Никто не ждал меня, когда я вышел из бара на тротуар, и это меня ничуть не удивило. Я забрал машину со стоянки, которая находилась через два дома от бара, и неторопливо поехал к каньону «Бенедикт». Частная дорога делала крутой поворот. Проезд по ней был перекрыт шлагбаумом из металлической сетки. Там же был расположен пост охраны. Классический образчик того, как богачи на практике пользуются своими демократическими правами. В «караульном помещении» несли службу двое частных охранников. Оба в форменной одежде. Они пронаблюдали, как я остановил машину перед шлагбаумом и вышел из нее. Наконец, один из них соблаговолил оставить свой «пост» и подойти ко мне, чтобы выяснить, что, черт побери, мне здесь нужно.
— Это частная дорога, — сказал он коротко. — Вас должны здесь либо знать в лицо, либо у вас должен быть пропуск.
— Я хотел бы повидать Дуэйна Ларсена, — сказал я ему.
— Никого вы здесь не повидаете без пропуска.
— Может быть вы могли бы позвонить ему и замолвить обо мне словечко, — сказал я.
— Меня зовут Рик Холман. Скажите ему — я по поводу его бывшей жены, Элисон Вейл.
— Вы что, шутите?
— Двадцать долларов?
— Мистеру Ларсену, возможно, не понравится, что его беспокоят в данную минуту, — сказал он.
— Тридцать?
— За пятьдесят я бы рискнул похлопотать за вас.
— Пятьдесят, — сказал я. — Как раз собирался произнести эту цифру.
— Окей.
Он подошел вплотную к заграждению и вытянул руку над сеткой. Я передал ему деньги, посмотрел, как он вернулся на пост и снял телефонную трубку. Его напарник все это время неотрывно следил за каждым моим движением, и у меня создалось такое ощущение, будто я — один из боевиков какой-нибудь городской банды с парочкой гранат за пазухой. Солнце начало скатываться за горизонт, и небо над пеленой смога стало замечательно чистым. Где-то внутри этой огороженной территории с остервенением лаяла пара собак — определенно, либо доберманы, либо немецкие овчарки. Я спросил себя: зачем тогда быть таким богатым? Тут снова показался мой охранник и подошел к забору.
— Он вас примет. — Сказал он почти расстроенным голосом. — Отсюда — пятый дом. По пути нигде не останавливаться.
Я вновь сел в машину и завел мотор. Охранник махнул напарнику рукой, и сеточный шлагбаум поднялся. Я ехал по дороге, считая дома, пока не добрался до пятого. Дом был большой, с комнатами, расположенными на разных уровнях, и с видом на долину внизу. Рядом располагался гараж на четыре машины и плавательный бассейн с верандой в гавайском стиле. Пока я припарковывал машину, над бассейном вспыхнули прожектора, посылая мне своего рода световое приветствие. Затем парадная дверь распахнулась, и на крыльцо вышел мужчина. Я вылез из машины и направился ему навстречу.
Дуэйну Ларсену, должно быть, было уже за сорок, хотя его жесткие густые белокурые волосы, казалось, совсем не поредели. Безобразное и в то же время дружелюбное лицо служило его «торговой маркой». Сломанный нос, глубокий шрам на левой щеке и унылый взгляд его холодных голубых глаз, — все это были бесценные слагаемые его «торговой марки». Пусть кто-нибудь только попробует освистать такого актера как Дуэйн Ларсен, и он скоро пожалеет о том, что умеет свистеть. Да! Можно не сомневаться, что он свое получит! Ларсен был около шести футов ростом, но выглядел короче из-за ширины своих плеч и огромного объема грудной клетки. Живот несколько прикрывал собой пряжку ремня, но, как я заметил, важность и самодовольство его походки и манер со временем не изменились.
— Вы — Холман. — Его голос был похож на глухое рычание. — Привет.
Моя кисть «утонула» в его правой ладони, и я почувствовал, что пальцы мои немеют, — и это только рукопожатие.
— Пошли в дом, — сказал он.
