Юлий Осипович Цедербаум (Л. Мартов) родился 24 ноября 1873 г. в Константинополе (Стамбуле) в купеческой семье. После переезда семьи в Россию поступил в Петербургский университет, где в 1891 г. стал членом студенческого пропагандистского кружка. В 1892 г. был арестован и выслан в Вильно, где принимал участие в движении за создание Всеобщего еврейского рабочего союза (Бунд).
Возвратившись в Петербург, Л. Мартов возобновил кружковую работу и вскоре познакомился с В. И. Ульяновым (Лениным). Их сблизило общее понимание задач революционной борьбы, и осенью 1895 г. на совместном совещании Центральной группы петербургских марксистов, руководимой Лениным, и кружка Мартова была достигнута договоренность о создании единой общегородской организации. Своей целью новая организация ставила развертывание массовой политической агитации среди рабочих.
После ареста в ночь с 8 на 9 декабря 1895 г. В. И. Ленина и его ближайших товарищей Л. Мартов написал специальную прокламацию. «Союз борьбы за освобождение рабочего класса… — говорилось в ней, — будет продолжать свое дело. Полиция ошиблась в адресе. Арестами и высылками не подавят рабочего движения: стачки и борьба не прекратятся до тех пор, пока не будет достигнуто полное освобождение рабочего класса из-под гнета капитализма».[1] Этой прокламацией, размноженной на мимеографе и распространенной среди петербургских рабочих, было впервые заявлено о существовании в столице России революционной организации под названием «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».[2] По почину петербуржцев «Союзы борьбы» стали создаваться и в других городах страны.
Мартов был арестован 5 января 1896 г. и вместе с В. И. Лениным и другими товарищами осужден на ссылку в Восточную Сибирь. Перед отправкой туда, между 14 и 17 февраля 1897 г., семерым осужденным по делу петербургского «Союза борьбы» удалось собраться на совещание, которое было проведено в квартире Мартова. Участниками совещания были В. И. Ленин, Ю. О. Мартов, Г. М. Кржижановский, А. А. Ванеев, В. В. Старков, А. Л. Малченко, П. К. Запорожец.
Ленин отправился в ссылку раньше своих товарищей. 4 апреля он встречал поезд со ссыльными на красноярском вокзале и увиделся с ними, за что был подвергнут задержанию и допросу. В «Записках социал-демократа» Мартов подробно рассказал об этой и других его встречах с Лениным.
Владимир Ильич был направлен в Шушенское, а Мартов попал в Туруханск, где условия жизни оказались труднее. Ленин тяжело переживал за друга, о чем свидетельствуют его письма к родным, где то и дело встречаются такие строки: «Анатолия{38} и Юлия опять засадили в тюрьму: они не хотели ехать, не дождавшись навигации, и вот генерал-губернатор распорядился, чтобы они ждали в остроге!!» «От Юлия имел недавно письмо. Пишет, что перешел на новую квартиру, которая гораздо лучше старой, и устроился настолько сносно, что весь последний месяц мог работать: писал и отослал свою работу. Вот посмотрим, как-то проведет в Туруханске зиму». Через месяц, 21 декабря 1897 г., он сообщает родным: «Кстати, получил письмо от 29.X от Юлия. Пишет, что живет сносно, поселились все вместе (это гораздо удобнее и дешевле, и кухонная часть проще устроилась, конечно, на счет единственной ихней „дамы“), пособия получили, так что он высмотрит молодцом и ничуть не унывает». 8 марта 1898 г. Владимир Ильич вновь сообщает матери: «Юлий пишет из Туруханска, что живет сносно — парень не унывающий, к счастью!»[3]
Вскоре, однако, у Мартова начались неприятности. 14 июня 1898 г. Ленин сообщает Марии Александровне: «У Юлия в Туруханске вышла крайне грустная „история“: один из ссыльных (скандалист) поднял против него нелепо-дикие обвинения, последовал разрыв, пришлось разъехаться. Юлий живет теперь один, расхворался, развинтились нервы, не может работать. Упаси, господи, от „ссыльных колоний“! и ссыльных „историй“! Юлий просит отца хлопотать о его переводе куда бы то ни было в другое место».[4] В последующих письмах родным из ссылки Ленин постоянно информирует их о делах Мартова, о его самочувствии, настроении, работе.
У нас есть основания утверждать, что в не дошедшей до нас переписке в течение трех лет ссылки Ленин и Мартов касались не только (и, вероятно, не столько) вопросов быта, но и теории и практики революционной борьбы. Установлено, в частности, что Мартов присоединился к написанному Лениным в 1899 г. «Протесту российских социал-демократов» против «Credo» «экономистов». 17 октября 1899 г. Ленин пишет матери о том, что получил письмо от Мартова, в котором тот сообщил о появлении в одном из петербургских изданий разносной статьи М. Н. Энгельгардта о книге Владимира Ильича «Развитие капитализма в России».[5]
В воспоминаниях Н. К. Крупской о В. И. Ленине неоднократно упоминается его переписка с Мартовым, в частности по вопросу о создании «Искры». О деловой переписке по вопросам революционного движения рассказывает и сам Мартов в книге «Записки социал-демократа».[6]
В феврале — мае 1900 г. Ленин находился в Пскове, где завершал подготовительную работу по созданию «Искры». Туда к нему дважды приезжал Мартов, с которым согласовывались многочисленные вопросы, связанные с изданием газеты. Мартов принимал участие в историческом Псковском совещании в первых числах апреля 1900 г. и оставил ценное описание этого события, положившего начало самой революционной газете в России и во всем тогдашнем мире.
Читая письма Ленина конца 1900 — начала 1901 г., можно увидеть, с каким нетерпением он ждал за границей приезда Мартова, задерживавшегося в России, какие надежды возлагал на него в связи с изданием «Искры» и «Зари».
