Легенды старого Оренбурга

Причуды адвоката

Собирая легенды по прошлому Оренбурга, мне часто приходилось слышать от разных лиц истории, связанные с деятельностью бывшего окружного суда, с теми, кто некогда там работал. Так родилось три рассказа, связанных, как я думал вначале, с разными действующими лицами. Но появлялись новые факты, которые подтверждали, что речь постоянно шла об одном и том же человеке, большом оригинале, обладавшем утонченным вкусом, о похождениях которого прекрасная половина человечества из уст в уста передавала сложенные ими легенды! Что там было правдой, а что вымыслом говорю откровенно, — не знаю! Но ведь говорят, что легенда — приемная дочь истории. Итак, легенда первая.

Телефонный звонок оторвал меня от стакана с чаем. Я собирался ехать на свой садово-огородный участок и был соответствующим образом одет. Звонил начальник оперативно-технического отдела Управления внутренних дел — полковнник Желтов:

— Есть просьба! Очень прошу, пожалуйста, найди недельку-другую свободного времени. Нужна твоя техническая помощь в проведении киносъемки. Дело о-очень интересное и необычное! Оригинально, мерзавцы, все продумали... Словом, приезжай. На месте все узнаешь!

Через полчаса сижу в его кабинете и слушаю фабулу дела:

— В нашей области появилась небольшая группа дельцов. Продают фальшивые бланки водительских удостоверений, талонов предупреждений, дипломов высших учебных заведений. Все изготовлено типографским способом. Вот, на, смотри — классно изготовлено! Отличить от подлинных — сложно, но можно. Нужен не просто фильм, нужен служебный фильм-ориентировка, чтоб с его помощью можно было бы легко установить подделку. Возьмись за эту работу! Помощь людьми обещаю.

Так я познакомился, а позднее и подружился с капитаном милиции Владимиром Назаровым. Съемка фильма отняла у нас не недельку-другую — почти пять месяцев...

У задержанных лиц кавказской национальности Д. и Т. из города Орджоникидзе было изъято более ста десяти образцов гербовых печатей институтов и университетов страны, чистые бланки дипломов и водительских удостоверений. Один из них, человек всего с трехклассным образованием разработал до гениальности простой способ переноса гербовых печатей — от подлинной даже эксперту-криминалисту отличить было чрезвычайно сложно. Но, как всякая подделка, и эта оставляла следы!

... С капитаном Назаровым мы входим в одно из старейших зданий нашего города. Когда-то здесь помещался окружной суд, сейчас — областной. На первом этаже работает нотариальная контора — цель нашего появления здесь...

Редкая женщина в молодости не мечтала о карьере киноактрисы! И если подворачивался случай — с большим удовольствием соглашалась принимать участие в киносъемке. Здесь же произошло обратное — женщины-нотариусы решительно отказались быть «киноактрисами»! Согласия на съемку не дала ни одна из них. Дело дошло до их руководителя — заведующего нотариальной конторой. Объясняем, что снимаем служебный фильм о поддельных документах, что с его помощью и они смогут определять фальшивки.

Наконец, разрешение и согласие на съемку получаем. Достаем пачку бланков дипломов, среди которых только один подлинный. Просим их определить, где бланк диплома, изготовленный Гознаком, а где — поддельный?

С хитрой улыбкой на лице, как бы говорящей «за кого вы нас принимаете?», одна из них открывает сейф, достает оттуда свой диплом, кладет рядом. Мы ведем съемку... В сторону откладывается один бланк диплома, затем второй, третий. Сомнение у нотариусов вызвал... подлинный бланк! Настолько искусно была выполнена фальшивка! После съемки фильма, его монтажа и озвучивания, работники нотариальной конторы смотрят на экран, узнают друг друга, перебрасываясь шутками, смеются. Одновременно знакомятся характерными признаками, выдающими подделку. Позднее фильм демонстрировался и по местному телевидению, правда, в несколько измененном варианте. Впоследствии в этом здании с кинокамерой мне приходилось бывать неоднократно. Ныне оно снесено, на его месте возведено девятиэтажное жилое здание, снесли заодно и здание средней школы № 33.

Занимаясь в архивах, удалось установить, что здание окружного суда было построено в начале 1879 года. Особо громких дел тогда не было — город в то время был невелик. Но тихую и размеренную жизнь горожан всколыхнуло уголовное дело, возбужденное против одного из частных поверенных. У служителей Фемиды оно получило название «Дело из-за хвостика». Этого поверенного обвиняли в подлоге духовного завещания.

Суть заключалась в следующем.

Умирает один чрезвычайно богатый купец. Он оставляем духовное завещание, заверенное священником Агишевым. В тексте завещания оказалось, что этот же Агишев упоминается как наследо-получатель! Таким образом получалось, что духовное завещание должно быть признано недействительным! Священника ожидали крупные неприятности и обвинение в подделке духовного завещания. Но в процессе производства дела выяснилось, что действительная фамилия наследника — Агищев!

Один только маленький хвостик — и буква стала не «Щ», а «Ш»!

Возник вопрос о возможности подделки буквы «Щ» — и дело пришлось разбирать суду, а священнику обратиться за помощью к адвокату.

Защитником священника Агишева в судебном заседаний выступал адвокат Александров, впоследствии — защитник Веры Засулич!

Им дело было выиграно в считанные минуты!

— Я попрошу высокий суд, — сказал адвокат, пригласить в зал заседаний машинистку, печатавшую то завещание, и принести сюда ее машинку «Ундервудъ»!

Когда эта просьба была выполнена, Александров попросил машинистку сделать полную закладку, взял книгу и стал начитывать ей текст, к делу никакого отношения не имеющий. Судья хотел было остановить его, но не успел. Машинистка печатала быстро. Когда примерно полстраницы было заполнено текстом, продиктованным адвокатом, Александров подошел к ней, положил руку ей на плечо и произнес:

— Благодарю вас, вполне достаточно!

Вынул из машинки листы с напечатанным текстом, передал его судьям, а к машинистке обратился с вопросом:

— Мадам! Можете ли вы подтвердить, что это именно та машинка, на которой вы печатали то злополучное завещание?

— Но, господин адвокат, — ответила она, — у нас другой машинки просто нет! Она одна. Текст завещания я печатала именно на ней.

Судьи согласно закивали головами...

— Я обращаюсь к высокочтимому суду и прошу внимательно ознакомиться с образцом текста, — с пафосом произнес Александров. — В двух абзацах книги — из которой я начитывал в вашем присутствии текст, а мадам любезно согласилась печатать его — несколько раз встречается буква «Щ». Видите ли вы четко хвостик от буквы «Щ»?

В предъявленном тексте его видно не было. То был дефект машинки, допускавший «провал» хвостика при несильном ударе по клавише пальцем машинистки. Но стоило усилить удар — хвостик был виден четко.

— Господа судьи! В данном случае кто из вас возьмет грех на душу и предъявит обвинение подсудимому, если пишущая машинка не всегда пропечатывает этот злополучный «хвостик»?

Дело было выиграно, а священнику возвращено честное имя!