Я зашел в дом следом за ним и оказался в просторной гостиной, где все сияло чистотой и свежестью, будто только что сошло сюда с цветных страниц журнала «Домоводство». Единственным, что нарушало гармонию вещей в комнате, была девушка, облокотившаяся на стойку бара.
Она была высокого роста с длинными прямыми черными волосами, которые лежали у нее на плечах. Ее темно-карие глаза были прозрачны; у нее был широкий рот с сильно выступающей вперед нижней губой. На ней были только босоножки на высоких каблуках и белые кружевные трусики-бикини. Ее груди были полные и упругие, коралловые соски — большие, слегка набухшие. Узенькие трусики плотно облегали округлости ее попки и четко акцентировали разрез ягодиц.
— Выпить хотите? — спросил Ларсен.
— Бурбон со льдом, если можно, — сказал я.
Девушка приготовила мне бокал, затем понесла его через всю комнату, где стоял я; ее груди подпрыгивали при каждом шаге. Я поблагодарил ее, принимая бокал из ее руки; она сдержанно улыбнулась мне в ответ.
— Это мужской разговор, — сказал Ларсен. — Ты не свалишь отсюда ненадолго, Джули.
— Конечно, — сказала она послушно.
Когда она выходила из комнаты, я задержал на мгновение взгляд на ее упругой попке, обтянутой трусиками. Ларсен с пониманием улыбнулся мне.
— У Ларсена только «фирменный товар», — сказал он. — По крайней мере одна такая всегда находится в моем доме, днем и ночью. Никогда не знаешь, когда вдруг приспичит.
— Атрибут имиджа, — согласился я.
Он поморщился.
— Только не надо мне этого дерьма, Холман. Я делаю то, что хочу и когда хочу, а все остальные могут идти на х…
— Вы не пьете? — спросил я его.
— Я сейчас в завязке, — коротко бросил он. — Так вы хотели поговорить со мной о моей бывшей жене, об этой фригидной суке?
— Именно.
— Я наслышан о вас, Холман. О вашей репутации, по крайней мере. Ну, и что же такого натворила моя милая маленькая Элисон?
— Ее агент беспокоится за нее, — сказал я. — Сэнди Паркер.
— Эта лесбиянка, — ухмыльнулся он.
Я рассказал ему историю про телевизионную рекламу стоимостью в четверть миллиона долларов, и как Элисон отказывалась сниматься в ней. Он знал о тех требованиях, которые теперь предъявляются к актерам, снимающимся в рекламе, поэтому уловил мой намек сходу.
— Существует большой разрыв во времени с момента ее развода и до момента, когда она пришла к Сэнди Паркер, — примерно с год, — сказал я. — Я сильно рассчитываю на то, что вы расскажете мне что-нибудь об этом годе: что она, к примеру, делала, куда ходила, ну, и так далее?
— Выходит, она все-таки спуталась с лесбиянкой, — сказал он. — С сексом у нее с самого начала было паршиво. Первое время тогда я думал, что дело, должно быть, во мне. — Он глубоко вздохнул и гордо выпятил свою грудь-бочку вперед. — Во мне! В одном из самых здоровых быков в кинобизнесе! Дошло до того, что я конкретно запил и стал избивать ее. — Он посмотрел на меня трезвыми глазами. — Вы можете себе представить такое, Холман? Дуэйн Ларсен бьет женщину!
— С трудом, — торжественно объявил я.
— Так что мы в конце концов развелись, — сказал он. — Я думал, что теперь она свяжет меня по рукам и ногам этими законами по урегулированию имущественных взаимоотношений между бывшими супругами, и заставит меня торчать здесь в Калифорнии, и все такое. Но она сказала, что собственность ее не интересует, и деньги — это все, что ей надо. Ну, я и дал ей немного денег.
— Сколько?
— Семьдесят пять штук, — сказал он небрежно. — Я посчитал, что это недорого.
— Когда она появилась в офисе Сэнди Паркер год спустя, у нее не было ни цента.
— Серьезно? — На мгновение он призадумался, потом громко позвал: — Джули!
Ленивой походкой Джули вернулась в комнату и взглянула на него:
— Что?
— Я выпью мартини, — сказал он.