11 декабря 1900 г. Ленин пишет П. Б. Аксельроду о получении письма от Мартова, где тот сообщает, что «рвется» за границу, но разные обстоятельства задерживают его. Через три дня Ленин сообщает ему же, что Мартов должен приехать недели через две-три. 24 декабря Владимир Ильич пишет Аксельроду: «Алексей{39} не раньше 20.XII. ст. ст. освободится от своих препон и двинется». 3 января 1901 г. в письме В. П. Ногину: «В самом ближайшем будущем ждем сюда нашего полтавского друга» (Мартов жил в это время в Полтаве). В другом письме Ленин сообщает Ногину еще одну важную весть о Мартове: «Алексей выдал еще весной (sic!) деньги одной влиятельной организации на покупку (обещанных ими) чистых паспортных книжек, но пока ничего не получил». Из этого ясно, что Мартов начиная с весны 1900 г. готовил конспиративные дела для будущей газеты. 21 февраля 1901 г. Ленин сообщает Ногину: «Алексей скоро обещает приехать» — и 27 февраля Аксельроду: «Брат{40} пишет, что скоро приедет». Из письма Аксельроду от 11 марта того же года: «О 20-летии 1/III{41} хотел писать Алексей. Писал ли, — не знаю. Его скоро жду». Совершенно очевидно, что в пропавшей переписке Ленина с Мартовым шла речь и о литературных делах. 20 марта Ленин сообщает Аксельроду: «На днях ждем выехавших уже (наконец!) брата и нашего общего друга — фельда…»{42} [7]
Мартов приехал в Мюнхен между 24 марта и 6 апреля 1901 г. Такой вывод можно сделать из двух писем Ленина В. П. Ногину. В первом из них, от 23 марта, он писал: «Алексея жду на днях. Он получил паспорт и должен был выехать в конце прошлой недели», а в письме от 6 апреля сообщал: «Сейчас получили мы с Алексеем Ваше письмо о „Заре“».[8]
Ленинская «Искра» и журнал «Заря» сыграли огромную роль в создании РСДРП. Мартов принимал самое активное участие в этих изданиях, будучи одним из редакторов и самых активных авторов (он написал 39 статей, в том числе 9 передовых; Ленин — 32 статьи, из них 15 передовых). Мартову, кстати, принадлежит замечательный по своей остроте «Гимн новейшего русского социалиста», в котором едко высмеиваются взгляды «экономистов», их слепое преклонение перед стихийностью. «Гимн» впервые был опубликован в апреле 1901 г. в журнале «Заря» № 1 и подписан шаржированным псевдонимом — Нарцис Тупорылов. Текст его опубликован в первом томе «Истории КПСС» (с. 280―281).
Период ленинской «Искры» и «Зари» можно считать временем наибольшей близости Ленина и Мартова. Они вместе дружно и самозабвенно работали в редакции, вели переписку с корреспондентами, организовывали конспиративные связи, часто и подолгу беседовали. Сохранился очень живой рассказ об их общении в воспоминаниях Н. К. Крупской:
«В начале первого — после обеда — приходил Мартов, подходили и другие, шло так называемое заседание редакции. Мартов говорил не переставая, причем постоянно перескакивал с одной темы на другую. Он массу читал, откуда-то узнавал всегда целую кучу новостей, знал всех и вся. „Мартов — типичный журналист, — говорил про него не раз Владимир Ильич, — он чрезвычайно талантлив, все как-то хватает на лету, страшно впечатлителен, но ко всему легко относится“. Для „Искры“ Мартов был прямо незаменим. Владимир Ильич страшно уставал от этих ежедневных 5―6-часовых разговоров, делался от них совершенно болен, неработоспособен. Раз он попросил меня сходить к Мартову и попросить его не ходить к нам. Условились, что я буду ходить к Мартову, рассказывать ему о получаемых письмах, договариваться с ним. Из этого, однако, ничего не вышло, через два дня дело пошло по-старому. Мартов не мог жить без этих разговоров».[9]
Напомним, что Мартов был одним из тех немногих людей, с которыми Ленин был дружески на «ты».[10]
Однако именно в этот период наибольшей близости выявились первые серьезные разногласия между ними по ряду теоретических и практических вопросов революционного движения. Это особенно проявилось при разработке программы РСДРП. Мартов (вместе с Плехановым и Аксельродом) резко выступал против тезиса Ленина о национализации земли. За этим расхождением крылось по сути дела несогласие по вопросу о руководящей роли пролетариата в демократической революции, об основах союза рабочего класса и крестьянства. Яростные споры разгорелись по поводу индивидуального террора: Ленин был решительным его противником, Мартов же условно допускал применение террора.
Программные вопросы — аграрный, национальный и другие — вызывали ожесточенные дискуссии в редакции. Но следует заметить, что Мартов в то время чаще всего выступал на стороне Ленина. Голоса обычно разделялись так: с одной стороны — Ленин, Мартов и Потресов, с другой — Плеханов, Аксельрод и Засулич.
Однако расхождения между позициями Ленина и Мартова были отнюдь не редкими. Так, Мартов вопреки доводам Ленина о назревшей необходимости созыва II съезда РСДРП, пасуя перед возникшими трудностями, предлагал временно отказаться от идеи общепартийного съезда, заменив его съездом искровцев. Возникали между ними споры и по поводу публикации некоторых статей в «Искре» и «Заре». Так было, в частности, при обсуждении довольно путаной статьи Ю. М. Стеклова (Невзорова) «Социал-демократия как носительница национального освобождения». Не в соответствии с обычной раскладкой голосов против ее публикации выступили Ленин и Плеханов, за публикацию — Мартов и Потресов. Дело кончилось тем, что статья все же была опубликована в «Заре», № 2―3, за 1901 г.