Не менее блестяще Александровым было выиграно еще несколько дел. Его выступления в судебных заседаниях, искрометные, часто с известной долей юмора, сравнения вызывали аплодисменты мужчин и слезы умиления у женщин. Александров становится самым популярным в городе адвокатом. Зажиточная часть горожан почитала за честь попасть в число его клиентуры.

Но жизнь в отдаленном и захолустном городке, каким в те годы был Оренбург, ему наскучила. Александров решил покинуть наш город, а своих подопечных передать другому адвокату, большому оригиналу, любившему модно и со вкусом одеваться, любившему утонченный домашний уют. В городе он слыл отменным сердцеедом, любителем и любимцем «слабого» пола. Но то были только слухи, так как никто ни разу не смог уличить его, или, как говорят юристы, — «взять с поличным».

В обществе новый адвокат любил подчеркнуть свое восторженное отношение к даме.

— Имя дамы для меня свято, — говаривал он, — но трижды свято доверие ее!

Может быть именно поэтому, когда возникала необходимость в услугах адвоката, женщины предпочитали обращаться именно к нему.

Лет пятнадцать-двадцать тому назад мне довелось услышать один рассказ о выигранном этим адвокатом, не совсем обычным приемом, деле.

К дочери купца и крупного домовладельца С., так мне назвали его имя, часто приходил молодой человек. В этом доме вскоре он стал буквально своим. Однажды из дома купца С. исчезли какие-то предметы антиквариата, именуемые позднее в уголовном деле как «ценности».

Кто их мог похитить? Посторонние в дом не входили. Горничная? Она оставалась вне подозрений, ее в эти дни просто не было в доме: получив отпуск, она уехала к родственникам в деревню. Подозрение пало на постоянного гостя дочери, несмотря на самое отчаянное ее возражение. Улик похититель не оставил буквально никаких!

Сыщики, приглашенные купцом в дом для расследования этого случая, только руками разводили. Они понимали, что одного подозрения недостаточно, чтобы гостю дочери можно было предъявить обвинение.

— Да и зачем ему что-то похищать? — считали многие. — Дело-то идет к свадьбе. Все равно чуть позднее все его будет — в приданое попадет!

Видя, что отец виновным в краже упорно считает ее жениха, за помощью дочь решила обратиться к этому адвокату.

— Господин адвокат! В хищении ценностей мой папа подозревает... Я хотела бы надеяться на вашу скромность...

— Доверие дамы для меня трижды свято! — перебил ее адвокат.

— Дело в том, что мы почти договорились пожениться. Матушка с батюшкой до этого случая против него ничего не имели... А тут такое!.. Этого сделать он не мог! Не он это! Помогите, прошу вас, восстановить его честное имя! Прошу очень... — И посетительница надушенным платочком стала вытирать появившиеся слезы...

— Ну зачем же так сильно волноваться? — вновь перебил ее адвокат. — Вы так прэлестны, а слезки могут испортить ваше лицо! Вот выпейте стаканчик воды и, прошу вас, успокойтесь! Обещаю вам помочь чем смогу!

После этой встречи адвокат развил бурную деятельность — изучил не только всю жизнь будущего зятя купца С., благо тот из города никуда не выезжал; были установлены все его связи, привычки, черты характера. Но ничего порочащего в собранных им сведениях не было. Настораживало только одно — многие считали его человеком трусоватым. Но трус — не обязательно вор. Да, вот еще — до недавнего времени его иногда видели в ресторане Караван-Сарая. Но последнее время его там не было.

Казалось, что дело вновь заходит в тупик. Адвокат решил использовать, на его взгляд, последний шанс. Но для этого необходимо было получить согласие господина прокурора — на что ни пойдешь для установления истины?

В один из теплых летних дней на даче купца С. в Зауральной роще собрался узкий круг приглашенных. Средь них были будущий зять купца С., прокурор, адвокат и еще два-три человека, лица которых присутствующим вначале были не известны. Хозяин дома представил, но их имена мало что прояснили...

Все уселись вокруг карточного столика на плетеные стулья. Завели модный в те годы граммофон...

Хозяин дома, тасуя колоду карт, начал рассказывать гостям о своих торговых делах, о том, что вместе с похищенными ценностями злоумышленник похитил инкрустированный золотой вязью кубок из сандалового дерева.

— Вы знаете, господа, что меня сейчас больше всего волнует, — продолжал купец, — этот кубок я купил на Меновом дворе у одного хивинца. Он рассказал о его волшебных свойствах — на Востоке преуспели в изготовлении тайных ядов! Если из него пьет владелец кубка — он сможет спасти его от тайно подсыпанного туда зелья!..

— Действительно, — поддержал купца адвокат, — на Востоке преуспели не только в изготовлении тайных ядов, но и в спасении от них!..

— Своим домашним о свойствах этого кубка я все собирался рассказать, да все дела перебивали. Не рассказал... Да! Есть у меня еще одна безделушка, — купец полез в жилетный карман, достал из него маленькую табакерку для нюхательного табака, — ее мне подарил тот же хивинский купец. Смотрите, я беру ее в руки — прошу посмотреть на них... — Купец продемонстрировал ладони своих рук и продолжил: — Как видите, ничего не происходит! А теперь, господин адвокат, прошу вас подержать эту безделицу в ваших! — и протянул табакерку адвокату. — Хивинец поведал мне и еще об одном интересном свойстве того кубка — его нельзя бесследно выкрасть! Прошу вас, господин адвокат, положить табакерку на стол и посмотреть на ваши ладони, в которых она только что находилась. Видите, появляются слабые пока еще пятна. Но со временем они усилятся! Дело в том, продолжал купец, что хивинцы научились обрабатывать такие безделушки каким-то ядом. Сандаловое дерево его хорошо удерживает. Глазом оно незаметно. Но под действием кожного пота яд этот начинает действовать. Похититель, каким бы квалифицированным он ни был, волнуется постоянно.

Его руки усиленно потеют. Похищенный кубок обязательно заклеймит вора — на его руках, через некоторое время после кражи, появится не просто след от кубка, выступит мелкая, вначале абсолютно безболезненная сыпь и если вовремя...

В это время жених судорожным движением поднес руку к лицу и даже чуть наклонился к ней...

Все смотрели на него!

Прокурор встал из-за стола и твердым голосом произнес:

— Господа полицейские! Вор найден, он перед вами. Арестовать его!..

В судебном заседании адвокат горячо говорил о мужской чести, о святости имени дамы и ее доверии. Повернувшись к председательствующему, он произнес:

— Да простят меня господа, присутствующие здесь, в этом заседании! Но дело с хищением ценностей было настолько необычным, круг подозреваемых был настолько узок, что обычные методы сыска и следствия оказались неэффективными. Господа! Я вспомнил одну легенду, рассказанную мне моим подзащитным купцом-хивинцем. Ее-то, с разрешения господина прокурора, мы и решили использовать при раскрытии этого дела. Она фантастически сработала!..

Блестящая речь адвоката, особенно та ее часть, которая была связана со святостью имени дамы, вызвала, как говорят, слезы у присутствовавшей здесь прекрасной половины человечества...

