Ледовое снаряжение

Глава 2

Конечно, он мертв, замерз до смерти. Он поежился. Постойте. Если он умер, то как может ежиться? Он снова поежился, чтобы проверить. Ему показалось, что его кто-то дергает. Он оглянулся. Темное лицо Миликена Вильямса глядело на него.

— Как вы себя чувствуете, дорогой Форчун? — спросил тот, Этан заметил, что на учителе спецкомбинезон из темно-коричневой материи.

Местами он был в оранжевых заплатах, но выглядел теплым.

Он повернулся и сел. От сделанного усилия у него закружилась голова.

Ему было больно смотреть. Он сразу обнаружил, что одет в такой же наряд, причем длинный, ниже колен, и размера на два больше.

Вильям протянул ему чашечку с горячим кофе. Этан обнял ее пальцами в перчатках и в два глотка опустошил наполовину, не боясь обжечь пищевод.

Почувствовав сзади какую-то опору, он прислонился к ней спиной и осмотрелся.

Напротив сидели дю Кане. Они были в таких же коричнево-оранжевых одеждах, только по своему размеру. Отец сидел над дымящейся банкой с какими-то консервами и запихивал в рот содержимое. Дочь, опершись на руку, смотрела перед собой.

Все находились в какой-то маленькой комнате. Пол тут и там был покрыт чем-то белым. Даже для его непроясненного до конца сознания было ясно, что это — снег или какая-то замерзшая жидкость. Понятно, что они приземлились.

Это по температуре видно. Он вопросительно посмотрел на Вильямса.

— Мы в товарном отделении лодки. Оно хорошо загерметизировано.

Хорошенькое «хорошо». Воздух явно поступал через края единственной двери. Металлические стены были все в выбоинах, особенно в задней машинной части. Этан допил кофе и решил осмотреть дверь. Сверху дверь и стена прогнулись вовнутрь. Наверху было единственное окошко. Он поднялся и выглянул в него, не заботясь о том, что заслоняет свет другим, Колетта, конечно, сразу соответственно прокомментировала такую невежливость, но он не обратил на это внимания, так как слишком был занят наблюдением.

Он видел центральную часть лодки, которая некогда была пассажирским отделением. В бывшей крыше зияли огромные дыры. Яркое солнце заливало корпус. Он понял, что в капюшон были встроены защитные очки и щиток для лица. Большая часть подвижных сидений с ускорителями была отломана или повреждена. Повернув голову и вытянув шею, он увидел, что правый бок корабля весь в дырах. С левой стороны картина оказалась не лучше.

Металлическая стенка была разорвана и покорежена. Он не был механиком, но и дураку понятно, что легче построить новый корабль, чем починить этот.

Снег слегка запорошил внутренность лодки в кабине и пассажирском отделении, особенно с левой стороны. Снежный ветер гулял по салону Тут и там в снегу валялись осколки закаленного стекла. Если какой-то иллюминатор и остался цел, отсюда было не видно.

Может быть, он смотрел слишком долго, — во всяком случае, головокружение опять началось. Прислонившись к двери, он осторожно сел и, положив голову на руки, находился в этой позе, пока в голове не прояснилось.

— С вами все в порядке, мистер Форчун? — озадаченно спросил Вильямс.

— Да, знаете… небольшая тошнота… но уже прошло. Хотя, мне кажется, у меня что-то с глазами.

— Вы слишком долго смотрели в окошко без защиты. Это, очевидно, скоро пройдет, не волнуйтесь. Это не имеет отношения к вашей травме головы.

— Хоть это хорошо. — Он пощупал большую шишку на затылке. Она, по крайней мере, цела. Его голова, а не шишка. А в ней вполне могло оказаться не меньше дыр, чем в лодке.

— Пользуйтесь вот этим, — учитель показал на очки у себя на лбу, и, подумав, добавил: — чтобы предупредить снежную слепоту.

— Обо всем подумали, — проворчал Этан и снова поежился. — Как вы считаете, какая температура?

— Примерно минус двадцать по стоградусной, — ответил Вильямс, как будто это само собой разумелось. — И, кажется, немного, понижается. Да вы сами можете посмотреть на термометр на левой руке. — Он слегка улыбнулся.

Действительно, маленький термометр был вшить в ткань у конца перчатки. Сначала показалось, что учитель ошибся: красная черта заполняла почти весь диск. Потом он заметил, что ноль — высшая отметка, деления шли только вниз от него.

На него произвела впечатление цифра, а не устройство. Вдруг он ни с того ни с сего засмеялся. В действительности это прозвучало как рык, и остальным забавным не показалось. На него косились с некоторым испугом, особенно дю Кане, а Колетта взглянула так, словно ничего другого от него и не ожидала. Он остановился, почувствовав, что слезы замерзают на щеках.

Затем заметил, с каким выражением на него смотрят.

— Нет, я не сошел с ума. Я просто вдруг вспомнил, что на «Антаресе» у меня до пяти десятков асандусских обогревателей-люкс для продажи здешним бедным отсталым туземцам. Сейчас я бы отдал свою бабушку за один из них!

— Если бы все, что мы можем желать, мы могли бы жевать, все были бы сыты, — заметил Вильямс. — Это — Рассел, английский философ, двадцатый век.

Этан кивнул, ковыряя снежок на полу… а ведь перчатки, подумал он, из настоящей кожи. Он задумчиво оглядел группу, ему кое-что пришло в голову, но он и сам не сразу понял, в чем дело.

— Да, об «Антаресе». Когда мы оторвались, там было что-то не так. Там было какое-то отверстие в пассажирском отделении. Я заметил, когда мы падали.

— Да, это было слишком разрушительно, — отозвался нервный знакомый голос из темного угла. Он различил в тусклом свете маленькую фигурку. Его правая рука была на перевязи, а на лице — уродливый шрам.

