Ленин и Сталин в творчестве народов СССР

От гор бирюзовых, от желтых степей

Пришел я, как странник, к тебе в мавзолей.

Знамена склонились, скорбя, над тобой,

Но ты, наш любимый, лежишь, как живой.

С тобою Джамбул, как с отцом, говорит,

И старая кровь, молодея, горит,

И домброю сердце звенит в тишине

На самой высокой и чистой струне.

Стоит мавзолей посредине земли.

Народы, как реки, к тебе потекли.

Идут и туркмен, и узбек, и казах,

Чтоб лик твой увидеть, бессмертный в веках,

Чтоб слово сыновнее тихо сказать,

Чтоб крепкую клятву тебе прошептать.

Мы каждое слово твое бережем,

Для нас оно — луч, для врагов оно — гром.

Цена твоих слов на земле высока,

Как в знойной пустыне вода родника.

Мудрейший из всех! Ты, как солнце, горел,

Ты солнечным сердцем планету согрел,

Миллионам, кто в горе и бедности жил,

Ты к счастью прямую дорогу открыл.

Ты умер — и осиротела земля…

Но вспыхнули звезды на башнях Кремля,

Но слышим мы ночи и дни напролет

Могучее сердцебиение твое.

На радость народам, на счастье земле

Живет твой наследник в московском Кремле.

Он мудр и отважен. Он — горный орел.

Как ты, он народы к победам повел.

На крыльях могучих сквозь тучи всех гроз

Он ясное счастье народам принес.

…И детям, и внукам, и правнукам враз,

Как старший в роду, я оставлю наказ:

Учитесь у мудрого Ленина жить,

Народ до последнего вздоха любить,

Умейте все мысли и чувства собрать,

Умейте все силы и волю отдать

Тому, кого Ленин, как друга, ценил,

Тому, кого Ленин, как брата, любил,

Тому, кого Сталиным мир весь зовет,

В ком солнечный ленинский гений живет!

Гранитным утесом ты стоял,

Драгоценным алмазом ты сиял,

Самородком золота, Ленин, ты был,

Серпа и молота пророком был.

Был беспощаден твой правый суд,

Единым ударом ты разбил

Романовых трехсотлетний сосуд.

Ты выкорчевал все корни зла, —

Гнездо насилья ты сжег до тла,

Злоба и страх капитал трясут,

Царям и баям ты был — гроза,

Кедр погнулся, как лоза.

Помог ты выйти в люди нам,

Вздохнуть ты дал всей грудью нам,

Малодушным ты отвагу дал,

Свободу нам на благо дал.

Ты нас избавил от рабских уз,

В братский нас ты связал союз.

Казахи! Чем раньше были вы?

Живыми жили в могиле вы.

Мышами робкими были вы,

Служили вы пищей жирным котам,

Собак своей кровью поили вы,

Были рассеянной пылью вы,

Бич за вами ходил по пятам.

Человеком ли был в царских глазах

Степной трудящийся, бедный казах?

Кто знал наше имя до Октября?

Дал Ленин-герой свободу нам,

Вернул он имя народа нам,

Светит равенства нам заря,

Край наш зовется Казахстан.

Не напрасны были твои труды,

Мы на твоем пути тверды,

Враг не расстроит наши ряды.

Джамбулу девяносто лет…

Я пел всю жизнь. Я стар и сед.

Но стал на старости кедей[65]

Счастливей всех людей!

Я счастье выразить смогу ль?

Расцвел я, как душистый гуль[66].

Мне Сталин молодость вернул —

Помолодел Джамбул,

Беру я орден и пою

И клятву верную даю —

Все песни обновленных дней

Отдать родной стране.

Вольется песня в шум работ,

Орлом над степью поплывет.

И будет чище серебра

Звенеть моя домбра.

Услышат звон моей струны

На шумных праздниках страны.

Жить стало лучше, веселей

На родине моей.

Аскер[67] с винтовкой ходит в бой,

Джамбул — с любимою домброй…

Я песней из каленых слов

Пойду разить врагов.

А песню лучшую мою

О Сталине я пропою.

Ее со мною запоет

Счастливый мой народ.

Ты, Сталин, — солнце наших дней,

Ты всех дороже и родней,

Тебе несем тепло сердец,

Мудрейший наш отец!

Я, вдохновляемый тобой,

Поеду в Казахстан домой,

И будет песнь моя звонка,

Как небо, высока.

Я по степям родным пойду,

И песней путь в сердца найду.

И буду петь все веселей

О родине моей!

Ашуг Сулейман,

Соловей Дагестана, —

Счастливые трели пролей на заре.

Прошли лихолетья тяжелых туманов,

Глухой темноты и засилья зверей.

Взгляни-ка!

Тюльпаны цветут по курганам.

Мы звоном наполним тугую струну,

Прославим бескрайний простор Совет-стана,

Счастливых певцов золотую страну.

Везде соловьиная песня желанна,

Не в клетках, —

На свежих ветвях тополей

В горах Дагестана, в садах Казахстана

Поют соловьи с каждым днем веселей.

