Три

— Ты уверена в том, что видела? — Лелит обратилась к Зеле Элинне, одной из своих Кровавых Невест, пока ее рейдер проносился по серому непространству паутины. Иврейн не отказала им в разрешении уйти, но Лелит и не просила об этом. Взяв рейдер и два «Яда», она открыла планетарные врата паутины, и охранники, которых Иврейн поставила на них, слишком дорожили своими жизнями, чтобы пытаться остановить ее.

— Полностью, — ответила Зела. — Это была руна Культа Тринадцатой Ночи, на груди Аиллуина. Она появилась лишь на мгновение, но это бесспорно была она.

Культ Тринадцатой Ночи. Хотя ни один из культов ведьм не был так заметен, как Культ Раздора Лелит, Культ Тринадцатой Ночи был одним из крупнейших их соперников. Они располагали особенно сильным контингентом всадников на реактивных мотоциклах и геллионов, и предпочитали быстрые, ошеломляющие атаки, в которых в большей степени полагались на свирепость, чем на хитрость или стратегию. Они были прожорливыми хищниками в реальном пространстве, а их представления на арене пользовались огромной популярностью. Во многих отношениях Лелит была готова признать, что они практически равны ее собственному культу. Разница в основном сводилась к двум важнейшим факторам.

Первый — это сама Лелит. Она была не просто величайшей ведьмой своего времени, а возможно, и величайшей из когда-либо живших, но и лучшим бойцом-гладиатором в галактике. Конечно, были и более великие генералы, и более хитрые тактики, и более искусные в искусстве ведения войны. Однако когда дело доходило до столкновения клинка с клинком и воли с волей, Лелит не было равных. Она веками сражалась с лучшими, кто существовал в галактике, и выходила из боя не только живой, но и практически невредимой. А вот то, что кто-то смог пометить ее плоть, было явлением довольно редким, и она хранила эти изъяны как напоминание, вместо того чтобы попросить гомункула сгладить их.

Все в Комморраге знали и боялись ее. Представление Ее Превосходительства Королевы Ножей в Крусибаэле было вершиной развлечений друкари, и богачи этого гигантского фрактального города стекались туда ночь за ночью, покупая билеты за пленников, драгоценные камни, рабов, редкое и экзотическое оружие — все, чего только пожелает культ. Конечно, существовали и другие представления других культов, которые собирали десятки тысяч зрителей, но ничто не могло соперничать с Культом Раздора, если на песках появлялась Лелит.

Другим фактором был Вект.

Верховный владыка Асдрубаэль Вект во многом был абсолютно всем, чем не была Лелит. Лелит встречалась с противниками лицом к лицу и клинком к клинку, стремясь доказать свое превосходство над ними. Вект сидел в тени и плел паутину из марионеточных нитей, тщательно настраивая потенциальных врагов друг против друга с помощью тщательно культивируемой похвалы здесь, отказа от благосклонности там, намеков, уловок и ловушек, в которых его истинные намерения никогда не были ясно выражены. У Векта был доступ к самому страшному оружию в галактике, если оно ему понадобится, но он предпочитал воевать через слуг и доверенных лиц, не давая врагам понять, что хочет получить их головы, до того момента, как они будут поданы ему.

Вект знал силу Культа Раздора и желал ее для себя. Он не мог взять его под свой контроль — теоретически Владыка Темного города мог контролировать всех друкари, но кабалы, культы и ковены существовали отдельно друг от друга специально для поддержания предполагаемого баланса сил, который поддерживал Вект на своем посту. Междоусобные войны на улицах Комморрага ей наскучили, а покровительство Кабала Черного Сердца позволяло не думать о защите активов своего культа от чужих рук — кто осмелится действовать против самого могущественного культа и самого могущественного Кабала?

Поэтому она позволила Векту обворожить ее сладкими речами, притворилась, что верит восхищению и признаниям в дружбе, которые срывались с его древних бледных губ, и продолжала жить, как ей вздумается. Если Вект иногда обращался к ее культу за воинами, что с того? В них у Лелит не было недостатка, все хотели проявить себя, и она сама не возражала против того, чтобы окропить свои ножи по приказу Верховного владыки, лишь бы он не перегибал палку и не становился слишком требовательным.

