Ледяной ад

ГЛАВА 37

— Комиссия по наследию местных племен не обрадуется, узнав, что вы потревожили останки, — прозвучал в радиоэфире голос Маккензи.

Хэнли нервно затеребила мешочек шамана, который спешно схватила, перерезав ремешок, запечатала в полиэтиленовый пакет для образцов и сунула в карман, как только Нимит отвернулся и пошел к выходу из погребальной пещеры.

— Однако в данных обстоятельствах вы заслуживаете похвалы, Джесси, — вмешался Верно. — Bien fait. Хорошая работа!

Маккензи возразил:

— Похоже, вы слишком доверяете своей интуиции, доктор Хэнли. Нам еще многое выскажут по этому поводу члены Комиссии. Так что с сего момента, пожалуйста, ведите работу более осторожно.

— Я так и собираюсь поступить, — буркнула Хэнли, уязвленная упреком. — Сожалею.

— Ну конечно, вы будете осторожны, — подтвердил Верно, стремясь смягчить тональность разговора. — Итак, что мы поведаем сотрудникам о ваших успехах?

— Есть хорошая новость. Чем бы он ни был, это не синтезированный супервозбудитель двадцать первого века. Теперь мы знаем, что микроб существовал не более двухсот лет назад и убил местного шамана. Не исключено, что именно с ним столкнулись ваши коллеги во время полевых работ.

— Удивительно, — вздохнул Маккензи.

— Похоже, возбудитель дожидался своего часа в каком-то организме. Так случалось раньше. Например, с вирусом Эбола в Конго.

— Господи Иисусе, — прошептал Верно.

— Так или иначе, он естественного происхождения и обитает в чем-то на льду.

— Да, — заметил Верно, — и вполне возможно, что вы направляетесь прямо навстречу ему. Будьте осторожны, ша chere.

— Буду, — пообещала Хэнли.

Маккензи и Верно отключились. Джесси взглянула на сидящего за рулем Нимита, включила ноутбук и сделала запрос по арктическим озерам.

Они тут же нашлись, правда, не на льду, а под — термокарстовые озера. Анализ воды, взятой с глубины двух миль, показал наличие… «Микробов!» — прочитала Хэнли вслух.

Скрежет, подобный трубному реву слонов, перерос в стук, похожий на дробь гигантского дятла, и затем во что-то напоминающее скрип огромных половиц. Хэнли подпрыгнула и от испуга проверила огонек, сигнализирующий об опасности. Тот светился успокаивающим зеленым цветом.

Нимит рассмеялся:

— Это всего лишь льдины. Они трещат, наезжая друг на друга, раскалываются и образуют заторы. — Джек на миг отпустил руль и продемонстрировал руками, как это происходит. — Напоминает смещение тектонических плит.

На экране компьютера замигало сообщение о поступившем письме.

Хэнли вступила в переписку с Джеком.

МАМА!

Да, сынок?

Что происходит?

Я на ледяном поле, в машине со множеством громадных колес.

Какого размера?

Как у грузовика, который тебе подарили на трехлетие.

Там страшно?

Ужасно… красиво.

Ой, ну МАМ. Слушай, папа хочет с тобой поговорить.

— Вот дерьмо, — пробормотала себе под нос Хэнли.

Джесси! Сегодня на моей лужайке остановилась машина с двумя репортерами, они спрашивали, где ты и чем занята. Что, черт побери, им отвечать?

Скажи им, что мы с тобой не разговариваем.

Это недалеко от истины.

Если они не успокоятся, скажи, что я храню врачебную тайну. Отправь их к Мансону.

Я постараюсь, но если они начнут донимать Джоя, я расколочу им фары.

В добрый час. Поцелуй за меня Джоя на ночь.

Тедди Зейл спросил, как у них дела. Джек подкорректировал курс, равняясь на сигнал глобальной системы навигации. Передатчик, установленный в фургоне, автоматически поддерживал связь со станцией и одновременно служил вторым радиоканалом. В машине имелось и третье — резервное — радиоустройство, но оно было отключено. Чаще всего Джек и Хэнли пользовались трансиверами, встроенными в шлемы.