— Да, приятель, верно замечено, — закончил он.

— Я вспомнил вас, — заметил Этан. — Вас зовут, кажется… другой парень звал вас «Уолтер». — Он оглянулся по сторонам. — А где этот ваш друг, такой здоровый парень…

— Который поздоровее? Септембер… разделался с ним, — сообщила Колетта. — Свет потух, но я уверена, это был он. Конечно, это не в… — она осеклась. — Интересно, откуда он взялся?

Этан вспомнил смутное видение: бормочущее чудовище — там, в лодке, перед тем, как он потерял сознание.

— Кажется, я понимаю, о ком вы говорите. Он напугал меня до полусмерти… как черт там возник.

— Да, интересно, — начал дю Кане, — я помню, когда…

— Папа, ешь спокойно, — сказала Колетта.

Этан присмотрелся к девушке, похожей на розового Будду, в своем спасательном наряде. Кто из них президент компании?

Девушка взглянула на него. Это был открытый и прямой взгляд. Он почувствовал, что подпадает под его влияние… Нет. Это должно быть его преимуществом. Он отвернулся, а она, должно быть, почувствовала его нервозность.

— Вы, кажется, получили самый серьезный ушиб, мистер Форчун, — сказала она сочувственно. Ясно, что она действительно хотела его подбодрить. И шишка на затылке как будто подтверждала ее правоту.

— У него было оружие? — спросил он.

Она спокойно ответила:

— Нет, наверное, он просто сломал ему шею. Чистая работа.

— Послушайте, — сказал он, — простите, что я назвал вас… за то, что я сказал тогда.

— Ладно, — пробормотала она, — я привыкла. — И он понял, что впервые она сказала явную неправду.

Дю Кане почувствовал неловкость, но постарался ее не выдать.

— На вас, кажется, одежда этого мертвого типа?

— Не очень-то впору, — пробурчал он и помахал руками.

Если не быть осторожным, можно потерять перчатки. Но ему было не до внешнего вида. Главное для него — тепло. Хотя, может, и не так, как для Колетты дю Кане. Он оглянулся.

— А где этот, как его?..

— Сква Септембер, — подсказал Вильямс.

— Да, он.

Колетта показала на дверь.

— Когда мы поняли, что это отделение довольно хорошо сохранилось…

Кстати, он вас втащил сюда… то стало ясно, что это настоящее убежище.

Здесь можно сохранить тепло, укрыться от ветра. Припасы на случай аварии вон в том погнутом ящике сзади. К счастью, они уцелели. Он немного перекусил и ушел наружу. Пока не возвращался.

— Да, не видно, — вставил дю Кане. Еда посыпалась у него изо рта, и он смущенно стал запихивать ее обратно.

— Думаю, что с ним будет все нормально, — вставил Вильямс. — Он взял с собой один из излучателей, а у меня остался другой. Он наказал, чтобы я подавлял любые антиобщественные проявления нашего противника, — он показал на мрачного Уолтера.

Тот бросил тоскливый взгляд на оружие.

— Хо! От этого типа и мне солоно пришлось. — Уолтер поежился. Видно, ему было еще холоднее, чем Этану. В нескольких рубаках и пончо из запасов лодки, он имел странный вид и был похож на толстую лягушку. Но пончо, видимо, не совсем подходило к этой температуре. И Уолтеру было скверно.

Этан оценил одежду дю Кане и его дочки. Она подходила им как нельзя лучше, точно сшитая в ателье. Ясно, похитители не собирались морозить их до смерти. На Вильямсе, наверно, одежда самого Уолтера. О жутком происхождении своей он уже знал.

Если кому и суждено замерзнуть насмерть, то он бы без угрызений совести пожелал этому типу с поврежденной рукой. Только подумать, что с ними могло произойти из-за этого идиота…

Постойте-ка. Если на нем спецкостюм Котабита, на Вильямсе — Уолтера, на дю Кане — их собственные, то во что одет Септембер? Похоже, он вышел наружу без пальто? Если только у похитителей не было лишнего костюма, что едва ли вероятно. Однако это трудности Септембера. Сейчас есть и более важные вещи, о которых стоит подумать.

— Кто знает, — спросил он у Вильямса, — где мы находимся?

Но ответил Уолтер.

— Мы должны были приземлиться, — сказал он мрачно, — примерно в 200 километрах к юго-востоку от «Медной обезьяны». Из-за всяких поганых проволочек и плохого топлива мы попали в поле взрыва, который мы подготовили на «Антаресе». Мы сбились с курса. Я не знаю, как там сработали все эти компьютеры и прочее, но мы сейчас на половине расстояния от рассчитанной точки приземления. И наши шансы выбраться отсюда не стоят гроша.

— Взрыв? — удивился Этан. Но Уолтер, видимо, и так сказал больше, чем хотел. Он сразу замолчал и отодвинулся в угол.

— Возможно, средних размеров бомба, которая должна была сработать после нашего отлета, — со знающим видом прокомментировала Колетта. — Так как после нашей посадки и отлета не поднялась тревога, они, видно, это предусмотрели. Наверно, это был маневр, чтобы убедить спасателей, что в той секции все, и особенно мы с папой, взлетели на воздух.

— Ну да, — ответил Этан, — там бы думали, что вы погибли, а эти двое безопасно провели бы свое дело. И никакой ответственности. Славно придумано. Если бы кто-то появился тогда в этой секции, ему бы не поздоровилось. — Он зло взглянул на Уолтера, который его проигнорировал.

— Похоже, — сказала Колетта. — Со всеми их проволочками они нарушили собственный план и не уложились. Они бы и вовсе не выбрались, если бы папа… — она передернула плечами.

— Вам, — укоризненно заметил Этан, — следовало бы благодарить его за спасение вашей жизни.

