Леди, лёд и пули

Глава 11

Семнадцатого февраля было ясное небо, и погода стояла на удивление мягкая. Им не удалось встретиться с Аланом Картером накануне. Когда они позвонили ему утром домой, оказалось, что он уже уехал в контору. Эту задержку они решили считать удачной. Она предоставляла возможность проделать «домашнюю работу» по предмету, который они намеревались затронуть в разговоре с продюсером.

Контора Картера располагалась в здании, что находилось в одном квартале на север от Стем, на территории участка Мидтаун-Ист. С одной стороны здания находился испанский ресторан, с другой — еврейский магазинчик деликатесов. В витрине ресторана была надпись: «Здесь говорят по-английски». В витрине магазина деликатесов можно было прочесть: «Здесь говорят по-испански».

«Наверное, в испанском ресторане не подают блинчиков», — подумал Мейер.

«Наверное, в еврейском заведении не подают плоских маисовых лепешек тортиллас», — подумал Карелла.

Здание было старым, с массивными медными дверями у единственного лифта в вестибюле. Указатель напротив лифта уведомлял, что компания с ограниченной ответственностью «Картер Продакшен, Лимитед» находится в комнате 407. Они поднялись на лифте на четвертый этаж, принялись искать комнату 407 и нашли ее в середине коридора слева от лифта.

Девушка со светлыми кудряшками сидела за столом сразу за входной дверью. На ней был коричневый спортивный костюм. Она жевала резинку и печатала на машинке.

— Чем могу помочь? — спросила она и взяла ластик.

— Мы хотим повидаться с мистером Картером, — сказал Карелла.

— Мы до двух часов не проводим прослушивания, — сказала девушка.

— Мы не актеры, — сказал Мейер.

— Не важно, — отрезала девушка и стерла слово на листке, который отпечатала, и подула на бумагу.

— Вы бы лучше употребляли белую замазку, — посоветовал Мейер. — От ластика машинка заедает.

— Замазка слишком долго сохнет, — возразила девушка.

— Мы из полиции. — Карелла показал ей свой значок. — Вы передадите мистеру Картеру, что детективы Мейер и Карелла хотели бы с ним повидаться?

— Почему же вы сразу не сказали? — воскликнула девушка и тотчас сняла трубку. Ожидая соединения, она наклонилась над столом, чтобы повнимательнее рассмотреть значок. — Мистер Картер, — сказала она, — тут пришли детективы Мейер и Каналья. — Она помолчала. — Да, сэр, — сказала она. Она положила трубку. — Можете пройти, — пригласила она.

— Моя фамилия — Карелла, — сказал Карелла.

— А я как сказала? — спросила девушка.

— Каналья.

Девушка пожала плечами.

Они открыли дверь в контору Картера. Он сидел за огромным столом, замусоренным тем, что — по мнению Кареллы — было сценариями. Три стены конторы были заклеены плакатами, которые рекламировали представления, предшествовавшие «Жирной заднице», — Карелла не узнал ни одного. Четвертая стена представляла из себя широкое окно, сквозь которое струился утренний солнечный свет. Когда они вошли, Картер встал, указал им на диван перед письменным столом и сказал:

— Садитесь, пожалуйста!

Детективы сели. Карелла тотчас перешел к главному.

— Мистер Картер, — спросил он, — что такое «лед»?

— Лед?

— Да, сэр.

Картер улыбнулся.

— Когда вода замерзает, она превращается в лед, — сказал он. — Это ребус?

— Нет, это не ребус, — сказал Карелла. — Итак, вы не знаете, что такое «лед»?

— Ах, вы говорите про «лед»? — сказал Картер.

— Да.

— Театральный «лед», вы это имеете в виду?

— Театральный «лед», — кивнул Карелла.

— Ну конечно, я знаю, что такое «лед».

— И мы тоже знаем, — сказал Карелла. — Давайте убедимся, что мы правильно поняли другу друга.

— Мне очень жаль, но…

— Доверьтесь нам, мистер Картер, — сказал Карелла.

— Но у меня назначена встреча на десять.

— Осталось еще десять минут. — Мейер взглянул на стенные часы.

— Мы постараемся побыстрее, — сказал Карелла. — Вначале будем говорить мы, а потом — вы, хорошо?

— Ну, я не знаю на самом деле, о чем…

— О том, как мы понимаем этот вопрос, — сказал Карелла. — Мы знаем, что «лед», или навар на билетах, — обычная практика в театре…

— Только не в моем театре, — сказал Картер.

— Как бы то ни было, — сказал Карелла и продолжал, словно бы его никто не прерывал: — Обыкновенная практика, дающая примерно двадцать миллионов долларов в год наличными, которые не облагаются налогами и не подотчетны инвесторам шоу.

— Ну, это завышенная цифра, — развел руками Картер.

— Я говорю в масштабах города, — сказал Карелла.

— Все равно это слишком высокая цифра. «Лед» не возникает, если только шоу не стало особенной удачей.

— Как «Жирная задница», — уточнил Карелла.

— Я полагаю, вы не хотите намекнуть, что кто-нибудь в «Жирной заднице»…

— Пожалуйста, выслушайте меня и скажите, правильно ли я понял, — сказал Карелла.

— Я уверен, что вы правильно поняли, — сказал Картер. — Вы не похожи на того, кто может явиться без подготовки.

— Я просто хочу убедиться, что я все правильно понял.

— Угу, — кивнул Картер со скептическим видом.

— Итак, мне удалось составить впечатление, — Карелла сложил ладони перед грудью, — что очень многим в шоу-бизнесе удалось разбогатеть на «льду».

— Конечно, говорят всякое на эту тему.