— Надеюсь, мы не мчимся на свидание с торосами, — забеспокоилась Хэнли, вглядываясь в «качалку», бегущую впереди, словно электронная зверушка.

— Есть более опасные места, где они могут появиться, — ответил Нимит.

— Да? Какие, например?

— Позади нас.

На белом поле выделялся черный холм. «Гора Маккензи», — сказал Нимит.

Без ориентира для сравнения Хэнли трудно было определить, насколько высока эта гора и на каком расстоянии от машины находится. Через несколько минут Нимит припарковал фургон в районе шести желтовато-зеленых меток.

— И куда, черт возьми, ты меня завез? — полюбопытствовала Хэнли.

— В самый центр пустоты. Мы одни посреди океана, раскинувшегося на две тысячи миль вокруг.

— А до Лос-Анджелеса сколько?

Он задумался.

— Около четырех тысяч миль. Это примерно равно расстоянию между Лос-Анджелесом и Амазонкой.

— Боже, я бы сейчас все отдала за чашку кофе с молоком. Не знаешь, где поблизости его подают?

— Ближе чем в Мурманске ты вряд ли найдешь кофе. Ну а молоко…

— Как я понимаю, мы на месте. — Хэнли махнула рукой в сторону меток.

— Да. Можно вылезать. Лед довольно устойчив.

— А он не сдвинется?

— Этот — нет, потому что он прибрежный. А вот исследовательская станция, расположенная на океаническом льду, может проплыть за сутки девять миль.

— Наверное, испытываешь странное ощущение, находясь в таком постоянном движении, — промолвила Хэнли.

— В девяностых годах китайское судно из Гонконга во время шторма потеряло груз — желтых игрушечных утят. Они вывалились за борт в Тихом океане и объявились через семь лет на пляжах Атлантики. Из одного океана в другой их перенесли потоки ледяных глыб.

— Теперь мы с Джоем будем повнимательнее разглядывать пляж.

Нимит улыбнулся.

— У льда стабильная траектория? — спросила Хэнли.

— Да, он движется против часовой стрелки, однако зигзаги его непредсказуемы. Поэтому так трудно найти корабль, засевший во льдах.

«Как убийцу шамана», — подумала Хэнли.

И выбралась из фургона. За ней, держа ружье наперевес, последовал Нимит. Джесси взяла несколько образцов льда непосредственно с места стоянки. Потом, нагнувшись, разметая снег ногой, начала осматривать местность с помощью электрического фонарика.

— Что ты ищешь? — спросил Джек.

— Трупы.

— Что?!

Хэнли выпрямилась.

— Останки животных, птиц — всех, кто способен быть переносчиком болезни. Я бы хотела вычислить тварь, погубившую шамана и твоих товарищей. Встречаются здесь в это время года какие-нибудь птицы?

— Да. Например, чистики. Иногда задерживается парочка больших полярных чаек. Но с каждым годом количество пернатых сокращается. Подсчет поголовья ведет Мак.

— Чем же питаются эти птицы?

— Обычно креветки и ракообразные с приходом зимы уходят на большие глубины, однако некоторое их количество — как раз достаточное, чтобы прокормить отбившихся от стай птиц, — остается у поверхности воды.

— Ракообразные… теперь понятно, откуда в телах каиновая кислота. Вы находите мертвых птиц?

— Иногда.

— А в последнее время не случалось? Ученые зафиксировали бы подобную находку?

— Только если обнаружили бы что-то действительно необычное.

— Кто-нибудь из погибших занимался проблемой мертвых птиц? Например, Анни?

— Насколько я знаю, нет.

Хэнли пошла вокруг помеченной флажками площадки, объясняя:

— Вирусы проникают в нас разными путями. Возможно заражение от соприкосновения с пометом. Потому — ты не поверишь — я теперь ищу птичье дерьмо.

— И как, успешно?

— Более чем! — Она подошла к Джеку и рассмеялась.

— Тебя радует неудача?