Взгляд ее стал унылым:

— Жизнь? Понимаете, мистер Форчун, что такое быть богатым? Это — замечательно. Но быть богатой и чтобы над тобой смеялись…

— Почему же вы не пох… — он прикусил язык, но она и так поняла.

— Не похудела? — подхватила она. — Увы, не могу. Осложнение после операции гландов. Врачи говорят, ничего не поделаешь. — Она надменно отвернулась. — Смотрите, не замерзните.

— Слушайте, — встрял Уолтер, — что бы вы там ни думали, мы не планировали никого взрывать. Потому я и не пристрелил вас двоих, когда вы сунулись в лодочный отсек. Если бы спасатели нашли тело кого-то из вас или куски тел, они поинтересовались бы, почему же нет их останков — он показал на дю Кане. — А Котабиту и другим нужно было исключить случайности. Да, нам нужна была уверенность. А сейчас, — заключил он обреченно, — есть уверенность, что мы все замерзнем насмерть.

— Надеюсь, что не придется умирать в вашей компании, — сказал Этан, со всей твердостью, на которую был способен. — Да и, думаю, не так все плохо. Кто-нибудь проверял пульт на лодке?

Колетта покачала головой:

— Как говорил Септембер, это просто лом. Я сама не разбираюсь, но ему можно поверить.

— К тому же у нас нет мало-мальски подходящих средств коммуникации, — мрачно подсказал Вильямс, — не говоря уже о межконтинентальных средствах.

Короче, они попались, оказались заброшенными в незнакомый мир за сотни километров от человеческих селений, с полярным климатом, трудным даже для моржей, в котором помощи можно было ждать только друг от друга.

Хуже того, обнаружить их лодку могут лишь случайно, и никто не собирается их искать, их считают погибшими, включая партнеров Уолтера, ожидавших около поселка.

Мороженая пища — вещь неплохая, но превратиться в нее самому не хотелось бы. Да, ближайшие перспективы, как видно, не греют. Ни в каком смысле. Но он не привык сидеть и ждать, когда к нему придут покупатели.

Эта привычка, по счастью, осталась. Он решил совершить прогулку — разогреть кровь, отвлечься и осмотреться.

Он встал: капюшон болтался, но очки были прилажены хорошо.

— Ну, и куда вы собираетесь? — спросила Колетта.

— Осмотреть окрестности: нет ли поблизости магазина электрокроватей.

Он застегнул верхнюю застежку, пытаясь приладить капюшон, опустил очки. Свет сразу стал тусклее. Он нащупал ручку дверцы, повернул, дернул… никакой реакции. Снова дернул.

— Замерзла.

— О боги, — сказала Колетта, — какой удивительный аналитик…

Вот и еще причина, чтобы выйти. Дверь получила хороший пинок и пару ругательств в придачу. Пинок ли помог, или ругательства подействовали, но дверца подалась на несколько сантиметров, а потом неохотно отворилась.

Он осторожно закрыл ее за собой и осмотрелся. Ступать надо было осторожно: под снегом могли быть впадины. Он взглянул на центральную часть их корабля. Снег хрустел под ногами, словно стекло. Ветер завывал в разбитых металлических конструкциях. От его дыхания образовывалось облачко, маленький признак жизни.

Он физически ощущал работу своих легких. Они, казалось, съежились в морозном воздухе. Каждый вдох обжигал и жалил.

Лодка при посадке зарылась носом в землю. Оглядев все, он понял, что сделал, вероятно, глупость. Но он не был космическим разведчиком. Встав на колени, он взял немного снега и стал в него вглядываться — на вид это был обыкновенный снег.

Он попробовал его на язык, во рту стало холодно. Снег таял в жаркой полости рта. Старый добрый снег из аш-два-о, как на Земле. Из видеозаписей он знал, что атмосфера на Тран-ки-ки — практически, как на Земле. Он только не учел, что снег может содержать токсичные элементы.

Но их не было, все пока шло нормально. Снег хорошо усваивался, утолял жажду. В виде опыта он приподнял свои очки. Опыт был кратким. Стряхнув с ресниц замерзшие слезинки, он быстро опустил очки. Сияние было невыносимым. В очках было хорошо видно, и можно было смотреть на снег, не травмируя зрение. Пожалуй, человек без защитных очков здесь мог ослепнуть, даже не поняв, что произошло. Это было бы куда хуже куриной слепоты: не видишь ни в сумерках, ни ясным днем.

Он поскользнулся и еле удержался. Минуту он стоял и перевел дыхание.

Не хватало еще здесь вывихнуть руку или сломать ногу.

Он дошел до начала корабля. Еще раз бросив взгляд на то, что осталось от пассажирского отделения, он заглянул в пилотскую кабину. Дверца была погнутой, как стенка консервной жестянки. Разбитые иллюминаторы были заполнены снегом, смешанным с землей. Эта смесь проникла и в нос кабины, запорошив инструментальную панель. Ящички и рычаги были в таком состоянии, что просто удивительно, как этот коротышка-похититель вообще их не угробил. Пульт управления был полностью изувечен.

Повернувшись, чтобы уйти, он споткнулся. Опять чуть не получил травму. Но ему показалось, что он сходит с ума. Когда он решил потрогать этот кривой кусок металла, который подвернулся ему под ноги, то к своему изумлению понял, что это не металл.

Это было голое тело, слегка запорошенное снегом и того цвета, который никак не назовешь здоровым. Оно лежало к нему спиной. Споткнулся он, очевидно, о голову. Он встал на колени и потрогал неподвижный череп. Им свободно, слишком свободно можно было двигать. Дю Кане был прав. Ему вдруг болезненно захотелось заглянуть в глаза, будь они закрыты или открыты, — и, если открыты, осторожно закрыть их, словно на войне. Но он предпочел уйти, не проверяя.