Лучи разогнали покровы туманов,

Над нами горят бирюзой небеса…

То Ленин и Сталин — земные титаны

Законы счастливые дали всем странам,

Земле — урожай, соловьям — голоса.

Пред родиной меркнут цветы Гюлистана,

И старость и дряхлость бессильны пред ней.

И разве не чудо: Джамбул с Сулейманом,

Седея, поют год от года звучней?

Орлами парят наши песни по странам,

Плывут наши песни к орлу из орлов,

Чья мысль необъятна, как глубь океана,

Чья сила кипуча, как мощь урагана,

Чья воля властнее хребтов-великанов,

Чье имя звенит, как легенда веков…

Летят наши песни, по сталинским странам,

В них — сердца биенье и пламя ума.

Мы вольно и просто поем с Сулейманом —

«Наш Сталин!» — звучит нам припевом желанным,

И мир расцветает пышнее тюльпана,

И песня, вскипая, бушует сама…

Джамбулу сейчас девяносто лет,

Но крепко Джамбул сидит в седле.

Приехал он в радостный, новый стан.

Встречает певца родной Казахстан!

С почетом певца встречает аул.

Песни пой во весь голос, Джамбул!

Пришли и мои номере-шубере[68]:

— Спой нам, отец, и сыграй на домбре! —

Народ мне настроил душу мою.

И я для народа песню пою:

…Девяносто лет табуны паслись,

Девяносто лет ковыли цвели,

Девяносто лет в облаках несли

Песни свои журавли.

Девяносто лет стремена звенят,

Девяносто лет согнули меня,

Девяносто лет я берег коня,

Чтоб подъехать к новым дням…

Смотрите, — моя голова седа,

Смотрите, — бела моя борода,

Смотрите, — в глазах кровь и вода.

Много в жизни я видал.

Эй, скажи мне, судьба-великан,

Чем же вспомню я сум-заман[69]?

Семьдесят лет в старом седле

По чужой я проехал земле,

По чужой я проехал стране

На усталом и бедном коне.

Пропасть путь преграждала мой,

Тучи сходились над головой,

На сердце оставили черный след

Семьдесят горьких лет.

Много ханов ты знала, степь моя,

Море слез пролила ты, степь моя,

На плечах своих пронес мой народ

Суровых законов гнет.

Врывалась кокамов[70] волчья орда,

С пастбищ наши сгоняли стада,

Бешеный хан Куспега[71] налетал,

Кровь его ядом была налита,

В глазах его — вечно стояла ночь.

Хан у народа любимую дочь

В жены насильно к себе уводил.

Сердце он вырвал из нашей груди,

Тогда в джайляу[72] пыль поднималась,

Тогда в озерах вода волновалась,

Тогда над степями с клекотом злым

Тревожно летали орлы…

Эй, скажи мне, судьба-великан,

Чем же вспомню я сум-заман?

На сердце оставили черный след

Семьдесят горьких лет.

Был хан Аблай[73]. Как голодный шакал.

Он по аулам добычу искал.

Юрту хана датки[74] окружали.

Нукеры[75] хана оберегали…

Баям с Аблаем привольно жилось,

Баям он дал золотое седло.

А тем, чьи плечи сдавила сума,

Был он, как злая степная зима!

Память открыла мне повесть одну…

Любимому сыну вез хан жену.

Красавица ехала на коне,

Рабыни усталые шли за ней,

Судьба им хомут тяжелый дала —

Дешевле овцы их жизнь была.

Слушала степь их беспомощный стон

И проклинала ханский закон.

Эй, скажи мне, судьба-великан,

Чем же я вспомню сум-заман?

На сердце оставили черный след

Семьдесят горьких лет.

Джангера[76] какой забудет аул?

В степях проносился далекий гул,

И змеи ползли из разных концов,

Край мой сжимало тугое кольцо.

С русским царем принес Джангер-хан

В подарок народу плеть да аркан.

Как волки зубами арка[77] рвали,

Раны горячие оставляли,

Лучшие выпасы наши брали,

Лучшие реки у нас украли,

Лучший табун из степей увели,

Наши родные кибитки сожгли!

Оставили нам пески да пустырь,

Душу народа они на пласты

Резали! Ханское было кадэ[78].

Защиты народ не нашел нигде…

Эй, скажи мне, судьба-великан,

Чем же я вспомню сум-заман?

На сердце оставили черный след

Семьдесят горьких лет.

Царских приказов хитрый вершитель,

В степь пришел волостной управитель,

Коварный и злой, как сам сатана;

С ним появились: мирза, старшина,

В байскую юрту сам бий[79] приезжал,

На мягких подушках бий ночевал,

На бийской груди блестела медаль…

Кипели котлы. Бурлила вода…

В юрте, белее чем вымытый мел,

Бай на коврах сыр-дарьинских сидел.

Керсень[80] дорогой, с узорами лис,

Пенился в нем золотистый кумыс.

. . . . . . . . . .

Кедей-бишара[81] был похож на тень,

На голом теле — колючий чекмень[82].

Малай-бишара с домброй да кнутом

В долинах ходил за байским скотом…

Сжигал его летом солнечный зной,

Бураны его заметали — зимой.