Мне неизвестно, знал ли адвокат свойства некоторых не видимых невооруженным глазом красителей-люминофоров светиться различными цветами при их освещении инфракрасными лучами. Да и были ли открыты в те годы эти свойства? Но, безусловно, адвокату были известны свойства некоторых мелко-дисперсных порошков, практически невидимых простым глазом, «проявляться» под действием влаги, постоянно выделяемой кожей человека. На этом он и построил ход своего необычного следствия!

Прошло много времени с тех пор, когда был снят фильм «Дипломники». Еще больше утекло воды со дня того суда, на котором блеснул тот адвокат, имя которого долгие годы я пытался узнать. Здание окружного суда не уцелело — его снесли, как многие другие памятники архитектуры нашего города. Капитан милиции Назаров сейчас стал полковником. Фильмы я больше не снимаю. Лежит передо мной фотография окружного суда Оренбурга, а в памяти всплывают дела, свидетелем которых мне пришлось быть, дела, о которых пришлось многое слышать от лиц, которых уже нет рядом с нами, дела, ставшие в наши дни легендами Оренбургского окружного суда, и их неожиданное продолжение. Но об этом — другой рассказ, другая легенда.

Как-то мне позвонил Вячеслав Петрович Крючков — старожил нашего города, большой знаток легенд и преданий о нем. Он рассказал об одном случае, некогда произошедшем у стен Петропавловской церкви. Услышанное по своему сюжету было настолько необычным, что я вначале не поверил.

Спустя какое-то время, собирая материалы о купцах, братьях Зайчиковых, вновь услышал эту легенду, правда, в несколько другом художественном оформлении. Поэтому решился поведать ее вам, тем более что некоторые действующие лица встречались в предыдущем повествовании.

Лет пятьдесят-шестьдесят спустя после описанных нами событий в рассказе «Се — лев, а не собака!» — у стен Петропавловской церкви и вокруг нее произошло событие, о котором до недавнего времени старожилы Оренбурга любили вспоминать со смехом, смакуя факты, граничившие с вымыслом, нанизывая на канву повествования все новые подробности.

Дело в том, что сей храм, стоявший практически в самом Центре города, именитыми согражданами был облюбован для проведения бракосочетаний их блистательных отпрысков. Церемония венчания всегда обставлялась пышно и торжественно — дамы блистали здесь своими нарядами и украшениями, экипажи, на которых прибывали приглашенные для свидетельства традиционного на Руси обряда, были осыпаны цветами, впрочем, так же, как и дорожки, ведущие к храму, вместе с его ступенями. Однажды здесь произошел случай, который... но лучше начнем все по порядку.

В Оренбурге был такой купец С. Как утверждали старожилы, еще в середине прошлого века, почти у въезда в город с «хивинской» стороны, на Деевской площади поставил он красного кирпича двухэтажный дом с полуколоннами и полуподвалом. Стоит тот дом и поныне, ни разу не отведав на своем веку капитального ремонта. Байки донесли до нас слухи о необычайной красоте и, что редко бывает совместимым, о необычайной скромности дочери того купца. О всех ее поклонниках говорить не будем — кто домогался ее руки, кто целился на богатство будущего тестя. Но наш рассказ пойдет совсем о другом, несмотря на то, что к этому дому он будет иметь самое прямое отношение.

Как только переедешь Урал с азиатской стороны, справа от дороги и в наши дни стоит еще один дом, тоже красного кирпича — дом купчихи Машковой, владелицы пивоваренного завода. Но к моменту происходивших в нашем рассказе событий владельцем этого предприятия стал ее потомок — как говорили, — внучатый племянник, русский подданный с немецкой фамилией — то ли Клюмп, то ли Штумп. Был он человеком с обостренным чувством собственного достоинства, терявший самообладание, если кто-то смел ему возражать. Доставшееся наследство нельзя было отнести к числу убыточных. К тому же было оно укомплектовано специалистами, в совершенстве знавшими вверенное им дело.

^{Дом купца Серикова.}

Владельцу пивзавода не оставалось ничего другого, как красиво жить! Он нигде не появлялся один. Рядом постоянно находился пес какой-то «заморской» породы. Клюмп любил хорошее вино, миленьких женщин (ну кто же из мужчин их не любит?) и свою коллекцию восточных безделушек, которыми очень гордился, и шел на все, чтоб овладеть полюбившейся ему диковинкой. Но больше жизни любил свою собаку со странной кличкой Поль. Она своему хозяину отвечала такой преданностью, на которую способно только одно существо в мире — собака! Пивовар звал ее иногда ласкательно — Польчик, иногда окликал ее — Наполеончик. Собака откликалась на все клички, произнесенные хозяином. На вопросы любопытных по поводу необычности собачьей клички, Клюмп неизменно отвечал, что его псина необычайно умна, преданна, сообразительна, что он — ее хозяин — обязан Полю даже жизнью!

— Был случай, — рассказывал он, — во двор залезли воры. Поль гонял их по двору, не подпуская к выходу так, как своих противников гонял по всей Европе Наполеон! За это я и прозвал пса Наполеончиком! Так вот, одного из воров он загнал на дерево, второго уложил рядом в «партер», предварительно кое-что с него сняв. Верх непрошенного гостя Поль оставил прикрытым, а вот низ — прошу прощенья — при лунном свете сверкал первородной белизной! Тот, что был на дереве, осипшим голосом взывал о помощи.

Находившийся в «партере», прикрыв руками голову, — дышать боялся... А тут и полицейский вскоре подоспел!..

Но, говорят, если нет теплого домашнего очага, рано или поздно праздная жизнь теряет свою прелесть. Словом, задумал Клюмп остепениться и обзавестись женой. Благо из окна его дома как на ладони были видны особняк купца С. и внушительное количество пролеток воздыхателей его дочери. Но молодого повесу-пивовара привлекали не столько архитектурные прелести особняка, сколь прелести купеческой дочки! Обилие пролеток поклонников молодой госпожи его не смущало — господин Клюмп был уверен в себе. Быть принятым в доме купца С. пивовару не составило большого труда. С немецкой педантичностью он повел «осаду» молодой красавицы, постепенно оттесняя ее поклонников. Тяжело было тягаться с некоторыми, но свою избранницу Клюмп буквально осыпал цветами. Но, увы ... заметного предпочтения перед другими он не замечал. Отец считал партию для своей дочери превосходной! Мать же говорила, что владелец пивного завода — кутила и повеса, человек, который не сможет стать надежным мужем для их дочери. Дочь тоже была на стороне мамаши. И вот настал день, когда господин Клюмп, наверное, впервые в жизни, потерпел сокрушительное фиаско — в руке купеческой дочки ему было решительно отказано! Виды на женитьбу лопнули! То был чувствительный удар по его самолюбию. Затаив зло, он стал вынашивать идею расквитаться. И тем не менее отказаться от посещений этого дома он не мог. Такое решение было выше его сил. Да и полюбил он красавицу, наверное...

В правой части караван-сарайского сада некогда стоял ресторан. Там гуляла публика не только высокого, но и среднего достатка. Оргии затягивались обычно до утра, причиняя немалое беспокойство владельцам окрест расположенных частных домов...