История столкновения и раскола на II съезде партии — тема особая. Напомним лишь о главном.
Принципиальные разногласия выявились, как известно, при обсуждении первого параграфа устава партии, проект которого был предложен Мартовым. Ленин решительно возражал против него, но при голосовании ленинская формулировка была отклонена. Однако окончательно большинство и меньшинство на съезде определилось при выборах центральных органов. Сторонники Ленина положили начало большевистской партии, сторонники Мартова — меньшевистской.
Не желая, чтобы разногласия между большевиками и меньшевиками привели к полному разрыву между прежними единомышленниками, Ленин в ходе съезда пытался воздействовать на Мартова через близких ему людей (тульского рабочего С. И. Степанова, И. X. Лалаянца). Так было, например, когда Мартов отказался войти в состав новой редакции ЦО партии.
Насколько тяжело Ленин переживал раскол и как стремился избежать его, видно из письма А. Н. Потресову от 13 сентября 1903 г.: «И вот, я спрашиваю себя: из-за чего же, в самом деле, мы разойдемся так на всю жизнь врагами? Я перебираю все события и впечатления съезда, я сознаю, что часто поступал и действовал в страшном раздражении, „бешено“, я охотно готов признать пред кем угодно эту свою вину, — если следует назвать виной то, что́ естественно вызвано было атмосферой, реакцией, репликой, борьбой etc. Но, смотря без всякого бешенства теперь на достигнутые результаты, на осуществленное посредством бешеной борьбы, я решительно не могу видеть в результатах ничего, ровно ничего вредного для партии и абсолютно ничего обидного или оскорбительного для меньшинства».[12]
Однако все попытки образумить Мартова закончились неудачей, и раскол стал реальным фактом.
Вся дальнейшая история отношений Ленина и Мартова является отражением той борьбы, которая велась на протяжении многих лет между большевиками и меньшевиками и которая хорошо известна. Нам бы хотелось обратить внимание лишь на те некоторые детали этой борьбы, которые выявляются при изучении ленинских писем.
Одним из немаловажных пунктов обвинения Лениным Мартова была склонность последнего смешивать личные вопросы с политическими. Ленин указал на это в письме А. М. Калмыковой от 30 сентября 1908 г. Напомнив ей о случае, когда Мартов и его единомышленники «засудили» человека, по выражению Ленина, «политически» за историю чисто личного свойства (о ком шла речь, установить не удалось), Ленин писал: «А ведь это случай совсем, совсем типичный. Ведь и теперь — корень тот же, то же смешение личного и политического, то же заподозривание нас в желании запятнать лично, хотя мы только отодвигаем (и передвигаем) политически. И когда Вы мне напоминаете: вина должна быть и у Вас, — я отвечаю: личной не думаю и отрицать, но корректива политического требовать за сие не доводится».[13] Ленин и позднее неоднократно обвинял Мартова в том, что тот путает личное с политическим с целью дискредитации большевиков.
Конец 1903 г. и начало 1904 г. — один из самых тяжелых периодов в жизни Владимира Ильича. Одна из причин этого, несомненно, разрыв с Мартовым, хотя раскол с меньшевиками Ленин все больше осознает как неизбежный и принципиальный.
Н. К. Крупская вспоминала: «Ему чрезвычайно трудно было рвать с Мартовым. Период питерской работы, период работы в старой „Искре“ тесно связывал их. Впечатлительный до крайности, Мартов умел в те времена чутко подхватывать мысли Ильича и талантливо развивать их. Потом Владимир Ильич яростно боролся с меньшевиками, но каждый раз, когда линия Мартова хоть чуточку выпрямлялась, у него просыпалось старое отношение к Мартову».[14]
Одной из самых серьезных попыток Ленина спасти партию от окончательного раскола можно считать его письмо в редакцию «Искры» от 12 декабря 1903 г. В нем Ленин писал: «Я считаю своим долгом перед партией последний раз просить редакцию ЦО о том, чтобы побудить оппозицию подписать добрый мир на началах искреннего признания обеими сторонами обоих центров и прекращения взаимных усобиц, делающих невозможной никакую совместную работу».[15]
Призыв этот не возымел действия, и борьба разгоралась все жарче. Она выплеснулась далеко за пределы ЦК и редакции «Искры», захватывая все более широкие круги рядовых членов РСДРП.
Революция 1905―1907 гг. с особой ясностью показала, какой громадный вред пролетарскому движению приносит этот раскол. Было совершенно очевидно, что нужно искать пути для совместных действий. Между тем состоявшийся весной 1905 г. III съезд большевиков и происходившая почти одновременно с ним Женевская конференция меньшевиков, обсуждавшие близкие по своему характеру вопросы теории и практики, пришли к совершенно разным выводам и рекомендовали своим организациям и отдельным членам разные лозунги и практическую деятельность. Сущность этих расхождений изложена в работе В. И. Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции», и мы их не будем касаться. Укажем лишь, что распри между большевиками и меньшевиками встречали недоумение, а иногда и прямое недовольство наиболее сознательных рабочих, которые ясно видели губительность их для борьбы с самодержавием. Декабрьское вооруженное восстание 1905 г. и его разгром наглядно показали жизненную необходимость единства РСДРП.
Еще до IV (Объединительного) съезда весной 1906 г. началась фактическая совместная работа большевиков и меньшевиков. Так, например, 7 февраля 1906 г. в Петербурге вышел первый номер объединенного Центрального Органа — «Партийные известия», в редакцию которого вошли Ленин и Мартов.