Родная жена и две сестры —

Для байбише[83] разводили костры.

Сынишка любимый ласки не знал,

Отцовская доля и сыну верна —

Пас он в отарах байских ягнят,

С детства на сердце обиду храня.

Эй, скажи мне, судьба-великан,

Чем же я вспомню сум-заман?

На сердце оставили черный след

Семьдесят горьких лет.

Когда перешло мне за семьдесят лет,

Ленин, Сталин открыли мне свет.

Труб золотых разносился зов,

Армия вечных рабынь и рабов,

Сильная, грозная армия шла,

Дворцы захватила и троны снесла,

Волчьих законов разрушила строй…

В грязь покатился венец золотой.

Тогда над степями, ярко горя,

Взошла моего народа заря!

Верных коней казахи седлали,

На гребнях гор костры зажигали —

Чтоб родная Москва увидала,

Как по горам, долинам, увалам

Степь выходила к бунтарским гонцам!

С именем Ленина бились сердца!

С именем Сталина радость пришла!

С именем Сталина степь зацвела!

Их имена кедеи несли,

Байскую свору как падаль жгли.

С байских халатов кедеи сорвали

Царские золотые медали!

Я в песнях прославил тот смелый год!

С ним вместе родился и мой народ,

Источники жизни забили в нем,

Смел и велик он в движеньи своем!

С тем годом воскресла моя душа.

Я счастье нашел, и бодр мой шаг.

Проклятый заман отошел, как буран.

Спасибо, Сталин, тебе, данишпан[84].

Расстался Джамбул с своей горькой судьбой.

Спасибо тебе, Сталин родной.

Едет Джамбул в богатом седле,

Едет Джамбул по родной земле,

Едет Джамбул по родной стране

На сытом степном скакуне.

С почетом певца встречает аул:

— Пой свои песни громче, Джамбул!

В них молодость, сила и слава побед

За двадцать советских лет! —

В колхозном ауле — радость живет,

В колхозном ауле — сердце мое,

В роскошном ауле — звонко поет

Старик, проклинавший недавно судьбу —

Счастливый певец, Джамбул!

Сталин! Ты крепость врагов сокрушил!

Любимый! Ты житель моей души!

Сравнений тебе не найдут жирши[85].

И у акынов[86], степных мастеров,

Таких не найдется жемчужин-слов.

С пророком хотел я тебя сравнить,

С пророком не мог я тебя сравнить,

Правду пророк не умел говорить!

В словах твоих, Сталин, правда и свет,

Меркнут пред ними фарыз, сундет[87].

Хотел с океаном тебя сравнить,

Не мог с океаном тебя сравнить!

И в океане порой корабли

С распоротым дном сидят на мели…

С полярной звездой хотел сравнить,

С полярной звездой не мог сравнить!

Она, как приколотая гвоздем,

Вечно стоит на месте своем…

С горами хотел я тебя сравнить,

Из гор тебе не равна ни одна —

У каждой горы — вершина видна…

Хотел тебя с полной луной сравнить,

Не мог тебя с полной луной сравнить!

В небе она холодна и бледна —

Свет свой струит лишь ночью луна

И с солнцем хотел я тебя сравнить,

Не мог тебя я и, с солнцем сравнить!

Может и солнце порой изменить —

Светит оно лишь в ясные дни.

Сталин! Сравнений не знает старик…

Сталин — как вечный огонь горит.

С родной домброй по степям я пройду,

Сокровище слов в народе найду.

Я песни посею в пылких сердцах,

И вырастут песни степного певца.

В песнях этих найдут поколенья —

Достойное Сталина сравненье!

Спасибо, тебе, Сталин мой!

Расстался Джамбул с горькой судьбой.

Едет Джамбул в богатом седле,

Едет Джамбул по родной земле,

Едет Джамбул по родной стране

На сытом, степном скакуне.

С почетом певца встречает аул:

— Пой свои звонкие песни, Джамбул!

В них молодость, сила и слава побед

За двадцать советских лет!

Старый горбач верблюд —

Песков горячих брат.

Много степной люд

Перевез на тебе добра!

  Эту песню поет тебе

  Добрый жирши Маймбет,

  И аулы с ним поют:

  — Шагай, шагай, верблюд.

Тебе ли не помнить крюк

Ржавый, как лисий мех,

Разорванную ноздрю

И холодный хозяина смех…

Горели от боли глаза,

И тихо ползла слеза,

Бесшумно песчаная зыбь

Песчинки несет на зуб,

А ты подставлял язык,

Ты ловил даже слезу,

Чтобы жажду свою унять,

Рот пересохший омыть…

Как же тебя не понять,

Как же тебя забыть!

  Эту песню поет тебе

  Добрый жирши Маймбет,

  И аулы с ним поют:

  — Шагай, шагай, верблюд

От Чимкента и до Урды

Суровый степной зякет[89]:

За горсть холодной воды

Горсть золотых монет.

Ты видал в барханном валу,

Как человек умирал.

Зубами он грыз пиялу[90]

И воду в осколках искал.