За богато сервированным столом этого ресторана сидело два человека. В одном из них без особого труда можно было узнать господина Клюмпа. Он сидел, откинувшись на спинку кресла. Из-под расстегнутого сюртука был виден полосатый жилет, плотно обтягивающий начинающий округляться животик, который поперек перечеркивала массивная золотая цепь. Один ее конец был закреплен в петле средней пуговицы, второй, вместе с часами, был опущен в жилетный карман. Его собеседником был худощавый молодой человек, чье действительное имя история до наших дней не донесла, но за особенность походки он был известен завсегдатаям ресторана под прозвищем Топтун. Легкая, как бы крадущаяся, его походка была предметом постоянных шуток друзей.

— И какую сумму, уважаемый, желали бы вы получить? На какой срок? О цели займа не спрашиваю — обычно это коммерческая тайна, — спокойным голосом цедил господин Клюмп.

— Какая уж тут тайна, особенно от вас! Мне хотелось бы войти в долю и в дело господина Юрова. Городская Дума недавно дала ему разрешение поставить в конце Николаевской улицы паровую мельницу... Размол там будут вести паровые машины... Он их уже выписал... В нашем крае таких ни у кого пока нет... Юров будет первым... Дума разрешила возвести пока только два этажа, но господин Юров сказал, что «паче найдутся пайщики надежные — и четыре возведу!» Думаю, что Городской Думе некуда будет деться. Да и дивиденды обещает приличные выплачивать...

— Какие гарантии вы можете представить? Сумму-то просите внушительную, уважаемый!

— Могу дать любые, господин Клюмп, которые устроят вас. Только помогите стать на ноги... Должником век вашим буду! Детям накажу...

— Детям? Но вы даже не женаты... М-м... Да-с! Тут надо... Эврика! Есть мысль! И, кажется, неплохая! Вам, господин Топтун, жениться надо! Да, да! Жениться! Вы должны «взять жену с приличным приданым, вот вам и бессрочно-беспроцентная ссуда будет! А богатую невесту мы вам подберем! Есть одна на примете, сам бы женился, да знаю, что я не в ее вкусе. Вам известно имя господина С.? Ах! Какая дочка у него растет! Папашин парничок для нее давно стал тесен... Решено! Мы вас, дорогой, оженим! Я им представлю вас... Но за труды положено...

— Но, господин Клюмп, я же...

— Не беспокойтесь. Деньги меня мало интересуют. Главное — не волноваться! Я все беру на себя... Но как только вы станете семейным человеком, в знак признательности, вы передадите мне, коллекционеру, сандаловый кубок с инкрустациями, подаренный господину С. при очередной его сделке каким-то хивинцем... Дочери намекните, что в приданом и кубок тот желательно... Главное, он господину С. не нужен, стоит, пылится. А в моей «восточной» коллекции на него смотреть будет приятно! Только в ней он «заиграет» во всю силу! О таком — давно мечтал, да все случая не было... Ну, как?

— Считайте, если свадьба состоится, — кубок ваш!

Вскоре Топтун стал частым гостем в ресторане купца Белова, что стоял над обрывистой кручей набережной Урала, с дошедшим до наших дней названием «Поплавок». Он постоянно занимал угловой столик с видом на реку и зауральские дали. Все чаще стал появляться в ресторане в обществе прелестной девушки — дочки купца С. Особенно бережно он усаживал за стол ее мамашу, которая первое время «при дочке» была неотлучно. Но, убедившись в серьезных намерениях молодого человека, иногда оставляла их вдвоем. В городе стали поговаривать о их возможной свадьбе, о том, что отец невесты в качестве приданого уже оговорил на местной бирже условия покупки акций купца Юрова, о том, что в доме начались приготовления к бракосочетанию...

И где бы ни появлялась эта пара, изящная фигурка невесты не оставляла равнодушным ни одного мужчину. У Топтуна появились даже завистники, но их он не замечал.

И вдруг грянул гром — в доме у купца С. была совершена странная кража — драгоценности остались на месте, пропала какая-то «хитрая» курительная трубка, сандаловый кубок и кое-что по мелочи. Местные сыщики удивлялись странному вору. Злые языки поговаривали, что в краже повинен жених, тем более что Топтун ходил мрачнее тучи. Подвыпивший купец С. кому-то клялся, что свадьбе не бывать. Невеста перестала бывать в обществе. Столик в ресторане на «Беловке» пустовал... Шел слух, что будто бы у невесты от слез не просыхают глаза, что будто бы ее видели входящей в дом к местному адвокату Городисскому, которого она просила сделать все возможное, чтобы вернуть честное имя ее жениху...

С этого момента события стали нарастать с головокружительной быстротой: кто-то видел, что у дома Клюмпа долго стояла полицейская карета, кто-то слышал, как выла собака пивовара, будто бы зарубленная шашкой полицейского, на которого она бросилась, так как была не на привязи. Следом пополз и другой слух — Клюмп перестал посещать дом купца С., так как у пивовара в доме было обнаружено все похищенное, что он выставил несколько свидетелей, подтверждающий , что Клюмп эти вещи купил на Меновом дворе у какого-то хивинца и что сам Клюмп клялся и божился в этом. Но сам он перестал бывать не только в обществе, но и в его любимом ресторане, а это явно говорило не в пользу Клюмпа. Наступившая зима несколько остудила страсти, покрыв белым саваном все вокруг. О скандале постепенно стали забывать, тем более что семья купца С. выехала в Самару, а на окнах их особняка, смотревших в сторону пивоваренного завода Клюмпа, появились деревянные щиты, как бы подчеркивающие нежелание хозяев этого дома даже смотреть в ту сторону. Тем самым пивовар вновь был уязвлен...

Пришла весна, на улицах города появились дамы, вместе с ними — слухи! Кто-то видел Клюмпа с его неизменным спутником, собакой Полем, которую оказывается никто не убивал, и она так же преданно смотрела в глаза своему хозяину, а хозяин все так же стал проводить свое время в ресторане сада Караван-Сарая, что семья купца С. вернулась из Самары и что у них, кажется, что-то готовится, что их дочь вновь расцвела и повеселела. И вдруг — еще одна новость: из Самары приехали сваты от какого-то крупного судовладельца, сватают их дочь!

— Да не-е! Вовсе он не судовладелец, — говорили одни, — Мельник он. Крупную мельницу под Самарой держит, всю губернию мукой снабжает!

— Владелец-то он владелец, да только не мельницы! — возражали им другие. — Канатная фабрика у него. Пароходство на всей Волге канатами снабжает!.

Слухи росли как снежный ком. Один купец С. хранил упорное молчание и всем домашним строго-настрого наказал язык держать за зубами. Не то... Кто-то видел купчиху в Петропавловской церкви, которая после заутрени о чем-то долго беседовала с батюшкой...