Однако затем она покинула Комморраг, чтобы отправиться за мечтой Иннари и помериться силами с чемпионами, которых Та, Что Жаждет, послала за Иврейн. Вект был бы в тихой ярости от того, что его главный трофей, его самый могучий гладиатор, взялся за дело, которое он публично осудил. Ни один из убийц, нацелившихся на Иннари, не был предназначен для Лелит, но она подозревала, что посланные Вектом не имели инструкции щадить ее, если она встанет у них на пути. Ее отбытие было одной из немногих вещей, которые могли заставить его выглядеть не таким уж всемогущим и не таким уж всезнающим.

Вект хотел, чтобы она вернулась в Комморраг; Лелит знала, что это должно быть правдой. Он хотел, чтобы она играла роль его славного питомца, опасного существа, которое он держал на позолоченном поводке, чтобы вырывать глотки тем, кто, по его мнению, должен умереть. Он хотел, чтобы все видели ее силу и знали, что она подчиняется ему, и тем самым заставлял себя выглядеть сильнее. Лелит никогда не возмущалась этим, поскольку не собиралась править, а влияние Векта облегчало, а не усложняло ее жизнь.

Но теперь, если верить арлекинам — а это был уместный вопрос, — Асдрубаэль Вект готовил для нее ловушку. В танце Лелит изображалась как Намашель, спешащая спасти другого от гибели, что было, мягко говоря, маловероятно. Духи-хранители Пещеры Печалей традиционно были неумолимы и бездумны, без страха и раздумий расправляясь с любым нарушителем, но маска Призрачного Глаза ясно говорила о том, что опасность представляет Вект, и его помыслы были направлены против нее. Если он не сможет заполучить ее, как хотел, то убьет. А вот Культ Тринадцатой Ночи, как и Аиллуин…

Лелит побарабанила пальцами по поручню рейдера, размышляя. Вект был чрезвычайно опасен, и она не могла позволить себе пересмотреть все свои действия только потому, что его рука могла направлять ход событий. Так можно отвлечься, а для такого бойца, как Лелит, любая рассеянность может привести к смерти. Она должна была встретиться с ним лицом к лицу и посмотреть, как упадут клинки.

— Ваше превосходительство, — обратилась к ней Харавиксис, низко поклонившись. Лелит фыркнула и приказала ей выпрямиться. Никто из ее Кровавой невесты не стал бы так унижаться, если бы не хотел сказать что-то, чего, по их мнению, она не желала бы слышать, что, по иронии судьбы, лишь увеличивало вероятность того, что она возразит.

— Выкладывай.

— Должны ли мы быть здесь? — спросил Харавиксис. Друкари не склонны выказывать страх, поскольку слабость влечет за собой хищничество, но гекатрикс не могла скрыть нервного подергивания горла. Она сталкивалась с кровожадными вождями орков, воинами Аспектов Азуриани и тяжелобронированными, генетически модифицированными громилами-космодесантниками человечества, но сейчас она боялась задать простой вопрос Великому Суккубу своего культа. Лелит была наполовину оскорблена, наполовину возмущена.

— Почему это мы не должны идти туда, куда хотим? — томно спросила она, растягивая момент для собственного развлечения.

— Ты — поборник Эмиссара, твое превосходительство, — сдержанно сказала Харавиксис. — Ты нужна ей.

— У нее есть и другие чемпионы, — сказала Лелит, пренебрежительно щелкнув пальцами.

— Никто так не искусен, как ты, — заявила Харавиксис, рассмешив Лелит.

— Смелое утверждение, — заметила она, — особенно учитывая Лорда Феникса, и аватара бога.

Лелит видела Джайн Зар лишь мельком, потому что Буря Тишины не сидела у костров и не пила вино. Она появлялась, когда в ней нуждались, и тут же исчезала. Что же касается Инкарна, то он действительно появлялся, когда это было необходимо, возникая на поле боя, усеянном трупами, с четвертым Старушечьим Мечом в руке — ужасающий холодом, способным высасывать души из живых тел, — и рубил тех, кто противостоял ему. Возможно, когда-нибудь Лелит испытает себя в бою с одним из них или с обоими, но пока она этого не делала.

Харавиксис снова открыла рот, но Лелит протянула руку и погладила челюсть своей гекатрикс ногтями, отточенными до остроты скальпеля, и губы Харавиксис мгновенно сжались.

— Тише, — прошептала Лелит. — Помолчи и послушай. Я знаю, что ты следуешь путем Иннари, но я просто иду рядом с ним. Пока что мне выгодно помогать Иврейн обманывать смерть, но я не отступила от своей цели ради ее. И все же, разве я не поддержала ее силами Культ Раздора?

Харавиксис кивнула, насколько осмелилась, с этими острыми как бритва осколками, удерживающими ее челюсть.