Над трупом его в степи

Чудесный являлся мираж, —

Ты ведь тоже хотел пить,

Горбатый любимец наш.

  Эту песню поет тебе

  Добрый жирши Маймбет,

  И аулы с ним поют:

  — Крепись и шагай, верблюд.

Одна хмурая ночь,

Но теплая, как мать,

Умела тебе помочь

И ласку свою отдать.

Она, ложась с тобой

В раскаленный песок,

Унимала тихо боль

Разбитых твоих ног.

  Эту песню поет тебе

  Добрый жирши Маймбет,

  И аулы с ним поют:

  — Шагай, шагай, верблюд.

Мы в подарок от злой судьбы

Получили только горбы.

До могилы каждый нес

Бурдюки нищеты и слез.

Не бывало всю жизнь у меня

Ни кошмы, ни седла, ни коня,

Был лишь звонкий предвестник добра

Родная певунья домбра.

  Эту песню поет тебе

  Добрый жирши Маймбет,

  И аулы с ним поют:

  — Шагай, шагай, верблюд.

Караван мой пришел на заре,

Перед тем, как солнцу гореть,

В первый раз я не видел слез —

Он мне радость мою принес.

Он привез в бурдюках айран[91],

И гурты вороных коней

Волшебный привел караван.

Стал в колхозе жирши богат,

У жирши парчевый халат.

  Эту песню, Сталин, тебе

  Старый поет Маймбет,

  И аулы поют вокруг:

  — Родной наш учитель и друг.

  Пусть солнце всегда над тобой,

  Пусть счастье всегда с тобой.

  Ты для нас себя береги,

  Наш любимый, вечно живи.

Караван мой пришел на заре,

Перед тем, как солнцу гореть.

Моя ненависть велика

И как горная бьется река.

Моя ненависть к тем, кто был

Хозяином нашей судьбы,

Моя ненависть к тем, кто пил

Нашу кровь в безводной степи.

Моя ненависть к тем, кто держал

Счастье степей в цепи.

Эту ненависть я пронесу

От Хобды до Улькун-Кара-Су[92],

Чтоб врагам эта песня моя

В сердце шла, как змеиный яд.

  Эта песня зовет к борьбе,

  Эту песнь поет Маймбет.

  Наш враг вековой не добит,

  Пусть в степи кзыл-аскер[93] не спит.

Мою ненависть знает враг.

Она, как нож, остра,

И радость моя горит

На восходе большой зари.

Я вижу: по гребням бархан

Верблюжий идет караван.

Как луч по листу слюды,

Блистает набор узды.

Это мой караван идет,

Комсомолец его ведет.

Он вместе со мною рос,

Мы вместе пришли в колхоз.

Я богат и о счастье пою:

Самый лучший — колхозный верблюд

Самый быстрый — колхозный скакун,

Самый крупный — колхозный табун,

Самый сочный у нас сенокос,

Самый свежий у нас овес.

Юрта лучшая — это моя,

Стал богатым в колхозе я.

И душа у меня ясна,

На душе у меня весна,

Нежна, как напев струны…

Я певец счастливой страны.

  Эту песнь, Сталин, тебе

  Поет жирши Маймбет,

  И аулы поют вокруг:

  — Родной наш учитель и друг,

  Пусть солнце всегда над тобой,

  Пусть радость всегда с тобой,

  Ты себя для нас береги,

  Наш любимый, вечно живи!

Я — семидесятилетний казах,

Седовласый жирши Умурзак.

Если слезы в моих глазах,

Блещет радость в этих слезах.

Он далек, мой родной Казахстан,—

Я проехал пять тысяч верст,

Чтоб тебя, мой бесстрашный арстан[95]

Доблестный батыр-великан,

Крепость наших советских стран,

Угнетенного Востока — шолпан[96],

Мой могучий горный хребет,

Мой алмаз, мой чистый кристалл.

Кто на всех языках воспет,

Я казахский жирши-поэт —

Увидеть на старости лет.

Если мне этот день дан,

Если я пред тобой стою,

О тебе мою песнь пою,—

То родиться я не опоздал.

Ковыляла веков череда,

Шли десятилетья, года,

Караваны унылых дней

Шли по голой стране моей,

Что они приносили ей?

Горе было у них в тюках,

Море слез в их бурдюках.

Караванщиком была нужда.

Что нашел я в жизни тогда?

Правил хан да бай, да алда[97]:

Цепи я носил на руках,

Были скованы мои уста,

На двенадцати были замках

Радость жизни и красота.

Но в стране моей смолк плач, —

Не вернется ни царь-палач,

И ни бай, паразит-богач:

Когти им отрубили мы,

Пастбищ их лишили мы.

Стал народ мой и я стал зряч,

К новой жизни мы мчимся вскачь,

Плещет воли нашей кумач.

. . . . . . . . . .

Сталин, вождь величавый ты,

Наша гордость и слава ты,

Светишь слева ты нам луной,

Солнцем светишь нам справа ты,

Наш учитель, отец родной!

Светоч мира, Сталин-джан[98]!

Ты горишь, как маяк-великан,

Высочайшей стоишь горой.