Ходил по городу и другой слух, которому многие не верили, — у Клюмпа в друзьях оказались владельцы пролеток — кучера и извозчики, что он с ними в пьяном угаре проводит много времени, а у его ног все так же преданно лежит его барбос. Такой внезапной дружбе многие удивлялись и ради удовлетворения любопытства стали посещать караван-сарайский ресторан, отчего у его владельца резко возросла выручка...

Все оказалось правдой — Клюмп с кучерами сидел там!

Между тем многие именитые граждане города стали получать от купца С. приглашения на свадьбу дочери с владельцем самарского хлебозавода. Венчание должно было состояться в Петропавловской церкви.

... Свадебный кортеж медленно выползал с Деевской на Чернореченскую площадь. Но мимо Хусаинии по Гостинодворской на пролетках двигалась похоронная процессия. Чтобы не омрачать душевного равновесия новобрачных, свадьба свернула на Орскую, надеясь по Николаевской достичь Петропавловской церкви. Однако на пересечении Гостинодворской и Николаевской вновь заметили траурный кортеж. Свернули на Воскресенскую, но и там их встретили дрожки с ревущими во весь голос женщинами-плакальщицами. Куда бы ни сворачивала свадьба, всюду натыкались на похоронные процессии. Кто-то сказал, что у Клюмпа «изволила издохнуть его любимая собачка». Но купец С. понял ход своего противника, да в тот момент поделать ничего не мог.

Расфранченный жених нервно хлыстал себя по бедрам замшевыми перчатками. Дело близилось к тому, что разгневанный жених мог бросить невесту и укатить в Самару. И ждали бы тогда купеческую дочку либо монастырь, либо незавидная судьба старой девы...

Пришлось рассказать жениху о давней тяжбе между ним и пивоваром, о краже, о попытке разбирательства дела в окружном суде...

Чем дело кончилось между ними — мне долгое время было неизвестно. Но старожилы рассказывали, что на одной из пролеток была установлена отделанная черным крепом платформа, на которой лежало бездыханное тело его любимого Поля. После тех «собачьих» похорон Клюмпа с собакой никто не видел. А вскоре после этого из Оренбурга исчез и сам пивовар.

Но мне приходилось слышать и другую версию этой необычной истории. Своего любимого пса пивовар два дня не кормил. В день свадьбы он дал собаке смесь мелко-нарезанного мяса с хмельной брагой. На той, «обтянутой черным крепом» платформе-катафалке лежал до бесчувствия опоенный Поль. К таким «собачьим» похоронам пивовар стал готовиться загодя, почему и дружбу с владельцами пролеток завел. Рассказывали, что кто-то видел его пса в районе Менового двора и что будто бы собака прибилась к какому-то каравану, с которым и ушла в неизвестном направлении. Собака не смогла простить бывшему хозяину «хмельных похорон»! После такого подумаешь — а мыслит ли собака?

Так ли это было на самом деле или нет? Ответить на такой вопрос мне не по силам. Однако из многих литературных источников широко известны купеческие забавы и «шутки», которые они позволяли по отношению друг к другу. Доподлинно известно, что аналогичная похоронная процессия около Петропавловской церкви была. Была и с пролетками, и с нанятыми женщинами-плакальщицами...

Что касается свадьбы, как мне рассказывали, она все же состоялась. Но не в Оренбурге. Была она пышной, громкой. О блеске ее и великолепии слух прошел от Самары до Саратова. Потом новобрачные перебрались к отцу в Оренбург, история эта тем не окончилась, а имела продолжение, но то тема следующего рассказа.

^{Дом «со львами» — ныне в нем размещена больница Оренбургского района (ул.Ленинская, 22).}

Если, уважаемый читатель, тебе случится пройти от Драмтеатра по улице Ленинской к пивзаводу, обрати внимание на здание Оренбургской районной больницы, Расположенное буквально напротив, многим известное под именем «Дом со львами». В истории нашего города оно должно занять достойное место. И не потому, что в нем когда-то жил генерал С. Т. Циолковский, родной брат деда Константина Эдуардовича Циолковского — Игнатия.

В моей памяти он сохранился по впечатлениям детских лет. В тридцатых годах туда водила меня мать на медицинские осмотры. Видимо, в те годы там располагалась детская поликлиника. Запомнилось, что стены и потолки там были расписаны на мифологические темы: по стенам порхали обнаженные нимфы-женщины, вокруг них, на фоне изумрудно-зеленого леса, порхали розовые ангелочки. То был неземной рай. Когда мать вводила меня туда, обычно бросала: «Смотри под ноги. Не пяль глаза по сторонам!» Но мальчишка есть мальчишка! Меня одолевали вопросы, которые я тут же адресовал матери:

— Мама! А почему на стенах тети голые?

— Это не тети, — отвечала мать, — это святые мадонны...

— А почему они голые? — продолжал упорствовать я.

— Потому что они святые...

— Мам! А ты у нас не святая? — после некоторой паузы продолжал я.

— Нет. А почему ты так решил?

— Но ты же одетая! — громко сказал я.

Оглушительный подзатыльник поставил точку на моих вопросах. С ее стороны это было, конечно же, непедагогично!

В этом доме с довоенных лет я больше не был ни разу. И если эта роспись ныне уничтожена вместе с ажурной лепкой карнизов так же, как роспись Маковского на взорванном Казанском кафедральном соборе, некогда стоявшем на месте Дома Советов — искренне жаль!

Об этом доме от отца однажды мне пришлось услышать следующую легенду: «Жил в этом доме до революции известный в нашем городе адвокат. Он был известен не только своей блестящей адвокатской практикой, но и своими амурными похождениями. Вот только имени его я не помню. Слыл он большим оригиналом! Мой отец, а твой дедушка, рассказывал, что под землей он сделал тоннель с выходом на соседнюю улицу. Проложил под землей узкоколейку, за границей купил электрическую тележку, там ее установил и, по слухам, на ней катал экзальтированных дам. В необходимых случаях — выпускал их с другой стороны от своего дома на соседнюю улицу! Вот и подумай, где в нашей стране впервые было проложено метро?

Была то легенда или быль — тогда мне было неизвестно. Да и имени адвоката отец не помнил. Но то, что «Дом со львами» имел подземный ход на другую улицу — слышать приходилось от многих. Большинство рассказчиков помнило и необычную роспись стен и потолков. Спустя много лет после того рассказа отца о «Доме со львами» мне довелось услышать еще раз. Человек, поведавший мне эту историю, ссылался на свою покойную бабушку, в молодости работавшую горничной у какого-то купца. Ее хозяйка, тогда молодая и очень привлекательная женщина, была дружна с ней и не имела от нее секретов. Иногда своей горничной доверяла поручения весьма деликатного свойства. Именно поэтому бабушка была всегда в курсе дел хозяйки. Но вот беда — имени идвоката она не называла, либо мой собеседник просто его не запомнил.