Заметно меняется в это время тональность отзывов Ленина о Мартове. Если в письмах 1904―1905 гг. можно встретить такие резкие выражение, как «мартовское вранье», «пошлость Мартова и др.», «А Мартов и Ко истеричничают» и т. п., то в выступлениях Ленина 1906 г. отзывы о Мартове значительно сдержаннее.
Стенографические протоколы IV съезда показывают, что, хотя на съезде происходили серьезные дискуссии между Лениным и Мартовым, велись они в спокойном и уважительном тоне. Так же прошла дискуссия и на V съезде РСДРП в феврале — марте 1907 г.
Положение меняется по мере появления и развития ликвидаторства и отзовизма, отрекавшихся от идей революционной социал-демократии. Мартов стал одним из ведущих представителей ликвидаторства, и это не могло не отразиться на отношении к нему Ленина. В ходе борьбы ликвидаторов против большевиков Мартов допускал приемы, один из которых Ленин характеризовал как «подлую выходку меньшевика против большевика, попавшего в тюрьму». Дело было в следующем. Н. А. Семашко был арестован в Женеве по обвинению в участии в экспроприационном акте, происшедшем в Тифлисе. Мартов по этому поводу поместил в газете «Бернский часовой» заявление, в котором говорилось, что Семашко не был делегатом Штутгартского конгресса, а просто являлся журналистом. Ленин был возмущен этим шагом Мартова и 2 февраля 1908 г. писал А. М. Горькому: «Подлость тут в том, что косвенно якобы отряхается прах, отрекается социал-демократия от Семашко!»[16]
Конфликт осложнялся еще и тем, что в это же время появилось сообщение меньшевиков о том, что они начинают издавать свой журнал — «Голос социал-демократа», во главе которого стоял Мартов. Складывается чрезвычайно сложная обстановка. По решению V (Лондонского) съезда партии издавалась нелегальная газета «Социал-демократ», в редакцию которой входили Ленин и Мартов. Газета считалась официальным органом РСДРП, но одновременно с ней издавалась нелегальная большевистская газета «Пролетарий», основанная еще в 1906 г. Таким образом, вместе сотрудничая в газете «Социал-демократ», Ленин и Мартов в то же время вели между собой дискуссии (точнее, они велись между большевиками и меньшевиками) на страницах других изданий. Вполне понятно, что сообщение о выходе журнала меньшевиков-ликвидаторов обострило борьбу (Ленин это предсказывал в письме Горькому от 13 февраля 1908 г.). Добавим к сказанному, что Плеханов, входивший первоначально в состав редакции этого журнала, в 1909 г. вышел из нее, и «Голос социал-демократа» окончательно определился как идейный центр ликвидаторства.
Основным полем брани между большевиками и меньшевиками явился ЦО РСДРП «Социал-демократ». Борьба эта принимала разные формы. Часто она выливалась в ожесточенные споры — помещать или не помещать в газету ту или иную статью. Порой приходилось идти на компромиссы. Типичным примером этого может служить история с публикацией статьи Мартова «За что бороться?», написанной с явно выраженной меньшевистско-ликвидаторской позиции. Ленин был решительно против, но меньшевистская часть редакции настаивала на ее публикации. В конце концов было принято решение публиковать статью Мартова с условием, что в том же номере будет напечатана статья Ленина «Цель борьбы пролетариата в нашей революции», которая являлась ответом на статью Мартова, и с примечанием редакции: «На затронутые в настоящей статье т. Л. Мартова вопросы дает ответ статья тов. Ленина, к существу которой редакция присоединяется».[17]
По мнению Н. К. Крупской, в период совместной работы Ленина и Мартова в «Социал-демократе» они снова сблизились. Она писала: «Так было, например, в 1910 г. в Париже, когда Мартов и Владимир Ильич работали вместе в редакции „Социал-демократа“. Приходя из редакции, Владимир Ильич не раз рассказывал довольным тоном, что Мартов берет правильную линию, выступает даже против Дана».[18] Нам кажется, однако, что это правильнее было бы отнести к 1909 г. Дело в том, что в январе 1910 г. состоялся в Париже пленум ЦК РСДРП, на котором вновь разгорелись споры большевиков с ликвидаторами. Формально удалось договориться о единстве, но в действительности ликвидаторы продолжали свою дезорганизаторскую работу.
В письме в ЦК РСДРП, написанном около 2 мая 1910 г., Ленин так описывал положение дела: «Только первые два заседания редакции ЦО после пленума давали нам надежду на возможность совместной работы с тт. Мартовым и Даном. Согласие т. Мартова с письмом ЦК о конференции (см. № 11 ЦО. Мартов подписал это письмо) свидетельствовало безусловно о его стремлении лояльно выполнять решения пленума. Другой тон ранее всего был взят т. Даном, который объявил передовицу № 11 ЦО{43} вредною и при нас обвинил Мартова в центральноорганском оппортунизме. Для нас уже из этого стало ясно, что ярые голосовцы считают Мартова „оппортунистом“ в смысле его податливости к решениям партии и что весь вопрос сводится к тому, поддастся ли Мартов их натиску. Статья Мартова „На верном пути“ показала, что да».[19]
Ленин считал, что эти события свидетельствовали «о начале войны». Так оно и оказалось.
До поры до времени эта война велась без особой огласки. Но в сентябре 1910 г. в журнале германской социал-демократии появилась статья Л. Мартова, в которой извращалось содержание внутрипартийной борьбы в период революции 1905―1907 гг. и допускалась клевета на большевиков. Ответом на это явилась статья В. И. Ленина «Исторический смысл внутрипартийной борьбы в России», в которой разоблачалась фальшь указанной статьи. (Ленин хотел опубликовать свою статью в газетах немецких социал-демократов, но его попытка закончилась неудачей, и статья появилась только весной 1911 г. в приложении к Центральному Органу РСДРП — «Дискуссионном листке» № 3.)
