Перри Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк сидели в офисе адвоката.
Атмосфера была буквально перенасыщена унынием.
— Извини, Перри, — произнес Дрейк. — Представляешь, не могу найти ни малейшей зацепки, чтобы тебе помочь. Честно говоря, такая помощь даже теоретически вряд ли возможна. Дела такого рода — голубая мечта для окружного прокурора. У Гамильтона Бергера — неопровержимые вещественные доказательства: пуля, обрывок коробки из-под сухого льда, связь между этими предметами и обвиняемой. Ее взяли с поличным прямо у мусорного бака. Там же оказалось орудие убийства.
Мейсон откинулся на спинку кресла, опустив голову и сосредоточенно уставясь на пресс-папье.
Делла Стрит переводила взгляд с Мейсона на Дрейка и обратно. Глаза ее выдавали горячее сочувствие рыцарю справедливости, угодившему в столь малоприятную передрягу.
— Гамильтону Бергеру рановато мечтать о победных лаврах, — отозвался наконец Мейсон. — Есть моменты, полностью опровергающие его теорию.
— Ты печешься о его теориях? — подивился Дрейк. — Да ты сегодня получил только первый урок. А завтра тебя ожидает второй. И ходит мнение, что он тебя прижал к стенке, потому и присутствует на процессе собственной персоной.
— Зачем понадобилось Фремонту соваться в ванную к этой девице? — вдруг спросил Мейсон.
— Может, она загнала его туда?
— И он добровольно отдал свое оружие? У него была привычка держать револьвер под рукой.
— Где именно? — уточнил Дрейк.
— Наверное, в боковом кармане, — предположил Мейсон, — а скорее всего, в специальном чехле у пояса. Этот субъект ведь всегда был при оружии.
— Она вполне могла купить его в духе дамских детективных романов. Начала молить о пощаде, раскрыла объятия, пала на колени, а между тем рукой шарила по талии. И вот она встает на ноги, пистолет наизготове и…
— И что? — спросил Мейсон.
— Стреляет в него.
— Зачем?
— Затем, что он не собирается идти навстречу ее братцу и принять возмещение убытков.
— Какое там возмещение! — воскликнул Мейсон. — Братец возвращается и забирает все подчистую, тысяч пятнадцать-двадцать фремонтовых долларов. Отправив Родни в тюрьму, Фремонт навсегда лишился бы этих денег до последнего цента. Нет, Пол, если окружной прокурор придерживается этой версии, и надеюсь, что так оно и есть, я сумею торпедировать ее на глазах у присяжных.
— Сколько бы торпед ты ни выпустил, она останется на плаву, — возразил Дрейк. — И учти, пожалуйста, Перри, это дело тебе не выиграть с помощью перекрестных допросов свидетелей обвинения. Доказательства предъявлены неумолимые, можно сказать, математические… По всей видимости, завтра обвинение обрушит на тебя весь свой джентльменский набор, тогда тебе придется воззвать к Нэнси Бэнкс: «Проследуйте, пожалуйста, к месту для свидетельских показаний!», и она должна будет занять это место и произнести перед присяжными свою исповедь, причем более убедительную, чем ту, что она рассказывала до сих пор.
— Исповедь исповедью, но что вдохновило на исповедь тебя? — спросил Мейсон.
— Выражение твоего лица, — ответил Дрейк.
Мейсон вскочил и принялся расхаживать по кабинету.
— Дьявольщина! — воскликнул он. — Как раз тот случай, когда клиенту нужен другой адвокат. Мне не с руки вести это дело.
— Почему, собственно?