— А также и о том, как работает этот механизм. Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь. Итак, кто-то в кассе откладывает билетик и потом продает его брокеру по значительно более высокой цене. Верно я говорю?

— Да, примерно так и получается навар. Или, как у нас говорят, «лед».

— Текущая цена билета на хорошее место в «Жирной заднице» — сорок долларов, — продолжил Карелла. — Это за место в середине шестого ряда. За каждое из тех самых двух мест, что вы так великодушно предложили мне.

— Да, — кивнул Картер с кислым видом.

— Сколько мест в партере бронируется на каждый спектакль? — спросил Карелла.

— Мы сейчас говорим про «Жирную задницу»?

— Или про любой другой мюзикл. Можно взять «Жирную задницу» в качестве примера, если угодно.

— У нас около ста мест в партере, которые мы бронируем на каждый спектакль, — сказал Картер.

— Кому достаются билеты на эти места?

— Некоторые получаю я как продюсер. Владелец театра получает некоторое количество. Получают билеты творческие работники, ведущие актеры, кое-кто из крупных инвесторов и так далее. Мне кажется, мы однажды обсуждали это, разве нет?

— Я просто хотел прояснить, — сказал Карелла. — Что происходит с теми билетами, если люди, для которых они забронированы, не являются за ними?

— Их отдают на распродажу в кассу.

— Когда?

— В нашем городе за сорок восемь часов до начала каждого спектакля.

— На распродажу кому?

— Кому угодно.

— Любому, кто придет с улицы?

— Ну, обыкновенно нет. Ведь это отборные места.

— Так кто их получает?

— Их обычно продают брокерам.

— По цене, напечатанной на билетике?

— Разумеется.

— Не разумеется, — сказал Карелла. — Вот тут-то и возникает навар под названием «лед», верно?

— Если кто-нибудь, связанный с шоу, занимается наваром на билетах, то — да. Здесь возникает «лед».

— Короче говоря, человек, который заведует кассой…

— Это наш менеджер труппы.

— Ваш менеджер труппы или кто-то другой берет эти невостребованные билеты на места в партер и продает брокеру — или нескольким брокерам — по цене, которая выше установленной за билет.

— Да, это называется «льдом». Разница между законной ценой за билет и тем, что получает за билет «снежный человек».

— Иногда двойную цену, так?

— Ну, я не знаю, как на самом деле. Как я сказал…

— Восемьдесят долларов за билет стоимостью в сорок долларов — такое возможно?

— Возможно. Если очень популярный мюзикл.

— Вроде «Жирной задницы».

— Да, но никто…

— И тогда брокер возьмет билет, за который он заплатил восемьдесят долларов, и продаст клиенту за сто пятьдесят, так?

— Вы уже говорите про «скальпирование». «Скальпирование» противоречит закону. Брокер театральных билетов может превышать обозначенную в билете цену только на два доллара за билет. Больше нельзя. Согласно закону.

— Но ведь есть брокеры, которые нарушают закон.

— В этом состоит их бизнес, но не мой.

— Кстати сказать, — заметил Карелла, — «лед» также противоречит законодательству.

— Он может противоречить закону, — сказал Картер, — но, по моему мнению, он никому не вредит.

— То есть это просто преступление без жертв, так? — спросил Мейер.

— На мой взгляд.

— Наподобие проституции, — уточнил Мейер.

— Ладно, проституция — это другой вопрос, — сказал Картер. — Девушек превращают в жертв, конечно. Но что касается «льда»… — Он пожал плечами. — Давайте предположим, что кто-то в кассе зарабатывает «лед». Такой человек не крадет места в партере, как вы знаете. Если билет стоит сорок долларов, он положит сорок долларов в кассу, прежде чем отдаст его брокеру.

— За двойную цену, — сказал Карелла.

— Это не важно. Главное — это то, что шоу получит сорок долларов, которое оно должно получить за билет. Шоу не теряет денег на билете. И инвесторы не теряют денег.

— Но люди, которые заняты в «ледяной» операции, зарабатывают кучу денег.

— Ну, не такую уж кучу, — сказал Картер и пожал плечами. — Сказать вам по правде, если брать некоторые спектакли, к каким я имею отношение, то ко мне приходили менеджеры и предлагали заработать «лед», но я всегда отклонял такие предложения. — Картер улыбнулся. — Зачем иметь неприятности из-за мелочи?

— Но вы сказали, что целая сотня мест…

— Верно.

— При наваре в сорок долларов за каждое место это составляет четыре тысячи долларов за спектакль. Сколько спектаклей бывает в неделю, мистер Картер?

— Восемь.

— Умножаем на четыре тысячи и получаем тридцать две тысячи в неделю. Это составляет примерно… Сколько, Мейер?

— Что? — произнес Мейер.

— В год.

— А-а… Около двух миллионов долларов в год. Примерно миллион шестьсот-семьсот.

— Это мелочи, мистер Картер?

— Ну, знаете, «лед» в шоу обыкновенно делится. Иногда на четыре-пять частей.

— Ну, скажем, делится на пять частей, — предположил Карелла. — Это все равно составляет примерно двести-триста тысяч долларов навара на человека. Это большие деньги, мистер Картер.

— Но за них не стоит идти в тюрьму, — сказал Картер.

— Тогда зачем вы делаете это? — спросил Мейер.

— Простите, не понял? — сказал Картер.

— Зачем вы берете «лед» с «Жирной задницы»?

— Это официальное обвинение? — спросил Картер.

— Да, — сказал Карелла.

— Тогда, может быть, я должен позвать адвоката?

— Может быть, вы должны прежде выслушать нас, — сказал Карелла. — Вы все время порываетесь звонить адвокату.