— Меня радует вооруженный пингвин. Ты уверен, что ружье не заледенеет?

— Я обработал его тефлоновой смазкой. — Нимит указал в темноту. — Полынья там.

Через несколько минут они подошли к краю темной воды. Пахнуло водорослями.

— Устройство, которое они приехали проверять, отпугивает обитателей полыньи? — спросила Хэнли.

— Это обычный дистанционно управляемый щуп. Похож на гигантскую сигару — длина около десяти футов, вес примерно десять килограммов. Работает очень медленно. Коснется чего-то, останавливается, пятится, обходит — как машина с бампером. Водным жителям он не помеха.

— В списке оборудования, возвращенного на станцию, щуп не значится.

Разумеется, ведь он по-прежнему в полынье. С мотором малой мощности он способен пыхтеть там вечно. Когда поступит команда, встроенная система самонаведения пригонит его к месту погружения. А так он просто кружит и кружит в воде на скорости в четыре морских узла.

— А что он делает?

— Контролирует обстановку. Он оснащен эхолотом и может дать представление обо всем Арктическом бассейне. Каждые три месяца полевая команда снимает показания приборов.

— Тише, — насторожилась Хэнли. — Тут кто-то есть!

Они принялись вглядываться в полынью. Джек поднял ледяной осколок и швырнул в воду. В ответ раздался странный звук — будто кто-то обо что-то шлепнулся.

— Что за черт? — удивилась Хэнли.

Черная вода побежала кругами.

— Скорее всего это тюлень. Он спит в полынье «стоя», как поплавок.

— И никакая температура его не смущает?

— Главное, чтобы ветер не дул. От ветра тюлень прячется под лед, около полыньи. Когда воздух в легких кончается, он просыпается, высовывается наружу, делает вдох и снова уходит под лед спать. У тюленей минимальная теплоотдача, их невозможно разыскать с помощью инфракрасных сенсоров.

Джек поймал светом фонаря едва заметное углубление во льду и поднял руку, призывая Хэнли к тишине. Прошла минута. Вдруг из полыньи взметнулся со свистом фонтанчик.

Хэнли отпрыгнула.

— Это тюлень вдохнул, — пояснил Джек.

— А зачем он выпустил маленький гейзер?

— Освободил пасть для глотка воздуха.

— Чем питаются тюлени? — спросила Хэнли.

Водорослями, моллюсками, всякой мертвечиной, которая оседает на дно. Глубинные воды гораздо теплее поверхностных. Снизу во льду образуются трещины, они заполняются водой и дают приют водорослям. В этих висячих садах пасется множество животных.

— А не было резкого увеличения смертности среди тюленей или моржей?

— Нет. Хотя в последнее время они покидают Арктику тысячами.

— Почему?

— Пока никому не удавалось расспросить их с пристрастием. Скорее всего они ощущают наступление каких-то крупных перемен и спасаются бегством. В восемьдесят восьмом году у северного побережья Норвегии объявилось стадо примерно из двухсот тысяч голов.

— Аисты тоже предчувствуют катаклизмы. Они поднимаются в воздух перед извержением вулкана или землетрясением.

— Ну, тюлени движутся медленнее аистов.

— Ладно, забудем на время про тюленей. Если они и служат носителями заразы, то между ними и погибшими учеными наверняка имеется посредник. В летний период я бы заподозрила насекомых, но сейчас… — Хэнли проводила взглядом падающую звезду. — А чем еще занимались в лагере?

— Брали образцы льда. Анни интересовалась, насколько далеко проникли загрязнения с юга и как они влияют на экосистему.

— Да, — кивнула Хэнли, — мы проверили образцы. Ничего криминального не обнаружили.

Она пошла вперед, Джек — за ней. Лед поскрипывал под их тяжестью.

— Оказывается, здешние места кишат живностью…

— Ага, — согласился Нимит.

Хэнли остановилась и выгнула спину.

Нимит обеспокоился:

— Как ты себя чувствуешь?

— Ничего, все в порядке. Просто немного устала.

Хэнли попыталась стряхнуть напряжение, вращая плечевыми суставами и касаясь пальцами мысков обуви.