— Потому что я свято поклоняюсь истине, — сказал Мейсон. — Я люблю оперировать фактами. Все легко и просто, если клиент невиновен, но если клиент совершил подозрительные поступки, пусть и вынужденно, ситуация сложнее… Адвокаты по уголовным делам подчас не позволяют своему клиенту выкладывать всю правду. Они выжидают, пока обвинение откроет карты, предъявит улики, потом отыскивают пробелы в системе вещественных доказательств, а уж тогда выпускают клиента с историей, которая хорошо согласует факты и ловко использует слабости прокурорской версии. В результате прокуратура пребывает в дьявольском замешательстве… Разумеется, никто из этих адвокатов не подбивает своих клиентов на лжесвидетельство, в ход идут намеки вроде такого: ежели, мол, ты будешь рассказывать то-то и то-то так-то и так-то, не исключено, что присяжные развесят уши. У клиента обычно хватает ума сложить два и два. А адвокаты с самого начала не хотят знать, как было на самом деле, чтобы клиенту не пришлось менять показания, а защитнику чувствовать себя соучастником лжесвидетельства.
— Это дело обстоит так, что ее исповедь вряд ли поможет.
— Не знаю, — с сомнением произнес Мейсон. — Она решительная женщина и способна произвести впечатление.
— Понятно, — сказал Дрейк. — Эти трюки срабатывали, пока среди присяжных не было женщин. Стоило девушке с хорошенькими ножками оказаться в обвиняемых, ей могло сойти с рук даже убийство. А теперь в состав жюри вводят женщин, и они оценивают обвиняемую дьявольски придирчиво. Чуть-чуть только она обнажит ножку выше положенного, и голоса присяжных женского пола напрочь потеряны. С другой стороны, прятать ножки тоже вредно, утрачивается влияние на мужчин.
— Ей вовсе не надо демонстрировать ножки, — возразил Мейсон. — Достаточно рассказать историю, правдоподобно объясняющую факты.
— Какую, к примеру?
— Она приехала в мотель, чтобы встретиться со своим братом.
— Ты полагаешь, для этого?
— Склонен полагать. Вполне логичное объяснение. Она приехала в мотель, попросила меня внести за брата залог. Она предчувствовала, что за братом установят слежку и попытаются отнять выигрыш у нее, как раньше у Родни. И ей хотелось выяснить, что он на самом деле натворил, сколько денег присвоил и, вообще, какова ситуация.
Дрейк прищелкнул пальцами:
— Конечно, и все становится на свои места. Брат приехал туда. И вдруг на сцене появляется Фремонт. Они рассорились. Брат пригрозил ему: «Попробуй только засадить меня в тюрьму! Ни цента не увидишь из своих двадцати тысяч — или сколько там было — впридачу пооткровенничаю с ребятами из налогового управления, и тебя уложат на лопатки не позднее двадцати четырех часов…»
— А потом?
— Потом Фремонт замахнулся на него, юный Бэнкс двинул ему кулаком в пузо, загнал в душевую и…
— И что? — поощрил Мейсон.
— Ну, — продолжил Дрейк неуверенно, — потом Фремонт вытащил револьвер, а Бэнкс у него револьвер отнял и выстрелил.
— Как мог Бэнкс отнять револьвер? — спросил Мейсон. — Ты затолкал Фремонта в душевую и оставил с револьвером в руках. Каким образом Бэнкс отнял у него револьвер и остался в живых?
— Наверное, девушка включилась, — предположил Дрейк. — Схватила револьвер или отвлекла внимание Фремонта.
— Ладно, — уступил Мейсон, — рассказывай дальше.
Дрейк хотел еще что-то добавить, но сдержался.
— Черт побери, Перри, чтобы придумать легенду, нужно время. Если ты хочешь подвергнуть меня перекрестному допросу…
Тут пальцами прищелкнул Мейсон.
— Что, тебя осенило? — поинтересовался Дрейк.
— Я вдруг сообразил, почему Гамильтон Бергер присутствует на суде собственной персоной.
— Почему?
— Помнишь, он выступил в том смысле, что дело требует присутствия представителей от прокуратуры, ну, что-то в этом роде, — и посмотрел на свою секретаршу.
Делла Стрит кивнула:
— Я записала дословно. — Она открыла блокнот, перелистала, нашла нужную страницу и зачитала: «Да, ваша честь, мне будет ассистировать мой помощник Роберт Калверт Норрис, но преимущественно дело буду вести я сам… По причинам, которые раскроются в ходе процесса, данное дело должно стать чрезвычайно значимым, даже уникальным, поэтому необходимо личное участие законно избранного в этом графстве прокурора. Некоторые юридические аспекты дела впоследствии наверняка послужат правовым прецедентом…»
— Теперь все ясно, — сказал Мейсон. — Он явился санкционировать отклонение от правовой нормы.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Двейк.