— Если вы обвиняете меня…

— Мистер Картер, верно ли, что Салли Андерсон была курьером в вашей «ледяной» операции?

— В какой «ледяной» операции?

— Мы слышали, что Салли Андерсон передавала билеты на забронированные места различным брокерам и собирала с них наличные за эти билеты, а затем приносила наличность менеджеру труппы. Это правда; мистер Картер? Не была ли Салли Андерсон, по сути, сборщицей навара в вашей «ледяной» операции?

— Если кто-нибудь у меня в театре получает «ледяной» навар…

— Кто-то получает, мистер Картер.

— Но не я.

— Давайте еще кое-что проясним, — нажал Карелла.

— Нет, давайте позвоним моему адвокату. — Картер снял трубку.

— У нас имеются доказательства, — сказал Карелла.

Он солгал: никаких доказательств у них не было. Лонни Купер намекнула, что Салли где-то имеет приработок. Тимоти Мур сказал им, что она собирала «ледяной» навар для Картера. Ни то, ни другое не являлось доказательством. Но от слов Кареллы Картер замер на месте. Он положил трубку обратно на аппарат. Он вытряс сигарету из пачки на столе и закурил, затянулся и выдохнул целое облако дыма.

— Какие доказательства?

— Давайте сделаем пару шагов назад, — снова сказал Карелла.

— Почему вы сказали нам, что были едва знакомы с Салли? — спросил Карелла.

— Ну, вот мы опять к этому вернулись. — Картер начал раздражаться.

— Заблудились в лесу и вернулись на то же место, — улыбнулся Мейер.

— Мы полагаем, потому что она участвовала в «ледяной» операции вместе с вами, — сказал Карелла.

— Ничего не знаю ни про какую «ледяную» операцию.

— И, может быть, она захотела получать более крупный кусок пирога…

— Смехотворно!

— Или, может быть, грозилась дунуть в свисток…

— Не знаю, о чем вы говорите, — сказал Картер.

— Мы говорим об убийстве.

— Об убийстве? Ради чего? Из-за того, что Салли имела какое-то отношение ко «льду»?

— Мы знаем, что она имела отношение ко «льду», — сказал Мейер. — И не какое-то. Она имела отношение также к вам, мистер Картер. Она была вашим курьером. Она относила билеты и забирала…

— Только раз! — крикнул Картер.

Наступила пауза. Детективы смотрели на него.

— Я не имею никакого отношения к ее убийству, — сказал Картер.

— Мы слушаем, — сказал Мейер.

— Это было только раз.

— Когда?

— В ноябре.

— Почему только раз?

— Потому что Тина была больна.

— Тина Вонг?

— Да.

— И что произошло?

— Ну, она не могла сделать обход в тот день. И она попросила Салли сделать это за нее.

— Без вашего ведома?

— Она вначале позвонила мне. У нее был грипп, высокая температура, она лежала в постели. Я сказала ей, что все будет в порядке. Салли была ее лучшей подругой. И я решил, что мы можем довериться ей.

— И поэтому вы отрицали, что знаете ее?

— Да. Я представил себе… если что-то из этого выплывет наружу, то вы могли бы подумать…

— Мы подумали бы как раз о том, о чем мы думаем сейчас, мистер Картер.

— Нет. Вы ошибаетесь. Это было только один раз тогда. Салли никогда не хотела ничего сверх. Салли никогда не угрожала мне…

— Сколько она получила за свои услуги? — спросил Мейер.

— Двести долларов. Но это был один-единственный раз.

— Сколько вы даете Тине? Она является вашей постоянной сборщицей навара?

— Да. Она получает ту же самую сумму.

— Двести долларов за каждый сбор и доставку?

— Да.

— Двести долларов в неделю?

— Да.

— А вы сколько получаете?

— Мы делим «лед» на четыре части.

— Кто?

— Я, генеральный менеджер, менеджер труппы и главный кассир.

— Делите тридцать две тысячи в неделю?

— Примерно.

— Значит, ваша доля — это примерно четыреста тысяч в год, — сказал Мейер.

— Не облагаемых налогами, — подтвердил Картер.

— А доходов от шоу вам не хватало? — спросил Мейер.

— Ну, никто от этого еще не пострадал, — сказал Картер.

— Кроме вас и ваших друзей, — сказал Карелла. — Ладно, мы уходим.

— Почему? — спросил Картер. — Вы очень спешите?

Детективы переглянулись.

— Ну, рассказывайте, какие у вас доказательства, — сказал Картер.

— Некто по имени Тимоти Мур знает все об этом, — сказал Карелла. — Точно так же, как и Лонни Купер, одна из ваших танцовщиц. Может быть, и не так уж стоило доверять Салли, как вам хотелось. Одевайся, Мейер.

Картер затушил сигарету и слабо улыбнулся.

— Скажем так, — произнес он. — Был ли у меня навар и «лед», я такого разговора с вами не помню. Что касается Салли Андерсон, то, если она когда-то очень давно отнесла куда-то несколько билетов и собрала немного денег, в этом случае вам придется приготовить чуть побольше доказательств, чем… просто ветер в поле. Ну, скажем, пойдете вы сейчас прямиком в театральную кассу. И что же вы там найдете?

Вы там найдете, что с этой минуты все наши брокеры получают только законную долю билетов, а все, что мы продаем им свыше из обычных квот, будет идти по стандартной цене в кассе. Наш самый дорогой билет продается за сорок долларов. Если мы пошлем забронированный билет брокеру, то он заплатит нам именно эту цену. Сорок долларов. Все честно и открыто. А теперь скажите мне, господа, будете ли вы пытаться выяснить, как и куда шли деньги с тех пор, как открылось шоу? Пустое занятие.

Детективы переглянулись.