Отряхнув ноги от снега, он отвернулся от замороженного трупа. Вместо этого он стал пытаться представить, как этот Септембер бродит где-то вне защищающей лодки, без специальной одежды. Может быть, у него есть дубликат комплекта, подумал он.

Ясно, что в кабине нет ничего полезного; хотя с его инженерными познаниями судить трудно. Он ничего там не стал трогать. Осторожно скользя, он пробрался к бреши с левого борта. Из свайной стенки торчали обрывки изоляции. Он осторожно выглянул.

В полуметре внизу была заснеженная земля. Лодка зарылась помятым носом в то, что казалось твердым холмом. Но он не очень был похож на холм.

Может быть, его можно обойти. Во всяком случае, это препятствие оказалось достаточно высоким и прочным, чтобы остановить движение лодки.

Здесь можно было видеть что-то, напоминающее щетинистые вечнозеленые низкорослые деревца. Они почти не гнулись на яростном ветру. Сам он сейчас так закоченел, что забыл о ветре. Иголки, похоже, поворачивались к солнцу.

Стволы были толстыми и похоже очень крепкими.

К западу и северу земля была покрыта какой-то зеленью, скорее всего, — короткой и толстой травой. Он посмотрел в сторону горизонта.

Еще одна интересная вещь: линия горизонта словно была начерчена на бумаге. Она была прямой, ровной и неестественно четкой. Обычно на обитаемых планетах такого эффекта не бывает. Здесь, казалось, можно было подойти и прикоснуться к четко прорисованной линии. Небо было насыщенно голубым, чистым, как старые фарфоровые блюда. Небосвод был гладким, как кожа младенца. Ни облачка. Пожалуй, обычное облако в этом ослепительном царстве — сразу замерзло бы, став глыбой льда. Облака здесь были неуместны.

Кроме загрязненного места, где они находились, всюду лежал девственный чистый, искрящийся лед, слегка запорошенный снегом. Опять он вспомнил свои учебные сведения. «В основном, мелкие моря, покрытые бесконечными льдами».

Ледяное сияние на этих недвижных морях без очков не вынесешь. Он спрыгнул на землю, не подумав об обманчивости снега. К счастью, глубина здесь — не больше сантиметра, не так, как внутри, где нанесло сугробы.

Он отошел на несколько шагов и увидел две глубокие бороздки во льду, тянущиеся на юг. Видимо, лодку сильно занесло при посадке, и она, сдирая слой льда, проползла на брюхе, пока не въехала в груду камней, припорошенную снегом.

Через несколько шагов земля кончилась и пошел сплошной лед. Этан наклонился и, расчистив снежок, стал его рассматривать. Трава, казалось, росла прямо изо льда. Росла толстыми пучками — в каком-то определенном порядке. Между соседними стеблями всегда было, хоть и маленькое, равное расстояние.

Трудно, однако, судить, насколько велик был остров, а это был именно остров.

Во рту у Этана появилось странное ощущение, язык был как картонный.

Думая, как бы обойти остров, он ступил на лед. И вот еще одна особенность существования на Тран-ки-ки: без специальных приспособлений типа коньков передвигаться здесь было трудно. К счастью, он не ушел далеко по скользкому льду. Обратно пришлось возвращаться на четвереньках. Когда он достиг твердой почвы, ладони и колени совсем онемели.

Снаряжение спасательной лодки было рассчитано на среднегуманоидный тип миров. Поэтому оно необязательно учитывало здешние климатические особенности. Едва ли в инвентарь были включены коньки.

Словно спохватившись, ветер подул с новой силой так, что стало еще холоднее. Планета, видимо, решила его совсем заморозить и сдуть со своей поверхности.

Ночью, когда становится холоднее (само понятие холода для него приобрело новый смысл), каждый порыв ветра может увеличить опасность. Надо подумать, как избежать превращения их всех в ледяные статуи. Не будь относительной защиты лодки, они бы, пожалуй, уже замерзли — даже в своей специальной одежде.

Зрение ли его изменилось, или холод повлиял на его чувства, но линия горизонта, все такая же резкая, теперь словно отодвинулась, открывая больший простор. Может быть, это только показалось. Может быть, с устройством очков что-то не так. Но, когда он не двигал головой, дальние объекты оставались на прежних местах.

Он взглянул направо, и застыл, — но уже не от холода. Что-то вдали передвигалось по острову. Когда он повертел головой, оно не только не осталось на месте, но и приблизилось. Этан разглядел явно человеческую фигуру. Хотя что-то было в ней странным: ноги казались раздутыми, непропорциональными. Этот человек помахал рукой. Этану оставалось только помахать в ответ. Он замер в напряжении. Если это не человек, лучше принять подходящую позу, чтобы быстро убраться.

Это все-таки был человек, но очень большой. Благодаря двойному комплекту одежды он казался еще больше. Этан снова вспомнил, что его спецкостюм предназначен для человека гораздо крупнее. Примерно такого вот.

Он почувствовал себя немного виноватым. Хорошо еще, что защитные очки были у Септембера с собой. Они делали его немного похожим на водолаза.

Интересно, у него, Этана, такой же дурацкий вид? Вполне возможно. Если этот человек и страдает от холода, то не показывает этого. Когда он приблизился, стало ясно, что у него с ногами. Септембер приспособил для них вырванные из лодки сиденья. Две толстые подушки из люронового драпировочного материала были обвязаны вокруг его сильных опор.

Оказывается, этот материал может создавать и трение на льду. Кроме того, даже будучи потрепанным, он сохраняет свои свойства. Эти самодельные сапоги создавали хорошую прокладку между его ногами и теплопоглощающим льдом.