В 1972 году мне довелось принять участие в исследовательской экспедиции по местам боев Емельяна Пугачева. В одной из деревень от бывшего казачьего офицера, человека весьма преклонных лет, я вновь услышал легенду об этом адвокате и предотвращенной дуэли в Дворянском собрании Оренбурга. И снова имя адвоката названо не было. В прошлом году мне пришлось обратиться к Вячеславу Петровичу Крючкову — неутомимому рассказчику, историку-краеведу по призванию, а не по образованию. Но родственники сказали, что он находится в больнице. Решил навестить его там. Рассказал о сделанном мне предложении записать мифы и легенды, связанные с нашим городом, известные мне. Поведал Вячеславу Петровичу об одном затруднении — есть одна легенда, очень интересная, связанная с именем местного адвоката, жившего некогда в «Доме со львами», да вот беда, его имени не знаю и найти не могу.

— Вы имеете ввиду адвоката Городисского, до революции проживавшего в этом доме? — вновь удивил меня феноменальной памятью Вячеслав Петрович. — Интересный и неординарный был человек! А что вам известно о нем?

Перескакивая с одного факта на другой, беспорядочно буквально высыпал на Крючкова все, что за годы удалось мне узнать о «Доме со львами»...

... Горожанам он стал хорошо известен после того, как помог раскрыть хищение хивинского антиквариата из дома купца С. Был известен хорошо и в Дворянском собрании, где любил перекинуться в картишки, но никогда не поддавался игорному азарту. Там он слыл знатоком хороших коньяков и вин. Многих удивлял своими золотыми часами фирмы «Лонжин» — не открывая крышки часов, с точностью до минуты мог сказать точное время. Нажимал на корпусе какую-то кнопку — вначале раздавались редкие удары — то были часы, затем следовали двойные удары — четверть часа, бой заканчивался частыми единичными ударами — успевай считать минуты!

В среде тех, кто знал его достаточно хорошо, ходила легенда о несостоявшейся дуэли.

— ...Мда-с! Скажу я вам, господа, на кого как, а вот на меня лично ни хорошее вино, ни «Камю», ни «Арманьяк» не действуют так, как премиленькая женщина! — небрежно перебирая полученные карты, цедил сидящий офицер одного из линейных батальонов, расквартированных под Оренбургом. — Вы знаете купца Д.? Биржевой игрок... Да что там игрок... Ах! Какой цветочек вырастил он в своем доме! Таких милашек я не встречал больше нигде! Встретил я их на гулянье в Зауральной роще. Поверьте — после этого и служба на ум не шла! Поразила меня их дочь своим обаянием. Как я старался хоть кем-нибудь быть представленным им... Да случай не подворачивался... Помог мне в этом наш оренбургский ветерок — налетел он внезапно, — кладя карту из стол, продолжал офицер, — сорвал с белокурой головки шляпку! Папочка не успел еще рот разинуть, а дочка сказать «Ах!», как сорванную шляпку я с легким поклоном вручил хозяйке. Представился им. Затем-с встречал эту семейку несколько раз то на Беловке, то на главной аллее Зауральной рощи... Раскланивался с ними... Папаша покровительственно улыбался, приветствуя меня, дочка — краснела! Однажды пригласил их покататься на лодке. Получил согласие... По реке кружили часа два, болтая о всяких пустяках. В следующее воскресенье мы все опять были в лодке... Так продолжалось с месяц. Однажды я обратил внимание, что папаша рассеянно смотрел из лодки по сторонам, беседу не поддерживал, был чем-то озабочен. Попросил пристать к берегу, извинился, сошел с лодки и вверил мне этот цветочек!.. Ах! Как зарделась она, когда я впервые поцеловал ее ручку! Потом позволила поцеловать и в шейку... Остальное было делом техники! Спустя несколько дней «бои шли в глубине обороны противника, причем позиции он сдавал одну за другой, почти не сопротивляясь!»

Городисский медленно сложил свои карты, положил их перед собой на стол и, чеканя слова, произнес:

— Господин офицер! Каждому порядочному человеку понятно: то, что вы позволили себе сейчас рассказать обществу — подлость! Она заключается не столько в том, что вы завоевали доверие девицы и использовали его себе во благо, сколь в огласке ее имени! Для уважающего себя мужчины имя женщины должно быть свято, и трижды свято доверие ее! Оно не вонючая солдатская портянка, которую можно выставлять напоказ!..

— Это оскорбление! — грозно вращая глазами, бросил офицер. — Вы изволили оскорбить офицера!

Отодвинув стул, он резко встал. За его спиной, готовясь предотвратить возможные необдуманные действия, встало несколько человек.

— Таких, как вы, не оскорбляют. Их высылают в отдаленные гарнизоны, где длинный язык приносит минимальный вред не только его владельцу, но и окружающим, — беря свою инкрустированную трость, ответил Городисский. — Я постараюсь использовать все свое влияние и связи для того, чтобы вы, господин офицер, в ближайшее время любовались бы восходом или закатом солнца где-нибудь на берегах Аральского или Каспийского моря!

Адвокат встал и спокойно направился к выходу. Как говорят, спустя некоторое время этого офицера в Оренбурге не стало. Предсказание Городисского сбылось!

Меж тем не спеша он шел по Николаевской улице, свернул на Неплюевскую и зашел в церковь «Во имя Троицы», стоявшую рядом с его домом. На выходе он лицом к лицу столкнулся со своим клиентом-купцом, дело которого только что выиграл в окружном суде. Клиент пригласил адвоката посетить его дом, «откушать чая и что Бог послал». Там Городисский был представлен молодой красавице жене и встречен ею застенчивой улыбкой.

Адвокат стал желанным гостем в этом доме...

На углу Введенской и Неплюевской остановилась пролетка на «дутиках», с которой сошла молодая дама, щедро расплатилась с извозчиком и направилась к Троицкой Церкви. У входа перекрестилась, огляделась вокруг и быстрым шагом подошла к дому адвоката Городисского, поднялась по ступенькам крыльца, бросила взгляд на лежавшие здесь изваяния львов, как бы стороживших вход в жилище.

Мимо крыльца с караваем хлеба под мышкой прошел Степан Вавилин — сосед адвоката. Подошел к калитке и, поднимая щеколду, взглянул на очередного посетителя, стоявшего на крыльце. Затем вошел во двор своего дома. Женщина толкнула дверь. Она оказалась не запертой — видимо даму здесь ждали. Ей навстречу поднялся хозяин дома:

— Вы пришли! И, как всегда, божественно прекрасны, подобно розе Востока. Прошу пройти в скромные апартаменты человека, преклоняющегося перед вашей неземной красотой! — подав руку, пригласил даму в дом.

Гостья пошла вслед за хозяином дома, разглядывая роспись потолков и стен. Подобно музейному экскурсоводу, господин Городисский подробно рассказывал содержание древних легенд, которым были посвящены настенные сюжеты. Обход был закончен в небольшой, уютно обставленной и располагавшей к отдыху комнате. У окна, с видом во двор, стоял изящный, с гнутыми резными ножками и художественой росписью столик в стиле Людовика XIV. Рядом — не менее изящный диван «визави». В глубине двора стоял невысокий деревянный забор, как бы разгораживающий два «поместья». За ним виднелся небольшой флигель, вросший в землю. Вход в него был со стороны Орской улицы — параллельной Неплюевской. Двор владений адвоката от соседей по бокам отделял высокий забор.