— Вы можете отправиться к окружному прокурору, — сказал Картер, по-прежнему улыбаясь. — Но без доказательств у вас будет глупый вид.

Карелла стал застегивать пальто.

Мейер надел шляпу.

— Кроме того… — сказал Картер.

Детективы были уже у двери.

— …Кассовый мюзикл всегда создает «лед».

На лестничной клетке Мейер сказал:

— Никто от этого еще не пострадал, так? Кокаин не вызывает привыкания. А «ледяной» навар — почтенный вид жульничества. Восхитительно!

— Чудесно, — сказал Карелла и нажал на кнопку вызова лифта.

— Он знает, что у нас нет доказательств. Он знает, что мы ничего не можем сделать против него. Поэтому он разгуливает на свободе, — сказал Мейер.

— Ну, может быть, он откажется от «льда» на какое-то время.

— На какое? — разозлился Мейер.

Оба замолчали. Лифт медленно спускался вниз.

— Что ты думаешь насчет нее? — спросил Карелла.

— Насчет убитой?

— Да.

— Мне кажется, здесь он чист. А по-твоему?

— Я тоже так считаю.

Двери лифта открылись.

— Нет справедливости в этом мире, — вздохнул Мейер.

Много лет назад, когда брат Антоний отсиживал свой недолгий срок в тюрьме Кастлвью по обвинению в убийстве, его сокамерником был взломщик. Звали последнего Джеком Гринспэном. А прозвище он получил — Джек Верзила. Еврей. Не часто встретишь взломщика-еврея. Джек Верзила научил его многому, только брат Антоний никогда не думал, что эти уроки ему пригодятся.

До сегодняшнего дня.

Итак, уроки Джека Верзилы оказались исключительно ценными. Брат Антоний вознамерился проникнуть в квартиру Андерсон. Это не была внезапная причуда. Он вчера подробно обсуждал этот план с Эммой. Непосредственно перед этим он узнал, что мисс Андерсон убита. А отправился он к ней потому, что Джудит Квадрадо указала на нее как на источник, из которого сыпался сладкий порошок. Конечно, список клиентов нужен, но грош ему цена, если нечего им продать. Поэтому он поехал туда вчера в надежде завязать деловые отношения с девушкой. Однако оказалось, что кто-то уже принял меры, лишив ее возможности заниматься бизнесом, как раньше.

Если говорить о причинах, почему ему надо было попасть в ее квартиру, то правильнее остановиться на двух. Первая состояла в том, что девушка могла припрятать какие-то наркотики, которые полиция не обнаружила. Он не очень сильно надеялся на это, но полностью исключать вероятность тоже было нельзя. Попробовать стоило. Полицейские были столь же небрежны, как и люди других профессий. Может быть, она припрятала где-то пару-тройку килограммов на шестьдесят тысяч долларов. А вторая причина состояла в следующем. Если девушка в прошлом была дилером унций, — а так говорила о ней Джудит Квадрадо, — тогда она наверняка получала эти унции от кого-то еще. Если только она не моталась каждую субботу-воскресенье в Южную Америку. Последний вариант, на взгляд брата Антония, был весьма сомнителен. Смотритель дома сказал ему, что она работала танцовщицей в популярном шоу, так? Нет, танцовщицы не имели возможности убегать, когда им взбредет в голову. Нет, размышлял брат Антоний, кто-то должен был поставлять ей товар здесь.

Итак…

Если она получала свой товар от кого-то еще, тогда почему в ее квартире не может оказаться чего-то, что бы подсказало ему, откуда она получала товар? А когда он разведает, где она брала товар, он просто пойдет к тому человеку и скажет, что «выкупил дело» у Салли, что-нибудь в таком роде: «Имейте теперь дело со мной вместо Салли». Правда, если вдруг окажется, что тот самый человек и убил Салли… Ну, тогда брат Антоний перекрестит воздух, подхватит рясу и исчезнет, как бедуин в ночи. Во всяком случае, хотелось избежать серьезных ответных действий со стороны обитателя «маленькой Боготы».

В переднем кармане рясы он нес две вещи, необходимые для хорошего взломщика, как научил его Джек Верзила. Он также исходил из предположения, что замок на двери квартиры убитой девушки был типа «Микки-Маус». Если брат Антоний увидит, что тип замка слишком сложный для него, он попробует найти другой способ забраться внутрь: по пожарной лестнице или разбив окно. Впрочем, Джек Верзила сказал, что бить окна — непрофессионально. В кармане у брата Антония были два незаменимых инструмента: пачка зубочисток и полоска пластика, которую он оторвал от молочной бутылки с ручкой и винтовой крышечкой.

Зубочистки послужат для блокировки замка от нежданных гостей, когда брат Антоний будет «работать» в квартире. Полоска пластика должна будет отпереть дверь.

Джек Верзила объяснял, что лучше всего открывать замок типа «Микки-Маус» при помощи кредитной карточки, но сойдет и любая тонкая полоска пластика или целлулоида. У брата Антония не было ни одной кредитной карточки. Он также не был уверен, что ему поможет полоска пластика, которую он оторвал от молочной бутылки. Тем не менее Джек Верзила сказал: любая полоска пластика.

Он осмотрелся в вестибюле перед тем, как войти в здание. Охраны не было, и старика-смотрителя не видать. Брат Антоний вчера поднимался к дверям квартиры девушки… Да, он постучал, и никто не ответил… Теперь он знал, что это квартира 3 «А». Тем не менее он еще раз перепроверил номер квартиры по почтовым ящикам в вестибюле. Затем он поднялся по ступенькам на третий этаж. Стояла тишина. Джек Верзила был прав, когда сказал, что многоэтажные дома в дневное время по большей части пустуют. Если он будет делать все правильно, в соответствии с указаниями Джека Верзилы, то окажется в квартире уже через полторы минуты.