Ты — безбрежное море ума,

Мысли бурной ты океан,

Воплощенная мудрость сама.

Был народ мой и я был раб,

Голос мой до тебя был слаб,

Волю дал ты мне и ему,

Силу дал языку моему.

Звонких слов ему дал байлык[99], —

Но не так мой силен язык,

Чтоб сказал он, как ты велик,

Чтоб сравненья мог твоему

Несравненному найти уму.

Сталин, сокол мой, мой орел!

Вдохновение дал мне ты,

Моего народа мечты

Не в твоих ли делах я обрел?

Казахстан — страна далека,

Степь казахская широка,

Алатау-гора высока!

Ждали мы крылатых коней,

Снился нам легконогий Тулпар[100],

Чтобы мчал нас без устали вдаль.

Ты нам дал коня посильней,

Круп его — блестящая сталь,

Пышет в чреве его пожар,

В нем бурлит и клокочет пар.

Я б к тебе шесть месяцев брел,

Он домчал меня за шесть дней:

Обернулся Турксибом Тулпар.

И лелеяли мы мечты

О чудесной птице — Сункар,

Чей полет, как молния, скор,

Чтоб несла нас через хребты

Ледяных, неприступных гор,

Через воды горных озер.

Самолеты выпустил ты.

Клекот их — громовый гул.

В синеве крылья распластав,

Перемахивает Алатау,

Опускается в мой аул

Легендарная птица Сункар.

Я простой, я старый казах,

Я седой жирши — Умурзак,

Вырос я в народных низах,

И, хоть мне и семьдесят лет,

Песен ключ в душе не иссяк,

И, хоть бел уже волос мой,

Так не пел еще голос мой,

Не звенел никогда он так, —

Он обрел молодую мощь.

Звонких слов благодатный дождь

В эти дни, что так хороши,

На тебя излить разреши.

Ведь обязан я всем тебе!

Коль не песней, то чем тебе

Заплачу я, любимый вождь?

Э, горячий салем[101] тебе

Э, великий тебе рахмет[102]!

Так поет тебе от души

Умурзак, казахский жирши.

Теплым ветром плыла весна,

Пел весеннюю песню акын,

Но была его песня грустна,

Как дождливая осень долин.

Свежих трав пробивались ростки,

Распускались цветы степей,

Но глушили их солончаки,

И, как пламя, сжигал суховей.

Был тосклив и безрадостен май,

Злою мачехой степь была,

Даже солнце смеялось, как бай

И как жирный и хитрый мулла.

Скакуны превращались в кляч,

Гибли тысячи хилых ягнят,

Поднимался над степью плач,

Слезы падали, словно град.

…По-другому запел акын.

Его песня уже не грустна, —

Среди гор, степей и долин

Голубая плывет весна.

Больше нет ни сирот, ни вдов,

Больше нет беспокойных снов,

Больше нет бесплодных коров,

Устающих нет скакунов.

Полон песен и солнца май,

Расцветает счастливый колхоз.

Это счастье в родной мой край

Нам великий Сталин принес.

Я цветущих степей певец,

Позабывший тяжесть забот,

Я пою тебе, Сталин, песню,

И со мною поет весь народ.

Смел, красив и могуч джульбарс[105],

Полосатый степной батыр,

Но сильнее во много раз

И отважней джульбарса — ты!

Зорок беркут, степной орел,

Озирающий мир с высоты,

Но народ ты к вершинам привел, —

Дальнозорче беркута — ты!

Много мудрости знает народ,

К солнцу вышедший из темноты,

Но народ за тобою идет, —

Всех мудрее на свете — ты!

Ты — великий вождь и мудрец,

Тебе мудрость веков дана.

Называет тебя певец

В своих песнях Аскан-дана.

Сталин — орел могучий. Отважен его полег.

Силой его и бесстрашием велик свободный народ.

Сталин — мудрость веков.

Сталин — юность земли.

В бескрайных степях густые сады его расцвели.

Раньше хуже скотины жили мы — бедняки.

В стужу и в зной да баев работали мы — бедняки.

Баи все отнимали у нас: арыки, скот, кетмени…

Наших жен и детей у нас отнимали они.

Под царским ярмом в страданьях гибли мы — бедняки.

Для дружбы и счастья народов Сталин родился на свет.

Под солнцем его мы забыли отчаянье прошлых лет.

Его арык многоводен.

Нужда не придет назад.

Для Сталина каждый дехканин — родной и желанный брат.

Идет с ним по верной дороге

Великое братство труда.

Окажи, мой народ, ты знал ли такого героя когда?

Он женщине дал свободу, ласку дал сироте.

И жизнь засверкала ярче снегов на горном хребте.

Улыбается детям Сталин —

И малышам хорошо!

Детей берет на руки Сталин —

И матерям хорошо!

Он ясли дает и школы —

Всей родине хорошо!

Счастлив народ мой вольный, что есть у него отец,—

Заботливый и любимый,

Великий, мудрый отец,

С которым всегда мы смело о жизни своей говорим.

О радостной жизни песню,

О жизни веселой песню

Сегодня поет певец!

Я — далеких степей певец —

Посылаю тебе привет.