Импровизированные снегоходы выглядели неуклюже, но это было много лучше, чем скользить на подошвах.

Этан присмотрелся к этому субъекту, который одних спасал, а других уничтожал. Не то чтобы великан, но уж больно здоров, гораздо крупнее покойного Котабита. Два метра высоты и соответствующей ширины. Он попытался «снять мерку» с него, не смог и почему-то огорчился. Ведь не собирался же он что-то продавать этому парню? У того были белые волосы, огромный клюв-нос и нелепая золотая серьга в ухе. В нем было что-то от величия вельможи, но — и от араба, бедуина или какого-то дикаря — тоже.

Септембер остановился, дыша неровно. Небольшое облачко клубилось у его «клюва». Он улыбнулся и протянул руку. Рука была тоже обернута — в материал для набивки сидений. Этан внимательно посмотрел на нее.

— Не так удобно, как ваши форменные перчатки, но греет, что ни говори. Брать что-то в руку трудно, но я пока только прилаживаюсь.

— Понятное дело, — сказал Этан, улыбаясь в ответ и пожимая руку.

Точнее, давая возможность ее потрясти. — Вы, должно быть, Сква Септембер?

— Надо думать так, или кто-то очень нехорошо обманул миссис Септембер. Она-то предпочитает края потеплее.

Хлопая в ладоши и выбивая свои «рукавицы», он все время смотрел на горизонт.

— Ну как у вас дела, дружище? Может быть, пока хватит? Еще пара минут, и я боюсь вам уже не справиться. Держитесь, чтобы случайно не потерять сознание.

— Заснуть и замерзнуть? Нет, спать здесь, определенно не стоит. Ведь замерзаешь постепенно и никогда не знаешь, где опасная черта. Ее я пропустить не хочу.

Септембер кивнул:

— Да, было бы интересно ее проследить, как здесь замерзает тело: сверху вниз или изнутри? — Он похлопал руками по плечам. — Что вам известно об особенностях замерзания? Я просмотрел только обычные туристские пленки: язык, интересные места и прочее. Также и этот маленький… Вильямс. С ним, думаю, можно иметь дело: спокойный, основательный. А это непотребное явление, этот Уолтер, наверное, знает местное наречие. Но, кажется, легче оставить его без языка, чем использовать как переводчика.

— Ну, я торговец, поэтому…

Септембер не дал ему договорить:

— Поэтому вы напичканы разными глаголами, оборотами, правилами произношения? Отлично, приятель.

Этан пожал плечами:

— Не более, чем полагается человеку в моем положении. Также я видел пленки о местных условиях, культуре, флоре, фауне и все такое. Бизнес есть бизнес.

— Или выживание. — Он дружески похлопал Этана по спине, так что тот закашлялся. — Правильно, так и надо! Между прочим, вы — ответственный.

— Как? — переспросил тот, подумав, что пропустил в его излияниях главное. — За что?

— За благополучное возвращение нашей группы в цивилизацию. У всякой экспедиции должен быть лидер. Я назначаю себя вашим заместителем. Где здесь можно отдохнуть, командир? — Он подмигнул.

— Постойте, — сказал Этан, — боюсь, у вас обо мне неправильное представление. Я — вовсе не лидер. Лучше им быть, наверное, вам. Вы так славно управились с этим Котабитом…

— Да, иногда бывают такие случаи, — сказал Септембер, разглядывая свои «рукавицы», — но это ограниченная область. И он уже мертв. Эта проблема не требует дальнейшего внимания. Я же бываю вспыльчив и бью по головам, когда лучше их погладить. Даже когда у меня, кажется, лучшие намерения, меня не всегда понимают. Тут нужен здравый смысл, опыт работы с людьми, умение принимать решения в новых обстоятельствах, не запугивая. А разве все это не требуется при торговых контактах? Присутствие духа, быстрота соображения, а?

— Да, но…

— Умение убеждать, дипломатичность.

Этан наконец встрял в это бесконечное перечисление его добродетелей.

— Видите ли, торговля парфюмерией, вроде «Пупе де Кюи N_7», увы, не делает меня смесью Меттерниха и Амундсена.

— Но это помогает убедить людей, что черное — это белое и полезно для них. Здесь всего-навсего требуется убеждать, что белое — это белое.

— Ладно, ладно, я согласен.

— Я так и думал.

— Только потому, что вы считаете это нужным и только временно. — Он взялся за застежки. — Теперь мой первый приказ: чтобы вы одели этот костюм. Он явно больше подходит человеку вроде вас. Мне не нравится то, что он велик и болтается на мне.

— Сожалею, приятель, — Септембер остановил его руку, взявшуюся за застежку. — Вы — главный, верно, но у нас — свободное общество, а не диктатура. Значит, решения надо принимать большинством голосов. Нас здесь всего двое, давайте решать.

— Я голосую за то, чтобы вы его надели.

— А я за то, чтобы он остался на вас. Сколько вы весите?

— Гм! — Этан был второй раз озадачен за последние несколько минут. — Потрясающе! — Он промямлил ответ.

— Я так и думал, — заметил Септембер. — Возможно, вы похудели.

— Вам он больше кстати. У вас — явно выраженный тип исследователя. А я обойдусь.

— Нет, не обойдетесь, — веско сказал Септембер. — А если ветер ухудшится, нам всем едва будет хватать одежды. А если я, как вы говорите, по типу исследователь, значит, должен переносить холод лучше вас.

— Вы противоречите сами себе, — сказал Этан.

— Не глупите, стараясь поймать меня на слове. Между прочим, этот Котабит пользовался специальным термобельем. Кое-где тесно, но в сочетании с двойной верхней одеждой — удобно. У этого Уолтера, конечно, оно тоже есть. Может, это и не так удобно, как спецжакеты, но я не замерзну, дружище. Особенно если бы сейчас стаканчик бренди… — он мечтательно облизал губы. — Беспокойтесь о себе, а не о старине Сква.