Он провозился полчаса.

Он запихивал пластиковую полоску в щель между дверью и косяком, поворачивал ее и так и сяк, старался зацепиться за язычок, потел, вытаскивал ее из щели, снова вставлял, тряс ею, оглядывался через плечо, приговаривал: «Ну, давай же, деточка», боялся, что вдруг появится соседка и закричит что есть мочи, дергал полоску пластика, зацеплял язычок, терял язычок, потел еще обильнее, тяжелая ряса прилипла к телу, руки работали лихорадочно, и прошло целых полчаса, пока наконец он не почувствовал, что защелка поддается (теперь осторожно, чтобы не выскользнула!), как она начала отходить назад, когда пластик вошел между стальным язычком замка и пазом в деревянном косяке. Теперь он медленно скручивал прокладку, чувствуя, как язычок выходит из паза. Он взялся за ручку, повернул, и дверь отворилась.

Он взмок от пота.

Он быстро прошел в квартиру, тотчас закрыл за собой дверь, прислонился к ней, тяжело дыша, прислушиваясь. Пот катился градом. Когда отдышался, полез в передний карман за зубочистками, открыл пачку, извлек одну, приоткрыл дверь на щелку, выглянул и прислушался. Никого.

Брат Антоний открыл дверь пошире.

Он вставил зубочистку в скважину замка и обломал ее. Он снова закрыл дверь и повернул затвор, чтобы запереть ее. Джек Верзила объяснял, что если кто-то явится с ключом и попытается его вставить, то будет долго возиться, не подозревая, что мешает зубочистка. Тем временем грабитель услышит возню с замком и успеет выскользнуть в окно или куда-то еще. Надо приготовить запасной путь для отхода. Джек Верзила сказал, что кухня представляет собой неплохой запасной путь. Некоторые кухни оборудованы черным ходом. Из кухни обыкновенно можно попасть на пожарную лестницу. Трудно сказать, почему у стольких кухонь были пожарные лестницы, но это факт. Брат Антоний пошел на кухню.

Он наклонился над мойкой и поглядел в окно. Пожарной лестницы не было. Он начал бегать по квартире, выглядывая в окна в поисках пожарной лестницы. Единственная пожарная лестница находилась за окном спальни. Он повернул запор на окне, приоткрыл его чуть-чуть, чтобы при необходимости, если кто вдруг войдет, распахнуть его в одну секунду, и затем прошел в гостиную. Это была приятная комната. На полу лежал ковер, стояла красивая мебель. В такой комнате они с Эммой жили бы с удовольствием. На всех стенах висели плакаты, и здесь стоял красивый черный кожаный диван с подушками. Висело несколько обрамленных фотографий, изображавших девушку в колготках. На одной она была облачена в короткую юбочку — такую, в каких танцуют в балете на сцене. Он понял, что это была убитая. Привлекательная девица. Светленькая, с хорошей фигуркой, разве несколько худощава. Интересно, где это они покупают такие юбочки? Наверное, в особых магазинчиках. Неплохо бы для Эммы купить такую. Пусть бы голая, в одной такой юбочке, да побегала бы по квартире!

У дверей в ванную комнату висел плакат. Он решил, что начнет с ванной комнаты: Джек Верзила говорил, что многие прячут ценности в сливном бачке. Он опустил сиденье унитаза, снял крышку с бачка и положил ее на сиденье. Затем он заглянул внутрь. Бачок был наполнен ржавой водой. Он сунул в воду руку и пощупал кругом. Ничего. Он вытащил руку, вытер полотенцем, которое висело на крючке, и снова поставил крышку бачка на место. Куда еще советовал заглянуть Джек Верзила?

Попробуем теперь поискать в спальне, решил он. Джек Верзила говорил, что в большинстве комодов нижний ящик сидит на раме самого комода. Под ним нет никакой полки. Это означает, что от ящика до пола, два-три дюйма свободного пространства. Многие делают так: вынимают ящик, укладывают свои ценные вещи прямо на пол и потом опять вставляют ящик. Неопытный взломщик пороется в ящике, но не додумается вынуть ящик и пошарить на полу.

Брат Антоний вынул нижний ящик. Он был набит трусиками и бюстгальтерами. Маленькими нейлоновыми бикини всех цветов, крошечными бюстгальтерами: у нее, вероятно, были маленькие груди. Он попробовал представить ее себе в этих трусиках. Она все-таки была слишком худенькая. Но такие в постели бывают очень хороши. Он взял в руки одни трусики, красные, и несколько секунд разглядывал их, прежде чем бросить обратно в ящик. Он явился сюда с определенной целью — найти запас кокаина или нечто такое, что вывело бы его на тот источник, из которого девушка получала порошок.

Он встал на четвереньки и заглянул в пустое пространство от ящика. Ничего не было видно. Он поднялся на ноги, включил лампу на комоде и снова опустился на четвереньки. Все равно он ничего не видел. Тогда он просунул туда руку и принялся шарить. На полу ничего не было. Он взял ящик с пола, перенес на кровать — красивую кровать с лоскутным одеялом — и высыпал на нее содержимое. Ничего, кроме бюстгальтеров и трусиков: словно девушка меняла белье трижды на день. А может быть, все танцовщицы поступают так же? Потеют и часто меняют белье.

Он вынул все остальные ящики и тоже вывернул их над кроватью. Ничего, кроме одежды. Блузки, свитера, колготки, майки — целая куча девичьих тряпок. Кокаина не было. И не было ни одного клочка бумаги с чем-нибудь написанным. Полицейские, вероятно, хорошо почистили квартиру, забрали все, что могло представлять интерес. А конфискованные наркотики они, наверное, продают — полицейские-то. Да, они такие же преступники. Брат Антоний выпрямился и поглядел вокруг. Ну, а теперь где искать? — подумал он.