— Значит, есть смысл убедиться, что дела в культе идут как надо, не так ли? — спросила Лелит. — Мы не сможем оказать Иврейн дальнейшую помощь, если в мое отсутствие она будет сведена на нет. Кроме того, поиски Иннари зашли в тупик, а Иврейн не находит пути к продолжению. У меня есть время проверить, не солгали ли арлекины.

Она слегка ослабила хватку.

— У тебя есть три варианта, гекатрикс. Ты можешь быть выброшена с корабля и бежать обратно через паутину к Иннари, бросить мне вызов за лидерство в культе или сделать то, что я скажу. Кто ты: создание Иврейн, твое собственное или мое?

— Твое, твое превосходительство, — тут же ответила Харавиксис, опустив глаза. Лелит удовлетворенно кивнула.

— Хорошо. — Она опустила руку и отвернулась. Может, она и не обладала жаждой Векта к полному контролю, но Лелит нужно было знать, что она может рассчитывать на то, что ей принадлежит. Ей потребовалось много лет и много кровопролития, чтобы добиться своего положения в Комморраге. Она не собиралась бросать это дело и становиться орудием, не имеющим самостоятельности в рядах Иннари; всего лишь парой ножей, которые можно игнорировать, потому что у нее нет последователей. Лелит, по большому счету, устраивало, что другие делают, что хотят, лишь бы не мешали ей, но ей хотелось иметь варианты действий на тот случай, если они все же возникнут.

— Посмотрим, — сказала она, когда перед ее рейдером возник гигантский портал, — что приготовил для нас Темный город.


Оружейный огонь.

Комморраг не был единым городом; он представлял собой разрозненную массу перекрещивающихся подпространств, расположенных в просвете между материальными плоскостями реального пространства и кипящим враждебными энергиями варпом. Он был нигде и везде, рядом со всем, но почти нигде. Комморраг не был линейным, его сферы не были универсальными, и он ни в коем случае не был логичным. Его освещали, если можно так выразиться, темные светящиеся шары захваченных солнц. Ночные земли Аэлиндраха были мрачны даже по меркам друкари, и именно там таились теневые чудовища, известные как мандрагоры. В Старом городе располагались многочисленные кузницы и оружейные, снабжавшие кабалы, культы и ковены оружием для набегов на реальное пространство. Порт Потерянных Душ был величайшим космопортом с мощными вратами паутины, открывавшимися в туннели, достаточно просторные, чтобы вместить даже самый большой друкарийский звездолет; и так до бесконечности, каждый новый пузырь реальности открывал новые достопримечательности, новые ужасы, новые способы, которыми слабые, глупые или неосторожные могли потерять свои жизни или свободу. Немногие вещи были постоянны в Комморраге, но уважение и страх перед символом Культа Раздора были одной из них.

Поэтому огонь оружия, который сейчас велся по Лелит и ее сопровождающим, еще больше сбивал с толку.

— Что эти дебилы творят? — прорычала Лелит. Из Паутины нельзя было выйти прямо в Высокий Комморраг — разве что Асдрубаэль Вект с его личными путями, — поэтому они проскочили через Сек-Маэгру, Нулевой город: сотни миль лачуг, прижавшихся к неровным контурам искусственной поверхности Комморрага, и театр почти постоянной войны между бесчисленными уличными бандами друкари. Кабалы иногда наведывались сюда, чтобы набрать новых членов из самых злобных местных, но в целом это был дикий район, где можно было раздобыть или выменять любое оружие, и среди населявших его отбросов не было лояльности. Даже незначительный культ мог послать отряд на улицы, залитые кровью из-за оскорбления, будучи уверенным в том, что, несмотря на значительное превосходство над нападающими, их жертвы никогда не соберутся вместе настолько, чтобы оказать серьезное сопротивление. Осколковый огонь с улиц не представлял особой опасности для машин Лелит и даже для их обитателей, пока никто из ее Кровавых Невест не перегибался через перила и не подставлял себя под удар, но чтобы эта грязь под ними открыла огонь по кораблю с эмблемой величайшего культа ведьм во всем Комморраге…

— Снижаемся! — прорычала Лелит, выхватывая клинки.

Рейдер снизился, и «Яды» последовали его примеру. Лелит не приказала открывать огонь, но он и не понадобился: осколковые пушки начали выплевывать отравленные заряды, и тощие, одетые в лохмотья фигуры падали горстями. Лелит поднялась на крыло рейдера и на мгновение замерла с вытянутыми руками, держа в каждой руке по ножу, а длинные кроваво-красные волосы разметались за спиной от скорости машины. Затем она просто шагнула в сторону и полетела вниз.