— Ты же знаешь, что сказал доктор.
— Пусть этот доктор идет в твою п…!
Она усмехнулась.
— Ну, уж нет. Ему это не по карману!
Джули проследовала через комнату к бару и «загрузила» шейкер. Я не спеша потягивал свой бурбон и ждал, пока Ларсен что-нибудь скажет.
— То, что она рассказала Сэнди Паркер, — сказал он, — не обязательно должно быть правдой.
— Как вы думаете, куда она могла поехать, оставив вас?
— Ее карьере пришел конец, — сказал он. — Та бродвейская постановка стала ее «лебединой песней». Но когда она побросала свои вещички в машину и умчалась, у нее в кармане были мои семьдесят пять штук. Так что я по ней не убивался. И не спрашивал, куда она направляется. Просто был чертовски рад, что она уезжает.
— И вы не знаете, куда она поехала?
— Тебе налить в бокал? — спросила Джули.
— Просто дай мне шейкер, — сказал ей Ларсен.
Она принесла ему шейкер, ее полные груди покачивались в такт шагам. Он выхватил шейкер у нее из руки и наклонил его ко рту. Яблоко у него на горле подпрыгнуло три-четыре раза, как в судороге. Потом он наконец опустил шейкер.
— Вот и ладно, — сказал он.
— Пойду-ка я немного поплаваю, — сказала Джули. — Говорят, брасс очень способствует, чтобы они были красивыми и упругими. — Она повернулась в мою сторону. — А как вы думаете, мистер Холман?
— Я думаю, они и так красивы и упруги, — сказал я.
— Убирайся отсюда, шлюха дешевая, — сказал ей Ларсен без всякой злобы в голосе. — Наш мужской разговор еще не окончен.
— Я думала, что меня тоже пригласили для участия в нем, — сказала она.
— Нет, — сказал Ларсен, когда Джули вышла из комнаты. — Я не знаю, куда она поехала, но у меня есть парочка догадок на этот счет. Почему бы нам не присесть.
Он растянулся на кушетке, а я уселся в кресло напротив. Следующий гигантский глоток из шейкера вызвал у него легкую отрыжку.
— Целую неделю глотка в рот не брал, — сказал он. — Ну, и паршив же этот мир, когда смотришь на него трезвым взглядом.
— Что за парочка догадок? — напомнил я ему.
— Она была леди, — сказал он. — Настоящая английская леди из высшего общества, а я всю свою жизнь играл в вестернах головорезов. В этом и заключался мой живой интерес к ней, но все оказалось «липой». Она была такой же леди, как я педиком! Я думал, что она любит вращаться в обществе, но и тут я ошибался. В течение всего времени, пока мы были вместе, у нее появилось не более трех друзей. Одним из них был Эдди Браун. Он был и моим другом, пока я не заподозрил, что он трахает Элисон где-то на стороне. Может быть, трахал, а может, и нет. Но с тех пор мы не встречаемся.
— Эдди Браун? — переспросил я.
— Вы не знаете Эдди? — Он был искренне удивлен. — Он — лучший сводник в нашем бизнесе. Считается, что он подрабатывает на ниве различных «связей с общественностью». Непыльная работенка. Но Эдди всегда может найти вам самых привлекательных и самых спортивных девушек во всей Калифорнии. У него офис на Стрип. Его дерьмовая контора называется «Мидиа-Он».
— А что вы можете рассказать об остальных ее друзьях?
Он взял паузу, чтобы еще на пару дюймов уменьшить неуклонно мелеющий уровень мартини в шейкере.
— Сильвия была пятой женой покойного Бенджамина Мэддена, — сказал он. — Бенни женился на них, когда они были молоды и красивы, и разводился спустя несколько лет. Но он никогда не совершал такой оплошности, чтобы жениться в Калифорнии. В основном он женился в Неваде, где перед церемонией подписывался брачный контракт. Он унаследовал сеть универсальных магазинов «Мэдден» и в жизни своей не работал ни единого дня. Он повстречал Сильвию в Европе и воспылал к ней такой страстью, что напрочь забыл про контракт. Через два месяца после их свадьбы у него оторвался тромб, и он умер. Ей и досталось все наследство. Думаю, что она с Элисон хорошо ладили, потому что обе они были фальшивыми леди. Два сапога — пара.