Джек Верзила говорил, что иногда можно найти героин в сахарнице. Иногда лучше найти наркотики, чем деньги, кредитные карточки или даже коллекции монет. Брат Антоний вернулся в кухню, поискал сахарницу, нашел ее на нижней полке в одном из шкафов, снял крышку и увидел, что она доверху заполнена розовыми пакетиками с заменителем сахара. Он просмотрел все коробки с крупами в шкафу, предположив, что она могла спрятать пластиковый пакет с килограммом наркотика в одной из коробок и насыпать сверху овсяные хлопья, «корнфлекс» или «мюсли». Но ничего не нашел. Он принялся искать в холодильнике. И здесь не нашел ничего, кроме открытого йогурта и увядших овощей. Он проверил каждый ящик в гостиной, пошарил под каждой столешницей — на случай, если пакет с порошком приклеен снизу клейкой лентой. Но напрасно. Он вернулся в спальню и открыл дверцу платяного шкафа.

У девушки было больше одежды, чем в универмаге на Хэлл-авеню. У нее была даже шуба. Видимо, енотовая. Он стал срывать платья и пальто с вешалок, ощупывал карманы и бросал все на пол. Ничего не находил. Он открыл все коробки с обувью. Некоторые туфли были сексуальные, как у проституток, на высоком каблуке и с ремешками. Он снова вспомнил про ее трусики. Но в коробках — ничего, кроме обуви. Где же оно? Он продолжал копаться в шкафу.

Он нашел мужскую одежду в дальнем углу шкафа. Конечно, у такой девицы с сексуальными трусиками и туфлями на высоком каблуке должен был быть какой-то парень, который ей все это дарил. Красивый коричневый свитер — брат Антоний взял бы его себе, да только он ему маловат. А вот широкие брюки — такие брат Антоний носить бы ни за что не стал. Черный шелковый халат с монограммой «Т.М.» на нагрудном кармане. Одежда для любовных утех, так? Ты надеваешь черный шелковый халат, она надевает шелковые трусики и туфли на высоком каблуке, вы нюхаете сладкую пудру и — понеслись! Очень красиво, Т.М. Красивая одежда у тебя здесь, Т.М. Но ее не слишком много, так что ты не живешь здесь, так? Может быть, ты приходил сюда время от времени. Может быть, ты женатый биржевой маклер и приходил сюда по средам, во второй половине дня, когда биржа закрывается. Больше не удастся позабавиться, Т.М. Дамочка отдала концы.

Красивый кашемировый пиджак, светло-коричневый. Еще пара брюк. Зеленые! Да кто станет носить зеленые брюки? Разве что какой-нибудь ирландец наденет их в День святого Патрика! Лыжная куртка. Синяя. Впрочем, маленького размера. Наверное, принадлежит девушке. У куртки — воротник на «молнии», в котором должен быть сложенный капюшон, на тот случай, если станешь замерзать при подъеме по канатной дороге. Нет, брат Антоний ни за что бы не надел лыжи, даже за миллион долларов! Да, а вот куртка любовника, черная, как халат. Ты что, лыжник, Т.М.? И ты иногда вывозил свою крошку покататься на лыжах? Он ощупал все карманы кашемирового пиджака и затем бросил его на пол. Он ощупал синюю куртку девушки. Ничего не нашел. Он уже хотел бросить ее на пол вместе с другой одеждой, как вдруг заметил что-то странное в области воротника.

Он взялся за воротник обеими руками и скрутил его.

Внутри словно было что-то жесткое.

Он снова покрутил воротник. Послышался легкий хруст. Внутри воротника, кроме капюшона, было еще что-то. Он отнес куртку к постели. Он сел на край постели среди трусиков и лифчиков. Он снова ощупал воротник. Да, внутри определенно что-то было. Он быстро расстегнул «молнию».

Вначале он был разочарован.

В руках он держал конверт, сложенный несколько раз в длину, чтобы он уместился в воротнике с застежкой-«молнией». Он развернул конверт. Письмо было адресовано Салли Андерсон. Он поглядел на обратный адрес в левом верхнем углу. Имя ему ничего не говорило, но место сразу проливало свет. Если он не нашел самого кокаина, то, возможно, он нашел первичный источник кокаина. Он сунул руку в конверт и извлек письмо, написанное от руки. Он начал читать. При этом он слышал, как тикают его часы. Он понял, что задержал дыхание. И вдруг он захихикал.

Ну, теперь начинаем действовать, подумал он. Приходит наше лучшее время. «Кадиллаки» и кубинские сигары, шампанское и икра! Продолжая хихикать, он сунул письмо в передний карман. Потом он прикинул, насколько безопасно выходить из квартиры через дверь. Решил, что безопасно, и отправился к Эмме, торопясь сообщить ей радостные вести.

Детективы застали Алонсо Квадрадо голым, когда пришли к нему в четыре часа дня. Они посчитали это благоприятным обстоятельством. Голый человек чувствует себя неловко перед одетым. Поэтому у взломщиков квартир бывает преимущество, когда они врываются в спальню к спящему: голый человек вскакивает с постели, а перед ним — грабитель в плаще и с пистолетом. Алонсо Квадрадо принимал душ в раздевалке «Ассоциации христианской молодежи» на Ландис-авеню, когда вошли два детектива. На обоих детективах были плащи. На одном была шляпа. На Квадрадо не было ничего, кроме мыльной пены.

— Привет, Алонсо, — сказал Мейер.

Голому Квадрадо попало мыло в глаза.