— Сколько вам лет, — с любопытством спросил Этан, глядя на его мускулы, обрисованные тканью. Он надеялся, что тот не обидится. Он не обиделся, скорее это его очень позабавило, — если судить по его широкой улыбке.

— Я старше, чем коротенькая толстушка, — дочка дю Кане, и немного младше Луны. Но вернемся к одежде. Все эти ваши костюмы — темно-коричневые. Моя же верхняя одежда белая. Вы смотритесь как изюм в кексе. Я не так выделяюсь. Старая привычка. По этим вашим пленкам можно хоть примерно судить о температуре ночью?

Этан покосился на низкое потускневшее солнце.

— Если мы на одной линии с поселком, в центральной зоне планеты, то температура понизится всего до 30-40 градусов. Добавьте к этому ветер 80-100 км/ч. Мы, кажется, попали почти в штиль.

— Не жизнь, а малина, ага? Вроде как сбились с графика. — Он слегка пнул ногой снежок. — Интересно, что думают обо всем этом господа дю Кане?

— Они — занятная парочка. Старик слишком неуверен в себе для человека у руля империи. А девушка… — Он смутился при мысли о Колетте. — Она очень толковая… может даже больше. Но она такая раздражительная, язвительная…

— Из-за своей внешности? — заметил Сква. Дело дрянь. Прямо горькая хина. Однако, я думаю, она не будет для нас бременем. А в этом мире я и сам хотел бы иметь несколько лишних килограммов для тепла. — Он заговорил о другом: — Может быть, ночью установим дежурство?

Он ухватился руками за отверстие, чтобы влезть в лодку. Потом повернулся и подал руку Этану.

Влезая на борт. Этан заметил впереди что-то темно-коричневое. Он показал на пилотскую кабину:

— Что, собственно, здесь произошло? Во время спуска?

— А? Ах, это? Ну, это целая история. Я, знаете, выпил… ну, не то что я был пьян, понимаете?

— Не теряйте мысли, — сказал Этан умиротворяюще.

— Ну, в общем, выпил. И понимаете ли, немного не удержался в рамках.

Ну и какие-то ублюдки из команды вбили в свои пустые головы, что мое поведение представляет серьезную угрозу для этик молокососов-пассажиров.

Они накинулись на меня.

Потом я очнулся, будучи извлеченным из здорового сна, в почти полной темноте, где какие-то, как мне показалось, карлики-рудокопы запихивали меня в шахту. Вдобавок я был связан. Я мог подумать, что у меня белая горячка, чего уже давно, кстати, не было. Или что пробудились какие-то наследственные галлюцинации. Когда до меня дошло, что этому есть более простые причины, я расстроился.

— Ясно, — сказал Этан, — они бросили вас в эту лодку, чтобы вы проспались.

— Верно! Если бы меня отправили в карцер, или что там бывает на этик фирменных кораблях, то нужны были бы всякие формальности, протоколы в трех экземплярах. Гораздо проще было запихнуть меня в спасательную лодку.

Сначала я подумал, что тряска и кувыркание — просто какой-то их фокус. Но потом я почувствовал ушибы, притом болезненные! И свободное падение. Это было совсем не смешно. Потом до меня дошло, что мы отделились от корабля в незапланированном рейсе. Я вообще не люблю похищений, особенно если это касается меня. Потом мы вошли в атмосферу, как камень в воду. Я не совсем понимал, что происходит, так что решил разведать. Вы все были не в лучшем состоянии. Не помню, кто был в сознании, а кто — нет, но толку я ни от кого не добился.

Ну а тот парень, — он показал на кабину, — был страшно удивлен, увидев меня. Он сразу направил на меня свою пушку. Я понял, что разговаривать с ним бесполезно. Вышла потасовка. А этот поганец Уолтер не мог понять, вести ли ему лодку или взять свое оружие в помощь дружку. Он пытался делать и то и другое, но ни с чем не справился. Разбил корабль и сломал руку. Что до второго, то я не собирался его убивать. Так получилось. Зато он определенно хотел убить меня.

Он полез в карман и вытащил излучатель:

— Хотите?

— Нет, спасибо. Я пожалуй, застрелю сам себя. Пусть будет у вас.

— Ладно. — Он засунул его обратно. — Может быть, сегодня придется, если будет туго, обогреть одну из стенок… Хотя лучше этого не делать.

Кто знает, какой там остался заряд, а возобновить не будет возможности.

Этан вообще-то имел дело с таким оружием, хотя и отказался от него сейчас. В бизнесе оно пригодится. Случалось, что аборигенам приходила в голову непочтенная мысль — разделаться с торговцем и конфисковать добро, — старая гнилая идейка — получить нечто ни за что. Но сейчас скорее подпалишь себе спину, чем сможешь защититься от аборигена. Так что пусть оно лучше будет у Септембера.

А тот обратился к нему с вопросом:

— Как с продуктами?

— С местными? Не знаю. Разве на лодке их недостаточно?

— Такие корабли рассчитаны человек на двадцать, а нас всего шесть.

Однако, к сожалению, они предусмотрены для переправки с кораблей на обитаемые планеты. И больше, чем двухнедельного запаса концентратов и витаминных таблеток, там не бывает. Для нас это соответствует запасу на четыре земных месяца. А на больше — при жесткой экономии. Если, конечно, усе это съедобно. Хоть вряд ли в таком климате что-нибудь может испортиться.

Этан спросил то, что давно хотел спросить:

— Каковы наши шансы?