Конфликты в редакции «Социал-демократа» продолжались. В ноябре 1910 г. при обсуждении статьи Ленина «О демонстрации по поводу смерти Муромцева» и статьи Д. Благоева, направленной против Троцкого, дело дошло до того, что Ленин вынужден был уйти с заседания, объяснив свой поступок антипартийным и клеветническим поведением Мартова и Дана.[20]
Из данных Биохроники видно, что в ЦПА имеются неопубликованные документы о двух заседаниях редакции «Социал-демократа»: в декабре 1910 и в июне 1911 г. На первом из них Ленину поручалось написать ответ на статью Мартова «Куда пришли»; на втором — по поводу заявления Мартова и Дана об их уходе из редакции. Подробности этих заседаний неизвестны.[21] Можно лишь утверждать, что перед вторым заседанием разрыв с Мартовым был уже предопределен. Это видно из письма Ленина Горькому от 27 мая 1911 г.: «Объединение наше с меньшевиками вроде Мартова абсолютно безнадежно, как я Вам здесь и говорил. Ежели мы станем учинять „съезд“ для столь безнадежного плана, — выйдет один срам (я лично даже на совещание с Мартовым не пойду)».[22]
В ходе все обострявшейся «войны» Мартов и Ленин в пылу спора допускали чрезмерные резкости и обвинения. Мартов, например, опускался до обвинения Ленина в обмане Интернационала и в других смертных грехах. Он издал брошюру «Спасатели или упразднители? (Кто и как разрушал РСДРП)», в которой обливал грязью Ленина и большевиков. Ленин резко осудил Мартова и его брошюру. Она была настолько возмутительна, что даже К. Каутский назвал ее «отвратительной».[23] К числу, однако, слишком уж резких обвинений Ленина против Мартова следует, как нам кажется, отнести такую филиппику из написанной Лениным в июне 1911 г. резолюции II Парижской группы РСДРП о положении дел в партии: «Что касается до таких приемов борьбы заграничных ликвидаторов против РСДРП, как политический шантаж и поставка информации в охранку, — чем занялся г-н Мартов при помощи редакции „Голоса“, — то собрание клеймит презрением подобные произведения, на которые достаточно указать, чтобы вызвать отвращение к ним у всех порядочных людей».[24] Обвинение Мартова в том, что он своими действиями «помогает охранке», Ленин повторил в статье «О новой фракции примиренцев или добродетельных», опубликованной в газете «Социал-демократ», № 24, от 18 (31) октября 1911 г.[25]
Бывали случаи, когда резкая критика Мартова и упреки в клевете и недобросовестности позднее не подтверждались. Показательна в этом плане история с провокатором Р. В. Малиновским. Еще в 1906 г. он примкнул к рабочему движению, а с 1907 г. добровольно давал сведения полиции. С 1910 г. Малиновский был зачислен секретным агентом царской охранки. Ничего этого не подозревая, большевики избрали его на Пражской конференции в состав ЦК. Он стал депутатом Государственной думы. Слухи о его провокаторской деятельности начали распространяться еще в 1911 г. В 1914 г. под угрозой разоблачения Малиновский сложил с себя депутатские полномочия и скрылся за границу. Большевики осудили этот его поступок. «Мы дезертира судили, беспощадно осуждаем и осудили его. И точка. Дело кончено»,[26] — писал Ленин в июне 1914 г. Тогда большевики еще не знали о предательстве Малиновского и восприняли намек ликвидаторов во главе с Мартовым на провокаторство Малиновского как стремление бросить тень на большевиков. В связи с этим Ленин писал: «Наш ЦК заявил, что он ручается за Малиновского, расследовал слухи и ручается за бесчестное клеветничество Дана и Мартова».[26]
В 1962 г. вышел 32-й том Полного собрания сочинений В. И. Ленина, где впервые опубликованы хранящиеся в ЦПА документы — показания Ленина в связи с деятельностью Чрезвычайной следственной комиссии для расследования преступлений царской власти. 26 мая 1917 г. Ленин, привлеченный в качестве свидетеля по делу Малиновского, писал: «Я слышал, что в Москве в эпоху приблизительно 1911 года возникали подозрения насчет политической честности Малиновского, а нам эти подозрения в особенно определенной форме были сообщены после его внезапного ухода из Государственной думы весной 1914 г. Что касается до московских слухов, они относились ко времени, когда „шпиономания“ доходила до кульминационного пункта, и ни одного факта, хоть сколько-нибудь допускавшего проверку, не сообщалось. После ухода Малиновского мы назначили комиссию для расследования подозрений (Зиновьев, Ганецкий и я). Мы допросили немало свидетелей, устроили очные ставки с Малиновским, исписали не одну сотню страниц протоколами этих показаний (к сожалению, из-за войны многое погибло или застряло в Кракове). Решительно никаких доказательств ни один член комиссии открыть не мог. Малиновский объяснил нам свой уход тем, что не мог дольше скрывать своей личной истории, заставившей его переменить имя, что история эта связана-де была с женской честью, что история имела место задолго до его женитьбы, он назвал нам ряд свидетелей, в Варшаве и в Казани, между прочим, одного, помнится, профессора Казанского университета. История казалась нам правдоподобной, бурный темперамент Малиновского придавал ей обличие вероятности, оглашать такого рода дела мы считали не нашим делом. Свидетелей мы постановили вызвать в Краков или послать к ним агентов комиссии в Россию. Война помешала этому. Но общее убеждение всех трех членов комиссии сводилось к тому, что Малиновский не провокатор, и мы заявили это в печати».{44} [27]
Таким образом, и Ленин и двое других членов комиссии ошиблись: провокаторство Малиновского уже в июне 1917 г. подтвердилось. Обвинение Мартова и др. в клевете оказалось несостоятельным.