Ты даешь нам тепло и свет,

Урожайный, весенний дождь.

Моего народа любовь

С этой песней я шлю тебе,

Наш великий, могучий вождь!

Раньше джут[108] губил все стада,

И в аул приходила нужда,

Приходила голодная ночь.

Умирал в мученьях бедняк.

Жизнь была, как большой солончак…

А теперь мы живем не так!

Ты машины к нам в степь послал.

Ты кочевнику школы дал,

И больницы хорошие дал.

Указал нам в колхозы путь.

И теперь стал бедняк богат.

Никому нас с пути не свернуть!

Твоей жизни горят лучи.

Нашу степь превратил ты в сад.

Ты — заботливый наш отец.

Не вернется былое назад!

В травах тучный гуляет скот.

Джут не губит наших овец.

Твое солнце расплавило лед.

Счастливые песни народ поет.

Скачут ручьи голубой воды,

Снега и туманы зимы ушли.

Лебеди с криком летят на пруды.

В Тургайской степи расцветают цветы.

Золотую весну подарил нам ты!

Ты зорче, чем беркут, сильнее, чем лев.

Дрожат враги, как сухая трава,

Когда на них твой падает гнев.

Несчетным победам ты — кровный брат.

Трактор ведет по степи Серкембай;

Черною лентой за плугом — земля.

Будет хороший урожай!

Тургайская степь сберегла следы

Отважного барса Амангельды[109]

Народ мой знает и помнит его,

И пионеры поют о нем.

Амангельды… он убит врагом

За то, что шел в бой за счастливую жизнь,

Которой все мы теперь живем,

Которую ты нам, Сталин, дал!

С этой песней я шлю тебе

Моего народа любовь,

Казахских степей привет.

Живи много, много лет,

Наш учитель, друг и отец,

Наш великий, могучий вождь!

Звени, моя домбра,

Золотой играй струной!

Много песен собрал

Орумбай в степи родной.

Но лучшую из них

Я молча нес, как суму,

И даже в большие дни

Не пел ее никому.

В той песне горечь была

И жгла сильнее огня,

Как мачеха, жизнь дала

Горбатого мне коня.

Был тощ конь и не мог

Поспевать за песней он.

А бросить его — бог

Не велел и степной закон.

Был голоден я и бос

И не знал родной земли,

По чужим дорогам нес

Я домбру и песни свои.

С лохмотьями на плечах

Шагал из края в край,

И только одну печаль

Знала моя домбра.

На грязный байский порог

Нужда нас часто вела

И дарила, как плевок,

Объедки с чужого стола.

Я семьдесят лет прошел

На старых своих ступнях

И счастье свое нашел,

И нашел своего коня!

Тулпар яснокрылый мой

В родной аул прилетел.

Играй, домбра, и пой,

Орумбай помолодел.

Песня, нарушь тишину,

Сокровища слов открой!

Прославить свою страну

Я пришел с родной домброй.

…Пой, домбра, за песней свежей

Люди издали приходят,

Мы нальем сердца полнее

Этой смелой, новой песней.

Пусть ее услышит каждый

На степных колхозных станах,

В ковылях родных кочевий,

В Сыр-дарьинских тугаях.

Табуны услышат песню,

Встрепенутся и помчатся…

На крутых хребтах Кегена

Все услышат эту песню.

Рыбаки услышат песню

Там, где старый плещет Каспий,

Где кипит его пучина,

Рыбаки услышат песню.

И охотники услышат

Эту песню на Талдаре,

Эту песню — знак удачи —

И охотники услышат.

Все услышат эту песню,

И в горячем сердце Эмбы,

И на дальних перегонах

Неумолчного Турксиба.

И у светлых вод Эльгона,

В камышах густых балхашских

Эта песня разольется

О колхозной светлой жизни,

О любимом человеке,

О тебе, великий Сталин!

Это ты послал Тулпара,

О котором мы мечтали.

При тебе, любимый Сталин,

Из степей ушло ненастье,

Домбры петь свободно стали

Кюй про молодость и счастье.

Эта молодость вернулась.

Дни мои как в сказке стали.

Вместе с песней твое имя

Я несу, великий Сталин!

Играй, домбра, прославь мою страну!

Из жил я сделал верную струну.

Ты спой, домбра, как жили пастухи —

Родня пескам, джатакам[112], катуну!

Ты спой, домбра, как жили пастухи

С наследством меньше, чем глаза блохи!

Курган степной, погребены в тебе

Хозяин мертвый и живые пастухи.

…Суровый барс. Огонь в твоих глазах.

Я знаю, барс, в твоих глазах — гроза.

Джульбарс родня тебе, о вольный барс.

В твоих глазах огонь и бирюза!

Владетель благороднейшей из кож, —

Твой зуб острей, чем туркестанский нож.

Ты, смелый барс, любимец Сыр-Дарьи,

В мечтах у нищего табунщика живешь.

Под шопот, тише шума камышей,

Тобой пугают в юртах малышей,

А под домбру о смелости твоей

Поют жирши, акыны, улинше[113]!