Вдруг соседний сугроб взревел, вырос и выдвинул громадные белые клыки и когти величиной с грабельные зубы.

Обмякшая Хэнли с трудом удержалась на ногах. Медведь разинул пасть. Хэнли всегда казалось, что зев млекопитающего красный, но сейчас она увидела кромешный мрак, который, добавляя ужаса, вонял мясом.

«Джек!» — захотела она крикнуть и, словно в кошмарном сне, сумела выдавить только слабое:

— Джек…

Нимит вскинул ружье и прицелился в чудовище. Медведь фыркнул. Хэнли могла бы поклясться, что он озадачен: почему люди не бегут к чертовой матери? Хэнли и сама этому удивлялась.

Нимит выстрелил в воздух. Медведь решил испугаться. Он опустился на четыре лапы, повернулся спиной и прыгнул в полынью с еле слышным всплеском. Громадная туша исчезла в мгновение ока.

— О Господи, — проговорила Хэнли, — о Боже мой…

— Сделай глубокий вдох, — посоветовал Нимит.

— Меня трясет. Словно попала в автомобильную аварию. — Хэнли уперлась руками в колени. — Просто так взял и появился…

— Скорее всего он охотился на тюленя. Он знает, что тюлени любят погреться в снегу.

— Медведь настолько умный, что маскируется?

— Еще бы! — Нимит рассмеялся, испытывая радостное возбуждение от того, что остался жив после опасной стычки. — Он даже прикрывает лапами черный нос, притворяясь сугробом.

Хэнли затошнило.

— Мечтаю избавиться от этой бандуры. — Она постучала по шлему.

— Там, — Джек показал ружьем на фургон, — пожалуйста.

Он первым забрался в кабину и помог Хэнли подняться по лесенке из скоб. Через несколько минут они расстегнули воротники, снял шлемы и до пояса спустили внешние слои костюмов. Хэнли продолжала бить нервная дрожь.

В кабине было холодно. Джек отодвинул заслонку и вытащил темный брусок, отпилил от него кусочек и подал Хэнли. Она принюхалась, наблюдая затем, как Нимит отпиливает порцию для себя.

— Что это такое?

— Средство для успокоения нервов.

Хэнли лизнула лекарство и завопила:

— Виски!

Когда напиток оттаял в кружке и проявил свою крепость, Хэнли благодарно чмокнула Нимита в щеку. Он засмеялся.

Хэнли немедленно попросила добавки. Нимит вместо этого предложил ей горького шоколада и занялся приготовлением ужина в крошечной кухне.

Хэнли присоединилась к нему.

— А это, черт возьми, что такое? Замороженная пицца?

— He-а. Фасоль.

— Без банки?

— Естественно. Нет тары — нет мусора. Отламываешь столько, сколько нужно, и разогреваешь в микроволновке или на костре. В качестве горючего мы используем желе из вымоченного в бензине хлопка — оно дает ровное и горячее пламя, вроде топлива «Стерно», или припасенную на крайний случай пачку газогидрата.

Хэнли поморщилась:

— Как бойскауты… Я выросла, считай, на улице. Терпеть не могу походы. Предпочитаю нежиться в помещении.

Нимит прыснул, взглянув на выражение ее лица.

— Меняло сих пор трясет, — сказала она. — Может, все-таки дашь еще брусочки? Полагаю, панацеи доктора Баха.

— Ты поклонница гомеопатии?

— Только не выдавай меня коллегам. Из-за работы я отчасти превратилась в ипохондрика. Каждый день я вижу, что делает с плотью инфекция. Тут поневоле начнешь находить у себя всякие болячки. Я питаю надежду, что здоровый дух оздоровит тело.

— Понимаю. Наши шаманы тоже полагают, что надо воздействовать в первую очередь на разум. Они умеют ставить примочки, однако настоящую работу ведут где-то в другом измерении.

Разложив еду в две маленьких плошки, Джек засунул их в микроволновку. Тем временем температура воздуха в кабине заметно поднялась. Когда Джек вынул тарелки из печки, под потолком образовалось облачко.