— Он намерен вызвать в качестве свидетеля Родни Бэнкса.
— О Боже, ты думаешь, Родни Бэнкс станет давать показания против своей сестры?
— У него не будет выбора, — сказал Мейсон. — Бергер начнет расспрашивать его о растрате, а Родни откажется отвечать, ссылаясь на рекомендацию адвоката: ответы, дескать, могут быть истолкованы ему во вред. Тогда Гамильтон Бергер встанет во весь рост и предъявит суду требование, чтобы тот обязал свидетеля отвечать в любом случае. Он заявит, что в конкретном случае Родни должен дать показания, поскольку обвинение убеждено в их необходимости.
— И Родни Бэнксу придется отвечать на вопросы? — спросила Делла Стрит.
Мейсон кивнул.
— Таков новый — сравнительно новый — закон.
— И вы окажетесь в положении весьма…
— На грани катастрофы, — откликнулся Мейсон. — Пол, садись за телефон. Твой оперативники следят за Родни Бэнксом?
Дрейк кивнул.
— Посоветуй человеку, который приставлен сейчас к нему, наладить с парнем дружеский контакт. А еще лучше пошли к Родни красотку-детектива, пускай познакомится со своим подопечным, а там намекнет, что окружной прокурор собирается использовать его свидетельские показания против сестры.
— Что это даст? Вынудит его бежать за границу, и все?
Мейсон улыбнулся:
— Просто застрахует от внезапности, и противник не возьмет нас голыми руками.
— Родни обратился к одному адвокату, — сообщил Пол Дрейк. — Некто Джарвис Н. Джилмор.
— Вот как? — промолвил задумчиво Мейсон и улыбнулся.
— Ты знаешь его? — спросил Дрейк.
— Знаю. И знаю, как он работает, — сказал Мейсон. — Да будет тебе известно, инициал Н. в его имени обозначает Неттль, что переводится как «жгучая крапива». Так вот, он и впрямь настоящая крапива для прокуроров. Меня эта публика ненавидит, но и уважает: они понимают, что я стою за истину. Джарвис несколько иной вариант. Они терпеть его не могут и, кстати, проигрывают ему чуть ли не каждое дело.
— Причем за истину он не стоит.
— Строго между нами, именно о Джарвисе я думал, когда рассказывал об адвокатах, выслушивающих все аргументы обвинения и берущих потом время на подготовку к защите. За этот перерыв они успевают натаскать обвиняемого, как и что он должен говорить, чтобы извлечь пользу из всех прокурорских промахов… Далее он тянет и тянет время до вечернего перерыва, и только тогда клиент выходит для показаний. Неудивительно, что он готов выдать наиправдоподобнейшую версию, которая устоит под любым натиском. Теперь понятно, почему Джилмор то и дело заглядывал в зал, — сказал Мейсон. — Вот как надо действовать, Пол, чтобы разгромить их в пух и прах. Сейчас ты отправишься на улицу — звонок из автомата трудно проследить. Позвонишь Джарвису Джилмору.
— В такой час?
— В любой час! Я не люблю, когда мне звонят, и моего телефона нет в справочниках. Джарвис — другой человек. У него есть номер для дневных и ночных звонков, более того, у него есть кому отвечать на звонки в любое время суток. Ему нравится, когда ему звонят.
— Итак, что я должен сделать?
— Измени голос. Скажи ему, что говорит друг. Скажи, что окружной прокурор намерен вызвать его клиента и заставить свидетельствовать против сестры.
— И все? — уточнил Пол.
— Повесь трубку и уноси ноги. И забудь об этом звонке навсегда, — ухмыльнулся Мейсон. — Надеюсь, у нашего друга окружного прокурора скоро появится новый материал для размышлений.
— Хочешь сказать, Джарвис Джилмор так хорош…
— Хочу сказать, что Джарвис Джилмор так плох… Действуй, Пол, без промедлений.