Септембер задумался, потом стал рассуждать:

— Двухнедельный запас концентратов, для двадцати человек. Не так уж плохо. Нужно подумать еще о средствах передвижения и подыскать что-нибудь получше этого, — он показал на свои снегоходы. — Это для начала. Потом надо научиться поддерживать тепло в самые холодные ночи и блокировать этот чертов ветер. Нужно также найти способ установить, на каком мы расстоянии от «Медной обезьяны», и какова, если есть, дорога по прямой.

Если нам все это удастся сделать, то уйдет месяца четыре. Но я бы за это не поручился. Может уйти и больше, вот почему я интересуюсь местными возможностями пополнить запасы еды.

— Хорошо. — Этан стал вспоминать все, что видел на лентах. Спрыгнув на лед, он подошел к «траве», росшей прямо из замерзшей почвы, и дернул несколько «травинок» с силой, повторив это несколько раз. В конце концов, с большим сопротивлением, они поддались.

Толстый стебель, или лист, был не длиннее десяти сантиметров. Края листьев были острыми, как у земной травы, но сами они были мясистыми, плотными. Что-то вроде треугольных сосисок яркого цвета. Кое-где красные, кое-где — зеленые, с вариантами от нежно-салатового до бурого. Отчасти это растение напоминало земную полярную растительность, только стебли его были выше, прямее, острее на концах, чем у известного «мезенбриантенум кристаллинум».

— Если я не ошибаюсь, эта штука растет по всей планете. Называется «пика-пина» и съедобна, хотя питательная ценность точно не известна. В ней много минеральных солей и сырого протеина. Это не настоящая трава, а нечто среднее между травой и грибами. Растет даже во льдах. Очень сложная корневая система. Ну и, конечно, не цветет.

— Верю, — заметил Септембер. — Какая уважающая себя пчела обречет себя на гибель на этой планете? — Он взял одно из растений и стал с интересом рассматривать. — Много протеина? Прекрасно. Нам потребуется любое «горючее», когда кончатся припасы. — Он надкусил и задумчиво пожевал стебелек. — Не так плохо. Конечно, не шпинат, но лучше, чем дандельоны.

— Дандельоны?

— Не беспокойтесь, приятель, здесь их, похоже, нету, — заметил он, дожевывая остальную часть растения. — Кожа твердая, как подошва на старом башмаке. Сладковатая на вкус, ближе к петрушке, чем к сельдерею. При хорошей обработке будет почти культурный вид. Уксус у нас имеется?

— Нет, если не считать дочери дю Кане, — фыркнул Этан. — Может, тут есть и другие съедобные растения, но насчет пика-пины точно помню. Трудно судить по данным одного просмотра, тем более, интересовался я больше торговлей и обменом.

— А как с животными? Хорошая котлета не помешала бы.

— Я плохо помню отдел фауны, — он напряженно наморщил лоб, — но животные здесь есть. Да и рыба тоже. И точно помню: съедобная. Она адаптировалась к малокислородному обмену, что позволяет существовать подо льдом. Говорят, очень вкусная.

— Ага! Эту зажарить еще лучше.

— Только надо достать их из-под девятиметрового льда как минимум.

— Ох, я и забыл, — заметил Септембер разочарованно, так что его огромный нос уныло повис.

— Ну а сейчас что делать? — спросил Этан. Одно дело — интересная беседа о планете, другое — непосредственные действия.

— Сначала — получше подготовиться к ночевке. Заснуть здесь можно, вся сложность в том, чтобы проснуться. Если сегодня переночуем нормально, может, завтра смастерим какие-нибудь санки и подумаем о навигационном оборудовании. Может быть, у наших милых похитителей есть карты? Хотя, мы могли сесть в месте, которое на них не обозначено. Перед тем, как мы стукнулись, я поглядел на сигнальный контроль, он зарегистрировал, что мы сильно отклонились. Но о картах надо спросить оставшегося в живых.

— А си будет сотрудничать?

— Почему нет? Он такой же кандидат на замерзание. Между прочим, и вы припомните все известные вам сведения и попробуйте соотнести Арзудун с известными вам ориентирами на планете.

— Я сам позабочусь о тепле сегодня ночью. Внутри огонь лучше не разводить. Но я не знаю, как это сделать снаружи. Хорошо еще, что есть запасы древесины. Вот если бы мы очутились посреди этого пространства, — он показал на ледяной океан, — было бы куда хуже!

Этан подумал, что на лодке нет никакого горючего. Не годились ни упаковочный материал, ни начинка сидений. Сам Патрик Морион не развел бы здесь костра. Можно с помощью подогревателя для консервов добыть огонь, но его надо чем-то поддерживать. Эх, хорошо было в старину на Земле, когда транспорт делали из дерева!

Септембер показал на остров:

— Можно валить здесь деревья с помощью излучателя. Надеюсь, они не слишком сырые. Интересно, как им удается не замерзать?

При упоминании о морозе Этан снова поглядел на солнце. Оно было пугающе низко. Скоро уйдет дневное тепло… хотя какое это тепло? Точнее: более сносный холод. Здесь, кажется, день на два часа короче, чем на земле.

Дверь в их отделение отворилась туго, со скрипом. Колетта высунула голову. Словно большой барсук после спячки, подумал Этан и подосадовал на себя: что она ему сделала? Но насмешливая мысль возникла сама по себе.

— Нашли что-нибудь? — при этом она посмотрела мимо Этана. Это не должно было раздражать его, но так не получилось.

— Есть деревья, но сейчас их валить — тяжелое дело, — ответил Септембер.

— Пойдемте, Сква, — ляпнул вдруг Этан, — принесем вязанку дров.

Давайте излучатель.

— Да ведь вы не хотели с ним связываться? — удивился тот.

— Я передумал. Буду валить, а вы понесете… нет, не надо. — Рука Септембера застыла. — Еще одно ваше дружеское похлопывание, и я не смогу поднять его. — Этан показал на оружие. Он крепко зажал излучатель в руке.