Мы сообщаем эти факты, чтобы показать, что ничто человеческое не было чуждо Владимиру Ильичу, в том числе и ошибки. Важно, однако, то, что он имел мужество признавать их и не уклоняться от ответственности.
Мировая война еще больше обострила борьбу между большевиками и меньшевиками. Мартов, правда, не примкнул к социал-шовинистам, которые пошли на измену принципам интернационализма и оказались в лагере буржуазии. Он даже разоблачал царское правительство и российскую буржуазию, критиковал явных социал-шовинистов. Но он не был последователен в своих взглядах и действиях, и потому у В. И. Ленина были все основания писать 17 октября А. Г. Шляпникову: «Мартов всех приличнее в „Голосе“. Но устоит ли Мартов? Не верю».[28] Эти сомнения проглядывают и в других письмах Ленина конца 1914 г.
Но позиция Мартова в это время импонировала Ленину. Выступая 1 (14) октября 1914 г. в Лозанне, он говорил: «Чем чаще и сильнее я расходился с Мартовым, тем определеннее я должен сказать, что этот писатель делает теперь именно то, что должен делать социал-демократ. Он критикует свое правительство, он разоблачает свою буржуазию, он ругает своих министров».[29]
Отношение большевиков к Мартову и мартовцам в этот период Ленин так оценивает позднее в своей книге «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме», вышедшей в 1920 г.: «Во время войны мы заключили некоторый компромисс с „каутскианцами“, левыми меньшевиками (Мартов) и частью „социалистов-революционеров“ (Чернов, Натансон), заседая вместе с ними в Циммервальде и Кинтале и выпуская общие манифесты, но мы не прекращали и не ослабляли никогда идейно-политической борьбы с „каутскианцами“, Мартовым и Черновым…»[30]
3 (16) декабря 1914 г. Ленин присутствовал в Берне на обсуждении реферата Мартова «Война и кризис социализма». Выступая с критикой позиции Мартова, Владимир Ильич заметил, что докладчик повернул к социал-шовинизму. Об этом Ленин постоянно пишет с явным сожалением Г. Е. Зиновьеву, А. Г. Шляпникову, И. Ф. Арманд и другим товарищам в течение 1915―1916 гг. При всем том можно заметить, что в письмах, устных и печатных выступлениях Ленина, где он решительно критикует Мартова, нет той резкости, которая встречалась до этого. Н. К. Крупская писала: «В частных разговорах Ильич не раз говорил, как бы хорошо было, если бы Мартов совсем перешел к нам. Но Ильич плохо верил, что Мартов удержится на занятой им позиции. Он знал, как поддается Мартов чужим влияниям».[31]
Перед Февральской революцией Мартов заметно разошелся с большинством меньшевиков по вопросам об отношении к военно-промышленным комитетам, к лозунгу «защиты отечества» и др. Ленин, конечно, знал об этом, но считал, что Мартов не до конца порвал с оборонцами, и критиковал его за это. В то же время в статье «Поворот в мировой политике», опубликованной 31 января 1917 г., Ленин подчеркивал, что Мартов с презрением отворачивается теперь от таких правых деятелей меньшевистской партии, как Потресов, Маслов и др.[32]
2 (15) марта 1917 г. Ленин получил известие о победе революции в России и стал рваться на родину. Через несколько дней на частном совещании российских партийных центров в Берне Мартов выдвинул план переезда эмигрантов через Германию в обмен на интернированных в России немцев. В тот же день Ленин написал В. А. Карпинскому: «План Мартова хорош: за него надо хлопотать, только мы (и Вы) не можем делать этого прямо. Нас заподозрят».[33] Далее в письме Ленин излагает план действий.
Уезжая в Россию, Ленин прекрасно понимал, что большевиков ждет на родине отчаянная борьба не только с Временным правительством, но и с многочисленными противниками из лагеря мелкобуржуазных партий — оборонцами. 12 апреля он писал Я. С. Ганецкому и К. Б. Радеку: «Буржуазия (+Плеханов) бешено травят нас за проезд через Германию. Пытаются натравить солдат. Пока не удается: есть сторонники и верные».[34] В числе тех, кто не участвовал в этой травле, Ленин называет «малую частичку друзей Мартова».
Заметное сближение Мартова и некоторых его сторонников с большевиками нашло отражение в работе VII (Апрельской) конференции РСДРП 24―29 апреля 1917 г., на которой была принята написанная Лениным резолюция «Об объединении интернационалистов против мелкобуржуазного оборонческого блока». Конференция постановила: «…признать сближение и объединение с группами и течениями, на деле стоящими на почве интернационализма, необходимым на основе разрыва с политикой мелкобуржуазной измены социализму».[35] Однако на полный разрыв со своими друзьями-оборонцами меньшевики-интернационалисты во главе с Мартовым не пошли, оставшись тем самым в рядах противников социалистической революции.