Плавным жестом, сопровождаемым легким поклоном, хозяин предложил даме присесть у стола. Усаживаясь рядом, он повернул одну из розеток на торце стола. Внутри что-то легонько щелкнуло, створки стола раскрылись, снизу плавно выплыла сервированная легкими закусками поверхность стола. В центре, в серебряном ведерке со льдом стояла бутылка шампанского...

— Ах! Господин Городисский! Но это же лишнее! — с напускным неудовольствием в голосе сказала дама — Совсем лишнее! Боюсь, что мой приход неправильно истолкован вами!..

Адвокат, целуя ее руки, сыпал извинениями:

— Вы даже в гневе прэлестны, дорогая! Обидеть вас у меня даже в мыслях не было! Я утомил вас показом моего жилища и посчитал, что небольшая передышка не может нам повредить!

— Господин Городисский! У вас все так необычно, так чудесно, просто сказочно чудесно...

— Но, сердце мое, наша экскурсия еще не завершена, — разливая по бокалам шампанское, продолжал он. — И если вы не очень утомились, хотелось показать вам еще кое-что не совсем обычное, чем я особенно горжусь!

— Это любопытно! — игриво ответила дама.

Когда с шампанским было покончено, хозяин дома предложил даме руку и продолжил показ своего жилища. По лестнице в несколько ступеней они спустились в полуподвальный этаж, подошли к двухстворчатой двери, от которой вниз вело еще несколько ступеней. Перед ее взглядом предстала какая-то тележка, стоявшая на рельсах, уходивших по тоннелю в темноту. На тележке было установлено два покрытых коврами сиденья с подлокотниками по бокам. Городисский одной рукой поднял какие-то штыри, другой нажал на высокую спинку. Она плавно стала отходить.

— С помощью этого штыря спинке кресла можно придать удобное для вас положение, — продолжал объяснять адвокат. — Тележку эту я выписал из Берлина, — сказал он с гордостью. — В этом помог немецкий промышленник Блюм. В Россию такая тележка была отправлена впервые. Конечно, мне пришлось помочь и ему кое в чем... Движется она с помощью электрической силы почти бесшумно. Не желаете ли прокатиться?

— А это будет не очень страшно?

— Что вы, дорогая! Я же буду рядом!

Когда с помощью хозяина дома гостья удобно устроилась на сиденье самодвижущейся тележки, Городисский сел рядом, повернул на расположенном перед ним щитке какую-то ручку. Под тележкой что-то тихо заурчало, и она плавно двинулась вперед в темноту.

— Ах! — с притворным страхом воскликнула дама...

— Не беспокойтесь! Страшного ничего не будет, — полуобняв даму, вполголоса сказал адвокат. — Вы так прэлестны! Ах как вы прэлестны!...

Внезапно звук, издаваемый движущейся по рельсам тележкой, замер...

— Господи! Что вы делаете? — послышалось из темноты. — О, Боже!... Что со мной будет, если об этом узнает муж?!

— Но мы не будем посвящать его в нашу маленькую тайну...

— Осторожно! Моя прическа... Вы помнете платье... Спустя некоторое время дама вышла из маленького флигеля, стоявшего на Орской улице... Оказавшись дома, хозяйка первым делом, с помощью горничной, переоделась.

— Что за прелесть этот адвокат Городисский, Настенька! Ты себе не можешь этого представить! А дом его! Это не дом, это сказка!... Повесь, пожалуйста, платье, Настенька! А сам адвокат — он не адвокат, он граф Монте-Кристо!..

— Госпожа! Как же вы ходили у господина Городисского? У вас на платье, на талии, одного крючка нет, но я его сейчас пришью...

— Пришей, пожалуйста, душечка! А ты знаешь, Настенька, как он целовал мои руки! Он был так любезен... потом стал целовать руку вот здесь. Я даже легонько стукнула его веером и направилась к выходу...

— Ах, барыня! Вы с ним так строги! А он... он изящный мужчина и такой любезный!... Нет, так вести себя с ним я бы не смогла!..

— Что я слышу, Настенька! Господин Городисский волнует и тебя? Как-нибудь, при случае, я ему об этом скажу... скажу, что он неотразим для женщин ... для всех женщин, даже для прислуги...

— Только не это, барыня! — вскрикнула зардевшаяся собеседница. — Если вы это скажете... господин Городисский Бог знает что может подумать обо мне... прошу вас, барыня, не надо!

— А вот это, Настенька, мы и попытаемся узнать! Что же он подумает, — игриво сказала барыня. — Сгораю от любопытства, от желания увидеть, как он поведет себя с тобой?..

— Но, барыня, как можно? Кто вы и кто я? И потом... если он будет целовать мои руки... я...

— В это время сердце, Настенька, будет биться так, словно захочет вырваться наружу... Но ты должна помнить... в это время ты должна быть твердой! Должна помнить, что он мужчина... а они все такие...

— Когда тебя целует такой мужчина, как можно быть твердой? — прошептала Настенька. — Я бы...

— Что «я бы»?

— Я бы... я бы, наверное, позволила ему все! Я... я крючок пришила...

Прошло несколько дней. У входной двери раздалась трель колокольчика. Настенька подбежала и открыла дверь. На крыльце стоял адвокат.

—Здравствуй, Настенька! Господа дома?

— Здравствуйте, господин Городисский! — в легком реверансе ответила зардевшаяся девушка. — Барин и барыня дома. Входите. Я доложу о вас...

После взаимных приветствий гость и хозяева дома удобно расположились за карточным столиком.

— Я зашел уведомить вас, что ваше исковое заявление к купцу Белову судом удовлетворено полностью!

— И, как всегда, с вашей помощью, господин Городисский! Вы — добрый гений нашей семьи!...

— Ты знаешь, Николя! — перебила супруга. — Впрочем, этого знать ты не можешь. Ты же тогда жил еще в Самаре. Господин адвокат и папеньке моему помог — вывел на чистую воду того противного пивовара, который тогда перед венчанием...

— Не надо преувеличивать моих скромных заслуг. То дела давно минувших дней. Что касается последнего дела — вы же знаете, что Белов — человек расторопный. Весьма расторопный! Мм-да-с! Весьма...Вот только с грамотенкой он не всегда в ладах. Правда, сметлив мужик, сметли-ив! Этого отнять у него нельзя! Никак нельзя-с! Ну, да я побеседовал с его адвокатом... нашли, конечно, общий язык...

— А скажите, господин Городисский, — перебила адвоката молодая хозяйка дома, — только, чур, откровенно — этот «общий язык» обошелся вам не очень дорого?..

Присутствующие весело рассмеялись.

— Не беспокойтесь за это!.. Но Белову некоторое время придется испытывать кое-какие затруднения, — делая ход картой, протянул адвокат. — Да и поделом ему, — с легким презрением бросил адвокат, — неграмотный мужик, а туда же!..

— Настенька! Принеси-ка нам чего-нибудь! Решение суда и старания господина адвоката стоит отметить! Там бутылочка пино-гри где-то застоялась, так ты ее нам...