— Черт! — воскликнул он и стал поливать водой лицо. Он был очень худ, а лицо у него было бледное и желтоватое. Пышные усы казались огромными.

— Мы хотим задать вам еще несколько вопросов, — сказал Карелла.

— Ну, вы выбрали время… — произнес Квадрадо.

Он ополоснулся под душем, выключил воду, взял полотенце и стал вытираться. Детективы ждали. Квадрадо обернул полотенце вокруг бедер и прошел в раздевалку. Детективы проследовали за ним.

— Я только что играл в гандбол, — сказал он. — Вы играете в гандбол?

— Играл когда-то, — ответил Мейер.

— Самая хорошая игра, — сказал Квадрадо, сел на скамью и открыл дверцу одного из шкафов. — Ну, о чем будем говорить на этот раз?

— Вы знаете, что ваша кузина умерла? — спросил Мейер.

— Да, я знаю. Похороны завтра. Но я не пойду. Ненавижу похороны. Вы не бывали на испанских похоронах? Не видели, как все эти старушки бросаются на гроб? Это зрелище не для меня.

— Ей нанесли раны острым предметом, вы знаете?

— Да.

— Можете предположить, кто это сделал?

— Нет. Если бы Лопес был еще жив, я бы сказал, что это он. Но он тоже умер.

— Больше ничего предположить не можете?

— Послушайте, вы знаете, чем она занималась. Это мог быть кто угодно.

Он вытирал ноги. Он потянулся к шкафу, вынул пару носков и стал натягивать их. Интересно, как люди одеваются, подумал Мейер. Все люди делают все по-разному, никто одинаково не грызет початок кукурузы. Трудно найти двоих, кто одинаково одевается. Почему Квадрадо начал с носков? С черных носков к тому же. Не собрался ли он на прослушивание для съемок порнографического фильма? Не наденет ли он сейчас ботинки раньше, чем трусы или брюки? Одевание — это еще одно таинство жизни.

— Чем она занималась?

— Ну, не совсем занималась, но все же. Работала над вопросом, примерно так.

— И что же это было?

— То единственное, что она унаследовала от Лопеса.

— Ну, говорите, не стесняйтесь, — сказал Карелла.

Квадрадо снова потянулся к шкафу. Он снял с крючка трусы и надел.

— Это ремесло Лопеса, — сказал он и потянулся в шкаф за брюками.

— Торговля наркотиками?

— Да, у нее был список.

— Какой список?

— Его клиентов.

— Как она раздобыла его?

— Она ведь с ним жила, верно?

— Вы говорите про настоящий список? С именами и адресами? На листке бумаги?

— Нет. При чем тут лист бумаги? Но она жила с ним — она знала, кто его клиенты. Она мне говорила, что собирается заняться этим делом. Доставлять кокаин туда же, куда доставлял он. Хотела иметь небольшой приработок.

— Когда она вам говорила об этом? — спросил Мейер.

— Сразу после того, как его убили, — сказал Квадрадо и надел рубашку.

— Почему вы не сказали нам об этом в прошлый раз?

— Вы меня не спрашивали.

— Это было ново для нее? — спросил Карелла.

— Что вы имеете в виду?

— Куплю-продажу.

— Да.

— Она не работала с ним до того, как его убили? Они не были партнерами или кем-то в этом роде?

— Нет. Вы думаете, что он стал бы делить хорошее дело с девицей? Да никогда.

— Но он говорил ей; кто были его клиенты?

— Ну, он не говорил так: «Этот парень берет четыре грамма, а тот — шесть граммов». Ничего подобного. То есть он не вручал ей список на блюдечке. Но когда какой-то парень живет с кем-то, он начинает болтать. Знаете, что я имею в виду? Ну, например, он говорит: «Я должен отнести сегодня Луису две порции по три грамма». Что-нибудь такое. В общем, болтает, понимаете?

— В «беседе под одеялом».

— Да, в «беседе под одеялом», — сказал Квадрадо. — Именно так. Джудит была умненькая. Когда Лопес болтал, она слушала. Скажу вам по правде, Джудит не думала, что это продлится очень долго. Понимаете, о чем я? После того, как он поранил ее… Ну, сколько может девушка мириться с этим? Он был псих и подонок, к тому же у него были еще другие бабы, не одна Джудит. В общем, она старалась слушать. Она не могла знать заранее, что его убьют… Но она рассчитала, что никому не повредит, если…

— Откуда вы знаете?

— Знаю что?

— Что она не знала, что его убьют?

— Я просто предполагаю. Вы не возражаете, если я закурю?

— Курите, — решил Мейер.

— Я обычно люблю покурить после игры, — сказал Квадрадо, потянулся к сумке на полу шкафа и вытащил из нее жестяную коробочку из-под заменителя сахара. Они сразу догадались, что было в коробочке. Это удивило их, но не слишком. В теперешнее время люди покуривают травку даже на скамейке на другой стороне улицы от метро. Они наблюдали, как Квадрадо запаливал свою закрутку. Он пососал ее и выпустил облако дыма.

— Не желаете угоститься? — спросил он, любезно протягивая закрутку Мейеру.

— Спасибо, — сухо сказал Мейер, — я на службе.

Карелла улыбнулся.

— Кто были эти другие женщины?

— Но кто же их сосчитает? — сказал Квадрадо. — Ну, была эта одноногая: знаете Аниту Диас? Она очень красивая, но у нее только одна нога. Ее здесь называют Хромоножкой. В постели лучше ее не бывает. На всякий случай имейте в виду. Ну, Лопес с ней встречался. И еще была… Вы знаете этого человечка, владельца кондитерской на углу Масонов и Десятой? Так вот, с его женой. Лопес встречался с ней тоже. Все это время он продолжал жить с Джудит. Кто знает, почему она так долго терпела? — Он снова пососал закрутку. — Думаю, что она боялась его, понимаете? Ну, он все время угрожал ей и в конце концов стал прижигать сигаретами. И тогда она по-настоящему испугалась. Видимо, она решила, что лучше помалкивать и пускай он шляется, к кому хочет.