В июльские дни 1917 г., когда усилилась контрреволюционная травля Ленина и даже предпринимались попытки его физического уничтожения, Мартов оказался одним из его идейных противников, которые ни в коей мере не поддерживали этой травли.[36]
К сожалению, нам мало известно о деятельности Мартова в июльские дни. В статье В. И. Ленина «О конституционных иллюзиях», написанной 26 июля, есть упоминание о том, что Мартов повторял «мещанские хныканья по поводу 4-го июля».[37] Как бы раскрывая суть этого «хныканья», Ленин 19 августа 1917 г. публикует в «Пролетарии» статью «За деревьями не видят леса», где детально анализирует и критикует теоретические взгляды и практическую деятельность Мартова, которого называет одним «из наиболее „левых“, из наиболее революционных, из наиболее сознательных и искусных» публицистов мелкобуржуазной массы, считая, что «полезнее разобрать как раз его рассуждения, чем какого-нибудь кокетничающего пустым набором слов Чернова или тупицы Церетели».[38] Ленин показывает несостоятельность Мартова в оценке современного момента, в отношении к Временному правительству и лозунгу «Вся власть Советам», к отсрочке созыва Учредительного собрания и др. Разоблачая прокадетскую, контрреволюционную политику Временного правительства, Ленин пишет: «И Мартов не видит, где главный штаб буржуазной контрреволюции… Поистине — за деревьями не видят леса».[39]
Вместе с тем Ленин одобрительно отозвался о подготовленной Мартовым резолюции об отмене смертной казни на фронте, которая обсуждалась на пленарном заседании Петроградского Совета 18 августа 1917 г.[40]
В своих выступлениях накануне Октября Ленин неоднократно критикует Мартова за его сотрудничество с Церетели, за позицию в отношении к Циммервальдскому объединению социалистов, большинство которого состояло в то время из оппортунистов. Вместе с тем Владимир Ильич одобрительно отзывается о позициях Мартова в развитии интернационалистского течения по вопросу о Советах рабочих депутатов и др.[41]
Постоянные колебания Мартова определили его отрицательное отношение к Октябрьской революции. С полной очевидностью это проявилось уже во время конфликта большевиков с Всероссийским исполнительным комитетом железнодорожного профсоюза (Викжель), который требовал многопартийного правительства, т. е. разделения власти с соглашательскими мелкобуржуазными партиями. 3 ноября 1917 г. на совещании при Викжеле, где шли переговоры о создании так называемого «однородного социалистического правительства», Мартов и его единомышленник Р. Абрамович предъявили ультиматум: никаких переговоров, пока Советское правительство не прекратит арестов и закрытия буржуазных газет, Ленин резко осудил этот ультиматум, объявив его антипролетарским и контрреволюционным.[42]
Многократно Ленин критикует Мартова в своих устных и печатных выступлениях 1918 г. по вопросам о Брестском мире, Учредительном собрании, об очередных задачах Советской власти и Советах вообще и др.
Несмотря на крайнюю занятость, Ленин внимательно следит за выступлениями Мартова даже в заграничной печати. Узнав о появлении в журнале каутскианцев «Sozialistische Auslandspolitik», выходившем в Берлине, статьи Мартова «Маркс и проблема диктатуры пролетариата» (июль 1918 г.), Ленин просит нашего полпреда в Германии А. А. Иоффе прислать этот номер журнала, подчеркивая: «Такие вещи надо бы посылать тотчас».[43]
Ленин внимательно следил за публикациями Мартова и в 1919 г. Занимая левую позицию среди меньшевиков, Мартов в то же время не выступал решительно против демагогических, антисоветских по сути актов этой партии. Так, например, когда, используя тяжелое продовольственное и денежное положение в стране, меньшевики организовали забастовку рабочих тульских оружейного и патронного заводов, Мартов выступил против подстрекательских действий правых меньшевиков, но решительной борьбы против них не повел, за что был осужден Лениным.[44]
Ленин подверг беспощадной критике Мартова за его поведение в период борьбы с деникинщиной. В статье «Все на борьбу с Деникиным!» Ленин в июле 1919 г. писал: «Мартов, Вольский{45} и Ко мнят себя „выше“ обеих борющихся сторон, мнят себя способными создать „третью сторону“. Это желание, будь оно даже искренне, остается иллюзией мелкобуржуазного демократа, который и теперь еще, 70 лет спустя после 1848 года, не научился азбуке, именно, что в капиталистической среде возможна либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата и невозможно существовать ничему третьему. Мартовы и Ко, видимо, умрут с этой иллюзией. Это их дело. А наше дело помнить, что на практике неизбежны колебания подобной публики, сегодня к Деникину, завтра к большевикам».[45]
Еще более резко Ленин осудил Мартова за статью «Мировой большевизм», опубликованную в меньшевистском журнале «Мысль» в апреле — июле 1919 г. Установлено, что Ленин предполагал написать большую работу, из семи глав, в которой собирался подвергнуть критике Мартова и его единомышленников по вопросам о гражданской войне, об отношении к Антанте и др. Статья не была закончена, сохранились лишь две главы: «Лакеи» и «Гражданская война», где детально разбираются ошибки Мартова и его деятельность, которая квалифицируется как лакейство перед буржуазией, подлость и ренегатство.[46] Не менее разгромной критике Ленин подверг Мартова в статье «Как буржуазия использует ренегатов», напечатанной в журнале «Коммунистический Интернационал», № 5, за сентябрь того же года.[47]
Последним выступлением Ленина против Мартова в 1919 г. было, видимо, его заключительное слово по докладу ВЦИК (Мартов был членом ВЦИК) и Совнаркома на VII Всероссийском съезде Советов 6 декабря, в котором он критиковал речь и декларацию Мартова по вопросу о терроре, о статусе и деятельности ВЧК и др.[48]
Во второй половине февраля — начале марта 1920 г. состоялись выборы в Московский Совет рабочих и красноармейских депутатов, куда вошло 3 процента от его состава (46 человек) меньшевиков, в том числе Ю. О. Мартов и Ф. И. Дан. На записке председателя Моссовета Каменева, присланной по этому поводу, Ленин написал: «По-моему, Вы должны „загонять“ их практическими поручениями: Дан — санучастки, Мартов — контроль за столовыми».[49] Странное занятие для опытных профессиональных политиков… Но, видимо, в тот момент Владимир Ильич не считал возможным доверить более серьезное дело в системе Советской власти лидерам обанкротившегося меньшевизма.
