скалу. Часть монастырских помещений находилась в пещерах, а длинная лестница заканчивалась входом в церковь.

— Интересно, каково жить в пещере?

— Летом прохладно, а вот зимой, наверное, холодно, — предположил Мэтью.

— Да ну тебя, прагматик.

Так хорошо было идти рядом с Ритой по улицам древнего города, держась за руки. Будто дети на школьной экскурсии. Гудели от усталости ноги, солнце жарило так, что впору заползти в ближайшую тень и лежать там не двигаясь, но было удивительно хорошо — как и все эти две недели. Даже совесть по поводу Элен почти успокоилась, так и должно было случиться, любовью там и не пахло. Впрочем, нужно будет по возвращении в Лондон позвонить Элен, встретиться и принести ей свои извинения. Он, Мэтью, взрослее и мудрее, надо было с самого начала просчитать ситуацию. Но если бы он отказался ехать на Лазурный Берег, то никогда не познакомился бы с Ритой…

Они стояли на краю большого ущелья, на самой кромке. Здесь располагалась смотровая площадка, только что на ней остановился большой туристический автобус с надписью на боку «Туры по Провансу». За спиной копошились шумные туристы, кто-то скандалил, донимая гида вопросом, где здесь ближайший магазин; неподалеку коровы разлеглись на травке, а буйный ишак орал на всех подряд. Американские туристки продолжали наседать на гида. Нигде нет спасения от таких людей. Мэтью старался не обращать на них внимания.

Постепенно они отстали от стайки туристов с гидом и остались одни. Стало тихо, ветер донес откуда-то звуки флейты. Мелодия вилась по воздуху, будто бы сплетаясь со струями ветра, живя с ними одной жизнью. Музыка, ставшая частью природы. Рита огляделась вокруг, пытаясь сообразить, откуда доносится музыка.

— Смотри! — Мэтью показал пальцем на какой-то выступ скалы на другой стороне ущелья.

Рита поднесла к глазам бинокль, предусмотрительно захваченный с собой из дома. Выступ оказался каменной площадкой почти правильной звездообразной формы. Звезда парила на самом краю скалы, окруженная тоненьким пояском зеленой травы и сероватого мха. В центре звезды в классической позе лотоса сидел молодой, обнаженный по пояс и стриженный наголо парень. Хорошо тренированное тело легко и расслабленно сохраняло позу. Казалось, он просто завис в миллиметре над камнем. Глаза закрыты, он слушает мир и рождает для этого мира музыку. И мир кружится вокруг него, дышит для него, а он — для мира. Рита опустила бинокль и тоже закрыла глаза, впитывая этот мир, эту музыку и будто бы касаясь души этого неизвестного парня.

— Не хочу возвращаться в Лондон, — неожиданно для себя сознался Мэтью.

Рита посмотрела на него как-то странно, однако ответила шутливо:

— Можно остаться здесь жить. Попросить политического убежища…

— Я серьезно.

— Если серьезно, то все на свете когда-нибудь кончается. У нас есть обязательства в Лондоне, так что сбежать от них не получится.

— Да, я понимаю.

Все кончается. Послезавтра закончатся и их отношения — ведь никаких обязательств по отношению друг к другу они с Ритой на себя не брали. Мэтью об этом почти жалел сейчас, но понимал, что жалость эта еще и от нежелания, чтобы легкий, ни к чему не обязывающий отдых заканчивался. Если поразмыслить как следует, довольно эгоистичное мнение, но сейчас он не был готов к словам большим, чем «ты мне нравишься». В его отношениях с Ритой было очень много нежности, взаимного уважения, но вряд ли это то, что называется любовью. Возможно, всего лишь попытка двух взрослых людей обрести утраченное ранее душевное равновесие. Он-то после отъезда Линды ни с кем и не встречался… А со слов Риты Мэтью понял, что у нее были мужчины после Дейка. Значит, все-таки не попытка успокоиться, во всяком случае не с ее стороны.

И этот отъезд Линды все еще саднил. Очень сильно. Мэтью до смерти боялся ошибиться еще раз, ему казалось, что нового разрыва он просто не переживет. Не в том смысле, что сложит лапки и прикинется мертвым, а в том, что никогда и ни одной женщине больше не сможет доверять.

А это плохо, так как однажды Мэтью очень хотел найти ту женщину, с которой останется до конца жизни. Которую будет любить и которая будет любить его. И он не знал, такая женщина Рита Льюис или нет. Она его очень сильно привлекает, это несомненно, однако не стоит путать влечение с тем самым, что поселяется в сердце навсегда. С любовью. На Лазурном Берегу все кажется легким, но это просто эффект отдыха. В Лондоне все изменится. И, возможно, тогда Мэтью порадуется, что не предпринял ни одного шага, чтобы задержать Риту рядом с собой.

Она прекрасна, только вот доверять ей он не может.

Как все сложно, хотя, казалось бы, просто.