— Боже, да мне жарко! — удивилась Хэнли.

— Отпусти пониже слои костюма, — велел Джек.

— Не могу больше сидеть, — пожаловалась Хэнли. — Хочу лечь и вытянуться во всю длину.

— Прошу! — махнул рукой Нимит. — Там туалет и две койки. Они складываются в сиденья, но я всегда держу их раскрытыми.

Хэнли прошла в конец салона и села на край койки. Джек устроился рядом с мисками в руках, в каждой миске торчала ложка.

— Конечно, это не тот обед, который запомнится на всю жизнь, но необходимыми калориями он тебя обеспечит.

Хэнли нежно погладила его по щеке и с благодарностью приняла миску с фасолью, картофельным пюре, макаронами, кубиками вяленого куриного мяса и кукурузой. Она изголодалась и обессилела.

Оба принялись за еду, точно за работу: молча и энергично. Покончив со своей порцией, Хэнли слегка коснулась руки Джека.

— Пожалуй, мне пора прилечь.

— Давай, только не снимай жилет и укройся термопростыней. — Джек вытряхнул остатки еды в ловушку для леммингов, которую Хэнли забрала из малого «Трюдо».

— Спасибо, что спас меня от дяди Миши, — сказала Джесси и сделала большой глоток воды из фляги.

Джек улыбнулся и поцеловал ее.

— Не знаю, сказать ли тебе, что обычно делала моя бабушка, если объявлялся медведь.

— Что?

— Она прогоняла его прочь деревянной вешалкой для одежды.

— Боевая девчонка — твоя бабуля!

— Да уж. Больше никто на такое не осмеливался. Медведи страшно опасны, а бабушка отмахивалась от них, будто от докучливых мух.

— Молодчина! — Хэнли зевнула и забралась в постель.

Крыша над задней частью салона была прозрачной.

Джек прилег рядом.

— Ты сможешь уснуть? — спросила Хэнли.

— Да, немного погодя. Меня ломает. И вообще как-то…

— Бессонница?

— Скорее внутренние часы, доставшиеся от предков. Иннуиты очень поздно ложатся спать — особенно летом. Обычно они бодрствуют ночью и спят до полудня.

— Почему?

— Не знаю. Просто так повелось. Летом мы, дети, столь активно общались, что не ложились спать вообще.

— Но ведь вам нужно было по утрам идти в школу!

— Конечно. Школьные власти просто бесились. Мы или пропускали занятия, или вырубались на уроках. На «Трюдо» я вернулся к прежней привычке путать день с ночью. За зиму я постепенно перестроюсь.

— Не ложиться спать по расписанию!.. Мой сын был бы в восторге. И никто не следил за вами, чтобы вы соблюдали режим дня?

— В общине нас никто никогда не отчитывал и не контролировал. Все уважали в нас взрослых.

— Как это?

— Очень просто. В каждом ребенке живет атик — дух семьи.

— Не понимаю.

— Иннуиты верят, что у человека две души.

— Две?

— Да. Когда человек умирает, одна душа остается при нем, а другая, более добрая, отправляется в путешествие. Она бродит до тех пор, пока в семье не народится новый человек. В него-то она и вселяется.

— Значит, у тебя душа предка?

— Именно.

— Неудивительно, что ты кажешься старше своих лет, — с улыбкой заметила Хэнли. — В честь кого тебя назвали?

— В честь брата моего деда по материнской линии. Отличный охотник. И бабушка и мама время от времени называли меня Старым Дядюшкой.

— Ты знал всех своих бабушек и дедушек?

— Да, но лучше всех — мамину маму, ту, что пугала медведя вешалкой. И ее мужа Быстрого Камня — он учил меня охотиться. Крепкий был иннуит. Бил зверя до последних дней. Когда кончились силы ходить на охоту в зимнее время, продолжал охотиться летом. И всегда ловил рыбу. Почувствовав, что больше не может ни охотиться, ни рыбачить, собрал пожитки и уплыл на лодке. Насовсем. Я видел, как он уплывал.