К концу января 1920 г. относится документ, хранящийся в ЦПА, который требует дальнейшего исследования. По данным Биохроники, ранее 24 января этого года Ленин, ознакомившись с телеграммой заместителя управделами Реввоенсовета 5-й армии Восточного фронта П. Е. Померанцева по вопросу образования буферного государства на территории Восточной Сибири, пишет записку секретарю ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинскому: «Пожалуй, передать Мартову. Опросить всех членов Политбюро. Ленин».[50] Подробности этого дела пока не удалось выяснить. Можно лишь предположить, что политический опыт Мартова мог пригодиться при создании буржуазно-демократической по форме Дальневосточной республики (ДВР).
Требует исследования и такое место из Биохроники: «Март, позднее 13 [1920 г.]. Ленин знакомится с „Тезисами Мартова на меньшевистской конференции“ 13 марта 1920 г., направленными Ленину Наркоминделом; на конверте делает подчеркивания, зачеркивания и пишет: „Sic! Тезисы Мартова“». То же относится и к записи не ранее 17 мая 1920 г.: «Ленин знакомится с тезисами Мартова „Платформа всем марксистским социалистическим партиям“, принятыми на съезде меньшевиков; на препроводительном письме сотрудника ВЧК М. И. Лациса в Секретариат ЦК РКП(б) от 17 мая 1920 г. делает пометку: „В архив о меньшевиках“».[51]
29 июня 1920 г. Ленин получает письмо А. М. Горького от 26 июня о том, что среди отправляемых им за границу для издания рукописей имеются мемуары Л. Мартова и В. М. Чернова, которые Наркоминдел может не пропустить, и отзыв Горького о них; Ленин направляет письмо и отзыв заместителю наркома иностранных дел Л. М. Карахану с запиской: «т. Карахан! т. Каменев просит показать ему брошюры Чернова и Мартова. Устройте это поскорее и поаккуратнее. Ваш Ленин. Р. S. Верните мне прилагаемое».{46} [52]
Ленин продолжает следить за устными и печатными выступлениями Мартова. Установлено, что 14 декабря 1920 г. он ознакомился с присланным ему Г. В. Чичериным интервью Мартова корреспонденту нью-йоркской газеты «Новое русское слово».[52]
Выступая на VIII Всероссийском съезде Советов 23 декабря 1920 г., Ленин анализирует речь Мартова на съезде немецких независимых в Галле, указывая, что ее содержание пришлось по вкусу «самой реакционной и империалистической печати».[53]
В 1920 г. Мартов эмигрировал за границу. Сделано это было с ведома и разрешения компетентных советских органов. В своей известной брошюре «О продовольственном налоге» (апрель 1921 г.) Ленин заметил: «…мы охотно пустили Мартова за границу».[54]
В связи с появлением этой брошюры произошла любопытная история, связанная с И. М. Майским (будущим академиком и видным советским дипломатом), ставшая известной благодаря следующему письму Ленина в редакцию газеты «Известия ВЦИК»:
«Мне случилось в последнее время упоминать имя бывшего меньшевика И. Майского, который был министром при Колчаке. Тов. И. Майский в письме ко мне протестует против смешения его с Мартовыми и Черновыми и указывает, что он, Майский, теперь уже член РКП и работает на советской должности в Омске в качестве заведующего экономическим отделом Сибревкома. Считаю долгом довести до сведения читающей публики это указание тов. И. Майского. Н. Ленин. 1.VI. 1921».[55]
Поселившись в Германии, Мартов начал издавать в 1921 г. журнал «Социалистический вестник», который вел антибольшевистскую пропаганду, но в то же время содержал полезную информацию. Ленин следил за этим журналом и резко полемизировал с некоторыми статьями Мартова, например, о Кронштадтском мятеже.[56] Видимо, из этого же источника Ленин узнал о «бешеной агитации» Мартова против советизации Грузии, о чем он предупреждал Г. К. Орджоникидзе в телеграмме от 18 апреля 1921 г.[57]
Ленин до последних дней продолжал интересоваться жизнью и деятельностью своего бывшего друга и многолетнего противника.
Мартов умер в Германии 4 апреля 1923 г. Н. К. Крупская вспоминала: «Когда Владимир Ильич был уже тяжело болен, он мне как-то грустно сказал: „Вот и Мартов тоже, говорят, умирает“». Крупская рассказывает, что незадолго до смерти Ленин «в связи с Аксельродом спросил о Мартове. Я сделала вид, что не поняла. На другой день он спустился вниз в библиотеку, в эмигрантских газетах разыскал сообщение о смерти Мартова и укорительно показал мне». Из хранящихся в ЦПА материалов видно, что этот эпизод произошел между августом и 6 ноября 1923 г.[58]
Сейчас наступило великое время восстановления исторической истины и прежде всего высветления всей исторической правды об отечественной политической истории XX века. Переосмысливаются факты, пересматриваются оценки. И это уже коснулось личности и деятельности Ю. О. Мартова, его сложных взаимоотношений с В. И. Лениным. «Несмотря на яростное внутрипартийное соперничество, — пишет современный публицист, — Ленин испытывал к этому человеку глубокую привязанность и любовь, которые он сохранил до последних дней своей жизни. Да и сама их жизнь переплелась в такой причудливый и трагический клубок, что распутать его даже и теперь, когда из запасников истории к нам возвращаются спрятанные звенья, не так-то просто. Нетерпимость первых лет революции требовала раскалывать, рвать, резать. Но рвать чаще всего приходилось по живому…».[59] И вот уже вызревает новый эскиз к историческому портрету ленинского друга-противника, обозначенный этим же публицистом: «… в „мемориале“ русской демократии достойное место должен занять и непременно займет революционер с незапятнанной совестью и руками, социал-демократ самой чистой пробы — Юлий Осипович Мартов».[60]