Она приземлилась на землю и перекатилась, после чего поднялась, вонзая свои клинки в две разные груди и обрывая бьющиеся в них жизни, а затем развернулась, словно обещание архонта, чтобы направить свои ножи на другого несчастного, стоящего с открытым ртом прямо за ней. Ее клинки сначала отсекли ему руки у запястья, отправив их на землю, по-прежнему сжимавшие его древнюю, покрытую зазубринами винтовку. Прежде чем он успел закричать, она отсекла ему левое ухо, нос и открыла рану в передней части бедра. Она вскинула левую руку, и ее клинок, войдя под ключицу и выйдя над лопаткой, пронесся по воздуху и пригвоздил еще одного несчастного к стене позади них. Затем, когда жертва, стоявшая перед ней, застонала от боли, Лелит полоснула другим клинком по его горлу. Рана оказалась не такой уж глубокой; в сущности, он мог бы зашить ее тканью на достаточно долгий срок, чтобы найти какого-нибудь примитивного хирурга или неудавшегося изгнанника из ковенов гомункулов, которые могли бы существовать здесь. Однако Лелит не оставила ему рук, которыми он мог бы это сделать, и он все еще пытался зажать рану культями, которые сами сочились кровью.

Улицы очищались, и быстро. Культ Раздора по каким-то причинам мог бы подвергнуться нападению, но Лелит Гесперакс — совсем другое дело. Единственными, кто не бежал, были мертвые, умирающий несчастный перед ней и тот, кто корчился в отчаянной агонии, пытаясь освободиться от клинка, глубоко вонзившегося в строение позади нее.

Не торопясь, Лелит пересекла улицу к борющемуся друкари, вертя в руке второй клинок. Жертва удвоила усилия, но она была из кожи и костей, обмотанная обрывками ткани, и ей явно не хватало сил, чтобы сдвинуть удерживающий ее клинок. Она закрыла глаза и заскулила от ужаса, когда Лелит бегом преодолела последние несколько шагов между ними и приставила второй нож к ее горлу.

— Я задам тебе вопрос, — пробормотал Лелит. — Ответь мне четко и правдиво, и я не стану тебя убивать.

Друкари нельзя было предлагать быструю смерть, это их не мотивировало от слова совсем. Та, Что Жаждет, ждала за последним занавесом темноты, поглощающим их зрение, и муки, которым подвергнутся их души там, будут хуже всех смертных замыслов. Друкари никогда не молили смерть прекратить их страдания, потому что знали, что она этого не сделает; они дрались и плевались, чтобы остаться в живых, даже разбитые и искалеченные, даже когда все казалось безнадежным. Это была одна из причин, по которой отчаяние других видов имело ту небольшую дополнительную грань восхитительности, потому что, доведенные до крайности боли, они желали последнего избавления, и отказ от него заставлял их страдать еще сильнее. Друкари, по крайней мере, знали, что если они еще живы, то ты не сделал с ними самого худшего, что было в твоих силах.

Новая жертва Лелит поспешно кивнула, всхлипывая от боли, которую причиняло ей движение клинка, сковавшего ее тело. Лелит двинула рукоятью ножа и улыбнулась, глядя на муки, которые она причиняла.

— Зачем вы навлекаете на себя гибель, нападая на меня? — спросила она, перебивая стоны друкари.

— Мы не знали! — отчаянно запротестовала ее игрушка. — Мы не знали, что это ты!

— Зачем вообще было нападать? — спросила Лелит. — Зачем рисковать навлечь на себя гнев Культа Раздора?

— Он следит за всем, — прозвучал ответ, сбитый мучительной болью. — Если бы мы пропустили вас, не предприняв никаких действий, он бы узнал. Он бы подумал, что мы помогаем тебе, и пришел бы за нами!

— Кто? — огрызнулась Лелит. — Вект?

Широкие, полные ужаса глаза были всем ответом, в котором она нуждалась. Только один друкари был достаточно страшен, чтобы связать языки подданных Темного города.

— Он объявил войну культу? — спросила Лелит, положив одну руку на рукоять клинка. Она не выкручивала его, но иногда даже угрозы было достаточно.

— Нет! — Жертва сглотнула, пытаясь втянуть влагу в пересохший от боли и страха рот. — Не официально. Не было никакого объявления войны. Но мы знаем. Все знают. Альянс расторгнут.

Загрузка...