Ты дорог, барс. Твой мех не нам ценить —

В карманах байских золото звенит…

Я знаю, барс, такого нет пути,

Чтоб шкуру потерять и сердце сохранить…

Так пели мы. А жизнь была страшней,

Касе кужи[114] не вымолить у ней.

Она сжигала душу бедняка,

Как барсов глаз, снопом огней.

В дырявой юрте виден небосвод.

Бессильный я смотрел на свой народ,

Как стадо в бурю, шел он по степям,

С ним враждовал проклятый байский род…

Шептала степь — На байские гроши

Не проживешь, пастух! Пастух, спеши!

Ты любишь жизнь? Иди ж, где барс живет,

Где осыпь гор хранит его жилье,

Четыре глаза, встретясь, загорят —

Четыре глаза-светом янтаря[115].

В глазах твоих блеснет чудесный мех, —

В глазах у барса жизнь блеснет твоя.

Ты в мертвой хватке, барс, мечту вдыхай,

Твой зуб войдет в дырявый малахай[116],

Оставишь, барс, костей ты белый след,

Насытившися кровью пастуха.

Забьются в схватке трепетно сердца.

Мечтай, пастух! Не жди, пастух, конца!

На байской шубе барсов воротник,

А у тебя — паршивая овца!

Ты спой, домбра, как счастье я нашел.

Я в степь свою хозяином пришел.

Колхоз — мой дом и моя радость в нем.

Ты спой, домбра, как счастье я нашел!

Тугая жила, кровью сердце бей!

Домбра моя, звени и песню лей.

В стране родной я знатен и богат —

Недавний раб чужих степей.

Мой день, как солнце в небе, загорел.

И я в степях пою о батыре,

Чье имя мне дороже всех имен,

О батыре народов и племен —

Он правым глазом весь Восток согрел.

Ключи от счастья родине он дал.

Его в Москве седой Шарап[117] видал.

Родная степь, твой сын — простой Шарап —

В Москве у Сталина великого бывал.

И шкуру барсову ему Шарап принес:

Сквозь пропасти веков и море слез,

Любимый наш учитель, друг и вождь,

Тебе народ свой верный дар принес.

Осан Кайгы[119], где твой след?

В золотом ли ты спишь ковыле,

На волшебной ли земле

Выбрал стан богатый себе?

Осан Кайгы, где ты, где?

Мы искали тебя везде:

По набору на каждой узде,

По узору на каждом седле,

По морщинам на каждом челе,

По убору на голове,

По заплатам на чапане…[120]

Ты весь мир, Осан, исходил,

С ковылем в степях говорил.

А смеяться — нет, не умел,

Никогда ты досыта не ел,

Ты хорька побороть не мог,

Тебя силой обидел бог.

Ты всю жизнь ходил холостой,

Твой карман, как дупло, пустой,

Сам же голый, как дунгулек[121],

Только мечтать ты и мог.

Ты искал такой земли —

Где б кедеи[122] жить могли,

Где для них бы и степи цвели,

И реки для них бы текли.

И для них бы лучший скот

Отдавал свой приплод!

Жизнь гнала тебя ко рву,

Как ветер — катун-траву.

А кругом чужая земля.

Не твоя, Осан, не твоя!

За тобой, Осан, по следам

Злой собакой плелась нужда.

Шел ты молча в тиши степной

И волшебное чудо — зерно

Нашел по пути в Кзыл-Ту[123],

Нашел, как свою мечту.

Ты во сне лишь о нем говорил

И душистым лугам Сыр-Дарьи

Золотое зерно подарил!

Много лун прошло в небесах,

Ты не спал ни минуты, Осан,

Ты ухаживал за зерном,

Как мать за сынком-сосунком.

А под осень, когда поля

Пожелтели, открылась земля

И, как песня родная звеня,

Сказала: — Ты любишь меня,

Как любит орел небеса,

Мой хозяин, мой верный Осан!

Так прими ты мои дары,

Берегла их тебе я давно! —

И выросли две сестры —

Выросли две горы

От вершин до подножья — зерно.

Ох, Осан Кайгы онемел.

Он и слова сказать не смел,

Горел его светлый взор

У подножья невиданных гор.

Пел Осан. Шелестела трава,

Пел Осан и аулы звал

Не в песках у нужды ночевать,

А у хлебных гор кочевать.

Налетел, как песчаный буран,

Кара-бай, с ним мулла Бурган.

И урядник — с нагайкой в руке

И с кокардой на картузе.

Бай был бел, как могильная кость,

Вековая кипела в нем злость.

Он рукой на тебя указал,

Он, в лицо твое плюнув, сказал:

— Не тебя ли шайтан принес,

Презреннейший на земле?

Как свинья не увидит звезд,

Так зерна не видеть тебе! —

Лицо твое, добрый Осан,

Опоясал свистящий аркан,

Кровавый румянец залил

Щеки, Осан, твои.

Ты, избитый, упал у куста,

С тобой упала мечта,

А на ней проклятьем злым

Застыл плевок муллы.

Тебя утро омыло росой.

Солнца луч согрел теплотой,

Как сына родного, любя,

Приласкала степь тебя.