— Хорошо, Этан. Надо сделать хорошую вязанку, пока еще не стемнело.

Или не поднялся еще больший ветер. — Он поднял воротник, закрывая шею.

Они выбрались из лодки. Колетта задумчиво смотрела им вслед. Потом покачала головой и слегка улыбнулась, прежде чем закрыть за ними дверь.

Уже после захода солнца, в зловещем лунном свете, они ввалились в металлическую комнатку. Этан, которого всего трясло, думал только о том, чтобы не рассыпаться на кусочки. Здесь хотя бы не было этого адского ветра. Его кожа не обморозилась только благодаря маленьким обогревателям, встроенным в капюшон. Он не понимал, как Септембер еще стоит на ногах. А ведь потом будет гораздо хуже.

Что-то брякнулось позади него, и он отскочил. Септембера было не видно за грудой дров, обрезанных лучше, чем любым топором.

Этан откачнулся от двери и медленно опустился на пол. Если он вернется домой целым, то найдет себе прекрасно сидячую работу в кабинете в их заведении и будет блаженствовать. Излучатель он бросил в угол.

Уолтер, похожий на паука в банке, так и набросился на оружие, чтобы тут же направить его на Септембера. Последний же спокойно складывал дрова возле несгораемых ящиков из-под продуктов.

— Это ты сглупил, парень, — сказал похититель Этану, не сводя глаз с Септембера.

— Не делай глупостей, гнилушка, — предупредил тот.

Учитель, как и оба дю Кане, сидели спокойно.

Этан безуспешно пытался найти местечко потеплее. Септембер уложил часть дров и веточек в центре комнаты на зелено-коричневые иголки. Тут еще было что-то напоминающее лишайник, правда, очень отдаленно.

Колетта повернулась к отцу:

— Папа… зажигалку.

— А? — спросил тот удивленно, потом понял. — Да, пожалуйста!

Он вытащил из кармана и вручил Септемберу какую-то блестящую вещицу.

— Прошу вас, мистер Септембер. Правда, боюсь, она неполная. Я пока обойдусь без курения, — он улыбнулся с надеждой.

Септембер щелкнул. Вещица, как заметил Этан, была роскошная, с филигранной отделкой.

— Спасибо, дю Кане. — Старик явно был польщен. — Это — быстрее и легче, чем возиться с продуктовым подогревателем.

Иголки занялись почти сразу. Дерево затрещало, как разбиваемая посуда, но пламя еле-еле занялось.

Пика-пина, собирать которую было, понятно, легче, чем валить деревья, пропиталась влагой, так что поджечь ее было трудно.

— Эй! — крикнул Уолтер, которому все это надоело. Он считал себя хозяином положения, но никто не обращал на него внимания, что его бесило.

Сначала он изумленно смотрел на них, потом заорал, обращаясь к Септемберу:

— Я сейчас оторву тебе голову! Продырявлю твой череп!

Септембер пошуровал в костре, рассыпая искры. Он подправил его, так как из двери сквозило через щели. Потом лениво посмотрел на Уолтера.

— Да нет, не получится.

— Если думаешь взять меня на пушку… — заорал похититель.

— Ты, коротышка, ползи в свою дыру. Не видишь, я забочусь, чтобы ты не сдох?

Уолтер затрясся, стиснув зубы. Он положил палец на курок.

— Этот несчастный дурак собирался в вас стрелять, — спокойно сказала Колетта.

Легкая зеленая вспышка появилась у дула. Тем и кончилось.

Уолтер оторопел и снова нажал курок. Огонек был чуть заметен. При третьей попытке вовсе ничего не появилось.

Со вздохом, в котором, похоже, были и страх и боль, он бросил бесполезное оружие и убрался в темноту, поглаживая поврежденную руку. Он не сводил глаз, на этот раз испуганных, с Септембера.

— Спокойно, Уолтер. Если мне и хочется сломать вашу цыплячью шею, а туловище забросить в компанию к вашему немому товарищу, то сейчас я это делать не собираюсь. Я слишком устал, хотя завтра или послезавтра могу и передумать. Мне следовало сделать это раньше, но вы такое жалкое подобие мужчины, что с вас достаточно сломанной руки. Больше не надоедайте мне.

Он подошел к двери и стал набивкой из сидений заделывать щель. Вторую щель он оставил для воздуха — и для них, и для костра.

Колетта, наклонившись над ящиком, вытащила какой-то пакет и прочитала этикетку:

— Куриный эскалоп! Прекрасно, но невыгодно. Снабдить обреченных роскошной едой! У кого-то из транспортного начальства есть чувство юмора.

Этан с удивлением отметил, что это — первое подобие шутки с ее стороны. Если был и другой смысл, он его не заметил.

Она вытаскивала консервы, а он был настолько голоден, что набросился на что-то, даже не посмотрев на этикетку.

Септембер, продолжая задраивать щель, бросил взгляд на пристроившегося у огня Вильямса:

— Вы повели себя отлично, учитель. Мне было интересно следить за вашей реакцией.

Тот слегка кивнул.

— Я не думал, что мистер Форчун настолько утомлен или глуп, чтобы подбросить заряженное оружие этому субъекту. Поэтому я понял, что оно — безопасно. Хороший костер вы развели.

— Наслаждайтесь пока, — ответил Септембер, — на ночь дров хватит.

Кажется вы, дружище, говорили, что ночи здесь короче?

Этан кивнул. Он пытался пристроиться к огню так, чтобы случайно не опалиться, но все как-то не получалось. Не попался ему и мягкий кусок дюраллоя. Все-таки шесть человек собралось у яркого, но небольшого костра, и обогреться всем сразу было трудно. Или тепло, или вежливость. С одной стороны греешься, с другой — мерзнешь, такое вот неудобство.