Когда горничная на столике-каталке подала бутылку выдержанной массандры и фрукты к ней, быстрый и лукавый взгляд барыни заставил ее покраснеть и потупить взор. Смущенная Настенька выпорхнула из гостиной.

Наконец с вином и фруктами было покончено. Хозяин дома обратился к гостю:

— Ваше сообщение так волнует и радует меня, что я не в силах более находиться дома... Боюсь, что покажусь вам невежливым, но прошу меня извинить и ради Бога — не обижаться! Но мне теперь надо срочно быть в конторе. Время не терпит! А вы, господин Городисский, о-очень прошу, не дайте скучать жене! Еще раз, почтительнейше прошу извинить. Но дело есть дело! До встречи! Настенька! Пожалуйста, закрой за мной дверь и постарайся нашему дорогому гостю сделать что-нибудь приятное! Сообрази что-нибудь, чем можно еще гостя угостить.

Когда горничная вошла в комнату, хозяйка лукаво посматривая на Настеньку, начала разговор:

— А вы знаете, что сказала моя дорогая Настенька о вас? Она...

Продолжение этого разговора горничной дослушать не пришлось! Она вспыхнула и выбежала, закрыв лицо руками. А на следующий день...

— Настенька! Дорогая, будь добра, вот этот пакет вручи нашему другу господину Городисскому. Но ... только отдашь ему лично... Надеюсь на твою скромность... и, потом, пусть муж об этом не знает!

Через некоторое время между двух львов, лежавших по бокам крыльца, стояла приятная девичья фигурка и дергала шнур звонка. Дверь распахнулась, в проеме стоял сам адвокат.

— Ах, это вы, душечка! Входите, входите! Что там у вас?

Настенька вошла в дом и подала пакет.

— Это обождет. А вас, милочка, прошу пройти в эту комнату. Прошу!

Адвокат пропустил ее вперед себя...

— Смелее, смелее! Я не так страшен, как вам, наверное, рассказали обо мне!

Городисский подошел к окну, дернул шнур. Шторы с мягким шелестом опустились на подоконник. Полумрак в комнате не был густым и позволил гостье рассматривать всю прелесть росписи стен. Словно зачарованная, девушка сделала несколько шагов вглубь комнаты, обводя взглядом роспись. Такое видеть ей пришлось впервые! Вдруг на своей талии она ощутила руку адвоката, слегка притягивающую к нему. Кровь ударила ей в голову, сердце бешено забилось, краска залила лицо, но полумрак комнаты скрыл это.

— Милая девочка! Посмотрите на эту картину — не правда ли, она прэлестна? Она символизирует...

Но Настенька почти ничего не слышала. Каким-то чувством поняла, что ее куда-то ведут, а рука адвоката по талии медленно поднималась вверх к ее груди... Разум подсказывал, что ей немедленно надо уйти. Уйти быстро и решительно. Но сделать это не было сил. Ноги словно налились свинцом... Вдруг ее шею ожег поцелуй. Все поплыло перед глазами, но она еще чувствовала, как чьи-то пальцы расстегивают пуговицы на платье. Появилось ощущение, что она проваливается в какую-то бездну. Рядом со своим лицом она увидела глаза адвоката. Хотела что-то крикнуть, но горячий поцелуй закрыл ее рот, а обнаженные плечи ощутили ласковую прохладу кожи дивана...

Предание не донесло до наших дней, сколь часто эти дамы посещали «Дом со львами». Но однажды...

Мимо охранявших покой этого дома каменных львов по ступеням взбежал мужчина в сюртуке темно-фиолетового Цвета и стал нервно дергать ручку звонка, затем начал кулаком стучать в дверь. Находившиеся в доме поняли этот стук.

Без лишних слов быстро сбежали вниз. Адвокат усадил даму на тележку, показал, как выключается ее ход, и нажал рычаг. Тележка покатилась в темноту. Быстро были закрыты двери в тоннель. Подходя к входной двери, спокойно спросил: «Кто там?»

— Господин Городисский! Прошу немедленно открыть дверь! Мне сказали, что к вам в дом только что зашла моя жена! Открывайте, или я ... — Договорить господин в темно-фиолетовом сюртуке не успел. Дверь была открыта, за ней стоял адвокат и грозно смотрел на непрошенного гостя.

— Милостивый государь! Вы вправе оскорблять жену любым подозрением, хотя бы потому, что она ваша жена! Но любое подозрение должно быть мотивированным. В данный момент оскорбление нанесено мне. Прошу войти в дом и предупреждаю, если у меня в доме вы нс обнаружите вашей жены, я подам на вас в суд, ибо вы оскорбили меня в моем собственном доме. Извинений от такого человека, как вы, я принимать не буду! Прошу ...

Естественно, что господин в сюртуке в доме адвоката своей жены не обнаружил. Обескураженный муж ни с чем вынужден был покинуть дом адвоката, бормоча на ходу извинения, прекрасно понимая, что они ни к месту. За скандальной сценой на пороге «Дома со львами» наблюдал его сосед. Некоторое время спустя, он поведал увиденное своему соседу по дому, чьи дворы соприкасались торцами. В свою очередь тот рассказал, что видел, и не один раз, как из флигеля выходила какая-то дама, а в дверном проеме всегда стоял господин Городисский. В доме же этом жила прислуга адвоката...

Вероятно, что разгадка «секрета» дома Городисского пошла именно отсюда. Тем более, когда ревнивец муж вернулся домой, его жена сидела и мило беседовала со своей горничной. На вопрос, где она была, жена спокойно ответила: «Мы с Настенькой ходили по лавкам Гостиного двора, только что вернулись, правда, без покупок. Сегодня там все так дорого!»

И тем не менее о семейном скандале в городе узнали многие — город-то был невелик! Скомпрометированный любовник-адвокат «потерял лицо» — перестал пользоваться доверием зажиточной части клиентуры. Он был вынужден продать дом и выехать из Оренбурга. О его дальнейшей судьбе говорили всякое — что в годы первой мировой войны он погиб где-то под Перемышлем; другие утверждали, что в годы гражданской войны он эмигрировал во Францию...

Подземная электрическая тележка — легенда это или быль? Точно не знаю. Но доподлинно известно (и многим), что подземный ход между этими двумя домами был — о нем мне рассказывало несколько человек! Сохранился ли он до наших дней, тоже не знаю. Но доподлинно известно, что львам, охранявшим покой этого дома, уже в наши дни сильно не повезло: после Великой Отечественной войны некоторое время здесь располагался онкологический диспансер, пока не был построен обширный стационар. При переезде в новое здание в 1971 году некий не в меру ретивый администратор снял львов с их ложа и перенес на новое место. Говорят, что местные краеведы заставили похищенных львов вернуть на их законное место. Так и лежат они у входа в этот дом, видевшие многое из того, что сегодня стало легендой. Но рассказать о том, чему они были свидетелями, львы не хотят, памятуя о том, что слово — серебро, а вот молчанье — золото! Поразило меня в этой легенде стремление адвоката Городисского сделать все от него зависящее, чтобы и тень подозрения не упала на даму, отдававшую сердце любимому человеку.

И все-таки спорным остается вопрос: где же в нашей стране впервые было проложено метро?