И мечта твоя вновь ожила,

И мечта тебя в даль повела

К просторам чудесной земли,

Где бы степи кедеям цвели.

Где же ты, Осан, где?

Мы искали тебя везде:

По набору на каждой узде,

По узору на каждом седле!

Ты приди, Осан, ты приди,

Ты на свой народ погляди!

Живет, Осан, твой народ,

Как мечта твоя, крепко живет!

И не снимут его с седла

Ни бог, ни бай, ни мулла!

Как седлу даны стремена,

Так родная земля отдана

Народу, Осан, твоему.

И, как дар дорогой, ему —

Хозяину светлой страны —

Приплод свой несут табуны.

Ты земли такой не видал,

Ты о ней только мечтал,

Ты хотел эту землю взять,

В свой дырявый чапан увязать,

За седло ремнем привязать

И к аулам родным умчать.

Где же ты, Осан? Весна

К нам пришла в дорогих цветах,

В колхозе сбылась она—

Вековая твоя мечта.

Прокляни же прошлое ты!

Он с нами живет, батырь,

Которого ты в веках

Искал, как мечту свою.

Только этот батырь и мог

Разбить вековой замок,

За которым бай и мулла

Хранили, как яблоки глаз,

Украденные у нас —

Счастье и радость степей!

Он батырь и он был — кедей!

Он велик. Слово его —

Сильней, чем устои гор!

Он собрал в себе слезы веков,

Он собрал в себе горе веков,

Он собрал в себе радость веков,

Он собрал в себе мудрость веков,

Он собрал в себе силу веков!

Его жизнь велика и проста,

Необъятна она, как мечта,

Он, как утро, над миром встает.

Его Сталиным мир зовет!

Посмотри на вершины гор,

Посмотри на степей простор,

На широкий огонь зари,

На становища посмотри.

По степям из конца в конец

Табуны дорогих овец

Оставляют свои следы.

В Каракол идут верблюды,

На Чимкент идут верблюды,

От Джаркента до Кзыл-Орды

Все колхозные верблюды.

А на пастбищах велики

Лошадей степных косяки.

Словно беркут, песня моя

Улетает вперед. Земля

На восток и на юг земля,

На закат, на север земля

Вся колхозная, вся моя!

Я — столетний жирши. Я стар,

Но люблю колхоз Ер-Назар,

И Чиен люблю, и Аяк:

В них счастливым живет казах.

И над ними, как в новый год,

Утро солнечное встает.

Кто принес это счастье к нам,

К Заилийским белым горам?

Я, столетний Джамбул-жирши,

Восклицаю от всей души:

Для казаха в любой колхоз

Это счастье Сталин принес.

Это имя, как солнца свет,

Сталин — словно горный рассвет,

Сталин — словно степной орел,

Счастье солнечное привел.

Он — великий и сильный друг.

Это счастье из сталинских рук

Взяли мы. И хотя я стар,

Но люблю колхоз Ер-Назар,

И Чиен люблю, и Аяк,

Где впервые понял казах,

Что над ним, словно в новый год,

Утро солнечное встает.

Эту песню поет жирши,

Эта песня от всей души!

Песнь моя, ты лети по аулам.

Слушайте, степи, акына Джамбула!

Много законов я в жизни знал,

От этих законов согнулась спина,

От этих законов темнела луна,

От этих законов слезы текли,

Глубокие складки на лбу залегли.

Законы аллаха, законы Аблая,

Законы кровавого Николая.

По этим законам детей отбирали,

По этим законам людей убивали.

Девушек наших, как скот, продавали.

По этим законам аулы редели.

По этим законам баи жирели

И крепко на народе сидели.

По этим законам гуляли, как смерч,

Бесправие, голод и смерть.

Песнь моя, ты лети по аулам..

Слушайте, степи, акына Джамбула!

Маленький след дорогу рождает.

Море из родника вырастает.

Из камня упругая сталь выходит.

Из слова рождается мудрость в народе.

От жизни счастливой рождаются дети —

Самые радостные на свете,

За ними в колхозе рождаются песни,

Всех песен красивей, всех песен чудесней.

Звени же, домбра, по колхозным аулам!

Слушайте, степи, акына Джамбула!

Слушайте, Кастек, Каскелен, Каракол,

Я славлю великий советский закон,

Закон, по которому радость приходит,

Закон, по которому степь плодородит,

Закон, по которому сердце поет,

Закон, по которому юность цветет,

Закон, по которому служит природа

Во славу и честь трудового народа.

Закон, по которому вольным джигитам

К подвигам смелым дорога открыта.

Закон, по которому в праздник наш

Овеяна славой родная Куляш,

Закон, по которому едут учиться

Дети аульные в школы столицы.

Закон, по которому все мы равны

В созвездии братских республик страны.

Пойте, акыны, пусть песни польются,

Пойте о Сталинской Конституции!

С песней, акыны, идите на сходы,

С песней о братстве великих народов,

С песней о родине нашей цветущей,

С песней, к труду и победам зовущей!

Заботой согрел миллионы сердец —

Сталин — мудрейший, любимый отец!