— Где мне найти Сильвию Мэдден?
Он зевнул и почесал грудь под рубашкой.
— У нее дом в Палисадесе, потом у нее квартира в Нью-Йорке, не говоря уже об еще одной в Лондоне и еще одной в Париже. — Его глаза на секунду расширились. — Вы не собираетесь цитировать меня ее друзьям, Холман?
— Что вы, я и думать об этом боюсь, — сказал я. — Вы сказали, что их было трое. Кто последний?
— Чарлз Стрэттон, — сказал он. — По национальности — англичанин, как и она. Его голос имеет такой тембр, что создается впечатление, будто он все время, черт побери, говорит в пустой стакан. Я не думаю, что он трахал ее на стороне, потому что мне кажется, он считает, будто трахаться вообще неприлично. Вы посмотрите на его лицо! У него все время такой вид, будто ему только что кто-то запихнул кусочек лимона в левую ноздрю. Он проживает в Бел Эйр, и я думаю, чем-то занимается, хотя никогда не говорил чем.
— Кто-нибудь еще?
— Это все, — сказал он. — Хотите еще выпить — угощайтесь, Холман.
— Я в норме, спасибо.
Он допил то, что оставалось в шейкере, и бросил его на пол.
— А вы никогда не встречали некую Глорию Ла Верн? — спросил я.
— Вы наверное шутите. Никого так не зовут — Глория Ла Верн!
Его веки медленно опустились, и мне показалось, что он решил сегодня лечь пораньше. Я допил остатки бурбона, вернул стакан на барную стойку и вышел на кухню. Темноволосая пила кофе.
— Дайте-ка, я угадаю, — сказала она. — Он прикончил шейкер и отключился, да?
— Да, — признал я. — Вы — одна из девушек Эдди?
— Конечно, я — одна из «прокатных» девочек Эдди, — сказала она. — Время от времени Дуэйн арендует одну из нас на недельку. Это похоже на лечение покоем, когда он пьет. Последние три дня он почти не пил, и вчера ночью у него почти получилось.
— У него проблемы с алкоголем?
— И очень серьезные, как сказал доктор. Но это, кажется, не слишком заботит Дуэйна.
— Вы не знаете девушку по имени Глория Ла-Верн?
— Что-то не припомню такой.
— Что за человек Эдди?
— Ублюдок, — сказала она. — Но будучи одной из его путан, можно неплохо зарабатывать, а также встречаться иногда с по-настоящему интересными людьми.
— Думаю, Дуэйн попадает в разряд исключений.
Она усмехнулась.
— Возможно, вы и правы. Я здесь только что слушала ваш разговор. Это одно из преимуществ таких домов с открытой планировкой. Везде все хорошо слышно.
— Ну и?
Взгляд ее темных глаз был серьезен. Соски на груди заострились и стали жесткими. Может это ночная прохлада приходит сквозь открытое окно?
— Конечно, это не мое дело, — сказала она. — Но вы, кажется, неплохой парень. Наверное, детектив. Если вы когда-нибудь столкнетесь с Эдди Брауном, будьте с ним осмотрительны, чтобы не пострадать.
— Спасибо за совет, — сказал я.
— Может быть, я могу вам чем-то помочь? — Она задумалась ненадолго. — Я ничего не знаю об этой Элисон Вейл. Могу только выразить свое сожаление, что она когда-то была замужем за стариной Дуэйном. Но об Эдди я много чего знаю.
— Спасибо еще раз, — сказал я.
— Не надо связываться со мной через офис Эдди, — сказала она торопливо. — Наверное, будет лучше, если я сама зайду к вам, когда освобожусь, хорошо?
Я вытащил из бумажника свою визитную карточку и передал ей. С еле заметной улыбкой она просунула карточку за пояс своих кружевных трусиков. Карточка там смотрелась к месту. Там ей было уютно и тепло. От этого мне стало даже как-то одиноко.