— И не попытался его остановить?

Джек покачал головой:

— Нет. Я не имел права.

— А жена?

— Она к тому времени умерла. Мама очень разозлилась на него.

— За то, что он не попрощался?

— Нет. Вместе с ним уплыл его чек на оплату социальных нужд. — Джек обреченно пожал плечами. — Все семьи стремились как можно дольше не отпускать от себя стариков. Мы вечно голодали, пособия бабушки и дедушки были для нас манной небесной. Так что времена, когда старые люди считались обузой, канули в прошлое.

Хэнли зевнула:

— Извини, дело не в твоем рассказе. Просто я очень устала.

— Тогда постарайся заснуть.

— Не могу. Шаман умер так же, как твои товарищи. Значит, зараза таится где-то здесь, но это «где-то» — такое большое…

Хэнли сомкнула веки.

— Понятно, почему у тебя проблемы со сном. — Джек сел и порылся в рюкзаке. — Вот, держи.

Хэнли открыла глаза.

— Опа! — Она понюхала самокрутку. — Травка! Откуда?

Джек усмехнулся, щелкнул зажигалкой и поднес к косяку.

— Парень называет ее «Арктическая высота» и выращивает гидропонным способом в садоводческой лаборатории. Он работает в столовой. Наверняка ты его встречала — алеут в футболке, на которой написано «Реабилитация — для трусов».

Хэнли глубоко затянулась и задержала дыхание, раздув щеки.

— Похоже, у тебя определенно была веселая юность, — сказала она, выдохнув, и убрала с глаз прядь волос. — Ого! О-го-го!

— Что, не хуже калифорнийской? — улыбнулся Нимит и погасил свет.

Хэнли почувствовала, как у нее расслабляются мышцы. Она еще раз затянулась и передала косячок Джеку. Над их головами висели звезды, раскаленные добела, и окрашивали кабину в серебристый цвет. Нимит затянулся, серебро слегка покраснело.

Расскажи еще, — попросила Хэнли, закрывая глаза.

— О чем?

— О твоем народе.

Нимит поправил у нее на плече одеяло.

— Иннуиты считают, что есть душа и что души умеют разговаривать.

— Правда?

— Они думают, что животные произошли от нас. Вот, например, сегодняшний тюлень — это отрубленные руки девушки.

— Бог мой! — Хэнли оторвала голову от подушки. — Кто же ее изувечил и зачем?

— Она не захотела выйти замуж по воле отца, и он ее за это наказал. По другой версии, казнь растянулась на несколько этапов. В сильный шторм отец бросил дочь за борт. Строптивая, она начала цепляться за край лодки. Тогда отец отрезал ей пальцы, и те превратились в тюленей; потом запястья — они обернулись моржами; и наконец, предплечья, которые перекинулись в китов. В результате несчастная опустилась на дно океана и стала нашей морской богиней Седной. Если ты не уважаешь преследуемого зверя, то его душа в виде чудовища будет мучить тебя до тех пор, пока ты не умрешь от испытания. А голод тебе обеспечен, потому что Седна прекратит посылать тюленей в твою сторону.

— А если уважаешь животное?

— Его дух соглашается на перевоплощение. Ты как бы всю жизнь имеешь дело с одной сущностью, меняющей тела. Наш шаман всегда говорил, что мы питаемся оболочками души.

— Довольно запутанная теория. — Хэнли зевнула. — А что еще?

— Раньше мы думали, что на свете существует всего несколько белых людей. — Джек свернулся калачиком рядом с Хэнли и обнял ее. — Мы считали, что земля — неподвижный диск, а звезды — летучие духи. Мы называли душу «анерка», то есть «дыхание жизни», и так же обозначали поэзию. Мы не запоминали песен, не хранили письмена, не составляли карт, не имели постоянного адреса…

Дыхание Хэнли сделалось ровным и глубоким. Джек убрал с ее лица прядь волос и заправил ей за ухо.

— Мы думали, что буран — это поминки по ушедшему человеку, дождь — месть и что Пьер Трюдо — порядочная сволочь.