— Как она предполагала обеспечивать этих людей?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, клиентов Лопеса. Где она предполагала брать порошок?

— Там же, где брал Лопес.

— И где это?

— У одной англичанки, дилера унций.

— У кого именно?

— Лопес жил с ней когда-то. Джудит рассудила так: что было, то прошло, а бизнес есть бизнес. Если девушка снабжала Лопеса, то почему бы ей также не снабжать Джудит?

— Значит, это была женщина?

— Да, блондинка, с которой он жил.

Карелла посмотрел на Мейера.

— Какая блондинка? — спросил он.

— Я сказал вам. Англичанка, с которой он жил когда-то.

— Блондинка? — изумился Мейер.

— Да, блондинка, — сказал Квадрадо. — Что с вами, ребята? Вы плохо слышите?

— Когда это было? — спросил Мейер.

— Год назад, может быть… Трудно вспомнить. У Лопеса девушки приходили и уходили, как поезда в метро.

— А как ее звали, не знаете?

— Нет, — сказал Квадрадо и в последний раз затянулся закруткой, прежде чем бросить ее на пол. Он чуть было не потушил ее ногой в носке, но вовремя сообразил, что обувь еще не надел. Мейер любезно наступил на окурок. Квадрадо сел, натянул пару черных высоких башмаков на резиновой подошве и стал зашнуровывать их.

— Где они жили? — спросил Карелла.

— На Эйнсли. Там и сейчас еще живут несколько англичан… Квартплата низкая, а они как раз такие люди, которые пытаются сводить концы с концами. Ну, такие, как голодные художники, музыканты или эти, которые делают статуи…

— Скульпторы, — сказал Мейер.

— Точно, скульпторы, — хмыкнул Квадрадо. — Это вы хорошее слово подобрали.

— Давайте подытожим, — сказал Карелла. — Вы говорите, что год назад…

— Примерно.

— Лопес жил с блондинкой, дилером кокаина…

— Нет, не тогда.

— Он не жил с ней?

— Он жил с ней, но она не занималась кокаином. В ту пору еще не занималась.

— А что она делала?

— Пыталась свести концы с концами. Как и все.

— Как пыталась?

— По-моему, она была танцовщицей, что-то в этом роде.

Карелла снова поглядел на Мейера.

— Я думаю, что она в конце концов уехала оттуда, потому что получила роль в шоу, — сказал Квадрадо — Прошлым летом. Переехала обратно в деловой центр.

— И снова всплыла, теперь уже занимаясь кокаином, — сказал Карелла.

— Да.

— Когда?

— С кокаином? Кажется, прошлой осенью. Примерно в октябре.

— Стала снабжать Лопеса кокаином?

— Да.

— Кто вам сказал об этом?

— Джудит.

— Вы уверены, что девушка не приходила сюда покупать кокаин?

— Нет, не приходила. Она была дилером унций, она продавала. Вот почему Джудит рассчитывала продолжить торговлю после Лопеса. Те же клиенты, тот же самый дилер унций.

— Как часто она приходила сюда?

— Блондинка? Каждую неделю.

— Вы знаете это наверняка?

— Я знаю это, потому что Джудит мне рассказала об этом.

— И это началось в октябре?

— Да. Как раз тогда Лопес вступил в дело. Но это все со слов Джудит. Я обо всем этом знаю только с ее подачи.

— Когда она приходила?

— По воскресеньям обыкновенно.

— С целью передать кокаин?

— И, может быть, ради чего-то еще.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, знаете, вспомнить старые времена. Заодно.

— С Лопесом?

— Если верить Джудит. Кто знает, правда это или нет? Девушка терпит от парня столько всего, что потом у нее разыгрывается воображение. Она начинает находить под подушкой чужие трусики… Ну, понимаете? Ей начинает казаться, что простыни пахнут другими женщинами. По правде говоря, моя кузина была немного чокнутая. Только чокнутая могла терпеть такого парня, как Лопес.

— Но вы не знаете, как звали ту девушку?

— Нет.

— А вы не знаете, как называлось то шоу, в котором она выступала?

— Нет.

— Но вы уверены, что она жила с Лопесом?

— Совершенно уверен. Но жила она с ним не с самого начала. Прежде у нее была квартира в этом доме, где живут еще двое англичан. А потом она переехала к нему. Да, в этом я уверен. Более того, я это видел собственными глазами.

— Что вы видели?

— Как они входили вместе в дом и выходили. В любой час дня и ночи. Послушайте, все знали, что у Лопеса была блондинка из центра города.

— Что это был за дом? — спросил Мейер.

— Дом, в котором он жил.

— Когда его застрелили?

— Нет. Там он жил с Джудит. То на авеню Калвер. А это на Эйнсли.

— Вы знаете адрес?

— Нет. Это рядом с аптекой. На углу Эйнсли и Шестой, по-моему. Аптека «Тру-Вей».

— Вы бы узнали девушку, если бы опять увидели ее?

— Блондинку? Конечно. Красивая девушка. Но что она нашла в Лопесе, это загадка, верно?

— Алонсо, можно попросить вас об одной любезности? — спросил Мейер. — Вы не проедете с нами в участок? Только на пару минут.

— Зачем? С какой целью? — сказал Квадрадо.

— Пустяки, — сказал Мейер. — Мы хотим показать вам несколько фотографий.